Себя мы без прикрас
Покажем в схватке бранной,
Нос к носу всякий раз
Сходясь у двери ванной.
Й.
До города Иштван добрался спустя демонову кучу пар часов, причем академических. В маленький, всего на пять постояльцев, пансион мадам Эпине «Белый жасмин, комнаты с домашней кухней», где он жил с момента своего приезда в Бьор полтора года назад, Иштван ввалился дико злой, крайне усталый и весь облепленный загородной пылью и пыльцой цветущих одуванчиков, в полях которых отдыхал по дороге. И, главное, так и не имея вразумительного плана, как будет спасать принцессу Аннель от деспота отца, оказавшегося таким ограниченным ретроградом.
«Белый жасмин» встретил его благодатной домашней атмосферой безмятежного спокойствия и струящимися из кухни, где мадам Эпине колдовала над ужином, умопомрачительными запахами, безжалостно напомнившими, что с почти забытых уже времен утреннего кофе Иштвану удалось перехватить лишь пару ложечек растаявшего крем-брюле.
— Иштван, милый, это вы? — окликнула мадам Эпине, услышав его шаги. — Вы сегодня что-то припозднились. Ужин через полчаса.
— Добрый вечер, мадам Эпине, — отозвался он. — Благодарю вас. Я только переоденусь.
Он поднялся на второй этаж, где располагались комнаты постояльцев, которых и было-то всего двое — он сам и симпатичный пожилой полковник в отставке, взял халат и полотенце и прошел в конец коридора в ванную. Дверь ее оказалась заперта. Иштван постоял у окна, глядя вниз на очаровательный ухоженный сад мадам Эпине, где белый жасмин соседствовал с белой сиренью, а на аккуратных клумбах цвели белые же нарциссы и гиацинты. После осточертевших бескрайних одуванчиковых полей садовый минимализм мадам Эпине казался особенно приятен.
Осознав, что торчит в коридоре уже довольно долго, Иштван удивился, вернулся к ванной и постучал в дверь.
— Полковник, — крикнул он, — вы там скоро?
Ответа не последовало, зато через пару минут щелкнул замок. Дверь открылась, и из ванной в облаке парфюмерного аромата с неуловимо знакомой отдушкой выплыло нечто, закутанное в зеленый махровый халат с капюшоном, опущенным до кончика носа, и раздраженно объявило:
— Я еще не полковник, но все впереди. И нечего ломиться, не видите, занято!
Вот это перипетия! Ошарашенный Иштван даже попятился, бормоча:
— Нет, нет, Марцель не мог так со мной…
— Ваш ученик — чудесный мальчик, — ухмыльнулась настырная магичка из-под капюшона. — Он не хотел вас сдавать. Не сердитесь на него.
— Но зачем? — простонал Иштван безнадежно. — Есть же другая гостиница. Я вам настолько понравился, что вы выбрали именно эту?
— При чем тут вы? — пожала плечами магичка. — Просто эта оказалась ближайшей. Мир вовсе не крутится вокруг вас, если вы еще не заметили.
Она поправила капюшон, из-под которого выбивались русые локоны, обогнула безутешного Иштвана и зашла в комнату, соседнюю с его собственной.
Иштван заскочил в ванную, задвинул защелку, втянул носом что-то неуловимо напоминающий аромат, витающий вокруг, и в изнеможении оперся о раковину. Из зеркала над ней на него глянул хмурый субъект с местами поседевшими от пыли взъерошенными черными лохмами — на учителей гимназические требования к внешнему виду не распространялись, чем Иштван беззастенчиво пользовался. Кончик носа субъекта и правая щека желтели после близкого контакта с цветущими одуванчиками, а в темных глазах под насупленными бровями легко читалось подтверждение, что магов он действительно недолюбливает.
К обозначенному мадам Эпине времени ужина Иштван уже опаздывал. Он предпочел бы сегодня вообще не выходить больше из комнаты, но есть хотелось, а уступать заезжей магичке территорию, которую уже привык считать своим домом — нет. Он перехватил у шеи спутанные влажные волосы неизвестно как у него оказавшейся черной лентой, наверняка принадлежащей Аннель, убедился, что нигде больше не видно следов пыли и пыльцы (стереть с лица следы тоски оказалось не в пример сложнее), и спустился в столовую.
— Иштван, дорогой, идите же сюда, — прощебетала мадам Эпине. — Я должна представить вас нашей очаровательной столичной гостье. Мадам Вессне, это наш милый учитель господин Йонаш.
— Знаю, знаю, — протянула мадам Вессне с улыбочкой. — Уже имела удовольствие встречаться. Как прошла ваша поездка, господин Йонаш? Не опоздали на свой урок?
— Благодарю, успел как раз вовремя, — пробормотал Иштван, подумав уж не приложила ли вредная магичка свои изящные ручки к тому, что возвращаться из Кленового лога ему пришлось пешком. Но тут же ощутил себя параноиком — что мир не крутится вокруг него, он заметил уже давно. — А вы надолго к нам, мадам Вессне?
— Как дела пойдут, — отозвалась магичка с улыбочкой, в которой явно читалось: «Не надейтесь!»
За столом мадам Эпине усадила столичную гостью по правую руку от Иштвана, напротив оживленного присутствием молодой симпатичной женщины полковника Мартона, ласково улыбающегося ей и охотно включившегося в обычную светскую ничего не значащую болтовню, в которой Иштван принципиально не желал принимать участия.
Он молча жевал, не ощущая вкуса, и старался не посматривать слишком часто на соседку, в отличие от него, явно чувствующую себя комфортно и непринужденно.
К ужину магичка надела цвета летней листвы шелковое платье с открытыми плечами. Свернутые в высокий узел пшеничные волосы закреплял серебряный гребень с инкрустированным малахитом навершием. Такие же серьги покачивались под прикрытыми легкими золотистыми завитками ушами, когда женщина смеялась или поворачивала голову. Какой цвет у нее любимый, гадать не приходилось. Иштван злорадно подумал, что отныне выражение «тоска зеленая» будет иметь для него конкретное визуальное воплощение.
После десерта, который тоже не доставил ему удовольствия, Иштван, даже не соизволив придумать хоть какое-то оправдание собственной невежливости, ретировался в свою комнату и, рухнув на кровать, снова принялся перебирать возможные варианты спасения Аннели, вынужденно отбрасывая один безумный план за другим, потому что как раз реально осуществимых среди них и не находилось.
Голоса и тявкание Зефирки, доносящиеся сквозь открытое окно снизу, отвлекали и раздражали. Особенно мешал мелодичный легкий смех столичной магички, колокольчиком рассыпающийся на фоне бархатисто басящего полковника, вспомнившего сегодня, похоже, все остроты и анекдоты своей давно ушедшей молодости.
Когда сдружившаяся компания наконец угомонилась и разошлась по своим комнатам, Иштван встал и, ступая на цыпочках, спустился по лестнице на первый этаж. Здесь его догнала сторожевая, как выяснилось, болонка Зефирка и, радостно подтявкивая, запрыгала вокруг.
— Цыц, Фифирка, — цыкнул он, подхватил собачонку и через кухонную дверь вышел в сад. Спать все равно не получалось, а лучше думалось на ходу.