Временно оторвавшись от погони, я сбавил шаг, и стал двигаться тихо, стараясь не издавать лишнего шума.
В небе всё так же были только звёзды, очерченные едва заметными контурами двора.
— А-а-а!!! — крики доносились издалека, заглушённые улицей и стеной дома.
— Николас!
— Он убил его!
Недобро усмехаясь, я завернул за очередной угол, обогнув накиданные друг на друга ящики. Здесь меня от источника шума отделило ещё одно здание, и больше я «шестёрок» Плетнёва не слышал.
Нет, ребятки, это не Ветров убил вашего каштана. Он сам напоролся на противника, которого не смог осилить. Было бы у него мозгов побольше, следил бы за языком.
Чувствовал ли я жалость к нему? Конечно, я же человек. Если б Плетнёв не был говнюком, всё было бы по-другому. Но жизнь сложилась так, что он был говнюком…
В основном все эти мои рассуждения предназначались Василию. Потому что я чувствовал, как подкатывает тошнота, как ноги начинают слабеть. Бедного Ветрова мутило — это его первая настоящая кровь.
Усложнялось всё тем, что он хорошо знал этого Плетнёва, учился с ним… Мне даже не надо было объяснять, о чём сейчас думает Вася.
«Что Николай и не был таким уж плохим. Ну, повздорили, накричал он в гневе всякого. Да можно сказать, мы друзьями были. А вообще, весело же было, все эти наши тёрки, драки…»
Война давно отучила меня от гуманной философии наивного уровня «если я поступаю, как злодей, то сам стану злодеем». Нет, не стану, если есть внутренний стержень.
И я прекрасно помнил, что Николай нас заказал тем отморозкам, которые чуть нас не убили. А то, чем сейчас занимался Василий — это создание иллюзий.
Так что, Вася, можешь засунуть свои переживания куда подальше. Думай лучше о том, что ты избавил ненаглядную Перовскую от проблем. Заступился за свою девушку.
Стало полегче, колени окрепли. Ну, вот и ладненько.
Стараясь максимально прислушиваться к тому, что происходит в городе, я с потушенным фонарём тихо шёл к уже виднеющейся вдалеке задней двери лавки зубника. Матовое стекло за решёткой в темноте даже не поблёскивало.
Пока что интуиция молчала, но расслабляться не стоило. Мы в мире магии, и мало ли на что способны оракулы.
Если Стражи Душ вдруг появятся, мне надо гораздо раньше среагировать, а то как свернусь в кокон… И там мой мягкотелый Василий может и не выкрутиться.
Я подошёл к двери. Оглянулся ещё раз на тёмную подворотню позади. Никого… Скорее всего, подельники Плетнёва заняты тем, что тащат его тело к целителю в надежде спасти. Или, что ещё вероятнее, разбежались от ужаса кто куда.
Рука в кармане придерживала рукоять ножа. Я двинул пальцем, чтобы проверить, не проделал лезвием уже дырку в кармане, и коснулся перстня, который мне дала Перовская. На меня немного нахлынули чувства Василия, да и сам я вполне симпатизировал девчонке-оракулу… Поэтому я всё же вытащил перстенёк, примерил на средний палец. Великоват, но не слетит.
Ловец Удачи, значит. На среднем пальце это кольцо выглядело символично — если кому покажу этот палец, значит, пожелаю ему удачи.
Да, удача мне сейчас действительно не помешает.
Так я стоял несколько секунд, прислушиваясь к городу, потом негромко постучал кольцом по стеклу.
Раз. Раз, два.
Ждать пришлось недолго, и вскоре в ночную тишину добавилось шорканье за дверью. Скрипнула какая-то едва заметная заслонка.
Я понял, что меня рассматривают, хотя в мутном стекле ничего не изменилось. Но вот дверь приоткрылась.
— Школяр, я тебя вроде знаю, — сонным голосом произнёс усатый хозяин зубной лавки в накинутом наспех халате.
Пришлось напомнить о позавчерашнем случае, и заодно протянуть мятый конверт. Усач недовольно вздохнул, взял письмо, а потом позволил войти.
Я молча сидел, глядя на то, как Михаил Громов перечитывает раз за разом письмо. Его глаза то и дело поднимались на меня. А потом снова двигались по строчкам.
