Немного времени спустя, в июле, я получил от нашего полномочного министра в Черногории, г. Колушева, сообщение, что черногорский король уже делает предложения о совместном выступлении. Это предложение мы сейчас же обсудили в Софии и решили, что я должен встретиться с г-ном Колушевым и устно обсудить этот вопрос, как устно обсуждались вопросы о болгаро-сербском и болгаро-греческом соглашениях. Чтобы не дать повода думать, что мы замышляем с Черногорией [363] нечто серьезное, я решил встретиться с г-ном Колушевым в Мюнхене. Но события развивались так быстро, что не дали мне возможности выехать. Поэтому г-н Колушев приехал в Софию, где пробыл до 15 (28) августа. В этот день он выехал в Цетинье, уполномоченный нами заключить устное соглашение с Черногорией. Относительно условий этого соглашения в министерстве иностранных дел сохранился его конфиденциальный доклад.
Так как условия этого устного соглашения еще не разглашены, то и мне нечего заниматься фазисами, через которые оно прошло, как я занимался подробностями переговоров о других, письменных, договорах. Текст последних был обнародован прежде всего парижской газетой «Matin» в ноябре 1913 года, а потом и другими газетами и журналами. Поэтому и я помещаю их в конце настоящей книги. [364]
Глава вторая.
История начала Балканской войны
После подписания нашего договора с Сербией я должен был постараться, согласно ст. 3-й секретного к нему приложения, послать копию с него русскому императору. Я должен был сделать это тем быстрее, что итало-турецкая война, с одной стороны, и внутреннее политическое положение Турции, с другой, могли довести до событий, которые заставили бы и нас принять в них участие. А нам необходимо было, чтобы еще до этого вмешательства русский монарх одобрил наш договор и принял на себя роль арбитра, предусмотренную в указанном договоре. Приезд государя в Ливадию весной 1912 года представил нам удобный случай послать туда болгарскую депутацию, которая приветствовала его от имени болгарского царя и болгарского правительства. Шефом этой миссии был выбран д-р Ст. Данев, председатель Народного Собрания. Ему и было доверено поручение вручить копии сербо-болгарского [365] договора, секретного к нему приложения и военной конвенции. Остальными членами депутации были генерал Марков, подполковник Луков и г-н Милчев. Депутация выехала 21 апреля, прибыла в Ялту 23-го, представилась государю императору 24-го, и 30-го выехала обратно в Софию, за исключением г-на Данева, который 1 мая выехал в Петроград. Там он имел новые совещания с г-ном Сазоновым, встретился и с другими русскими министрами и в двадцатых числах мая прибыл через Берлин в Вену, где был и я с их величествами по случаю посещения ими императора Франца Иосифа. Здесь, как я упомянул уже выше, мы имели совещания не только с г-ном Даневым, но и с г-ном Т. Тодоровым, министром финансов, и с г-ном Д. Ризовым, нашим полномочным министром в Риме.
Г-н Данев еще до своего отъезда в Петроград сообщил мне в письме свои впечатления от поездки в Россию. В Вене он устно продолжил свои объяснения. По рассказам г-на Данева, дополненным и другими сообщениями, нашей депутации был оказан задушевный прием. Как и следовало ожидать этого, наиболее продолжительные разговоры имел г-н Данев с г-ном Сазоновым. Данев начал объяснения с ним в «несколько повышенном тоне», как выразился потом сам г-н Сазонов. Он постарался убедить г-на Сазонова в затруднительном положении Болгарии, вследствие тяжелого финансового бремени, лежащего на стране, вследствие необходимости быть всегда в боевой готовности и при невозможности использовать мирным путем затруднения, с которыми борется теперь Турция. Скорое разрешение неопределенного положения в Македонии в то время было особенно важно для Болгарии, потому что вследствие турецкого управления в этой стране болгарский элемент терял там постоянно почву. Такое положение дел заставляло многих в Болгарии задавать себе вопрос, не наступило ли время прибегнуть к силе оружия, Одним словом, г-н Данев не скрыл от [366] г-на Сазонова, что Болгария ждет первого случая, чтобы бросить кости.
В ответ на все это г-н Сазонов советовал политику благоразумия. Он обращал особенное внимание на то, что активное вмешательство Болгарии и неминуемое после этого осложнение общего положения на Балканах не встретило бы сочувствия в России ни у правительства, ни в общественном мнении и что поэтому невероятно, чтобы в случае общего столкновения события сложились в пользу Болгарии.
Г-н Сазонов сам потом говорил, что при последующих встречах он видел, что г-н Данев значительно успокоился и стал хладнокровнее относиться к этому вопросу. Когда они стали обсуждать русско-болгарские отношения, г-н Данев старался доказать желательность включения Адрианопольского вилайтета в сферу болгарского влияния. Г-н Сазонов ответил, что Адрианопольский вилайтет не входил в состав Сан-Стефанской Болгарии и что, кроме того, в случае осуществления болгарских национальных желаний Одрин потеряет свое нынешнее значение турецкого форпоста, так как и сама Турция обратится в второстепенное государство.
В Вене мы пробыли с гг. Даневым, Тодоровым и Ризовым до конца мая. После того как мы дали нашему полномочному министру в Риме нужные инструкции по вопросу, из-за которого мы вызвали его в Вену, мы поехали в Софию, и я, совершив короткое путешествие по южной Болгарии, вступил в управление министерством иностранных дел в десятых числах июня. Вскоре после этого наступили те судьбоносные события в Турции, которые властно заставили нас, во-первых, объявить мобилизацию во всех союзных государствах, а потом — объявить балканскую войну.
Не напрасно покойный Кидерлен-Вехтер предупреждал меня, что мы вскоре должны ждать падения младотурецкого кабинета. Но это падение сопровождалось такими потрясениями, что и наши соседи не меньше нас были удивлены и поражены и пожелали принять [367] меры, чтобы анархия, разразившаяся в Турции, не привела бы к катастрофе, так как подобная катастрофа могла бы увлечь и христианские народы на Балканах.
Слово катаклизм было тем именно термином, который употребил тогдашний румынский министр-председатель г-н Майореско, когда он первый заговорил с управляющим нашим посольством в Бухаресте в июне 1912 года об отчаянном положении Оттоманской Империи. Я воспользовался этим случаем, ответив, что готов начать переговоры о соглашении с Румынией на случай катастрофы в Турции. Г-н Майореско отказался вступить в переговоры даже и тогда, когда наш полномочный министр в Бухаресте г. Калинков вторично заговорил с ним по данному вопросу. Румынский министр-председатель ограничился уверением, что если действительно наступит какая-нибудь катастрофа, то Румыния легко сможет столковаться с нами. Он отказался заранее определить те приобретения, на которые Румыния надеялась в случае войны с Турцией.
Еще свежи в памяти всех первые проявления движения, которое привело Турцию к ее разгрому. Брожение во всей стране против младотурок; циркуляр военного министра Махмуд-Шефкета-паши о том, что офицерам запрещается заниматься политикой; бунт гарнизона в Адрианополе; pronuntiamento в Битоле; восстание албанцев; падение младотурецкого кабинета; сражение при Митровице, после которого победители-албанцы занимают Ипекский, Призренский и Приштинский санджаки; ультиматум албанцев; резня в Кочанах; резня в Беране; взятие албанцами Скопье. Все эти события, особенно три последние, так сильно отозвались на настроении общественного мнения в Софии, Белграде, Афинах и Цетинье, что легко было предвидеть, что они не пройдут без серьезных последствий.
