Магия - не для оборотней. Часть 3

Эпилог

Проснулся от боли — что-то ужалило меня в руку. Я открыл глаза, на удивление резво для своего почтенного возраста приподнялся. Посмотрел на то место, где всё ещё пульсировала на руке боль. Несмотря на царивший вокруг меня полумрак разглядел на предплечье тёмное пятно — небольшое, размером с мелкую серебряную монету. Ожог? Укус? Провёл по пятну пальцем, но нащупал лишь гладкую кожу.

Похожее на медвежью шкуру одеяло соскользнуло с моего тела, осталось на твёрдом узком ложе. Холод прогнал остатки сонливости. Я поёжился, посмотрел по сторонам в поисках одежды. Увидел её на крышке массивного сундука — поспешно натянул на себя незнакомые, пропахшие чужим потом штаны и рубаху, вскочил в неказистые сапоги, натянул и меховой жилет — давно я не ощущал такого холода.

«Печка совсем остыла», — промелькнула в голове странная мысль.

Покрытое морозными узорами окно пропускало мало света. Но глаза уже привыкли к тусклому освещению. Я оббежал взглядом тесную комнатушку, где проснулся. Увидел ту самую печь: точно, как была в моём детстве — в родительском доме. Отметил, что стол и лавка, что примостились около стены, тоже походили на мебель, сделанную в поселении, где я родился. Всё вокруг казалось знакомым. Но в то же время чужим.

— Капец, — пробормотал я любимую фразу жены. — Где это я?

Последнее событие, которое выудил из памяти — заседание малого совета. Помню, как спорил с племянником, обсуждая предложения посла Сульской республики. Спорил из вредности: с удовольствием следил за тем, как племянник склонял меня к принятию того самого решения, какое и я считал верным. Спорил с ним от скуки и из стариковской вредности, в очередной раз убеждаясь, что не ошибся в выборе наследника.

Что случилось потом?

Я слышал испуганный крик жены? Откуда взялось в её голосе столько боли? Кричала именно она, или это мне только приснилось?

Помню, как закружилась голова, как заметались перед глазами огни светильников, как бросило в жар и стало трудно дышать.

Но теперь всё прошло.

Я снова чувствовал себя хорошо. Да что там хорошо: как в молодости! Вновь обострилось обоняние — хотя те запахи, что я сейчас ощущал, вызывали удивление. Пропал давно раздражавший меня звон в ушах, а перед глазами больше не кружили тёмные точки. Исчезла старческая скованность движений. Впервые за последний десяток лет я чувствовал себя отдохнувшим, полным сил и энергии.

Прошёлся по комнате — рассматривал разбросанные по ней предметы. Слушал скрип деревянных половиц под ногами, чириканье расшумевшихся за окном птиц. Пытался понять, где оказался. Всё вокруг выглядело смутно знакомым и в то же время чужим. Знал назначение всех найденных в этом помещении предметов, но понимал, что принадлежали они не мне. Я точно не в спальне дворца. И не в одном из своих загородных домов.

«А может, я всё ещё сплю?» — промелькнула в голове мысль.

Не знал, что во сне бывает так холодно. Давненько я не мёрз: в Селенской империи обычно страдал от жары. Но… если верить морозным узорам на стекле, сейчас за окном зима. А ведь в Фориде (где я был ещё… вчера?) только-только началась осень. Да какая там осень: деревья лишались зелени не от холода, а от палящих лучей солнца. Неужели, пока я спал, меня через портал переместили куда-то на север? Куда? Зачем?

Через тесную прихожую я добрался до входной двери. На ходу схватил висевшую на стене меховую куртку — тут же натянул её, едва вышел на улицу. Зажмурился от яркого света: всё вокруг блестело и искрилось — засыпанная толстым слоем снега тропа у крыльца, снежные шапки на деревьях, сугробы у забора. Резкий порыв ветра швырнул в лицо порцию мелких льдинок, уронил мне за шиворот несколько снежинок.

— Эй, Крок! — услышал я ещё не окрепший мальчишеский голос.

