Ничего я не придумал…
Только перетянул ногу ремнём от штанов, а рубаху использовал, как повязку. Не нравилась мне нога… не задело ли кость? Да и пуля всё ещё там.
Надорвал я Василия, жжёный пёс, не пожалел, и теперь даже не мог двинуться. От боли в ноге хотелось выть, ныло ушибленное о землю плечо, кружилась голова от потери крови. Да и все мышцы разом отказались подчиняться — наказание за пробежку по горам пришло гораздо раньше.
А горы впереди были красивыми. Я вспоминал свои командировки, пытаясь понять, где неправильно поступил.
Многие считают, что все вояки — бездумные машины, которые не имеют собственного мнения. На самом деле, когда появляется свободное время, солдат очень много думает. И задача командования в том и состоит, чтобы этого свободного времени было как можно меньше.
Думающий солдат опасен для отлаженного армейского механизма. Армия — это оружие, и если оно вдруг начинает размышлять, стрелять ему или нет, то оно бесполезно.
Я усмехнулся, вспоминая мнение сослуживцев на этот счёт. Жжёный псарь, а ведь первое, чему учат псионика — именно думать. Без полного погружения в свой мозг псионик бесполезен.
Синяя Луна безмятежно плыла по небу, а солнце было где-то за той скалой, к которой я прижимался спиной. Пробоина, наверное, выйдет из-за горизонта завтра.
Все эти маги, луны, вертуны…
В этом следовало разобраться, но, насколько я понял, это было сложно даже для местных. Что-то уже изучено, а что-то так и остаётся тайной.
Вот, например, маги Первого Дня, которые могут стоять против полчищ монстров один день… Почему только один? Потом их сметут эти полчища?
Или просто Утренние, Полуденные и Вечерние маги будут стоять впереди? Такая градация, как мне кажется, рождала страшную несправедливость.
А маг Второго Дня почему будет дольше сопротивляться? Потому что стоит за спиной мага Первого Дня?
Нужно узнать, в чём отличие этих рангов. Только ли в позиции, в силе и выносливости, или есть какая-то особая разница?
Ведь краешком глаза я видел главу оракулов, в той фуражке с золотой кокардой. Да, он выглядел очень властным, от него веяло псионикой, но великого всемогущества, способного сдвигать горы, я не ощутил.
Зато сегодня я узнал, что магия земляшей зависит не только от Жёлтой Луны, но и от Жёлтого Вертуна.
А ещё узнал, что этот наставник Саймон, маг-вечерник, был полным идиотом.
Ну, не увидел я никакой подготовки у него. Преподаватель-теоретик, не больше. Он и против одного монстра секунды не простоял, а всё туда же — Вечерний маг.
Кстати, что он там говорил? Маг Первого Дня может использовать всю магию своего вертуна. А Утренний маг может взять столько, сколько позволит тело…
Значит, тут всё же есть какие-то различия. Степень освоения магии, судя по всему.
Я вздохнул. Сил на то, чтобы заняться своей нижней чакрой, не было.
Меня нашли где-то через час. Ну, может, чуть больше.
За это время я всего лишь раз ослабил ремень, перетягивающий артерию. Прижимая рану пальцами и кривясь от боли, я чуть сдвинул его, и снова затянул. Повязка из рубахи вся промокла алой кровью, но в общем моё состояние можно было назвать стабильно хреновым.
— Эй, студент…
Я вздрогнул, когда осторожные руки полицейского тронули меня. Это был отряд из двух полицейских, местного целителя и, к несчастью, одного хмурого оракула в уже привычном мне чёрном плаще.
Стражи Душ, как мне сказал тогда в карете Громов. Следят, чтобы Иные не посмели мешать мирной жизни граждан Красногории.
Твою псину! Тим, ведь в таком состоянии попасться — это просто жуткое невезение…
Но нет, оракул лишь скользнул по мне равнодушным взглядом, а потом стал оглядывать поле нашей битвы с незнакомцем. Подошёл к тому месту, где до этого сидел хмырь с волшебным передатчиком, потёр пальцами землю, понюхал. Кажется, он нашёл капли крови.
На фуражке у оракула была тусклая, бронзовая кокарда. Значит, не такой уж и высокий ранг.
Полицейские в синей форме, похожей на академическую, стояли за его спиной с растерянным видом. Они явно были «пустые», и особо не понимали, чем могут помочь здесь.