Потрясены были этими событиями и европейские кабинеты, и более всех остальных расположенный к Турции венский кабинет выступил 1 (14) августа с памятным [368] всем предложением графа Бертхольда о прогрессивной административной децентрализации Европейской Турции. Если Австрия выступала с таким предложением, могли ли балканские государства оставаться равнодушными к судьбе своих сонародников? К этим заботам в Афинах и Белграде присоединился еще и страх, который внушали албанские претензии на греческие и сербские земли. Албанцы не скрывали, что считают албанскими весь Скопский и Битольский вилайеты. В Софии, конечно, не боялись албанцев. Но и там, особенно после избиения болгар в Кочанах, переполнилась чаша терпения. Нужно ли было церемониться с Турцией, истощенной войной с Италией, терзаемой внутренними раздорами, с армией без дисциплины, с казной без денег?
1 августа 1912 г. в столице Болгарии состоялся импозантный митинг, а 12 августа собрался конгресс македоно-одринских братств. И на митинге и на конгрессе были приняты почти одинаковые резолюции: Болгария должна сейчас же мобилизоваться, требовать автономии Македонии и Адрианопольского вилайета и, если это не будет выполнено, объявить освободительную войну. В противном случае в стране произойдут потрясения, последствия которых невозможно предвидеть.
Момент был судьбоносным, натиск общественного мнения — неотразимым. В разгар этого воинственного настроения приехал в Софию г-н Колушев, наш полномочный министр в Черногории, с предложением черногорского короля о немедленном выступлении. Нужно было или принять это предложение, или отклонить его. 13(26) августа, по решению министерского совета, четверо нас: гг. Данев, Т. Тодоров, генерал Никифоров и я, имели аудиенцию у царя в Царской Быстрице, около Чам-Кории. После сделанного мною доклада о положении дел мы долго и всесторонне обсуждали с главой государства самый трудный вопрос, какой со времени освобождения Болгарии приходилось обсуждать болгарским [369] государственным деятелям. И мы единодушно решили то, что было уже решено министерским советом, а именно: принять предложение Черногории и сейчас же приступить к обмену мыслями с Сербией и Грецией с целью достичь соглашения о немедленном союзническом вмешательстве в пользу христианского населения Европейской Турции. Согласно принятому решению, г-н Колушев немедленно выехал в Цетинье, уполномоченный заключить с Черногорией устное соглашение, о котором говорилось выше. Я начал переговоры с представителями Сербии и Греции в Софии — гг. Спалайковичем и Панасом. После этих переговоров г-н Спалайкович поехал в Белград, откуда вернулся 18 августа. Затем приехал в Софию и г-н Тошев, наш полномочный министр в Белграде. В то время, как обмен мыслями с Сербией велся через полномочных министров, с Грецией мы вели переговоры по телеграфу. 8 сентября поехал в Ниш и г-н Данев. Страх сербов перед возможным австрийским вмешательством был вполне понятен, и нам пришлось серьезно считаться с этим, так же, как серьезно считались мы и с неоднократными дружескими советами г-на Сазонова не доводить дела до войны. После зрелого обсуждения мы приближались уже к желанному соглашению с нашими союзниками, когда, совершенно неожиданно, 16 сентября я получил известие из Царьграда, что Турция отдала приказ об общей мобилизации. В ответ на эту турецкую мобилизацию 17 сентября объявили и мы — союзники — общую мобилизацию в четырех государствах.
Сейчас же после этого мы занялись обсуждением капитального вопроса о реформах, проведения которых мы должны были требовать от Турции в областях, населенных нашими соотечественниками. О реформах заговорили и Великие Силы тотчас же после объявления нашей мобилизации.
Но ответ Высокой Порты на это выступление великих сил был настолько неудовлетворителен, что нетрудно [370] было предвидеть, что Турция желает войны, которую она и вызвала задержкой в Скопье сербских муниций, задержанием греческих пароходов в Царьграде, отозванием своих представителей из столиц союзных государств и, в конце концов, самым объявлением войны.
Вот полный текст дипломатических нот, которыми мы обменялись тогда и которые до сих пор еще не были опубликованы целиком.
I. Нота, врученная Болгарии 27 сентября 1912 года
Русское и Австро-Венгерское правительства заявляют балканским государствам:
Во-первых, что Великие Силы осуждают энергично всякую меру, которая довела бы до нарушения мира.
Во-вторых, что, основываясь на ст. 23-й Берлинского договора, они возьмут в свои руки, в интересах населения, осуществление реформ в управлении Европейской Турцией, причем, разумеется, эти реформы не нарушат суверенитета Е. В. Султана и территориальной целости Турецкой Империи. Настоящая декларация, впрочем, сохраняет за Великими Силами право на совместное изучение в будущем предполагаемых реформ.
В-третьих, что если при всем том вспыхнет война между балканскими государствами и Турецкой Империей, то они не допустят, после окончания конфликта никакого изменения территориального status quo в Турции.
Великие Силы сделают совместно перед Высокой Портой шаги, вытекающие из настоящей декларации. [371]
II. Нота, врученная в Царьграде 27 сентября 1912 года
Нижеподписавшимся, посланникам Австро-Венгрии, Англии, Франции, России и Германии, поручено их надлежащими правительствами сообщить Высокой Порте, что пять Великих Сил принимают к сведению публично выраженное желание турецкого правительства ввести реформы и что они сейчас же совместно с Высокой Портой обсудят в духе ст. 23-й Берлинского договора и Закона 1880 года реформы, требуемые положением Европейской Турции, и меры, которые смогут обеспечить их осуществление в интересах народностей, причем, разумеется, эти реформы не нарушат территориальной целостности Империи.
III. Ответ турецкого правительства
В ответ на сообщение от 27 сентября, которое посланникам Австро-Венгрии, Англии, Франции, России и Германии поручено было надлежащими правительствами сделать Порте, нижеподписавшийся министр иностранных дел Его Величества Султана имеет честь им напомнить, что, как их превосходительствам угодно будет самим констатировать, императорское правительство уже осознало нужду введения реформ в управлении вилайетами Европейской Турции. Оттоманское правительство смотрит на реформы с тем большей серьезностью, что собирается провести их без всякого чужестранного вмешательства и предвидит, что при этом условии осуществление их непременно будет способствовать благоденствию и [372] хозяйственному развитию страны, причем будет обеспечена в либеральном духе оттоманской конституции гармония между разнородными элементами, из которых состоит население Империи. Остается отметить, что если сделанные до сих пор различные опыты улучшения внутреннего положения в этих областях не дали всех тех плодов, которых можно было от них ожидать, то одной из главных причин этого замедления является, бесспорно, смутное состояние и необеспеченность, причиняемые всевозможными покушениями, исходящими из агитационных очагов, цель которых не подлежит никакому сомнению. При всем том императорское правительство ценит приятельское намерение сообщения, которое Великие Силы нашли уместным и своевременным сделать ему ввиду настоящих обстоятельств. Оно всем сердцем присоединяется к развиваемым ими усилиям для предотвращения опасности столкновения, каковое имело бы последствием великие бедствия, которые цивилизованный мир должен предотвратить всеми примирительными средствами. В этом отношении Оттоманское правительство сознает, что оно поспешило облегчить гуманную задачу Великих Сил в страшной задаче, к разрешению коей они стремятся. Не желая подчеркивать в свою пользу тот факт, что многие из предписаний Берлинского договора не были прилагаемы сообразно с духом, которым они были продиктованы, и что оттоманские интересы во многих случаях сильно страдали от этого; не желая, в частности, исследовать вопрос, до какой степени ст. 23-я могла больше остальных статей сохранить свою настоящую ценность, — Оттоманское правительство заявляет, что оно по собственному почину приняло решение внести, согласно конституции Империи, на одобрение парламента, сейчас же после открытия предстоящей его сессии и потом поднести на утверждение [373] Е. В. Султана закон 1880 года в полной его исторической целокупности. Силы могут быть убеждены, что императорские власти озаботятся о совместном приложении этого закона сейчас же после того, как он войдет в силу. Было бы крайне несправедливо по прошлым небрежностям и промедлениям, более или менее систематичным и свойственным и другим режимам, судить, что конституционная Оттоманская Империя в настоящее время не решится и не окажется способной порвать окончательно с заблуждениями прошлого и что она воспользуется известным сомнением в этом отношении, чтобы искать мер, отличных от тех, которые единственно совместимы с хорошо понятыми интересами страны и самих населений.