Увидел напротив крыльца покосившуюся калитку — за ней троих незнакомых подростков: должно быть, они прогуливались по дороге и остановились, услышав скрип моей двери.

— Мы слышали: ты опять не ходил на охоту со старшей стаей, — сказал всё тот же юноша — самый низкорослый в этой небольшой компании.

Незнакомые?

Я разглядывал оскалившуюся в улыбках троицу. Темноволосые, бледнолицые. Ещё не взрослые: явно не отметившие свою пятнадцатую зиму. Но уже и не дети. Охотники — не люди. Определённо… я их когда-то всё же видел. Только очень давно — иначе не вспоминал бы их имена так долго. Внуки кого-то из моих соратников? Или приятели моих внучатых племянников?

— Неужто ты, наконец, нашёл себе подружку? — сказал подросток.

Все трое громко засмеялись, точно услышали хорошую шутку. Их голоса заставили вспорхнуть с крыши птиц — хлопая крыльями, те умчались в сторону видневшегося вдалеке Леса. Парни не стали дожидаться моего ответа. Они продолжили свой путь по дороге, толкаясь и громко подтрунивая друг над другом. Позабыли обо мне, слово я их и не интересовал вовсе — привлекала только возможность надо мной пошутить.

Память вдруг выдала имена тех парней, что пониже ростом. Я смотрел им вслед, но вскоре стал сверлить взглядом только спину самого высокого из подростков. Потому что узнал его приметную куртку с воротником из лисьего меха. Точно такую мне когда-то подарила сестра Весала — перед моей пятнадцатой зимой. Нет, не такую же, а именно эту: я очень хорошо помнил расположение всех этих белых пятен на пушистом воротнике.

Я сообразил, кого мне напомнил высокий черноволосый парнишка — тот, что посматривал на приятелей с плохо скрываемым превосходством. Он походил на моего племянника, на его детей и внуков. Потому что был точной копией меня самого — того меня, каким я был в его возрасте. Во всяком случае, я помнил себя именно таким: перед пятнадцатой зимой часто рассматривал своё отражение, проверяя, стал ли похож на взрослого охотника.

Даже вдруг вспомнил, куда именно направлялись сейчас те подростки. Младшая стая прошлой ночью взяла в Лесу хорошую добычу — десять ночных зверей. Старшие охотники осыпали нас тогда похвалами. А Весала в честь такого события напекла пирожков с мясом (такие умела печь только она!), разрешила пригласить на обед двух моих лучших приятелей. Она не любила, когда я приводил друзей к нам в дом, но в тот день сделала исключение.

Я смотрел на подростков, пока те не скрылись за поворотом. Потом вновь взглянул на убогую калитку, оббежал взглядом небольшой засыпанный снегом дворик. На волосы мне продолжали падать сорванные с крыши ветром снежинки — они залетали на крыльцо, где я стоял. Их холодные прикосновения казались невероятно реальными, заставили усомниться в том, что я сейчас сплю: не помню, чтобы раньше во сне мне было так холодно.

— Капец, — снова пробормотал я.

Вернулся в дом. Вынес оттуда на крыльцо наполовину заполненное водой деревянное ведро (заметил его при осмотре комнаты) — решил проверить промелькнувшую в голове невероятную догадку. Поставил его на освещённую солнцем ступень. Дождался, когда поверхность воды успокоится, превратится в зеркало. Взглянул на своё отражение, уже догадываясь, что именно увижу.

Из ведра на меня смотрело бледное лицо молодого мужчины. С растрёпанными волосами, с выпученными глазами, мощной челюстью и оттопыренными ушами. Знакомое. Но не моё. Видел его не однажды — много лет назад, ещё когда жил в родном поселении на севере. И даже всё ещё помнил имя мужчины, которому оно принадлежало. Должно быть, потому что подростки мне его только что напомнили.

«Крок», — так, кажется, они меня назвали.

— Крок, — произнёс я вслух, прислушиваясь к звучанию имени.

Сунул руку в ближайший сугроб, набрал горсть снега.