— Это был оракул? — спросил один из них.
Представитель Стражей Душ кинул хмурый взгляд на полицейских, и те заткнулись. Судя по всему, лезли не в своё дело.
Но оракул всё же качнул головой:
— Нет, сильного следа не чую.
А целитель, кашлянув, бухнул рядом со мной небольшой металлический сундучок.
— Похвально, сударь, — кивнул седоватый старичок в голубом затасканном пиджачке, касаясь моей ноги, — Всё грамотно сделал.
Его сухие пальцы принялись бегать по окровавленной повязке. Целитель прикрыл глаза и по-старчески жевал губами, причмокивая и кивая головой.
— Ага… Да… Ну-ну… Пуля не вышла, вот досада.
— Какая пуля? — равнодушно спросил оракул в чёрном плаще, который уже выпрямился, раскинул руки и слушал местность, — Жёлтая, синяя?
— Никакая… — чуть удивлённо ответил целитель, — Кажется, просто свинец.
— Вот оружие, — один из полицейских наклонился, показывая, и хотел подобрать.
Пистолет лежал чуть в стороне между пучками скудной горной травы.
— Не трогать!
Оракул с каменным лицом подошёл к пистолету, который я даже не тронул. Понюхал и под молчаливыми взглядами полицейских положил в карман плаща.
Целитель оглянулся на Синюю Луну.
— Даже луна сегодня нужная. Везунчик ты, Василий Ветров, — улыбнулся он, — Так ведь?
Я кивнул.
— Ну, ранение не серьёзное, ничего страшного не вижу, — целитель так и болтал, едва не напевая что-то под нос, — А тот громила-то весь вокзал на уши поднял.
— Громов? — вырвалось у меня.
— О, у него ещё и фамилия такая?
Целитель уже скинул повязку и стал пинцетом вытаскивать пулю. Я зажмурился, ожидая страшную боль, но нет — в мозг прилетали только тупые ощущения, будто мне вкололи обезболивающее.
Другая рука целителя светилась, прижимаясь к краям раны. Удобно — и подсветка, и анестезия.
Вот только то, что даже без боли я скоро свалюсь в обморок, было понятно и жжёной псине…
— Вот она, — на поднятом пинцете красовался деформированный свинцовый шарик, — Там не твоё имя случаем, не видишь? — целитель лучился жизнерадостностью.
— Прошу сюда, — хмурый оракул требовательно протянул белый платок, и старичок со вздохом скинул туда трофей.
Свёрнутый платок также отправился в карман. Вообще, поведение оракула с этими пистолетом и пулей было специфично. Будто речь шла о чём-то секретном, и никто вокруг даже не осмеливался об этом спросить.
Засветились пальцы старичка на свежей повязке, и по бедру пошли горячие иголочки.
— Ну, кровь я остановил, — целитель вытащил из сундучка полотенце, стал протирать руки, и важно кивнул, — Сделано в лучшем виде.
— А остальные где? — спросил я, когда меня стали поднимать, но ответа не услышал, потому что потерял сознание.
— Сгинь твоя луна, Ветров!
Красивый, но гневный голос вырвал меня из забытья.
Арина Соболева собственной персоной склонилась надо мной. Одетая в белый халат, она утирала пот со лба и сдувала в сторону мокрые непослушные локоны, которые выскальзывали из-под чепчика.
Я лежал на жёсткой поверхности, и над моей ногой всё ещё колдовали. Рядом суетился уже знакомый мне санитар.
— А, очнулся? — без особой ласки спросила Соболева, глянув мне в глаза, — Тебя какой идиот лечил, а, Ветров?
Я попытался что-то ответить, но не смог. И так глаза сейчас опять закроются… Кажется, задохлик Василий на сегодня получил слишком много приключений.
— Деревенский целитель, вроде бы, — за меня ответил санитар.
— В пробоину таких целителей! — зарычала Соболева, потом кивнула санитару, — Егор, неси нэри́т, мне нужна будет энергия…
— Но… он пустой ведь, а нэрита мало осталось… — растерялся Егор, и Арина рыкнула на него:
— Егор, чернолунник хренов!
Тот, поджав губы, удалился. Стукнула дверь.
— Этот безлунь-целитель, сгинь его луна, не сместил кость, — неожиданно сказала мне Соболева, когда мы остались наедине, — И зарастил рану вместе с костью. Ты понимаешь, чем мы сейчас займёмся?
