Утром на небе не было ни Красной, ни Жёлтой луны, зато взошёл ещё один спутник, о наличии которого я и так уже догадывался. Его диск был невероятно синего цвета, и, пока ещё мир окрашивался в розовые тона рассветным солнцем, Синяя луна выглядела даже неестественно.
Кроме Синей луны, больше ничего сверхъестественного над нами не было. За ночь Пробоина ушла куда-то за горизонт, и, насколько я понял, эта чёртова аномалия так же имела свою орбиту вокруг планеты.
Я сидел в углу кузова, пялясь в небо, а Елена, уронив голову мне на плечо, просто спала. Мне оставалось только придерживать её, чтобы не страдала от тряски.
Иногда кочки заставляли меня самого морщиться от боли — нога, в которой вчера исцелили перелом, нещадно болела. Видимо, сильно потревожилась за время ночных кульбитов.
Комендант сам вызвался отвезти нас в академию, и в этот раз грузовичок ехал осторожнее. Было слышно, как в кабине капитан проходится по водителю «пятилунным» матом, когда нас трясло слишком сильно на кочках.
Пятилунный мат… Это выражение я услышал ночью у костра, когда солдаты напились, провожая в последний путь павших соратников и ругая на чём свет стоит сраных Лунных, которые прикрываются спинами простых вояк. Из тех, кто пошёл прослушать вертуна, вернулись только Хомяк и Сивый, да и то последнему перекусили ногу.
Впрочем, комендант обещал белобрысому хорошего целителя и была надежда, что Сивый сохранит конечность.
То, что мат пятилунный, а на небе всего четыре луны, тоже было ясно. Пятая луна, Чёрная, здесь считалась мифом, сказкой-страшилкой для маленьких детей. Ну, потому что её, по крайней мере, никто никогда не видел.
Елена очнулась ещё ночью, но, видимо, потратила много сил на «прослушивание» вертуна, поэтому вырубилась очень скоро, но уже самым обычным сном. Нападение «снежка» тоже на неё повлияло, судя по отходняку.
Это ещё раз подтверждало мои догадки, что академия магов тут является не чисто военным учреждением, раз кадеты оказались такими мягкотелыми. Это училище — скорее какая-то буферная точка, откуда уже распределяли, кто куда дальше отправится: на гражданку или в армию.
Разглядывая в щели бортов приближающийся город, я пытался распланировать сегодняшний день. И сам я, как назло, спал немного — ночью удалось прикорнуть всего на пару часов.
А это плохо. Мне нужны думающие мозги.
Надо попробовать пропихнуться в лазарет, пожаловаться на недомогание. Да и вообще, мы же побывали в ночной боевой вылазке, может дохляк-студент получить заслуженный отдых?
Тем более, эта целительница Соболева очень даже в моём вкусе.
Елена заворочалась, и я покосился на неё. Будто чует, зараза, мои мысли. Ну, тут женщине и оракулом не надо быть.
Я чуть сильнее прижал её, чувствуя мягкое тепло. Вот сейчас мир вокруг показался куда более реальным, чем до этого. Да, многого для этого не надо. Интересно, что всё-таки у Василия с ней?
— Куда прёшь, дубина ты чухлая, — послышалось приглушённое из кабины, когда колёса застучали по брусчатке.
Комендант даже вчера не был в таком состоянии, как сегодня утром. Ночью у костра активно обсуждали минувший бой, и выходило, что потеря стольких солдат и одного кадета на таком захудалом Белом Карлике — не есть хорошо.
Даже от этой тряски Елена не проснулась…
Мой план удался. Отчасти.
Арина Бадиевна согласилась, чтобы я провёл некоторое время в лазарете, но там же находились Громов, Плетнёв и Антон-пеликан. Я так и не запомнил его фамилию.
Против компании Громова я ничего не имел против, из всех трёх отморозков он мне казался единственным адекватным человеком. Но вот остальные двое…
Нет уж, лучше экстренно разработать другой план. Поэтому я сразу же признался в кабинете Соболевой, что чувствую себя прекрасно.
Она закончила править мне больную ногу и сказала:
— Ну, раз так, Ветров, то можешь отправляться к себе. Я скажу наставникам, что сегодня ты не будешь посещать занятия.
Я недоверчиво подвигал ногой. Да-да, жжёный псарь, уже второй день в этом мире, но до сих пор такое удивляло меня.
— Один взгляд на вас, Арина Бадиевна, и я уже исцелился, — я широко улыбнулся, — Ну надо же, как сильны целители-вечерники.
Я старательно вкраплял в свою речь все полученные знания и услышанные слова, хоть и не знал их значений. Потому что я — Василий Ветров, и долго играть роль тугодума будет чревато.
— Ветров, — Соболева нахмурилась, не оценив такого неуклюжего комплимента, — Одна боевая вылазка, а уже хвост распушил?