IV. Нота Болгарии к Великим Силам (30 сентября 1912 года)
Болгарское правительство, имея в виду декларацию, сделанную Болгарии шестью Великими Силами через правительства Австро-Венгрии и России, и в согласии с правительствами остальных балканских государств высказывает свою благодарность за проявленный со стороны шести Великих Сил интерес к судьбам населения Европейской Турции и за их обещание «взять в руки» осуществление реформ в управлении, основываясь на ст. 23-й Берлинского договора. Царское правительство при всем том, в согласии с правительствами Греции и Сербии, полагает, что после стольких обещаний реформ, так часто и торжественно дававшихся Турцией и столь точно определенных в международных актах, было бы жестоко не постараться добиться в пользу христианских населений Оттоманской Империи более радикальных и более определенных реформ, которые [374] могли бы действительно улучшить их злосчастную судьбу, если они искренне и вполне будут проведены в жизнь. Поэтому они считают своим долгом отнестись непосредственно к правительству Е. В. Султана, причем укажут ему принципы, на которых должны покоиться подлежащие введению реформы и гарантии, которые должны обеспечить их искреннее проведение в жизнь. Они уверены, что если императорское турецкое правительство воспримет ту же самую точку зрения, то порядок и спокойствие в областях Империи будут восстановлены и прочный мир будет обеспечен между Турцией и балканскими государствами, которые до нынешнего дня весьма часто страдали от вызывающего и произвольного поведения Высокой Порты.
V. Нота, врученная Болгарией Турции (30 сентября 1912 года)
Нижеподписавшийся, Председатель Министерского Совета и Министр иностранных дел и вероисповеданий, имеет честь просить Управляющего Турецкой Легацией в Софии переслать Оттоманскому Императорскому Правительству как нижеследующее сообщение, так и приложенную к нему заметку.
«Вопреки шагу, который через правительства Австро-Венгрии и России шесть Великих Сил сделали перед балканскими государствами, шагу, которым они обещают взять в свои руки осуществление реформ в управлении Европейской Турцией, правительства Болгарии, Греции и Сербии считают своим долгом обратиться непосредственно к правительству Е. В. Султана и заявить ему, что только радикальные реформы, проведенные в жизнь искренне и вполне, могут действительно [375] улучшить злосчастную судьбу христианских населений в вилайетах Империи, гарантировать порядок и спокойствие в Европейской Турции и обеспечить прочный мир между Оттоманской Империей и балканскими государствами, к которым Высокая Порта весьма часто относилась произвольно и вызывающе, каковое поведение ее не находило себе ни в чем оправдания.
«Правительства Болгарии, Греции и Сербии, сожалея, что черногорское правительство не может вследствие наступивших событий принять участие в настоящем выступлении, приглашают Высокую Порту приступить сейчас же, в согласии с Великими Силами и балканскими государствами, к выработке и введению в Европейской Турции реформ, предусмотренных в ст. 23-й Берлинского договора, причем в их основу положить принцип этнических народностей (административная автономия областей, генерал-губернаторы бельгийцы или швейцарцы, выборные областные собрания, жандармерия, свобода просвещения и местная милиция) и приложение этих реформ возложить на высший совет, составленный из равного числа христиан и мусульман под надзором посланников Великих Сил и министров четырех балканских государств.
Они надеются, что Турция сможет заявить, что она принимает это желание и обязуется провести в шестимесячный срок реформы, изложенные в настоящей ноте и в приложенной к ней объяснительной записке, и что она пожелает в доказательство этого своего соизволения отменить ираде о мобилизации своей армии».
Нижеподписавшийся пользуется случаем принести Господину Управляющему Турецкой Легацией уверение в своем высоком уважении.
(Подпись) Ив. Ев. Гешов. [376]
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ТАБЛИЦА, приложенная к ноте от 30 сентября 1912 года
1. Подтверждение этнической автономии народностей в Империи со всеми ее последствиями.
2. Соразмерное представительство каждой народности в турецком парламенте.
3. Допущение христиан ко всем общественным должностям в областях, населенных христианами.
4. Признание всех училищ христианских общин на равных основаниях с турецкими училищами.
5. Обязательство Высокой Порты не пытаться изменять этнологический характер областей в Турецкой Империи путем заселения их мусульманским населением.
6. Местный призыв христиан к отбыванию воинской повинности в христианских кадрах. До сформирования таких кадров призыв должен быть отложен.
7. Переустройство жандармерии в вилайетах Европейской Турции под действительным командованием бельгийских и швейцарских организаторов.
8. Назначение в вилайетах, населенных христианами, швейцарских или бельгийских вали, выбор коих должен быть одобрен силами и в помощь которым должны быть учреждены окружные советы выбранные по избирательным округам.
9. Учреждение при Великом Визире высшего совета, составленного из равного числа христиан и мусульман, который должен будет надзирать за проведением в жизнь настоящих реформ. Посланники Великих Сил и министры четырех балканских государств возьмут на себя миссию следить за ходом работ этого совета. [377]
VI. Нота, отправленная Болгарией Турции (5 октября 1912 года)
Нижеподписавшийся, Министр Его Величества Царя Болгар, по распоряжению своего правительства имеет честь сделать Его Превосходительству Министру Иностранных Дел Его Императорского Величества Султана следующее сообщение:
Так как Высокая Порта не ответила на тождественную ноту, которую правительства Болгарии, Греции и Сербии имели честь вручить ей 30 сентября, и так как положение, которое уже было тяжелым вследствие задержания сербских муниций и греческих пароходов, объявленного Турцией вопреки международному праву, стало еще более угрожающим вследствие атак на болгарские и сербские посты турецких войск, нарушивших международные принципы, вследствие прекращения дипломатических сношений, вызванного Высокой Портой, правительство Его Величества Царя к своему величайшему сожалению видит себя вынужденным прибегнуть к силе оружия, причем всю ответственность за прекращение отношений между Болгарией и Турецкой Империей возлагает на турецкое правительство. Я, нижеподписавшийся, имею честь уведомить Императорское Правительство, что с настоящего момента Болгария считает себя в войне с Турцией и что, считая свою миссию выполненной, я оставляю Царьград в кратчайший срок. Турецкие подданные, живущие в Болгарии, в случае желания покинуть страну могут сделать это беспрепятственно, те же, которые предпочли бы остаться, могут рассчитывать на покровительство законов.
(Подпись) М. К. Сарафов. [378]
VII. Циркуляр Болгарии о начале войны (5 октября 1912 года)
Болгарская Царская Легация уполномочена своим правительством сообщить Императорскому Царскому Правительству следующее:
Так как анархия, царившая в Турции и столь глубоко смущавшая спокойствие и безопасность соседних стран, несколько времени тому назад усилилась, то Великие Силы сочли нужным взять в свои руки осуществление реформ, предусмотренных в статье 23-й Берлинского договора. В ответ на это последнее выражение коллективной воли Европы Высокая Порта прибегла к тому способу действий, которым она уже пользовалась не раз. Она заявила, что введет серьезные реформы как в Европейской Турции, так и в своих азиатских провинциях, но что она полагает, что чужое вмешательство при проведении их будет вредно для самих реформ. Это обещание турецкого правительства, что оно само введет серьезные реформы, встретило со стороны всех недоверие, о котором писал граф Андраши в своей ноте от 30 декабря 1875 года: «Одну из главных причин этого глубоко укоренившегося недоверия, — справедливо замечал бывший канцлер Австро-Венгрии, — следует искать в том факте, что объявление ни одной из мер, перечисленных в последних рескриптах султана, не повлекло за собой существенного улучшения в судьбах христиан». В течение последних тридцати лет события вполне доказали правоту этого суждения. Вследствие этого царские правительства Болгарии, Греции и Сербии, не имея больше возможности терпеть мук своих сонародников в Турции и положения дел, преисполненного опасностями для их будущего, решили потребовать [379] действительного контроля при выработке и осуществлении единственных радикальных реформ, способных улучшить отчаянное положение христиан и внести умиротворение на Балканском полуострове.