Произнесено это было с нежностью, но почему-то от такой ласки у меня мурашки побежали по спине.
Только теперь я догадался, что это какая-то операционная. Фонари в лампе надо столом горели непривычным, неровным светом, а в остальном такая же белая стерильность.
— А ты крепкий, — Соболева покачала головой, — Даже неожиданно, не замечала раньше за тобой. Я слышала, Ветров, ты великолунского шпиона спугнул?
Я говорить особо не мог, сознание плавало где-то на краю. Арина же вдруг закусила губу, бросила осторожный взгляд на дверь, и приподняла пинцетом покрывало на моих бёдрах и животе.
Её глаза округлились и озорно блеснули:
— О-о-о, да у тебя есть, чем гордиться, Ветров…
— Чем?! — вдруг просипел я, пытаясь приподняться и посмотреть.
Я и сам-то ещё не видел, что у меня там. А нужду последний раз ночью справлял, когда не было видно ни зги, да и моё состояние души в тот момент можно было назвать «всё ещё охреневающий».
— Ветров, да лежи ты, безлунь! — испуганный голос Арины уже улетал куда-то в вышину, в воющие облака, к вечному солнцу в синей звёздной пустоте… — Егор, твою луну!!!
Видимо, мои трепыхания явно были лишними, и я опять потерял сознание. Ну, Вася, дохляк ты хренов.
Передо мной был Василий.
В форме академии, выглаженной и чистой, он сидел на стульчике, скромно сложив руки на коленках, и растерянно смотрел на меня.
Что это было за место, где кругом темнота, и только луч света падает на стульчик с Василием, я не знал.
— Ты кто? — спросил он.
— Тимофей Зайцев, — ответил я, — Я с Земли… С другой Земли.
— Почему молчишь? — обиженно ответил Вася, — Ты занял моё тело.
Я поморщился.
— Я — Тимофей Зайцев…
— Не хочешь, не отвечай! — буркнул Вася.
Ага. Значит, он меня не слышит. Интересно, почему?
— Василий! — крикнул я.
Нет, он просто крутил головой, разглядывая темноту вокруг.
— Ты на хрена про Вепревых всех вокруг расспрашиваешь? — проворчал Вася, — Знаешь, я с каким трудом сбежал?
Я попытался сделать шаг вперёд, чтобы пройти к нему. Но что-то меня держало. Словно пока ещё нельзя войти под этот свет…
Так бывает во сне, когда знаешь, что произойдёт. Вот и мне пришло вдруг осознание, что если я вступлю в круг света, то Василия там уже не будет. Его уже нигде не будет, и стульчик придётся занять мне. Навсегда…
— Документы хранятся у Гранного, — зло процедил седой парень, — Я подделал, Вепрева на Ветрова выправил… Есть такие, Ветровы, но они очень далеко живут, я за них себя выдал. Плохо, что любой сильный оракул легко подлог опознает, если документ увидит.
Я молча обдумывал, пытаясь понять, как мне пригодится эта информация.
— А от Вепревых сбежал, потому что…
Свет мигнул, и стульчик тряхнуло вместе с Василием. Он вздрогнул, выставил ногу для лучшей опоры, закрутил головой.
Проворчал:
— Ну вот, опять! — и заговорил быстро-быстро, — А Ленка эта тоже была пустой, но она пробудилась, и теперь…
Снова тряхнуло. Я понял, что это происходит с нашим телом, и, значит, скоро снова очухиваться.
— Я не пустой! — крикнул Ветров, — Слышишь, ты?! Это соседский…
Тут уже не просто тряхнуло, а меня что-то дёрнуло за шкирку, вытаскивая наверх.
— …проклял меня…
Твою псину, Вася. Кажется, нам придётся поговорить в следующий раз.
— …под Чёрной Луной!
— В пробоину все ваши желания, Арина Бадиевна, — наглый голос звучал, разносясь под белым потолком.
Я открыл глаза, и моё сознание довольно быстро сориентировалось — нахожусь в лазарете, но просто в больничном покое. Эти потолки я уже видел через те двери, в которые заглядывал на выходе из кабинета Соболевой.
— Полозов, сгинь твоя луна! Ты понимаешь?! Его нельзя поднимать!
О, а вот и она.