В глазах зубника появилось что-то неуловимое, и мне это не понравилось. Мне вообще теперь всё не нравилось, едва я понял, что дороги назад в академию нет.
Начала просыпаться моя паранойя. Твою псину, мне и самому надо было бы сначала прочесть, чего там Фёдор нацарапал.
— Эх, сраная пробоина, — выругался наконец усач, и шумно выдохнул.
Потом подошёл к закрытому ставнями окну, прислушался к шуму на улице, поскрёб бритый подбородок.
— Я так и не понял, что он тут имел в виду, — честно признался Михаил, — Федька-то сам соображает, что это такое — идти против Стражей Душ?
Я пожал плечами, разглядывая смятый листок в его руках.
— Он и не предлагает идти. Фёдор сказал про прииски…
— Прииски, на хрен! — выругался зубник, — Это которые? В Горном Вертюге, что ли?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Да вы ошалели совсем, вашу луну. Ради чего Громовы должны так рисковать?!
— Фёдор говорил, что в вашем роду был великий…
— Не тебе, школяр, рассказывать мне легенды моего же рода, — Михаил потряс конвертом, — Все эти сказки… Да, прадед был великим, но это ж сказка для детей! Ну, какой он мог быть Иной?! — прошептал зубник и потряс письмом, — А ты? Из тебя-то какой Иной, а, безлунь?
— Я просто… мы просто надеялись, что вы всё же нам поможете, — холодно ответил я.
— Вы надеялись… Нет, я с Федькой это так не оставлю. Ты посмотри, а? — Михаил явно уже разговаривал не со мной, — Один раз ему сошло с рук, и вот тебе на…
Снаружи на улице запел свисток. Много, много раз просвистели. Зубник нахмурился, прислушиваясь к звукам и глядя на меня.
— Неужели и вправду что натворили?
— Так вы поможете? — я встал, чувствуя, как накатывает тревога.
Теперь я уже был не в безопасном месте, а просто терял время.
— Я ведь тогда говорил им — Федьку наказывать надо. Один раз сойдёт ему с рук, и он не поймёт. Вот и результат, — зубник возмущённо поднял руки, показывая на меня, — Он тащит в нашу семью проблемы одну за другой!
— Пойду я тогда, — встав, я двинулся к выходу.
— Погоди, погоди, не спеши, — Михаил поморщился, махнул мне на стул, — А что он тут пишет, будто у тебя есть, чем отплатить.
Я сдержался, чтоб ехидно не улыбнуться. Ага, как о деньгах разговор, так и Стражи Душ не помеха?
Лунит в моей руке вызвал задорный блеск в глазах Михаила Громова. Он пригладил усы.
— Так, ты посиди пока, Василий. Сейчас всё сделаем, только извещу старших рода.
Зубник поспешно вышел, а я замер посреди комнаты. Положил лунит обратно в карман, и он гулко стукнул о коробочку с таблетками эфириума.
Потом я потёр руку с перстнем, который так и ощущался на пальце — Вася, судя по всему, никогда не носил колец.
Пёрышко на эфирусе, вправленном в перстень, горело чётким контуром. Я изумлённо смотрел на Ловца Удачи, пытаясь понять, что это значит.
Насколько я знаю, Белой Луны ещё нет, она где-то за пределами Пробоины. И эфирус не должен сейчас гореть, потому что на моих часах этот камешек тусклый.
Эфирус и не горел. Только гравированное пёрышко.
Так, ладно, в Пробоину эти загадки. Они мне выжить не помогут.
Мой взгляд пробежался ещё раз по комнате, разглядывая шкафчики, полные зубных порошков. Тут мы сидели с Перовской, пока ждали, когда Фёдора вылечат. И тогда я чувствовал, что всё хорошо. Сейчас же…
Нет, не могу ждать. Что-то не так.
Я верю, что Гром хотел мне помочь, но он не учёл, как старшие рода отреагируют на его самодеятельность. И я, толчковый пёс, не догадался.
Старшие рода — они ведь более трезвые и расчётливые.
Можно рискнуть, помочь Иному. Но в случае провала род скатится в такую глубокую задницу, что появление безумного Иного несколько лет назад покажется Громовым цветочками.