Так как этот последний опыт, умеренность которого так отличалась от вызывающего поведения Турции, без серьезных причин мобилизовавшейся против балканских государств, не удался, и так как Высокая Порта распорядилась о прекращении дипломатических сношений, то царские правительства Болгарии, Греции и Сербии к своему величайшему сожалению увидали себя вынужденными прибегнуть к силе оружия. Болгария, считая себя таким образом в войне с Турцией, «отправила ей формальную декларацию, согласно ст. 1-й Конференции о начале неприятельских действий от 17 октября 1907 года.
Болгарское Царское Правительство надеется, что цель, преследуемая объявлением настоящей войны, совпадает с интересами всех цивилизованных стран. Иностранцы, живущие в провинциях, полное умиротворение коих является целью этой войны, могут только воспользоваться этим умиротворением. При режиме порядка, свободы и прогресса интересы подданных всех стран будут обеспечены и защищены, материальное процветание и умственное развитие будут предметом постоянной и мудрой заботы. Вследствие этого Царское Правительство верит, что оно может рассчитывать на симпатии приятельских держав, и обращается с горячим призывом к Императорскому Царскому Правительству не отказать ему в своем благосклонном нейтралитете при исполнении им этой принятой на себя трудной задачи. [380]
Глава третья.
История междусоюзнических отношений во время Балканской войны
Путем больших усилий и терпения мы смогли достигнуть соглашения с нашими союзниками относительно той цели, которую должен был преследовать Балканский Союз, т.е. относительно этнической автономии балканских народов со всеми вытекающими из этого последствиями. Путем чрезвычайных усилий и беззаветного героизма наши армии смогли сломить противника этого балканского идеала — турецкий деспотизм. Но после того как мы его сломили, уже в первый месяц балканской войны нам в Софию были доставлены документы, и дошли до нас сведения, которые показали, что чувства и тактические приемы наших союзников не гармонировали с той целью, о которой мы согласились, с буквальным текстом и с внутренним смыслом нашего соглашения. С греками у нас действительно не [381] было соглашения о каком-нибудь разграничении в Македонии. Но с сербами по этому вопросу у нас было ясное соглашение. Поэтому мы были чрезвычайно удивлены, когда вскоре после начала войны мы получили копию циркуляра г-на Пашича от 15 сентября 1912 года (т.е. за два дня перед мобилизацией) за № 5669, циркуляра, в котором через пять с половиной месяцев после подписания болгаро-сербского договора Сербия давала своим представителям за границей совсем неверные сведения о достигнутом между ними и нами соглашении по вопросу о дальнейших судьбах Македонии. Говоря о предложении графа Бертхольда о децентрализации Европейской Турции, г-н Пашич рекомендовал сербским дипломатам и консулам за границей хлопотать о реформах в Старой Сербии и об определении границ этой области в следующем смысле:
«Географическая граница этой территории должна быть следующая: она начинается от Патерицы, на турецко-болгарской границе, и идет на юг к водоразделу вардарских вод, оттуда продолжается к Бабуне в таком направлении, что включает в Старую Сербию города Прилеп, Кичево и Охрид с их окрестностями».
Итак, 29 февраля 1912 года г-н Милованович заключает с нами договор, по которому Прилеп и Охрид остаются в бесспорной болгарской зоне, а 15 сентября г. Пашич включает эти два города и их окрестности в пределы Старой Сербии. Поразительно было впечатление, которое этот поступок произвел на нас, энергичен был наш протест против подобного образа действий.
Вскоре после получения этого документа в Софии вихревой полет наших войск к Царьграду и сокрушительные поражения, нанесенные ими главным турецким силам, решили судьбу Европейской Турции. При очевидном распадении Оттоманской Империи не только [382] наши союзники настаивали на окончательной ликвидации ее европейских областей, но и Великие Силы заговорили в пользу столь радикального решения этого вопроса. Еще 18 октября 1912 года английский министр сказал нашему посланнику в Лондоне, г-ну Маджарову, что Европейская Турция должна быть разделена и что если мы удовлетворимся Адрианополем и не будем претендовать на Царьград, то он будет радоваться нашей мудрости и умеренности. 20 октября г-н Сазонов отправил длинный циркуляр русским представителям за границей, извлечения из которого обнародованы и в русской «Оранжевой Книге» (№ 40). В ней говорится, «что завоеванная союзниками часть Европейской Турции подлежит, по праву фактического завладения, полюбовному разделу между ними. Только таким образом может быть обеспечен прочный мир на Балканах». Все желали прочного мира, и, чтобы достигнуть этого, была оставлена идея составить новые, привилегированные автономные области. Исключение, еще с самого начала, было сделано для Албании. Желание, чтобы она была разделена между нашими союзниками, вызвало энергичное сопротивление со стороны Тройственного Союза. Вследствие этого отпора еще 27 октября 1912 года г-н Сазонов заявил категорически, что мы, болгары, «которые стали во главе балканского союза, должны обратить внимание сербов на то весьма важное обстоятельство, что необходимость заставляет их, сербов, не домогаться территориальных приобретений у Адриатического моря. Тройственный Союз окончательно-де решил этот вопрос, и не стоит из-за одного приморского порта, после стольких успехов, опять начинать новую войну. Всякое сербское упорство может создать ужасные осложнения. И мы, болгары, в качестве мудрых руководителей ходом событий, имели бы самый большой интерес в том, чтобы остановить слова и жесты наших союзников, которые могли бы повредить нашим великим успехам». Несколько времени спустя и сербы должны были преклонить голову перед [383] необходимостью. Но, сделав это и не предупредив об этом нас, сербы стали жаловаться, что мы их не поддержали в их желании иметь выход к Адриатическому морю. В действительности же, мы, напоминая им советы России, всегда повторяли, что исполним, в пределах возможности, все наши обязательства, вытекающие из союзного договора.
Ниже, из одной депеши г-на Сазонова, читатель увидит, что еще до того как отказаться от выхода к Адриатическому морю, сербские шовинисты заговорили о компенсациях в Македонии. Стали получаться известия и о том, что, как мне телеграфировал 4 ноября 1912 года г-н Хаджимишев, предполагается заключение с Грецией если не двойственного союза в балканском блоке, то во всяком случае направленного против нас соглашения. Вместе с этими известиями стали доходить и слухи о возмутительном отношении сербов и греков к болгарским учителям и священникам, к молодым и старым болгарским деятелям в Македонии. Строго проверенные подробности по этому вопросу имеются в рапорте комиссии Карнеги{3}, в рапорте, который по своей безукоризненной объективности и примерному беспристрастию представляет ценный сборник фактов и данных о поведении сербских и греческих властей в Македонии. Публицист, который пожелает писать по данному вопросу, не ознакомившись с этим рапортом, подвергнется справедливому упреку в том, что он не желал добраться до истины. [384]
Нелишним будет напомнить, кто были членами этой анкетной комиссии. Вот их имена в азбучном порядке держав; Австрия — d-r Joseph Redlich, профессор публичного права в Венском университете; Англия — Francis W. Hirst, главный редактор Economist'a, и d-r Н. N. Brailsford, журналист; Германия — d-r Walther Schucking, профессор юридического факультета в Марбургском университете; Россия — профессор Павел Милюков, член Государственной Думы; Соединенные Штаты — d-r Samuel T. Button, профессор в Columbia University; Франция — барон d'Estournelles de Constant, сенатор, и Justin Godard, адвокат, член палаты депутатов. Комиссия особенно внимательно занималась вопросом о зверствах во время обеих балканских войн и доказала, насколько несостоятельны были обвинения, будто только болгары провинились в жестокостях. Кроме того, она констатировала, что только болгарское главное командование и командующие отдельными армиями отдали приказы офицерам придерживаться Женевской конвенции и не допускать преступлений и нарушений законов и обычаев войны. В своих статьях в газете «Речь» во второй половине прошлого года г-н Милюков не раз писал, что в этом отношении болгарские офицеры оказались более внимательными, чем офицеры некоторых держав Тройственного Союза и других армий.
