Рейская макама (двадцать первая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Когда научился я добро отличать от зла и понимать, какие последствия влекут за собою мои дела, к слушанью проповедей я пристрастился и от речей дурных отвратился, чтоб узорами добродетели разукрасить свои деяния и зашить прореху порока на их одеянии. Душе своей путь я наметил правый, погасил в ней уголь дурного нрава и, презрев дары заблуждения, стал я праведником без принуждения — в этом видел я для себя услаждение.

Чистый, без пагубных страстей, прибыл я в город Рей[149], различая четко, где правда, где ложь, какой поступок дурен, а какой хорош. Однажды поутру я увидел: бежит народ, толпа за толпой, как саранчи поднявшийся рой или словно табун скаковых лошадей, и вихрится пыль по следам людей. А бегущие призывают друг друга поторопиться, чтобы проповедью насладиться: проповедника нового славят они до небес — словно сам Ибн Самун[150] перед ними воскрес! А когда мне хочется проповедь услыхать, меня не может ничто удержать — не мешают мне ни крики кричащих, ни давка давящих. Я пустился за всеми, не зная преграды, как верблюд, приставший к чужому стаду, от людей ни на шаг не отставал, словно кто-то меня на ту же нить нанизал. Вот вижу: поток людской собрал — тех, кто велик, и тех, кто мал, тех, кто приказывает и повелевает, и тех, кто слушает и исполняет. А посредине, меж лиц просветленных, отсветом благости освещенных, старец, будто бы месяц согбенный, в одежде отшельников неизменной, а в устах его громко поученья звучат — такие, что камень любой смягчат! Этой речью полезной старец умы пленил. Вот что он говорил:

— О сын человеческий! Почему лишь обман тебя манит и радует то, что тебе вредит? И отчего твой ум развлекает лишь то, что тебя закабаляет? И сердце твое к себе привлекает лишь тот, кто тебя превозвышает? Ты за тем гоняешься, что тебя угнетает, ты о том забываешь, что полезно бывает! Одежду жадности ты надел на себя, лук вражды натянул, душу свою губя. Ты достатком дозволенным не дорожишь, от запретного не бежишь, добрым проповедям не внемлешь, поучения не приемлешь, и мечешься ты, страстям потакая, словно верблюдица слепая. К добыванию благ ты ищешь средства, тянешься к чужому наследству, гордость богатством поселилась в твоей груди, и ты не думаешь, что тебя ждет впереди. В погоне за суетным ты не ведаешь меры, стремясь насытить две ненасытных пещеры.

Подумай о том, что завтра ты будешь без помощи брошен и Аллахом отчет с тебя будет спрошен! Где лев, где газель — разве смерть разбирает? Или ты думаешь — взятки она принимает? Но нет! Не расплатишься с судьбою своей — ни денег не примет она, ни сыновей! И помогут жителям могил лишь поступки богоугодные, которые каждый на земле совершил. Лишь тому уготованы сады блаженства[151], кто поучается, ища совершенства, и тому, чья душа, поучению верная, от порочных страстей удержана. Знай: человеку вкусить придется только то, чего он своим стараньем добьется, а кто усерден в божьих делах — его усердие усмотрит Аллах[152]!

Тут старец громко стихи запел — восхваление праведных дел:

Твоей жизнью клянусь — не поможет богатство

Мертвецу под плитою могильной ограды.

Щедро деньги расходуй в угоду Аллаху —

Не лишит он тебя справедливой награды.

Ты добром отвращаешь превратности рока,

Что своими когтями терзать тебя рады.

Строит козни судьба и безжалостно губит

И великих и малых, не зная преграды.

А душа тебе только дурное внушает

И готовит тебе униженья наряды.

Ты противься душе, божий страх сохраняя,

Чтобы ввел тебя бог во врата вертограда!

В прегрешениях кайся, облей их слезами,

Словно облако, полное ливня и града!

Бойся смертного часа, приход его страшен,

Вкус его колоквинта[153] — не вкус винограда!

И дворцы и сады он заставит покинуть

И в могиле лежать среди тлена в смрада.

Торопись же исправить ошибки земные

До свершенья последнего в жизни обряда!