— Это вы не понимаете, старший целитель. У Гранного сейчас находится сам Плетнёв-старший. Господин магистр Плетнёв навряд ли будет рад, что вы не уважаете его требований.
Пока начальник караула и Соболева ругались, я обратил внутрь себя взор, сканируя организм.
Сокращая мышцы, я понял, что Арина в который раз показала свой профессионализм. Ничего, даже мышечной боли от нагрузок нету.
— Там же комендант, и магистр-оракул, глава маловратских Стражей Душ…
— А я страж тела, мать твою! — срываясь, орала Соболева, — Ещё приди ко мне со своей спиной, Полозов! Загну в обратную сторону!
Я попытался ощутить Василия. Вот он, его эмоциональное присутствие чувствовалось прекрасно. Он был взволнован, но сейчас я мог хотя бы с ним общаться.
Так, Василий. В следующий раз, когда будем валяться в коме, сразу всё выкладывай, без своих истерик и обид, ясно?
И, чтобы тебе было не так страшно, главное я понял: Вепревым нельзя попадаться, и документы не настоящие.
А на Елену мы обиделись, потому что она, зараза такая, смогла пробудиться, видишь ли. А бедный Васечка всё чакры мнёт, никак не пробьёт своё проклятие.
Мои мышцы дёрнулись от гневной реакции хозяина тела, и я, улыбаясь, сел на кровати. Подвигал плечами… Совершенно здоров.
Ай, да Соболева, вот же баба-огонь. А если с ней замутить чего серьёзнее, вдруг мы пробудимся? А, Васёк?
На это бывший хозяин тела вдруг стеснительно замялся. Эх ты, а ведь Соболева заценила твой инструмент, Вася. Так что не пропадём.
Целитель и начальник караула уже переместились за дверь и ругались у кабинета, их было едва слышно за двойными стеклянными дверями.
Я встал, обнаружив себя в больничной хламиде, которая легко развязывалась позади. На стульях рядом обнаружились мои штаны с рубахой и сюртуком: всё зашито, отстирано и отглажено. Это явно говорило о том, что надолго бы меня здесь не задержали.
Несмотря на починку, одежда моя стала выглядеть ещё хуже. Я оделся, надел часы с выпавшим камешком, и с лёгкой тревогой не обнаружил в карманах своей родовой вещицы. Твою псину, опять стащили?
В лазарете больше никого не было, и я даже предположить не мог, кто это мог быть. Ну ладно, у нас тут придурков немного, придётся потрясти опять Плетнёва и его подружку, пеликана-Антуана.
Судя по теням, падающим в окна, сейчас середина дня. Надеюсь, я проспал не больше суток.
— Тогда пусть тащат сюда свои лунные задницы, раз они такие шишки! — голос Соболевой ударил по ушам, когда я открыл дверь.
— Да вы на трибунал уже наговорили, госпожа старший целитель, — визжал в ответ Полозов.
Они замолчали, когда я стукнул дверью.
— Доброго дня, Арина Бадиевна, — вежливо ответил я, улыбнувшись ей, — Ваши руки, как всегда, творят чудеса.
— Ветров… — только и сказала она.
— Ветров, тебе приказано срочно явиться в кабинет магистра Гранного, тебя там ожидают…
— Я тебе ещё раз повторяю… — начала было Соболева, но я ей махнул рукой:
— На надо, Арина Бадиевна, уже иду сам.
— Но, Василий, как ты себя чувствуешь? — донеслось мне вслед, но я уже вышел на улицу.
На начальника караула я, к удовольствию Соболевой, не обратил вообще никакого внимания.
— Я так понимаю, Василий, спрашивать, почему ты поплёлся за тем человеком, смысла нет? — с лёгкой усмешкой спросил Иван Петрович Гранный, постукивая пальцами по столу.
Я покачал головой, стоя посередине кабинета.
Комендант подпирал стол с краю, с одобряющей улыбкой глядя на меня. Насколько я понял, здесь он был и от лица военных, и от лица полицейских.
Оракул в чёрном плаще и с серебряной кокардой стоял у окна. Это был тот самый, который уже проверял меня в первый день, и, к счастью, ко мне он не проявил особого интереса.
Ещё в кабинете находился незнакомый мне человек в меховой накидке и с длинными каштановыми волосами — он сидел в кресле перед столом магистра, закинув ногу на ногу, и с благородным возмущением оглядывал меня.