Печальна во всех отношениях была эта истина. Когда на Чаталдже и Булаире редели ряды наших борцов, чтобы защитить Союз, чтобы сломить главные силы турецкой армии, печальные рыцари старых раздоров подвизались в Македонии, раздувая едва задремавшие этнические раздоры. И, к несчастью, найдя себе поддержку в лице наших шовинистов, они создали атмосферу крайне неблагоприятную для того, чтобы укрепить чувства братства и приятельства между балканскими народами, столь необходимые для полюбовного разрешения междусоюзнических споров.
Чтобы не возбуждать страстей, причинивших так много неприятностей балканским народам и так много [385] горя их приятелям, я не стану даже цитировать сведений, констатированных комиссией Карнеги, о физических и моральных страданиях македонских болгар. Я не буду также долго останавливаться на перипетиях дипломатической борьбы с нашими союзниками по исполнению союзного договора и по разделу Македонии, борьбы, начавшейся циркуляром г-на Пашича 15 сентября 1912 года. Подробную историю этой главы Балканского Союза можно будет писать только тогда, когда правительства бывших союзников обнародуют необходимые для объективной оценки документы. При отсутствии этих документов я принужден пользоваться уже обнародованными депешами и рапортами, особенно русской Оранжевой и румынской Зеленой Книгами. И я начну с моей телеграммы от 13 апреля 1913 года к нашему полномочному министру в Петрограде, потому что она вкратце рисует те разрушительные течения в среде союзников, которые ускорили крах самого Союза.
Первое место среди этих разрушительных течений занимали чрезмерные претензии националистов в союзнических государствах на возможно большие территориальные приобретения. Образцом таких преувеличенных претензий являются требования греческого министра иностранных дел г-на Коромиласа, который еще 20 октября 1912 года передал г-ну Хаджимишеву, нашему министру в Афинах, предложение греков о разделе завоеванных местностей. Согласно этому предложению по подробным вычислениям, сделанным тогда нашими лучшими знатоками Македонии гг. А. Шоповым и д-ром Г. Радевым, г. Коромилас из завоеванных турецких областей требовал для Греции территорию с населением около 2 000 000 душ, а нам великодушно уступал земли с населением около 1 300 000 душ. Напрасно мы протестовали и заявляли о невозможности согласиться на такое распределение, основанное на вопиющей несоразмерности; напрасно мы настаивали, что элементарная справедливость требует, чтобы, при отсутствии [386] предварительного соглашения по этому вопросу, приобретения были разделены, так, как это предложил знаменитый французский экономист г-н Paul Leroy Beaulie, пропорционально силам и жертвам обеих сторон. И так как мы противопоставили туркам армию в 563 000 душ, а греки — войско в 215 000 душ (цифры, констатированные комиссией Карнеги) и так как наши жертвы были в три и четыре раза больше их жертв, то легко можно было бы определить приблизительно, конечно, какую часть из этих областей и островов с общим населением в 3 000 000 душ, должны были взять мы и какую — греки. Но г-н Коромилас был непримирим. И он не раз повторял угрозу, что Греция не согласится подписать перемирия и мира с Турцией, если мы предварительно не согласимся о разделе. И действительно, греки не подписали перемирия, чем вызвали тогда всеобщую радость в афинской шовинистической прессе. Что же касается переговоров о мире, то только 18 ноября нам телеграфировали, что русский посланник в Афинах успел убедить г-на Венизелоса, чтобы Греция представила свои условия мира прежде, чем будет достигнуто соглашение между нами по вопросу о нашей будущей границе. И Венизелос поехал в Лондон, где встретился с г-ном Даневым, нашим делегатом в мирной конференции, и там устно предложил ему новый проект определения наших границ. После неудачи этой конференции г. Венизелос посетил 24 января 1913 года Софию, где я просил его письменно сформулировать предложения, сделанные им устно в Лондоне г-ну Даневу, чтобы эти его предложения могли послужить базисом для наших дальнейших переговоров. Г-н Венизелос обещал исполнить мою просьбу, как только вернется в Афины. Но, очевидно под влиянием г-на Коромиласа, исполнение моей просьбы было замедлено, как было замедлено впоследствии и исполнение других обещаний, как, например, назначение греческого делегата по разграничению областей, оккупированных обеими армиями, и по демобилизации. В русской Оранжевой Книге [387] (№№ 138 и 183) есть документы, в которых ясно видно недовольство г-на Сазонова относительно этих двух вопросов. И когда, наконец, мы получили новый проект, г-н Коромилас опять одержал верх, и нам были предложены уже не те границы, которые г-н Венизелос предлагал в Лондоне. Для обсуждения вопроса об этих границах мы в апреле 1913 года предложили послать в Афины г-на М. К. Сарафова, но г-н Коромилас не откликнулся на наше предложение и помог таким образом нашим шовинистам, которые, вопреки моему мнению и мнению всей нашей партии, не желали арбитража с Грецией. Арбитраж был принят позже, кабинетом, составленным г-ном Даневым, в котором наша партия располагала большинством. Но когда г-н Данев готов был уже поехать в Петроград для окончательного решения по вопросу об арбитраже, вспыхнула междусоюзническая война и Балканскому Союзу был нанесен смертельный удар.
Гораздо позже греков заявили и сербы о своих внедоговорных требованиях. 10 января 1913 г. г-н Пашич в первый раз заговорил с нашим министром о каком-то исправлении предусмотренной в договоре границы, но только 16 февраля он, через г-на Спалайковича, прислал мне ноту, в которой официально поднял вопрос о непредвиденных в нашем договоре компенсациях. После долгого обсуждения с г-ном Спалайковичем этих новых сербских требований и после того как он мне заявил, что если мы сами не можем согласиться по этому вопросу, то не остается ничего другого, как обратиться к предусмотренному в нашем договоре арбитражу, мы думали, что конфликт между нами и сербами, при наличности ясного текста договора и приложения к нему не может возникнуть. Не так, однако, понимали вопрос крайние сербские националисты. Россия первая осудила их чрезмерные требования. Она продолжала неодобрительно относиться к политике Сербии, как это ясно видно из массы депеш г-на Сазонова, которые я считаю необходимым привести здесь, начиная с декабря [388] 1912 года и до июня 1913 года, когда после отказа с нашей стороны от предложения, сделанного Сербией 12 мая 1913 года о пересмотре договора, г-н Сазонов стал настаивать на том, чтобы и мы и сербы дали свое согласие и чтобы Россия могла приступить к арбитражу. Эти документы, которые не были еще обнародованы, когда комиссия Карнеги писала свой рапорт, самым категорическим образом доказывают:
во-первых, как после того как мы приняли предложение России подчиниться ее арбитражу, Сербия до последней минуты упорствовала в своем требовании нигде не предусмотренного и ничем не мотивированного пересмотра договора;
во-вторых, как сербы и греки вели переговоры о союзе против нас при содействии Румынии и Турции;
в-третьих, как они оттягивали подписание в Лондоне мирного договора с Турцией с целью истощить и ослабить нас и как сэр Эдуард Грей заставил их подписать договор или покинуть Лондон.