А можно помочь полиции и Стражам Душ. Какие потери у рода Громовых в таком случае? Ноль.
Даже ситуацию с письмом могут обставить так, что хитрый и дальновидный Фёдор смог вытащить Иного из академии и заманить в ловушку. Тем самым избежав кучу жертв.
Все эти мысли пронеслись в моей голове, когда я ощутил слабую псионику. И опять такую тонкую и чистую, что мой имплант позавидовал бы.
Это тот самый вид связи, который зубник использовал в прошлый раз. И тот диверсант в горах, великолунский агент, тоже излучал такую же псионику, когда докладывался.
Мне не удалось расслышать, что там бурчит в соседней комнате Михаил Громов, но ждать было бессмысленно. Моя интуиция ещё ни разу меня не подводила.
В два шага я вернулся к задней двери, через которую вошёл в лавку.
— Стой, Василий, — усач окликнул меня.
Я хотел обернуться… и вдруг споткнулся. Просто, на ровном месте, в этом коридорчике-тамбуре, который соединял несколько комнат зубника.
Жжёный псарь, Вася, что с тобой такое?
Кое-как успев подставить руки, я отбил плечо и едва не разбил нос. Но всё же услышал чёткий стук в дерево и досадное «твою луну» от Михаила.
Я вскинул голову — в задней двери, до которой мне оставалось пару шагов, торчал дротик. По крашеному дереву от оперённой иголки стекала капля.
Ах, вот значит, как…
Я медленно встал, повернулся к Громову, и, сунув руку в карман, сжал рукоять ножа. Усач нападать не собирался, лишь растерянно смотрел на маленький арбалет в руках, и чесал затылок.
— Василий, ну Стражи Душ разберутся, — виновато сказал Михаил, — Не убьют же они тебя… А мы, Громовы, поможем, поддержим.
Мне некогда было гадать, почему я споткнулся. Возможно, Василий слишком перепугался, услышав голос, вот и подогнулись коленки.
Этот зубник, хоть и маг, явно не боец. Я сейчас чётко знал, что даже в теле Василия смогу справиться с ним. С ножом запросто…
— Только ради Фёдора, — процедил я сквозь зубы, не отпуская рукоять ножа.
Если бы этот Михаил знал, что сейчас был на волоске от смерти. Хотя, судя по глазам, о чём-то он догадывался.
Я повернул ручку двери, на всякий случай быстро окинул взглядом подворотню. Пусто настолько, насколько может быть пусто в темноте.
— Громовы мне не враги, — с этими словами я вышел.
Ждать у зубника, когда к нему прибудут те, кого он вызвал, смысла не было.
Я лишь на миг задержался, чтобы свалить штабель из ящиков возле двери на крыльцо. Хотя Михаил особо и не спешил следом за мной.
А пёрышко на кольце уже не горело. Опять просто тусклый рисунок, который в темноте хрен разглядишь.
Закончив с баррикадой, я кинулся в подворотню. Здесь я уже немного знал дорогу, и решил бежать в сторону вокзала. Там можно уйти по путям в сторону гор…
Больше мне ничего на ум не приходило. Твою псину, а вот теперь ты попал, Тим… Конкретно.
Город кишел Стражами Душ и полицейскими, и до меня это дошло очень быстро.
Я пробежал вдоль забора и проскользнул через ту калитку, возле которой тогда с Фёдором убил мага воздуха. Его таблетки до сих пор бренчали в моём кармане.
Но едва выбежал в следующую подворотню, как вдруг меня коснулся поток псионики. Мощный, грязный, нахальный, он ринулся мне в глубину души… и сработал кокон.
Как мой Ветров споткнулся и полетел носом в землю, я видел прекрасно. Вот только чужими глазами.
Я стоял в углу, темнота прекрасно меня скрывала в чёрной форме Стража Душ. А этот седой долговязый мальчишка, корчащийся прямо в полоске света от фонаря на улице, был мне прекрасно виден.
До меня сразу дошло, что в этом теле я не проведу и нескольких секунд. Мощный, тренированный разум оракула за мгновение понял, что в его душе появился гость.
Я молниеносно сунул руки в карманы, выискивая хоть что-нибудь… Пистолет. И нож.
