В понедельник только и разговоров было, что о грибах. Вспоминались подробности. Смеялись над Толькой Огурцовым и его поганками. Паганель в лицах показывал, как гражданин Кубышкин покупал грибы. И тут в штаб вошел Никита Березин. Ни слова не говоря, полез в «газик», порылся там и опять вылез.
— Никита, случилось что‑нибудь? — подошла к нему Зинка — маленькая.
— Да отстань ты!
— Подумаешь, задавала! — Зинка вспыхнула и выбежала из штаба.
И Валька заметил, что с Никитой что‑то не в порядке. Он отозвал его в сторону.
— Давай выкладывай, что случилось?
— Понимаешь, Валька, пропали документы, те, что в сумке были.
— Да куда им деться! Поищи получше!
— Я везде искал. Все перерыл. Папка в «газике» лежала. Все на месте, а двух документов нет.
— Может, кто‑нибудь пошутил?
— «Газик» закрыт был. Да сегодня и никого здесь не было, все за грибами уехали. А я утром пришел, смотрю, все аккуратно на месте, а донесения и обрывка карты нет.
— Ладно, ты носа не вешай! Найдутся!
Валька не любил говорить много. Наверно, он был весь в отца. Летчик Чернов, редко бывавший [дома, не баловал сына лаской. Говорил с ним как мужчина с мужчиной. Старшему было сорок, младшему пятнадцать.
Возвратившись с полетов, Чернов — старший грубоватодружески говорил Чернову — младшему:
— Ну как, сидим в седле? Сколько двоек нахватал?
— Двоек нет. В седле сидим, — также грубовато отвечал Валька. — А как твое небо?
— Небо в порядке, — отвечал старший.
И они занимались каждый своим делом. Валька очень гордился своим отцом. Но никогда об этом никому не говорил. Даже не все ребята во дворе знали, что отец у Вальки летчик. А уж то, что отец дважды горел в самолете, вообще никто не знал. Даже мама.
И оттого, что Валька мало говорил, ребята ему больше доверяли. Знали, Чернов трепаться не будет.
— Так как же, Валька? — спросил Никита. — Может, Александру Ивановичу сказать?
— Не трезвонь! Найдутся!
Про себя же Валька подумал: «Шутить так. бы никто не стал».
Воронов и Александр Иванович молчали. Шахматная партия продвигалась туго. Остыл чай в стаканах. На экране телевизора беззвучно шевелил губами какой‑то комментатор. Звук они выключили. Ждали продолжения концерта Святослава Рихтера.
— Зеваешь ладью, старик!
— Да, да… думаю о другом, — ответил Александр Иванович, но ладью не убрал. — А знаешь, Андрей, это странно… Куда же могло запропаститься донесение… Ребята в один голос говорят, что не брали…
— М — да, странно… — Воронов взял ладью и тоже перестал играть. — Меня смущает еще и другое… Мы написали, что Карташов предатель, а Журавлев и Кириллов, очевидцы тех событий, начисто отвергают это.
— Да, но Фирюгин тоже очевидец. И он говорит обратное.
— Жив еще и четвертый участник событий. Мы послали ему письмо в Курск. Пока нет ответа… И все‑таки куда же делись документы из папки?
— Вот тебе и дела давно минувших дней!
И вдруг Воронов вспомнил: когда Фирюгин выступал в газете, он говорил, что был с теми в старом Кремле. Может быть, Кириллов тоже ошибается? А у Фирюгина отличная память. И Воронов сказал это Пашкову.
— А я думаю, Андрей, уж тут кто‑то не умышленно ли кое‑что запамятовал или перепутал? Надо их собрать всех вместе, и все прояснится.
Александру Ивановичу очень нравилось (го настроение, которое всегда царило на совете командиров. И он порой даже удивлялся неожиданным ребячьим решениям. Это они
— Пойду подогрею чай. — Воронов поднялся. Но тут на экране появился знаменитый пианист. Воронов включил звук.
Александр Иванович с остервенением вертел ручку арифмометра. Управляющий готовил докладную записку в главк, а их отдел задерживал данные. Приходилось форсировать.
Неожиданно в комнату вошла Света. Визиты искателей стали настолько частыми, что сослуживцы Пашкова даже перестали отпускать остроты по этому поводу.