— Холодный, — сам себе сказал я.

Смял снег в комок — бросил его за забор. Невольно вспомнил о том, как играл в снежки в детстве. Как же давно это было! За прошлые двадцать лет я видел снег лишь один раз, когда в сопровождении отряда гвардии посещал зимой Вульфгард. Но мне тогда было не до игры в снежки: всё больше думал о том, как бескровно образумить возомнивших себя независимыми правителей Наворской провинции.

— Странный сон.

Я вновь посмотрел на своё отражение. Совсем не похож на того старика с «благородными» сединами, которого я привык видеть в зеркалах императорского дворца. Не красавец. Но молод и полон сил. Странно, что я видел себя во сне другим человеком — не самим собой. А себя при этом разглядывал со стороны: совсем ещё юного. Сколько сейчас тому мне, что отправился с приятелями есть пирожки?

Если верить, что мы в этом сне очутились в моём родном поселении около Леса, то… Куртку с лисьим мехом я получил от Весалы перед пятнадцатой зимой. А в империю отправился уже весной. Кажется, ничего не путаю. Раз тот, молодой я, уже в куртке, но всё ещё здесь, значит сейчас в разгаре та самая последняя зима, которую я прожил в родительском доме. Совсем скоро, весной, я буду драться с Кроком на поединке чести у старого дуба.

Я с Кроком?

Или… тот парень в куртке будет драться… со мной?

Я покачал головой, ухмыльнулся.

— Приснится же такое.

Пригладил чёрную, без белых прожилок шевелюру. Я и не помнил себя без седых волос: те появились у меня давным-давно, ещё после гибели Тильи. Сколько с тех пор прошло лет, почти сотня? И почему Крок раньше казался мне едва ли не уродцем? Я повернул голову сперва в одну, затем в другую сторону — моё отражение на поверхности воды послушно повторило за мной движения.

Урчание живота стало для меня неожиданностью: доставшееся мне на время сна тело требовало накормить его завтраком. И не только накормить — высказало и иные пожелания. Я завертел головой, соображая, где именно в этом дворе находятся «удобства». Что тут не дворец, я помнил: поэтому и не искал уборную в доме. Взгляд наткнулся на знакомую с детства деревянную будку в углу двора — такая же стояла и во дворе моих родителей.

Посещение промёрзшей уборной — то ещё удовольствие, забытое со времён детства. Сон грозил превратиться в кошмар. В дом я вернулся разминая замёрзшие пальцы, с подмороженным носом и ушами. Бросился топить печь — холод хорошо подстегнул память: с детства остававшиеся невостребованными навыки быстро вернулись. Огонь накинулся на поленья, весёлым потрескиванием нарушил царившую в доме тишину.

Согревшись, я сбросил куртку, уселся рядом с печью — с удовольствием захрустел найденной на полке подсохшей краюхой хлеба. Точно, как в детстве — никаких тебе слуг, тогда всё приходилось делать самому: и печь топить, и добывать пропитание. Черствый хлеб сейчас казался вкуснее любого блюда, что готовили придворные повара. Или это восстановились притупившиеся с возрастом вкусовые ощущения?

Я вдруг перестал жевать, озадаченный промелькнувшей в голове мыслью.

А что если это не сон?

За свою жизнь я повидал немало сновидений. В том числе и навеянных чужой магией. Но ни одно из них не казалось так сильно похожим на реальность. Я пробежался взглядом по комнате — уверен, что не бывал здесь раньше, даже в детстве. Вдохнул запахи — поморщился: хозяин этого дома не очень-то следил за чистотой. А что если я не сплю? Что если всё это… вокруг меня именно такое, каким кажется: настоящее?

Но тогда… как? Как я здесь очутился? Да ещё и… в таком виде?

Я нахмурился. Напряг память, старательно выуживая из неё то, что произошло (вчера?) на заседании малого совета. Разговор с племянником, предложение республиканцев, головокружение, огни, жар, удушье, испуганный взгляд жены… Я умер?