Нет времени разбираться с огнестрелом, он его даже не вытащил перед этим, а значит, могу не найти предохранитель в темноте. Холодное оружие надёжнее.
Нож едва блеснул в темноте, я заученным движением перехватил рукоять двумя руками, повернул лезвием к животу…
«Дрянь!» — прилетел мощный поток ненависти от сгущающейся тени в мозгах.
«Пошёл на хрен!» — улетел от меня ответ.
Я успел отдать команду мышцам рук на резкий рывок. И прекрасно ощутил, как острое лезвие разрывает мне брюшной пресс, холодной сталью проникает внутрь, скользит по нижнему ребру…
Но коршун уже налетел, вонзаясь в мою душу острыми когтями. И снова кокон свернулся.
— Падла-а-а… — сдавленный крик донёсся из темноты.
Я застонал, пытаясь сфокусироваться. Всё-таки кокон чуть запоздал, и атака оракула достала меня. Да ещё эфемерная боль в животе от клинка так и преследовала меня.
Мне понадобилось немного времени, чтобы убедить себя, что я жив. В глазах двоится, не могу ничего разглядеть. Я попытался встать…
Да ну, жжёный ты псарь, вставай давай!
— А… — Страж Душ в темноте свалился кулем, выдавил последние слова, — Иная… мразь.
В свет фонаря попали его злые глаза. Он попытался ползти ко мне.
— Иди в за… — хотел я сказать, но тут меня стошнило.
Да ну грёбаный насрать, Василий!
Я отвалился в сторону от зловонной жижи и уставился в звёздное небо. Ух, красота какая… А где-то запели свистки.
Бежать надо. Это был перескок, и они все, эти раки и лисы, сейчас будут здесь.
Я застонал, пытаясь разогнать психику, разозлиться, чтобы следом появились силы.
Ощущения были примерно те же, как в мой первый день в этом мире. Василия, видимо, заметно приложило в момент неожиданной атаки оракула.
Жжёный ты рак, как же ты меня подловил, хитрозадый Страж Души.
Со стоном я опять встал на четвереньки. Посмотрел в сторону затихшего оракула. Туда тебе и дорога… Так просто вы Тимку не возьмёте.
— Пошёл, дрищавый, пошёл! — ругаясь сам на себя, я сначала прополз на четырёх конечностях до стены, потом привстал и опёрся об неё.
Пошёл вдоль стены, шаря ладонями по кирпичной кладке. Да, так я далеко не уйду.
Застучали копыта за углом, на дороге задребезжали колёса. Кто-то на улице подъезжал к закоулку…
Я помнил это место. Именно тут мы с Фёдором подстерегли Перовскую, а потом за нами началась погоня.
Ощущение новой опасности подарило немного сил. Я оторвался от стены, затаился в тени, приготовившись выскочить из-за угла.
— Твою пробоину! — выругался кто-то очень близко, соскочив на тротуар в двух шагах.
Он, видимо, заметил голову Стража Душ в закоулке, которая попадала в пятно света от фонаря. Через несколько мгновений появилась тень, и зашаталась, вытягиваясь в нашу сторону.
Поспешно застучали каблуки…
Я рванулся изо всех сил, встречая локтем лицо полицейского. Тот шарахнулся без единого вскрика, задрав ноги в воздух. Рухнул на спину, вдобавок приложившись ещё и затылком. Его фуражка красивым флаером улетела, приземлившись на тротуаре.
Мне тоже не удалось удержаться на ногах — весь свой вес я вложил в удар, поэтому упал по инерции и, бессильно цепляясь за стену, свалился рядом с полицейским. К счастью, без особых увечий.
Тяжело дыша, я несколько секунд слушал, как снаружи проулка, на улице нервно фыркает лошадь. А ведь я даже не умею водить повозку… Ну, жжёный пёс, что я, вожжами лошадь не отстегаю?
Всё, Васёк, встаём, шанс есть!
Пытаясь не застонать, ловя круги перед глазами, я навалился сверху на полицейского. Я Арину так жадно не лапал, как этого беднягу.
Так, наручники? Ко мне. Жетон? Пусть тоже ко мне. Свисток? И он пригодится. Какой-то футляр… всё моё, ничего не отдам.