Но прежде чем цитировать эти документы, я хочу привести здесь указанную выше мою депешу от 13 апреля 1913 года к нашему министру в Петрограде. Вот она:
В депеше от 11-го сего месяца г-н Сазонов телеграфирует г-ну Неклюдову, что в Петрограде весьма обеспокоены чрезвычайным обострением в вопросе о разграничении между Болгарией, Грецией и Сербией, что там не желают допустить даже мысли о братоубийственной войне и что, давая одновременно категорические советы об успокоении Афинам и Белграду, они обращают и наше внимание на неисчислимые и пагубные последствия, к которым привело бы Болгарию столкновение с ее союзниками. Существует-де опасность со стороны Румынии и Турции. Россия сделала все для ограждения Болгарии от нападения сзади. Но в случае братоубийственного столкновения [389] русское общественное мнение должно будет отвернуться от Болгарии, Россия должна будет остаться безучастной зрительницей болгарского дела и ограничиться исключительно охранением русских интересов. Болгары не должны упускать из виду, что при столкновении с сербами рухнет весь договор 1912 года, на котором основываются болгарские права на разграничение Македонии. Это столкновение должно будет повредить нашим желаниям достать денег и закроет перед нами двери для займа. В заключение г-н Сазонов советует прежде всего обуздать печать и после встретиться с г-ном Пашичем. Повидайте г-на Сазонова и передайте ему нашу искреннюю признательность за постоянные заботы о судьбе Болгарии. Выскажите ему, однако, в то же время нашу глубокую скорбь по поводу того факта, что как будто нас ставят на равную ногу с нашими союзниками в отношении обострения вопроса о разделе Македонии. Мы повторяем самым категорическим образом, что мы не сделали ничего такого, чтобы обострить этот вопрос. Беспристрастная анкета докажет, что не наша печать начала полемику, а сербская и греческая. Г-ну Сазонову известно, что не мы, а г-н Пашич в своем письме от 16 февраля подымает вопрос о пересмотре нашего договора. Г-н Демидов засвидетельствует, что не мы, а г-н Венизелос, предложив и г-ну Даневу в Лондоне, и г-ну Демидову в Афинах точную линию для разграничения, теперь делает шаг назад и предлагает нам неопределенную границу, которая должна обнять все греческие земли на запад от Кавалы. Не болгарский, а сербский министр финансов торжественно заявил в парламенте, что нельзя начать демобилизации прежде, чем решится вопрос о границах. Не болгарский, а сербский начальник штаба едет в Солунь, где братаются сербские и греческие офицеры, оттуда специальным поездом едет в Битоль [390] и возвращается в Скопье через Тетово. Не мы, а другие пошли искать союзников против тех союзников, которые принесли вдвое и втрое больше жертв во имя общего дела. В конце концов, самое важное — это то, что в то время, когда мы истощаем и армию, и народ, одни, без всякой помощи задерживая своей грудью огромные турецкие войска, запертые на Чаталдже и Булаире, сербы и греки сосредоточивают свои войска не против общего врага, а против нас. Семь греческих дивизий расположились около Солуни, две сербских дивизии, вернувшись из Адрианополя, задерживаются в Пироте, чтобы быть готовыми к борьбе с Болгарией; все другие сербские войска концентрируются против нас от Куманово до Битоля. Если и после всего этого г-н Сазонов желает еще решающего доказательства, что не мы желаем обострения конфликта с союзниками, что, наоборот, мы искренне желаем мирного разрешения этого конфликта, мы готовы дать ему и это доказательство. С этой целью и с целью найти выход из теперешнего положения мы поручаем Вам предложить ему, на основании ст. 4-й секретного приложения к нашему договору, чтобы Россия сейчас же решила окончательно наш спор с Сербией. Сербская точка зрения в вопросе об этом споре изложена в вышеупомянутом письме г-на Пашича. Мы категорически отвергаем эту точку зрения, и так как, согласно этой точке зрения, г-н Пашич желает встретиться со мной, то всякая встреча излишня, так как министерский совет ни в коем случае не может больше обсуждать этого вопроса на подобном основании. Мы настаиваем на исполнении договора, и наша точка зрения, при строгом соблюдении принятых на себя обязательств, столь спасительная для балканских народов, встречает, как известно г-ну Сазонову, самое авторитетное одобрение. Однако между нами и сербами существует явный [391] спор. Этот спор предусмотрен ст. 4-й, и поэтому мы убедительно просим и настаиваем перед русским правительством, чтобы оно взяло на себя труд и разрешило этот спор, потребовав у нас и у сербов все доводы, необходимые для его разрешения. Я должен прибавить, что при передаче письма г-на Пашича г-н Спалайкович в ответ на мое заявление, что мы не принимаем пересмотра договора, заявил мне, что не остается ничего другого, как обратиться к предусмотренному арбитражу. Скорое известие о том, что Россия берется сейчас же разрешить спор, внесет то окончательное успокоение в настроение умов и у нас, и в Сербии, которого так сильно желает г-н Сазонов. Что же касается нашего спора с Грецией, то мы занимаемся им теперь и будем Вам телеграфировать дополнительно, что сообщить г-ну Сазонову, чтобы достигнуть и с ней желаемого успокоения.
Но мы убедительнейше просим г-на Сазонова поторопиться успокоить и Грецию, и Сербию относительно наших намерений и настоять на прекращении концентрации их войск и вообще тех их действий, которые могут иметь роковые для всех балканских народов последствия.
Гешов.
Прибавлю здесь же, что через месяц после отправки этой телеграммы мы согласились, по совету г-на Сазонова, на то, чтобы я встретился с г-ном Пашичем. Эта встреча состоялась 19 мая. Я прежде всего настаивал на обнародовании наших соглашений с сербами, чтобы просветить общественное мнение в Сербии, введенное в заблуждение нарочно распространяемыми, заведомо неверными сведениями. Сербия отказалась выполнить это мое желание. О пересмотре договора при встрече не было сказано ни слова. По вопросу об этом пересмотре [392] Болгария ответила нотой от 5-го и меморандумом от 12 июня, часть коего помещена в конце настоящей книги. А вот и русские и румынские документы, о которых я говорил выше и которые я взял из русской Оранжевой Книги (№ 131, 135, 140, 141, 148, 160, 161, 163, 166, 181, 233, 235, 241 и 253) и из румынской Зеленой Книги (№ 107, 116, 130, 134 и 137).
Министр иностранных дел
посланнику в Белграде
С.-Петербург, 3 декабря 1912 г.
В беседе с нашим послом в Париже г-н Новакович сказал, что в случае отказа от приобретения в суверенное обладание адриатического порта Сербия принуждена будет искать компенсаций за пределами границы, установленной болгаро-сербским договором. С другой стороны, последние сведения свидетельствуют о значительной перемене тона в турецких уполномоченных, указывающей на опасность несговорчивости с их стороны.
На наш взгляд, жизненные интересы Сербии и всех союзников требуют скорейшего заключения мира с Турцией.
Одинаково важно сохранение полного единогласия Сербии с Болгарией; возможность нарушения с таким трудом достигнутого между обоими государствами разграничения не может встретить с нашей стороны ни сочувствия, ни поддержки.
Мы полагаем в интересах союзников вообще не поднимать вопросов о взаимном размежевании, пока не решен главный вопрос в связи с переговорами в Лондоне.
(Подп.) Сазонов. [393]
* * *
Министр иностранных дел
посланнику в Белграде.