Поначалу мысль о смерти (о такой смерти) показалась мне глупой. Никогда не думал, что умру, сидя в мягком кресле — всегда полагал, что либо погибну в бою, либо стану жертвой предательства. Императоры, подобные мне, не умирали от старости.

Неужели действительно умер?

Я посмотрел на окно, где за причудливыми узорами угадывались тёмные верхушки деревьев. Воскресил в памяти то, что мне рассказывали в детстве: согласно верованиям моего народа, охотники после смерти возрождались в виде ночных зверей. Но почему тогда я не в Лесу?

Вдруг вспомнил, что меня разбудило. Закатал рукав, присмотрелся к пятну на моей руке. Красное, похожее на… половинку той метки богини любви, что я почти всю жизнь носил на шее. Половинка знака на руке: где-то я о таком уже слышал. Конечно! В балладе о Влюблённом и его Возлюбленной!

Сионора!

Тилья.

Я умер?

Мой договор с богиней! Не понимаю, почему не вспомнил о нём сразу! Я снова посмотрел на красное пятно. Точно, как в балладе, которую пел менестрель богини любви. Если одна половинка знака на моей руке, то у кого-то обязательно должна быть вторая. Вскочил с лавки, набросил на плечи куртку. Снег и мороз, что ждали на улице, теперь меня не пугали. Потому что там меня дожидались не только они.

Я понял, на чьей руке увижу вторую половинку знака Сионоры.

Лилу, дочь главного охотника старшей стаи, я нашёл в заснеженном саду, позади дома её родителей — в той самой беседке, где видел её перед тем, как отправился в империю учиться магии. Она сидела на лавке, на толстой скрутке из шкур; куталась в тёплую куртку, украшенную заячьим мехом, смотрела вдаль, на деревья Леса. Такой я её и помнил: черноволосой, светлокожей, с большими карими глазами. Вот только раньше её глаза почти всегда задорно блестели — сейчас же в них читались тоска и печаль.

Девушка услышала мои шаги, повернула ко мне лицо. Память услужливо напомнила о той сцене, которую я когда-то наблюдал на этом же месте. Ту, в где Крок и Лила накануне моего поединка чести обнимались и шептались в этой самой беседке. Помню, как огорчился: задели мою гордыню. Вспомнил и как я пафосно бросил тогда влюблённой паре: «Честь задета». Каким же я был глупым и наивным. Меня не заботило, что Крок и Лила любили друг друга: тогда я не мог понять их чувства.

Взгляд девушки показался мне настороженным, встревоженным. Дочь старшего охотника выпрямила спину, расправила плечи, чуть приподняла в немом вопросе брови — подобную реакцию на появление незнакомцев я уже видел: давным-давно, у другой женщины. Девушка словно не узнала Крока. Совсем не так отреагировала бы на его появление Лила — та Лила, что прижималась тогда, накануне поединка чести к груди своего возлюбленного, шептала ему нежные слова, покрывала его лицо поцелуями.

Под подошвами сапог хрустел снег — подзабытый, приятный звук. По узкой тропе я прошёл к беседке, замер в трёх шагах от Лилы. Та следила за мной молча. Словно опасалась, что заговорит, но скажет не то, что следовало бы. Я втянул в себя воздух — почувствовал её запах: незнакомый, приятный. Запах не человека — охотника. Смотрел девушке в глаза, будто пытался в них что-то разглядеть; словно надеялся, что они вдруг сменят цвет и станут, как те, которые я часто видел во снах: ярко-зелёные.

— Тилья? — сказал я.

Девушка вздрогнула. В её глазах, сменяя друг друга, промелькнули отблески пробуждённых единственным сказанным мной словом эмоций: испуга, удивления, надежды. Махнула длинными ресницами — мелкие снежинки застревали в них, походили на драгоценные украшения. Отметил её приподнятый подбородок и то, как Лила выравнивала дыхание, стараясь скрыть волнение — я усомнился, что прежняя Лила умела так хорошо справляться со своими эмоциями. А значит: эта — уже не прежняя, как и охотник Крок.

— Кто ты? — спросила девушка.