— Присядь, Света, я через минуту…
Закончив подсчеты, Александр Иванович набросил пиджак, подтянул галстук и протянул бумаги заведующему отделам.
— По — моему, все, Николай Николаевич. Можно нести шефу.
— Хорошо… Я посмотрю, — кисло ответил заведующий и, отложив бумаги, принялся за неоконченный кроссворд в «Огоньке».
— Пошли, комиссар, — сказал Пашков Свете, — рабочий день кончился.
— Одну минуточку, — остановил его заместитель. — Вы случайно не знаете? Персонаж Гоголя из девяти букв? Четвертая «а».
— Собакевич! — хладнокровно бросила Светка.
— Ну?! Благодарю вас, барышня!
На улице Светка сбивчиво начала рассказывать. Александр Иванович понял, что случилась действительно неприятная вещь. Коля Архипов потерял казенные деньги — сто шестьдесят рублей.
— Что же теперь делать? — спросила растерянно Света. — У него мама больная… Он и школу из‑за этого бросил…
— Света, что‑нибудь придумаем. Сегодня у нас как раз совет командиров…
придумали операцию «Газета». И уже через день в трамваях, в автобусах и прямо на улицах появились юные продавцы газет в голубых рубашках.
— Покупайте молодежную газету. Сегодня вы прочтете… — раздавались звонкие мальчишеские голоса.
Кое‑кто осуждал эту затею. Говорили, что от этого попахивает Западом. И это дало возможность гражданину Кубышкину написать еще одну жалобу в очередную инстанцию. А по утрам, когда в трамвае или автобусе не было видно мальчишек, продавцов газет, пассажиры спрашивали: «Почему сегодня «Молодежку» не продают?»
В начале августа испортилась погода, пошли дожди. Из района приходили тревожные сообщения: срывался сенокос. И тогда на совете командиров Валька Чернов предложил операцию «НБДПС». Расшифровывалось это так: «Не боимся дождя — поможем совхозу». На следующий день старшие ребята выехали в пригородный совхоз «Чайка».
Двое суто^с трудовой десант «Искателя» мок под дождем. На третий день засияло солнце. И отряд уехал из совхоза хоть и поредевшим, но победителем.
Александр Иванович любил наблюдать, как рождается у ребят новая мысль: порой робкая, порой гбрячая и безудержная. Он и сам загорался, в минуты жаркого спора мало чем отличаясь от своих «подчиненных».
И вот снова двенадцать командиров и комиссаров сидят в старом редакционном параже под шиферной крышей.
— Встать, смирно!
— Вольно! — Пашков прошел на свое обычное место.
Первый докладывал Валька Чернов. Он весь день пробыл на реке. Конопатил с ребятами баркас — флагман будущей флотилии. Потом Зинка — большая сообщила о работе бюро добрых услуг, потом Костька Павлов…
После рапортов Пашков поднялся.
— Вот какое дело, товарищи командиры! У Николая Архипова пропали казенные деньги… Положение у него дома плохое. Надо как‑то помочь. Ваше мнение?
— А сколько денег? — спросил Паганель.
— Сто шестьдесят рублей.
— 0–го!.. Сто шестьдесят! — протянул Толька Огурцов. — Где же их взять?
— Может, сбор устроить, со всех понемножку, — предложила Зинка — болыпая.
— Ребята! — вскочил Никита Березин. — У нас же есть заработанные отрядом деньги… девяносто четыре рубля.
— Правильно! Отдать их Коле! — сказал Валька Чернов.
— Конечно, отдать! — поддержал его Костька. — Остальные соберем.
— Возражений нет? — спросил Александр Иванович.
— Нет! — хором ответил командный состав.
После совета Пашков со Светой и Толькой Огурцовым на «газике» поехали к нему домой.
— Подождите меня, я сейчас, — сказал Александр Иванович, вылезая из «газика».
Вернулся он быстро и протянул Свете маленький сверток.
— Держи, тут вся сумма. Отдашь Архипову.
— А где же остальные взяли? — спросил Толька.
— Из золотого запаса, — усмехнулся Пашков.
Деньги он взял из суммы, отложенной на костюм.
На углу Каретного переулка Пашков притормозил.
— Счастливо, ребята!
— До свидания, Александр Иванович!