— Не-не, я ж сказал, один взгляд на вас, — улыбаясь, я двинулся к выходу из кабинета целителя.
Её недоумевающий взгляд прожигал мне спину, но я с собой ничего поделать не мог. И пусть я даже Вася-пустой, с не особо брутальным видом.
В нашем корпусе псиоников, попадая в госпиталь, я никогда не забывал флиртовать с медсёстрами. Бывало, рыбка и не клевала, но иногда я всё же получал в комплекте к обычному лечению некоторые, особые приятные процедуры. Чего не сделаешь, чтобы раны заживали быстрее.
Пройдя по коридору, я заглянул в больничное отделение. Отсюда я видел Елену, она сидела на кровати, её оглядывал какой-то санитар. Кажется, тот самый Егор, который вчера мне помогал добраться до лазарета.
Плетнёва тоже было отсюда видно. Какая-то рожа у него уверенная, даже слишком. Толчковый пёс…
Меня он теперь бесил конкретно, и я быстро вышел на улицу. К моим эмоциям примешивались чувства Василия, и, если они попадали в резонанс, управлять телом становилось труднее.
Несмотря на симпатию к душе-владельцу, я отдавать бразды правления организмом не собирался.
Утро было в разгаре. Студенты спешили, судя по всему, на занятия, перевесив через плечо сумки, забитые книгами.
— Василий, — меня окликнул радостный голос.
Я обернулся. Комендант собственной персоной.
Полчаса назад он, сгрузив нас здесь и отдав в руки начальнику караула, уехал куда-то в город. А теперь снова появился, с бумажным свёртком под мышкой.
— Пошли, пустолуня, — комендант улыбался, хотя глаза у него были невесёлыми, — Магистр будет рад услышать о твоих подвигах.
Магистр Гранный был не рад.
Он, совершенно не стесняясь меня, крыл коменданта грязными ругательствами, а тот только и стоял, вперив глаза в пол.
— Капитан! Да, твою мать, нельзя было туда две роты выставить?! Три, безлунь ты драный?!
— Иван, — он держал руку на сердце, показывая, что и ему тяжко, — Ты же знаешь. У меня руки связаны… Людей нет, хорошо хоть, магострелы были.
— А у меня есть люди, да?! — Гранный тяжело бухнулся в своё кресло, — И я, идиот ведь, зачем Плетнёва-то пустил туда?
Он подпёр пальцами лоб, разминая брови, и время от времени качал головой и шептал:
— Грёбанные оракулы…
Я сидел в том же кресле, что и за день до этого, и неловко молчал. Даже охранников не было в кабинете, до того приватной была эта ссора.
— Плетнёв этот твой, — комендант чуть не сплюнул, — Скажем так, будь он в моей власти…
— Но он не в твоей власти, Леонид, — магистр вскочил, — И не в моей, судя по всему.
— Сейчас военное время, закон един для всех.
— Ты это его отцу скажи, — холодно произнёс Гранный, — Ему наверняка уже известно.
— Да жив же твой Плетнёв, сгинь его луна. И вообще, когда это царская армия лунных боялась?
— Леонид, у нас ещё студент погиб, и рода не худого.
— А тебе сказать, сколько у меня человек погибло? И сколько погибло бы, если б ты не дал магов?
Магистр сел обратно, хмурый, как туча. Посверлил коменданта взглядом несколько секунд, потом опустил сложенные руки на столешницу.
— Ладно, Леонид. Ну, а его-то ты чего привёл? — он кивнул в мою сторону, словно впервые вспомнил.
— Так он и завалил вывертыша-то.
— Кого? — Гранный откинулся на спинку, — Да твою луну!
— А я про что, Иван? Я тебе говорю, у меня два отделения полностью вырезали, — комендант стукнул кулаком в ладонь.
Теперь взгляд магистра был совсем другим. Словно что-то сдвинулось там, внутри него, и он чуть-чуть повысил мой ранг в своих глазах.
— Сначала этот Иной, потом вывертыш… Чего творится-то, а, Леонид?
— А я знаю? — комендант пожал плечами.
— Василий, расскажи, как было, — сказал мне магистр, — И смотри, начистоту выкладывай.
Я пожал плечами и чётко доложил о произошедшем:
— Заняв с отделением Хомяка опорный пункт, в назначенное время мы отразили первую атаку противника… — и тут до меня дошло, что говорю я слегка неестественно для студента.
— Ох, луна моя желанная, одну ночь с солдатами побыл, а уже как человек разговаривает, — одобрительно кивнул капитан.
Дальше я чуть сбавил градус «солдафонства», и уже более естественно продолжил историю: воющий вывертыш, странный манёвр Плетнёва, моя вылазка, и участие в бою Громова.