Тихий, спокойный… чужой голос. Но я не удержался — улыбнулся. Потому что почувствовал в нём знакомые интонации.

— Тот, с кем ты часто пила кофе, — сказал я, — в лагере огоньков, в Валесских горах, в Селене. Тот, кто любил твой кофе с пенкой из взбитых яичных желтков. Кто с удовольствием слушал твой смех и любил смотреть в твои зелёные глаза. Тот, кто когда-то вместе с тобой учился призывать огонь и называл тебя Двадцатой. Кто хвастался перед тобой узорами из огня и буквами божественного алфавита… прости, но теперь я не умею их плести.

По щекам девушки скользили слёзы. Она не утирала их — смотрела на меня, не шевелясь. Точно боялась внезапным движением спугнуть наваждение.

— Мои глаза теперь карие, — сказала Лила.

«Такие же, как у Варисы», — хотел добавить я, но промолчал.

Глаза Лилы и правда очень походили на глаза жены моего племянника — её пока не родившейся дочери.

— Уже заметил, — сказал я. — Но вижу в них то же, что и раньше. Готов смотреть в них до конца жизни — этой, новой. И мне совсем неважно, какого они теперь цвета, поверь. Лишь бы ты смотрела на меня, как прежде. Как на того меня — Линура. Ведь я и сам… немного изменился. Теперь я уже не первый красавец в поселении. С такими ушами, что у меня сейчас… наверняка буду очень хорошо слышать.

Девушка взглянула на мои уши, но не улыбнулась — указала рукой на дорогу.

— Но… я видела его… тебя, — сказала она. — Только что. Он… ты шёл куда-то с мальчишками… смеялся. Помахал мне рукой. Такой же, каким я тебя помню. Живой.

— В куртке с лисьим воротником? — спросил я.

Лила кивнула.

Я усмехнулся.

— Да, я тоже его встретил. Уже и не помню, что когда-то был таким… юным.

Взглянул в сторону дома сестры. Из сада главного охотника старшей стаи сумел увидеть лишь маленький кусочек знакомой крыши.

— Не переживай за него, — сказал я. — Месяца через два парень отправится в Селенскую империю. Чтобы стать магом. И там повстречает свою Двадцатую — поверь, это стоит всех тех лишений, которыми он заплатит за встречу с ней. Да и потом… не скажу, что всё у него будет хорошо. Но он принесёт немало пользы нашему миру. Впереди у него долгая и интересная жизнь, поверь. Гораздо более долгая, чем ты думаешь.

Я посмотрел на Лилу. Невольно вновь улыбнулся, заглянув в её глаза.

Добавил:

— После которой он получит долгожданную награду.

— Какую награду?! — сказала девушка. — Они убьют его! Я видела!

Она вскочила с лавки.

— Не убьют, — сказал я. — Успокойся.

Положил руки ей на плечи.

— Сегодня так точно его никто не тронет. До вечера он просидит дома в компании друзей. Будет есть пирожки и хвастаться удачной охотой. Я это знаю. Я это помню.

Дочь старшего охотника запрокинула голову, заглянула мне в глаза.

— Линур, — сказала она. — Это и правда ты?

Я усмехнулся.

— Линур, Хорки, Вжик, Семнадцатый. У меня в прошлом было много имён. А в этой жизни (или в этом сне: я ещё не разобрался) — моё имя Крок. Вот только я к нему пока не привык. Называй меня так, как тебе нравится.

Обнял Лилу. Та не сопротивлялась. Девушка уткнулась лицом в мою грудь — точно как делала это Тилья; и точно так же, как тогда, перед поединком чести, та Лила прижималась к тому Кроку.

— Ты думаешь, мы сейчас спим? — спросила она.

— Ещё не понял, — признался я. — Но если нам всё же снится сон, то очень надеюсь, что продлится он долго.

— Я… тоже на это надеюсь.

Лила вдруг чуть отстранилась.

— А может она меня всё же услышала?

— Кто? — спросил я.

— Сионора. Я… просила её показать мне тебя… снова.