С.-Петербург, 25 февраля 1913 г.
Ссылаюсь на телеграмму посланника в Софии 23 февраля.
Не можем не пожалеть о том, что, не дожидаясь заключения мира, сербское правительство возбудило вопрос, постановке коего отнюдь не можем сочувствовать, ибо он противоречит принятым на себя сербским правительством обязательствам.
(Подп.) Сазонов.
* * *
Министр иностранных дел
посланникам в Белграде и Афинах
С.-Петербург, 4 апреля 1913 г.
По поручению софийского кабинета, здешний болгарский посланник обратил наше внимание на опасные течения, угрожающие прочности Балканского Союза. Так, недавно сербский министр финансов указал на необходимость дополнительных кредитов на военные нужды по заключении мира до окончательного размежевания новых территорий между союзниками. Сербские и греческие войска усиливаются в направлении к расположению болгарских войск. С другой стороны, между Сербией и Грецией происходят, по-видимому, особые переговоры и настойчиво распространяется слух о союзе между этими двумя державами.
Благоволите представить министру иностранных дел, насколько опасны и прискорбны все эти меры, клонящиеся к подорванию Балканского Союза.
(Подп.) Сазонов. [394]
* * *
Посланник в Софии.
6 апреля 1913 г.
Вражда между болгарами, с одной стороны, и греками и сербами, с другой, принимает угрожающие размеры. Сербы укрепляются в Битолии и стягивают войска к Велесу. Греки посылают подкрепления к Нигрите и в иные места. Болгарские газеты, особенно оппозиционные, полны обвинений и нападок на союзников; в публике открыто говорят о неминуемом столкновении и высказывают уверенность, что болгары в несколько дней сметут союзников и займут Салоники и южную Македонию. Болгарская главная квартира принимает все меры на случай братоубийственной войны.
(Подп.) Неклюдов.
* * *
Министр иностранных дел
посланникам в Софии и Белграде.
С.-Петербург, 17 апреля 1913 г.
Обостряющиеся с каждым днем отношения между Болгарией и Сербией внушают нам самые серьезные опасения.
Россия, приложившая все усилия к примирению Болгарии и Сербии, с радостью следившая за их успехами, которые, она надеялась, должны были послужить лишь к более тесному сплочению Балканского Союза, присутствует с болью в сердце при перемене между ними отношений, грозящей разгромом достигнутых результатов руками самих союзников, к явному торжеству их общих врагов, которые доселе были бессильны в стремлении посеять раздор между ними. [395]
Разногласия, разделяющие Сербию и Болгарию, сосредоточиваются в вопросе о том, как следует толковать договор между ними. Обе стороны признают, однако, его обязательность.
В виду этого, не входя пока в разбор вопроса по существу и со своей стороны стремясь сохранить в нем самое полное беспристрастие к обеим сторонам, мы считаем долгом напомнить об одном постановлении, которое при всяком толковании договора не могло утратить силы, а именно: что всякий спор по поводу толкования или исполнения как договора, так и военной конвенции, подвергается на решение России, как только одна из сторон заявит о невозможности достигнуть соглашения непосредственными переговорами.
Не дожидаясь обращения к нам одной из сторон, которое свидетельствовало бы о наступлении крайнего обострения, Россия ставит обоим правительствам вопрос о своевременности подтвердить, что разногласия между ними будут решаться способами, предусмотренными договором, а не силой оружия.
Поручаем Вам объясниться в этом смысле с правительством, при коем Вы аккредитованы.
(Подп.) Сазонов.
* * *
Посланник в Софии.
19 апреля 1913 г.
Я объяснился с г-ном Гешовым по содержанию Вашей телеграммы 17 апреля. Он просил меня передать Вам, что болгарское правительство сочувствует предложению Вашему, чтобы разногласие между Сербией и Болгарией о размежевании в Македонии решено было способом, предусмотренным [396] в сербско-болгарском союзном договоре. Г-н Гешов поручил одновременно с сим болгарскому посланнику в Петербурге заявить Вам о сем устно и выразить заранее доверие Болгарии к справедливости и беспристрастию третейского решения императорского правительства.
(Подп.)
* * *
Посланник в Белграде.
19 апреля 1913 г.
Г-н Пашич категорически заявил мне, что Сербия не только не питает затаенных замыслов против Болгарии, но по-прежнему дорожит искренней дружбой с ней, являющейся залогом прочности Балканского Союза.
Признавать необходимость пересмотра договора, не предвидевшего хода разыгравшихся событий, вовсе не обозначает стремления нарушить его. Г-н Пашич указал, что при добросовестном и беспристрастном отношении к делу союзники сумеют прийти к примирительному результату, а на случай неудачи имеется другой выход — верховный арбитраж России. Так же, по всем данным, смотрит на вопрос и Греция. Сербия, по словам г-на Пашича, не заключала сепаратного соглашения с Грецией, но таковое может явиться на свет, как самозащита против неприязненных действий Болгарии. Г-н Пашич готов в любое время отправиться в нейтральный пункт для предварительного дружеского совещания с премьерами союзных государств.
(Подп.) Гартвиг. [397]
* * *
Посланник в Белграде.
20 апреля 1913 г.
Я объяснился по содержанию Вашей телеграммы 17 апреля с г-ном Пашичем.
Сербия, сказал он, по-прежнему дорожит союзом с Болгарией и вовсе не покушалась разрушить его, а находит необходимым, ввиду происшедших событий, подвергнуть состоявшийся договор дружественному пересмотру. Он не теряет надежды, что обе державы сумеют прийти к полюбовному соглашению. Ежели бы, однако, это оказалось неосуществимым, сербское правительство всегда готово, в силу договора, представить свои притязания и толкования на суд императорского правительства.
(Подп.) Гартвш.
* * *
Посланник в Белграде.
24 апреля 1913 г.
Г-н Пашич глубоко благодарен императорскому правительству за благожелательное отношение к Сербии и оценку его усилий согласовать политику Сербии с дружескими советами России. Он уже выразил готовность, как сообщалось в телеграмме моей 20 апреля, руководствоваться точкой зрения России в деле сербо-болгарских недоразумений; но, дабы разъяснить характер возникшей распри, дать нравственное удовлетворение сербской армии, умерить возбуждение политических кругов, наконец, дабы сохранить связь с Грецией, имеющей тождественные интересы с Сербией, и [398] таким путем облегчить будущую задачу арбитра, — г-н Пашич считает безусловно необходимым предварительный дружеский обмен взглядами между премьерами всех союзников или по крайней мере их уполномоченными.
(Подп.) Гартвиг.
* * *
Министр иностранных дел
посланникам в Белграде и Афинах.
С.-Петербург, 14 мая 1913 г.
Сербское и греческое правительства ведут, по-видимому, уклончивую и опасную игру, заявляя нам о своих мирных намерениях и в то же время уклоняясь от прямых и определенных ответов на наши представления, деятельно готовясь к совместной борьбе против Болгарии.
Мы не можем не предостеречь оба правительства против гибельных результатов такой политики и поручаем Вам сделать министру иностранных дел самое серьезное представление в указанном смысле.
(Подп.) Сазонов.
* * *
Министр иностранных дел
посланнику в Белграде.
С.-Петербург, 5 июня 1913 г.
Благоволите оказать нужное воздействие для скорейшего ответа г-на Пашича. Дальнейшее упорство и промедление могут иметь самые гибельные последствия.
Из верного источника узнаем, что нынешнее положение может длиться лишь несколько дней, после чего можно ожидать самых серьезных осложнений.
(Подп.) Сазонов. [399]
* * *
Министр иностранных дел
посланнику в Белграде.
С.-Петербург, 6 июня 1913 г.