— Как ты это назвал, сынок? — комендант аж поперхнулся, — Странный манёвр?!
— Леонид, — Гранный махнул, стараясь успокоить капитана.
— Может, ты имел в виду, сраный манёвр, а? Этот выродок отделение оставил, недолунок хренов…
— Леонид!
Капитан замолчал, засопев от злости.
Ну, а дальше я рассказал всё про «прослушку» вертуна и последнюю стычку с тварями из саркофага.
— Это всё хорошо, — Гранный улыбнулся, — А ты-то зачем полез в тот окоп, к Плетнёву?
Только сейчас я догадался, что Гранному была известна не только моя история о ночном бое.
— Я-я-я… — тут мои губы тронула нахальная улыбка, — Пытался пробудиться, господин магистр. Я же пустой.
Он снова откинулся на спинку, с поднятыми бровями изучая меня. Его взгляд так и говорил: твою мать, ты надеешься, что второй раз такое враньё прокатит?
Я улыбался в ответ. Да, жжёный пёс, прокатит.
Что-то снова сдвинулось во взоре Гранного, будто он поднял меня ещё на ранг выше в своём отношении.
И во взгляде коменданта сквозит явное одобрение. Всем всё понятно, по бумагам все чисты.
— Пробудиться, значит, — магистр покачал головой, а потом встал и протянул мне руку.
Поднявшись с кресла, я прошёл к нему, пожал невероятно горячую ладонь.
— В любом случае, Василий, от лица всей академии и всего города, — он задумался, — Ты доказал, что ученики нашей академии достойны.
— Я могу идти? — слегка нахально спросил я.
— Ох, Иван, — не выдержал комендант, — Вот, не дай бог, конечно, но, если этот салага не пробудится, отряди его ко мне, а? Бумаги выправим, и подлунного получишь, а, Василий?
Я улыбнулся, понимая, что можно и не отвечать, и пожал руку коменданту.
Пока что незнакомые предложения принимать я не спешил, но про себя отметил, что тут ещё и «подлунный» после службы. Чтобы это не значило, но по любому не «безлунь чухлая».
Даже Василий внутри меня встрепенулся, явно радуясь предложению.
— Почту за честь, — ответил я на старомодном языке, и капитан расплылся в улыбке.
Я направился к двери, думая над предложением коменданта. Пути отхода всегда должны быть, и один у меня уже есть.
Сзади зашуршал пакет, и о стол стукнуло стекло.
— Леонид, твою мать, ты в своём уме?
— А я тебе чего, Святой Привратник, что ли? — со свистом прошипел комендант, — У тебя сердце-то есть, перводневка?
— Мне тут чуть академию не разнесли… — ещё тише ответил магистр, но я расслышал.
— Помянем наших. И сегодняшних ребят, мага твоего… — звякнули о стол и стаканы, — И обмозгуем, что дальше делать.
Я вышел за дверь, понимая, что дальше уже совсем приватная сцена.
А в коридоре меня встретил Громов. Он будто стоял и ждал меня, выйдя из-за угла как раз в тот момент, когда я подошёл к нему.
Я подобрался, готовясь на всякий случай к бою, но он покачал головой.
— Спокойненько, Вася. Я с миром. Мне Елена сказала, где тебя искать.
— Выздоровел, что ли?
Тот повёл плечами.
— Ну, целитель сказала, что ещё бы подержала. Но там эти… Короче, хреновастенько там.
Я кивнул.
Разговор подошёл к главному.
— Так ты… ну, этот?
Я пожал плечами:
— Думай сам.
— Интересненько.
— А почему не кидаешься убить, не зовёшь на помощь? — сразу же спросил я, — Почему спокойно так относишься?
Фёдор постоял некоторое время, потом ткнул пальцем в коридор:
— Мужское крыло там.
Рассказчик из Грома был так себе, но даже так на меня хлынуло море информации.
Оказалось, у него в роду было два Иных.
Один, и о нём было хорошо известно всем, появился одно поколение назад, вселившись в троюродного дядю. И убил десятерых прежде, чем его смогли завалить.
— Жёстко, — усмехнулся я.
Фёдор не ответил, а рассказал про другого Иного. Но это уже была легенда, которая передаётся только в роду.
— Я… так-то, не должен рассказывать, — Громов набычился.
— Ну, так и не говори.
Тот мотнул головой. И рассказал.
Тот Иной появился ещё раньше, несколько поколений назад. Кажется, это был какой-то прадедушка Громова. И вот он никого не убил, а наоборот, поднял род. Да так сильно, что почти приблизил к Царскому двору.
Насколько я понял, судя по суровости оракулов, рыскающих вчера по академии, такие истории об Иных не приветствовались.
Рассказ Громова заставил меня задуматься. А может, я здесь затем, чтобы чей-то род поднять?
Да уж, Тим, а дома не мог отцу и раз в месяц позвонить.