— Ты меня увидела. Того меня. А я тебя встретил. Всё правильно. Всё согласно уговору.

— О чём ты говоришь? — спросила Лила.

— После расскажу. А ещё покажу тебе Лес. Он тебе обязательно понравится: ведь ты теперь тоже охотник. И познакомлю с нашим поселением. Здесь я родился и жил до встречи с тобой.

— То, которое разрушили маги?

— В ближайшие лет восемьдесят этому поселению точно ничего не грозит, — сказал я. — Там, в Селенской империи, найдётся кому за этим проследить.

— Откуда ты знаешь? — спросила Лила (или всё же Тилья?).

Я ухмыльнулся. Смахнул с волос девушки снежинки.

— Это я знаю точно. Не сомневайся. Мне многое известно о будущем. Знаю о том, что будет происходить здесь, рядом с Лесом. И о том, что случится в Селенской империи. К примеру, через тридцать лет в Селенской империи запретят рабство. Представляешь? К тому времени в империи оборотни станут открыто жить среди людей, перестанут прятаться. По закону они будут считаться полноценными гражданами. А наша старшая дочь выйдет замуж за племянника императора.

— А почему не за императорского сына? — спросила Тилья.

По её взгляду понял, что она приняла мои слова за шутку.

— У того императора не будет детей, — сказал я. — На престол империи взойдёт такой же, как мы — охотник. Я же рассказывал тебе: чтобы родить ребёнка оба родителя из нашего народа должны любить друг друга. Оба. Это даёт им удачу. А у того императора будет всё, кроме удачи. Та, кого он любил, умерла, когда он был ещё совсем юным. И ни одну другую женщину он так и не полюбил. Зато у нас с тобой в этой жизни (или в этом сне) будет много детей: пятеро.

Тилья хитро сощурила глаза.

— Я не против, — сказала она. — Люблю детей. Но… император-оборотень? В твои рассказы о строительстве башни мне верилось больше.

— Зачем нам башня? Видел я одну: большая, красивая — но всего лишь бездушный камень. Лучше я построю нам дом — вместо лачуги Крока. Он будет с большими застеклёнными окнами и просторными, светлыми и тёплыми комнатами. Даже представляю, как он станет выглядеть: красивый, трёхэтажный. Выстрою его из жёлтого кирпича, крышу сделаю красной, как у тех домов в Селене. Мы обязательно будем в нём счастливы, обещаю: мы и наши дети.

— Построишь его с помощью магии?

— Руками. Это не так сложно, как кажется. Главное — иметь нужные знания и умения. У меня они есть. Так что, зачем нам магия? Долгими часами плести узоры из магической энергии — это удел людей. Охотнику этот процесс особого удовольствия не доставит: знаю, пробовал. Богиня дала нашему народу всё, что нам нужно: силу, ловкость, здоровье и удачу — этого достаточно, чтобы добиться всего, чего захотим. Обходиться без магии совсем несложно, можешь мне поверить.

— Но ведь ты мечтал стать магом, — сказала Тилья.

Пожал плечами.

— Я лишь хотел добиться успеха, — ответил я. — И думал, что в этом мне поможет магия. Надеялся, что она сделает меня не таким, как все — особенным. Что откроет дорогу к славе и власти. Но потом понял, что путь к успеху может быть другим. Да и вообще: слава, власть и деньги — это важно для людей, не для охотников. Нам в этой жизни нужно совсем иное: удача. И ты сама в этом скоро убедишься: ведь ты теперь одна из нас. Самое главное для охотников — любить и быть любимыми. Вот такие уж мы. А магия…

Я вдруг вспомнил услышанное когда-то от Мираши выражение. И не без удивления понял, что полностью с ним согласен. Снова провёл рукой по волосам девушки. Пусть Тилья теперь и выглядела иначе, но разве это имело какое-то значение? Я ощутил вдруг такой мощный наплыв чувств, что понял: когда-то принял правильное решение. Впрочем, в правильности своего выбора я не сомневался и раньше.

Я улыбнулся и сказал:

— Магия — не для оборотней.

Конец