Зажав короткую трость под мышкой, он оглаживал пальцами с идеальным маникюром круглый набалдашник, другой же рукой то и дело откидывал прядь волос с лица.
И как же этот незнакомец был чертовски похож на каштана-Плетнёва. То, что это его отец, и гадать не приходилось.
— Так, это и есть тот самый пустой Ветров? — с пренебрежением, будто моё имя испачкало ему рот, спросил незнакомец.
— Да, Ростислав, — хмуро ответил Гранный.
— Хм, и вправду, самый что ни на есть пустой, и вид такой же, — усмехнулся тот.
Я сдержался, чтобы не вздохнуть от досады. Впервые у меня появилось до боли простое, но сильное желание — просто шагнуть вперёд и пнуть в эту смазливую рожу. Чтобы и кресло упало, и ноги он запрокинул.
Так вот откуда у каштана все эти слащавые манеры…
— Так это ты, пустой, спас моего сына?
Вопрос прозвучал так, что даже не хотелось на него отвечать.
— Он же, кто ещё-то? — охотно ответил за меня комендант, — И вывертыша завалил, и…
— Я не с вами разговариваю, безлунь.
Комендант стал звереть, стиснув зубы, но тут подал голос оракул:
— Господин Ростислав, я всё же надеюсь, вы отдаёте себе отчёт, что говорите с капитаном Царской Армии?
— Ах, ну да, — Плетнёв тронул лоб, нахмурившись, — Знаете, эти жестокие бои на фронте… Они немного утомляют, и даже забываешь, как же здесь тихо и мирно, в глубоком тылу.
Он с противной улыбкой повернулся к капитану.
— Забываешь, что даже здесь, в безопасных землях моего рода, тоже зачем-то есть солдаты…
— Леонид, — Гранный сразу встал, упёр ладонь в грудь дёрнувшегося коменданта.
Тот был красный, как рак, и сверлил глазами ненавистного Лунного.
— Знаешь, а я благодарен тебе, пустой, — взгляд Плетнёва снова вернулся ко мне, — Даже ты понял, что кровь магов надо спасать, поэтому и поспешил к Николасу?
Это он говорил явно про ту ночную стычку возле Белым Карликом в степях.
Я промолчал, пытаясь угадать, как нужно себя вести, чтобы не подвергнуться какой-нибудь проверке. А вообще, странно себя вёл этот пижон — настоящей благодарностью от него и не пахло.
— Хотя, конечно, мой сын наверняка сам ранил вывертыша. Кстати, говорят, там был и Громов? — он улыбнулся чуть теплее, — Тогда понятно, как вы смогли справиться… Надо отослать роду Громовых подарок, это достойные Лунные.
Это было последней каплей, и я проговорил:
— Я всего лишь хотел пробудиться, поэтому и полез к вывертышу. О Плетнёве я не думал.
Гранный обречённо вздохнул, а комендант вдруг сдулся и заулыбался.
— Господин студент, — снова подал голос оракул, — Не забывайте, с кем вы говорите.
— То есть, как это ты не думал о Плетнёве? — с нажимом произнёс Ростислав, поставив обе ноги на пол.
Бросив мимолётный взгляд на магистра Гранного, я ответил:
— Я просто пытался пробудиться. И там, возле Белого Вертуна, и в горах…
Иван Петрович округлил глаза, взглядом показывая мне, что вот именно сейчас это не прокатит. Я же чуть заметно пожал плечами — Бог любит троицу, как говорится.
На этот раз начал злиться и краснеть уже пижон с тростью. Он сверлил меня взглядом, явно недоумевая, что могут быть ещё какие-то причины, кроме как «желание спасти его сына».
— Дерзкий недолунок… — начал было Плетнёв, но тут оракул отвернулся от окна, повернулся ко всем собравшимся.
— Так, хватит. Магистр Ростислав, у нас есть дела и поважнее, чем ваши обиды.
— Мои обиды? — возмутился пижон.
— Дело касается всей Красногории, — без улыбки ответил оракул, — Там, на месте расправы, нашли остатки магических камней. Они позволили слабому оракулу приоткрыть вертуна.
— Вот даже как, — поморщился Плетнёв, — То есть, даже без привратника?
— Именно, — ответил оракул и впервые пристально глянул на меня, — Итак, господин Ветров, я желаю услышать всё о том человеке, который был в горах.