Солнца диск тем временем почти закатился, и к вечеру день склонился. Окруженный почтением и вниманием, кончил шейх свои назидания, и в толпе утихли рыдания. Вдруг один человек появился и к эмиру за помощью обратился против наместника чванливого, несправедливого. Но эмир поверил сплетням его врага — видно, правда ему недорога. Отчаянья полный, проситель этот к проповеднику бросился за советом. А старец, горяч и смел, тут же снова стихи запел, на эмира в своих словах намекая и его упрекая:

Дивитесь мужу, что стремился к власти,

Достиг ее — и стал несправедливым.

К источнику жестокости спустившись,

Он ею поит подданных глумливо,

И, голосу страстей своих послушный,

Закон Аллаха он толкует криво.

Ах, знал бы он, что власть его не вечна, —

Не попирал бы правду он спесиво!

И знал бы он, что каяться придется, —

К речам бы не прислушивался лживым!

О люди, подчиняйтесь властелину —

Пускай он управляет нерадиво!

Мурар[154] вы жуйте, если он прикажет,

И на колючках спите терпеливо,

Без ропота сносите все обиды,

Потоки слез пролейте молчаливо!

Зато потом над ним вы посмеетесь:

Ему судьба изменит прихотливо,

Огнем войны сожжет его коварство,

Предчувствуя в нем славную поживу,

Лишит его и власти и богатства,

Которыми гордится он кичливо.

У вас в сердцах тогда пробудит жалость

И пыльный лик, и взгляд его тоскливый.

В тот грозный день[155] вкусит он униженье,

Когда лишится слов красноречивый,

И взыщется с него за все обиды,

За все грехи воздастся справедливо.

Как с подданных он спрашивал ответа —

Так сам за все ответит он правдиво,

И будет он кусать в досаде руки

И каяться, что правил нечестиво!

Потом шейх сказал:

— О владыка! Власть, что Аллахом тебе дана, защите подданных служить должна. Ты величием своим не гордись, в ослеплении не возносись. Поистине власть как ветер, что направление часто меняет, а сан эмира как молния, что дождя нам не посылает. Поистине счастлив тот властелин, чей народ забыл про горе и страх, а тот, кто подданных попирает, будет несчастен в обоих мирах. Не будь беспечным, пренебрегающим жизнью вечной, тем, кто увлекся благами земными и не идет к блаженству путями прямыми, тем, кто с народом своим несправедлив и жесток и, став эмиром, на земле насаждает порок!

Клянусь Аллахом, господь наш за каждым шагом следит, ничего не упустит, ничего не простит! Обо всем, что ты сделал, знает Аллах: и добро и зло твои будут взвешены на весах[156], и, как ты людьми теперь управляешь, на себе все это потом испытаешь.

Говорит рассказчик:

— Когда эмир услышал эти слова, он побледнел и поникла его голова, стал он неправедность свою проклинать и громко вздыхать. Потом, как совесть велела, жалобу разобрал и виновника наказал. Он обласкал проповедника, богато его одарил и к себе во дворец пригласил. Жалобщик удалился, довольный своей судьбой, и получил по заслугам обидчик злой. И пошел проповедник, покачиваясь горделиво, а люди бежали за ним торопливо.

Мне показалась знакомой его повадка, и я пошел за ним по пятам, приглядываясь украдкой. Когда он заметил мое внимание и понял мои колебания, он сказал:

— Лучший руководитель тот, кто прямым путем тебя поведет.

Потом бросил спутников, подошел поближе ко мне и такие стихи прочел мне наедине:

Ты знаешь, Харис, мой секрет:

Шутник, певец я и поэт,

Царям я услаждал обед

Речами слаще, чем шербет.

Меня не смяло бремя лет,

Хотя судьба меняла цвет;

Нужда — мой горестный сосед —

Не поломала мне хребет.

Лукавство — вот мой амулет,

За мной идет добыча вслед,

Других владельцев словно нет —

Один я всем отец и дед:

И Сим, и Хам я, и Яфет[157]!

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Я сказал ему: «Клянусь Аллахом, ты — Абу Зейд, ты ближе к богу, чем Амр ибн Убейд[158]»!

Похвале моей проповедник был рад и воскликнул:

— Послушай-ка, милый брат:

Ты правды держись, если даже она

Тебя будет жечь, словно зной — бедуина.

Ты помни о боге: глупее всего,

Рабу угодив, прогневить господина!

Потом он с друзьями простился и походкой медлительной удалился. Мы его долго в Рее искали, повсюду письма о нем рассылали, но увы — узнать не случилось мне, в какой он скрывается стороне.


Перевод А. Долининой

Загрузка...