— Ты мне жизнь спас, чуш… — Фёдор поперхнулся, — Вася.
— Да ну и ты, так-то, подсказал, — сказал я, — Что вывертыш часы жрёт.
— А, это ж магические камни, — он кивнул, — А луниты у тебя с собой? Один — мой.
Он произнёс это с нажимом, и мы остановились.
Я вытащил один камень, подкинул на ладони, зажал в кулаке.
— А скажешь, что с ними делать?
— Тебе? — он почесал лысый череп, — Да ничего, только продать. Был бы ты ветряшом.
— Но я… пустой?
Он кивнул.
— Так, Гром. Я отдам тебе половину, но ты мне поможешь здесь оклематься.
— Слышь, Василий, — Фёдор чуть нахмурился, наблюдая за моим кулаком, — Это опасненько.
— И чего, драться будем?
Тот повёл плечами, покрутил шеей. Я усмехнулся — это он меня так хотел напугать, что ли?
Крепыш заметил, что в моём взгляде полное равнодушие.
— Ладно, идёт, — нехотя ответил Гром, — Расскажу.
— Вот и ладненько, — ответил я и кинул ему белый лунит.
Тот удивлённо перехватил, уставился на камень, потом на меня.
— А если я…
— Ну, и сожрёт тебя Чёрная луна, — ответил я.
Тут вдруг крепыш вздрогнул, подняв испуганные глаза к потолку. И я понял, что моя акклиматизация вполне успешна — слова попали в точку.
Надо сказать, что Гром мне нереально помог разобраться, что к чему.
Проводил в мужское крыло и показал мне мою комнату. Она была смехотворно крохотной — кровать, тумба у изголовья, стул под маленьким зарешёченным окошком. Больше напоминало тюрьму.
Но, надо сказать, для академии это было весьма недурно — каждому студенту отдельную комнату.
На это Гром ответил, почёсывая затылок, что это из-за того, что я «пустой». Вроде как, у меня должно быть место для одиночества, где я должен пробудиться.
— Ты — утренний маг, — сказал я, присаживаясь на кровать, — Что это значит?
— Эээ… — Фёдор бухнулся на стул, жалобно скрипнувший под ним, — Слышь, я как бы, в этом всём слабенько. И так вон чуть не отчислили.
— Ты чего же, вообще ничего не знаешь?
Я удивился, глядя на студента, который учится в академии, и ничего не знает.
— Ну, — Громов поморщился, — Вроде как есть такой День, когда все вертуны на земле вдруг раскроются. Ну, это будут последние дни.
Я кивнул, вспоминая слова Гранного. Тот что-то упоминал об Апокалипсисе.
— Ну так вот, утренний маг, он простоит утро, — Гром стал загибать пальцы, — Полуденник — до полудня.
— Вечерний маг — до вечера, — я поспешно кивнул, — Это ясно. А магистр Гранный?
— О, это маг Первого дня, — в глазах Фёдора появилось восхищение.
Он явно мечтал когда-нибудь дойти до этого ранга.
— Стоп, — я поднял ладони, — Короче, маг Первого дня простоит весь первый день, маг Второго…
Я вспомнил про оракула с золотой кокардой на фуражке. Тот же Гранный и Соболева сказали, что это великий магистр, маг Второго Дня.
— Ого, ну ты хватил, Вася, — Фёдор потёр ладони, — Это главы великих родов только.
— Так. А сколько эти последних Дней всего?
— Да вроде три, — Гром почесал свой несчастный череп, — Да, точно, три.
Я вздохнул. И надо же мне было напороться на первого информатора с явным неудом по всем предметам.
— А ночные маги?
— А, ночухи… Да это не маги, это простые люди. Они и утро не простоят, — слегка презрительно ответил Фёдор, а потом вдруг замялся, — Ты это, что я тебя чушкой-то. Извини, короче.
Дверь мы не прикрыли, и она вдруг распахнулась. В комнату едва не ворвались, свесившись через порог, два весёлых студента. Белобрысые, в такой же синей форме, они удивлённо воззрились на то, что Громов сидит у меня.
— Так вот ты где, Гром!
— Чего вам? — голос Фёдора сразу стал тем самым, которым он пугал меня в туалете и, наверное, гнул гвозди.
— Там это, наставник всех собирает, — сказал один, — К Жёлтому Карлику едем, тренироваться.
Второй недовольно покосился на меня:
— Говорит, и пустым надо ехать, — он хмыкнул. — Белая Луна типа ушла, может, магия земли посильнее будет?
Громов поспешно встал. Судя по всему, эту тренировку он пропустить не мог, даже не смотря на недавние раны.
Я, конечно, помнил, что Соболева освободила меня на день от занятий. Но слово «тренировка» заставило меня подняться с кровати и выйти вслед за Громовым.