А вот огнестрела у полицейского не было, только длинная шашка. Я со злостью оглянулся на лежащего в нескольких шагах оракула, под которым уже разлилась лужа крови.
Твою же псину… Ну почему такая непруха? Почему каким-то ракам можно пистолеты, а копам, которые своими жизнями рискуют, нельзя?!
Либо оракул с пистолетом, либо лошадь с повозкой. Сил на оба варианта у меня не хватит.
— Сволочи вы лунные, да чтоб вас! — прошипел я и, загремев клинком шашки по мощёному тротуару, пополз на четвереньках, шоркая плечом по стене, к выходу из проулка.
Выглянул. Никого.
Подо мной валяется фуражка полицейского. А возле тротуара и вправду стоит лошадь, запряжённая в небольшую закрытую карету. Сверху на ней даже фонарь покачивается.
Эта картина сразу придала мне сил. Я схватил фуражку, водрузил её на лоб и, уперевшись спиной в стену, поднялся. Примерился, оценивая сложный маршрут длиной в два с лишним метра.
Ну, Вася, вперё-ё-ёд! И пьяным шагом я попёр в сторону раздваивающейся кареты, из-за кругов перед глазами опасаясь, что сейчас даже не смогу схватиться за поручень.
Да, жжёный ты… Схватился.
Со стоном я закинул себя на широкую подножку, куда кучер упирает свои ноги. Василий, мы смогли!
Вожжи были прицеплены к небольшому крюку, и я, дотянувшись до них, из всех сил хлестнул рукой, посылая волну:
— Пошла! Но!
Лошадь испуганно заржала и, дёрнувшись, поскакала вперёд.
От дикой тряски меня снова стало мутить, и я обильно выплеснул остатки желудка на летящую внизу брусчатку. Вот тебе, Маловратск, месть Иного.
Стало сильно полегче, и я нашёл в себе силы закинуть локоть на скамейку. Заглянул внутрь кареты через решётку. К счастью, там было пусто.
Я выпрямился, хотя эти усилия стоили мне головокружения. По тротуару навстречу пронеслись Стражи Душ.
Они подняли на меня взволнованные глаза, и я просто махнул им рукой, как знакомым, не сбавляя скорости. Не знаю, заподозрили они что-то, или нет, но я уже через несколько метров вылетел на главную улицу, ведущую к вокзалу.
Натянув вожжу вправо, я завернул карету, чуть не перевернув её, и стал стегать лошадь ещё сильнее.
Эта улица была более оживлённой, тут даже ночью попадались кареты. По тротуарам прогуливались редкие горожане. Правда, многие спешили домой, увидев, что опять творится в городе.
А полицейские и Стражи Душ носились, как угорелые. В основном все неслись в ту сторону, где я убил оракула.
Навстречу пролетела ещё карета, где тоже сидел полицейский. Он стегал свою лошадь вожжами, а я в этот момент пошёл на обгон какой-то медленной повозки.
Тому пришлось даже вывернуть на тротуар, шуганув в сторону пару прохожих.
— Куда прёшь, долболунь?!
Я лишь козырнул ему, улыбнувшись. И тебе привет, коллега. Неспокойная нынче ночка, не находите, сударь?
И, выправив лошадь прямо по курсу, я стегнул её ещё сильнее.
Через полминуты я проскочил мимо здания вокзала, вырулил в сторону. Эту дорогу я тогда приметил ещё из окна поезда.
Правда, я едва не влетел в тупик, и пришлось, обрубая красивые боковые подножки у кареты, врезаться в тесный проулок.
Но вот моя повозка, сшибив чьи-то прекрасные цветы с подоконника, вырвалась на волю. Впереди виднелся штакетник, лошадь испуганно захрапела, но всё же влетела в него грудью, легко прошибив целую секцию.
Карета подо мной шарахнулась, взорвались штакетины в спицах. Колёса зашелестели по траве, чтобы через несколько секунд зашуршать по грунтовой просёлочной дороге.
Железные пути, которые шли совсем рядом, маняще отражали свет многочисленных звёзд.
Где-то впереди должны быть горы. Там прииски у Громовых, или нет, я не знал. И можно ли им вообще теперь верить, этим Громовым?
Но я стегал и стегал бедную лошадь, понимая, что погоня за мной уже наверняка пущена.
Конец первого тома.