Мальчишкам снятся бригантины...

от уже второй час Пашков и Воронов беседовали с Фирюгиным. Это уже немолодой мужчина. Говорил он не торопясь, обдумывая каждое слово. Иногда он замолкал, словно уходя в себя.

Он рассказывал о партизанском отряде, о погибших товарищах. Сожалел, что газету прочитал только вчера, а то, конечно, зашел бы раньше. Но его работа — начальник отдела снабжения фабрики — бросает ро командировкам, и он часто бывает в разъездах.

Алексей Алексеевич, как видно, обладал редкой памятью. Он называл даты, помнил многие фамилии, рассказывал о событиях с мельчайшими подробностями.

— Алексей Алексеевич, — Воронов продвинул к нему пачку «Шипки». — Вы очень много интересного рассказываете… Почему бы вам не выступить в газете?

— Нет, писатель из меня плохой! Перед ребятами выступлю с удовольствием. А потом, ведь двадцать лет прошло… — Он опять замолчал. Размял сигарету грубоватыми пальцами. — Да, лихие у нас были ребята! Гриша Осипов, Ветлужный, Плужников Юрка, Седой… Обстановка была сложная, кругом полицаи, эсэсовцы…

— А ваш Седой жив! — перебил его Александр Иванович. — Он нам письмо прислал.

— Неужели? — удивился Фирюгин. — А я думал, что он погиб… У него очень тяжелая контузия была.

— Журавлев написал нам в редакцию. Мы можем дать вам его адрес.

— Конечно, конечно… Я очень рад… — обрадованно и как‑то смущенно заговорил Фирюгин. — Молодцы ваши ребята! Такую сумку нашли! Интересно было бы взглянуть на документы…

— Они все опубликованы.

— Все, что найдено?

— Да.

Воронов прошелся по кабинету.

— Судя по донесению, Алексей Алексеевич, Карташов был предатель. Как вы считаете, здесь нет ошибки?

— Как это ни горько, но это так. Сулина, этого гестаповского осведомителя, я сам пустил в расход. Он под страхом смерти подтвердил, что Карташов давал ему сведения.

— А кто же писал это донесение? — спросил Пашков.

Воронов отодвинул ящик стола и передал Фирюгину наклеенный на картон желтый, почти прозрачный клочок бумаги.

— Вот, пожалуйста, посмотрите!

Алексей Алексеевич порылся в боковом кармане, нацепил на переносицу очки. Он читал про себя, но губы у него шевелились. Отложил лист на край стола.

— Убей меня бог, не помню, чей почерк… Двадцать лет прошло…

— Алексей Алексеевич, мы с ребятами собираемся навестить Журавлева. Вот если бы вы поехали с нами! — предложил Пашков.

— Обязательно… Как же, обязательно поеду.

Фирюгин ушел.

— Интересный человек! — заключил Воронов. — Надо продолжать поиски. Уверен, что он нам поможет.

Из дневника Никиты Березина

27 июля

Поиски партизан продолжаются. Наша штабная папка пополняется. У нас есть уже портрет Саши Карелина… Вот только до конца лета месяц остался. Не успели развернуться — и уже в школу. Мама меня усиленно спроваживает к дяде. Я ей доказываю, что не могу, я же начальник штаба. И притом у нас дисциплина. Но мама ни в какую! Говорит, что у меня ребра торчат. Тогда я схватил самый тяжелый стул, который стоит у папы в кабинете, и выжал его семь с половиной раз, и сказал, что это не ребра, а мускулы. Но с этими женщинами разве договоришься! Мама заявила, что я обязательно поеду к дяде, у него там парное молоко и прочее. Я уже был на грани катастрофы, но пришел папа и сказал, что были бы кости, а мясо будет, и что отряд в общем‑то ничего, только бы я не забыл о книгах и вовремя приходил обедать. Я знал, что мужчины всегда найдут общий язык! Потом они пошли в другую комнату, и я услышал, как мама сказала: «Ты подрываешь мой авторитет».

Но к дяде я все‑таки не поехал!

У нас в отряде несколько новеньких. Мне особенно нравится Коля Архипов. Он знает приемы самбо. А плавает как! В футбол гоняет, как мастер спорта, даже Толька Огурцов и тот против него слабак.

28 июля

Сегодня я долго не мог заснуть и все думал, кто у меня лучший друг в отряде, с кем бы я в разведку пошел. Конечно, прежде всего с Александром Ивановичем. А вот из ребят у меня, пожалуй, самый надежный друг Валька Чернов. Первый наш капитан. Кто его не знАет, подумает — тихоня. А Валька просто молчаливый. Но уж он никогда не подведет! И потом Валька не трепач: скажет, так сделает. Паганель, правда, тоже ничего. Но его иногда заносит. А вот со Светкой пошел бы я в разведку? У нас много девчонок в отряде. Но Светка какая‑то не такая, как все. Правда, ее иногда не поймешь: то лебезит, вызывается помочь, то вдруг пройдет мимо, словно мы и не знакомы с ней. И все‑таки я пошел бы с ней в разведку!.. Вчера у Василия Андреевича она первая предложила назвать новую улицу в Кировском поселке именем Саши Карелина.

Василий Андреевич обещал сходить в горсовет и похлопотать.

Вот будет здорово! Деревья там посадим. Портрет Саши повесим. А у нас в штабе решили открыть музей Саши Карелина.

А что, если и наш отряд назвать именем Саши Карелина? Надо будет с Валькой посоветоваться. По — моему, это идея!

Пишу сразу после совета командиров. Ура! Мою идею приняли. Наш отряд теперь имени Саши Карелина!

А еще сегодня Александр Иванович сообщил нам, что пора готовить флотилию. Скоро мы поедем по реке Светлой к командиру партизанского отряда Григорию Николаевичу Журавлеву. Мы ему написали, что к нам приходил в гости товарищ Фирюгин, что мы нашли родителей Саши Карелина и они нам подарили фотографию Саши. А еще его любимые книжки. И несколько рисунков. Оказывается, Саша хорошо рисовал.

Наш отряд разбили на экипажи. Все мы теперь матросы, Капитан флагманского судна — Валентин Чернов. Я тоже буду на флагмане. Поход назначен на 10 августа.

Вот придем в школу, будет о чем рассказать. А то бы сидел у дяди, пил парное молоко и слушал длинные нотации.

Но возвращаюсь к делу. Флагман у нас уже есть. На водной станции стоит баркас. Правда, он немного подтекает. И руля нет. Но это пустяки. Зато он вместительный. Мы его зашпаклюем. Название придумаем интересное. Еще надо два плота сбить. И несколько лодок обещает нам дед Макар. И паруса у нас будут… Где‑то у меня компас валяется, надо будет его на флагмане установить. А вот морской узел я, кажется, забыл, как вязать. Надо потренироваться…

Словом, нас ждут великие дела!