Сведения, получаемые нами из различных источников, указывают на растущее в болгарской армии брожение в пользу немедленной войны или роспуска. Если Сербия не примет арбитража России без оговорок, по примеру Болгарии, болгарское правительство не будет ждать и свидание здесь премьеров не состоится.
Согласие Сербии на арбитраж России без оговорок не может рассматриваться в качестве какой-то уступки Болгарии.
Согласие Сербии на указанную постановку вопроса нужно не только для Болгарии, но и для нас, ибо без уверенности в подчинении нашему арбитражу обеих сторон без оговорок мы не можем осуществить обязанностей арбитра.
Благоволите пригласить г-на Пашича безотлагательно дать нам ясный и определенный ответ. Окажите все доступное Вам воздействие, чтобы предотвратить гибельное и неминуемое иначе столкновение между союзниками.
(Подп.) Сазонов.
* * *
Посланник в Белграде.
8 июня 1913 г.
Получил Ваши телеграммы 5 и 6 июня.
Руководствуясь Вашими указаниями, я употребляю все усилия, чтобы склонить сербское правительство к принятию нашего арбитража без оговорок, но пока встречаю сильные препятствия. Общее впечатление здесь, что мы хотим заставить Сербию подчиниться всем требованиям Болгарии, [400] против чего я борюсь со всей энергией. Я не теряю пока надежды на благополучное решение. Хорошее влияние имело заявление, что мы приступим к сербо-болгарскому арбитражу только получив уверенность, что обязательному арбитражу также будет подвергнут и греко-болгарский спор.
(Подп.) Гартвиг.
* * *
Министр иностранных дел
российским представителям в Лондоне, Париже, Берлине, Риме, Вене, Константинополе, Софии, Белграде, Бухаресте, Афинах и Цетинье.
С.-Петербург, 12 июня 1913 г.
Мы относимся с осуждением и к Сербии, не давшей определенного ответа, подчиняется ли она арбитражу императорского правительства.
(Подп.) Сазонов.
* * *
Румынский министр в Белграде
министру иностранных дел в Бухаресте.
Белград, 23 февраля (8 марта) 1913 г.
Из нескольких мест узнаю, что Сербия ведет переговоры с греками о заключении оборонительного союза против Болгарии. Как правительство, так и греческий министр, конечно, непроницаемы. Последний проводит каждый день по нескольку часов в министерстве иностранных дел.
(Подп.) Филалити. [401]
* * *
Румынский министр в Белграде
министру иностранных дел в Бухаресте
Генерал Радко Дмитриев отправляется в Россию по вопросу об определении границ между союзниками, которые, очевидно, не могут больше столковаться друг с другом. Все, с кем я говорил по этому вопросу, заявили мне, что от генерала и до последнего солдата, все сербы, находящиеся под оружием, отказались уйти из Битоля и других городов, требуемых болгарами (на основании союзного договора), и предпочли бы быть убитыми Савовым, чем отказаться от того, что они завоевали.
(Подп.) Филалити.
* * *
Доклад его величеству королю.
Бухарест, суббота, 6 (19) апреля 1913 г.
Сегодня, в девять часов утра, меня посетил сербский полномочный министр, г-н Ристич, который говорил мне о существующих недоразумениях между сербами и болгарами. Он сказал мне, что болгары не исполнили обязательств, принятых ими на себя по союзному договору с сербами и проч. После этого введения, из которого я узнал о взаимных обязательствах союзников, г-н Ристич мне сказал, что г-н Пашич желает еще приятельского соглашения с болгарским правительством, но что в случае, если бы конфликт стал неминуемым, он его просит спросить нас, каково будет наше поведение и пожелали бы мы заключить с Сербией чисто оборонительный союз против Болгарии.
Я ответил ему, что прежде всего я должен доложить Е. В. королю о сделанном нам предложении и что я отвечу ему позже; очень возможно, [402] что мой ответ опоздает в ожидании результатов посредничества в Петрограде.
Имея в виду, что греческий король, в аудиенции при вручении отзывных грамот нашим полномочным министром, в конце марта, тоже говорил о союзе между Грецией и Румынией против болгарских претензий, возможно, что и греческое правительство сделает нам предложения, аналогичные с сербскими. Но, ввиду твердого поведения е. в. короля, я, естественно, и греческому правительству дам столь же уклончивый ответ. Всегда следует опасаться, чтобы до того момента, когда оба правительства открыто порвут с Болгарией и между ними вспыхнет настоящий конфликт, переговоры относительно союза с нами не сделали бы болгар более склонными к желаемым сербами и греками уступкам и чтобы снова не усилился их прежний союз во вред Румынии.
Мы можем вмешаться только в момент, когда уже вспыхнет вооруженный конфликт между сербами, греками и болгарами; нам необходимо иметь на этот случай развязанные руки, чтобы мы могли диктовать мир.
(Подп.) Майореско.
* * *
Доклад его величеству королю
Бухарест, 2 (15) мая 1913 г.
Сегодня, в 11 часов утра, греческий министр г-н Пападиамандопуло явился в министерство иностранных дел и, по распоряжению своего правительства, устно сообщил мне:
1. Что греческое правительство даст македоно-румынским церквам и училищам в землях, присоединенных к Греции, полную свободу функционировать [403] и пользоваться македоно-румынским языком.
Я ответил ему, что ожидал этого, после заявления г-на Венизелоса, сделанного г-ну Таке Ионеско еще в Лондоне, но что я прошу его подать мне теперь письменную декларацию и прибавить, что само собою разумеется, что румынское государство будет субсидировать (как и раньше, при владычестве турок) свои церкви и училища и что, согласно восточноправославным каноническим правилам, мекедоно-румынская церковь будет иметь право на одну епископскую кафедру.
Г-н Пападиамандопуло прибавил:
2. Греческое правительство желает знать, согласны ли мы заключить союз с Грецией ввиду того, что желания Болгарии становятся угрожающими.
Я ответил ему, что этот вопрос я должен доложить е. в. королю и моим коллегам министрам и, по моему личному мнению, в данный момент нужно покончить в парламенте с результатами посредничества в Петрограде и после этого решить, какое поведение выберет Румыния при новом балканском кризисе.
(Подп.) Майореско.
* * *
Доклад его величеству королю
Бухарест, воскресенье, 26 июня (9 июля) 1913 г.
Сегодня, в 10 часов утра, греческий министр г-н Пападиамандопуло снова явился ко мне, чтобы поговорить о союзе с Грецией против слишком большого увеличения Болгарии, и прибавил, что этот союз может образоваться и при участии в нем Турции. [404]
Относительно Турции, — ответил я ему, по моему мнению, благоразумнее будет подождать усиления ее внутреннего положения. Что же касается сближения с Грецией, то я отложил ответ на этот вопрос до тех пор, пока трения между союзниками не увеличатся еще больше.
(Подп.) Майореско.
Параллельно с этими усилиями найти против нас союзников, наши союзники старались не подписывать с турками договора, который готов в Лондоне уже с 19 апреля. Переговоры с несоюзниками о заключении союза против нас не могли быть известны публике. Но попытки сербского и греческого правительств затянуть переговоры в Лондоне не могли оставаться тайной. И возбуждение, причиненное этой проволочкой, было чрезвычайно сильно и в нашей армии, и в нашем народе и было мощным оружием в руках тех, кто вел пропаганду против наших союзников.
Я не раз обращал серьезное внимание и представителей Сербии и Греции, и представителей великих держав на те опасные последствия, которые могут явиться результатом этого. Но все было напрасно.
Больше того. Один из наших делегатов в Лондоне телеграфировал нам, что «сербские и греческие делегаты перед подписанием договора о мире ходили к турецкому посланнику Тефик-паше и предлагали ему телеграфировать в Царьград, чтоб оттуда дали инструкции Осману-Низами-паше не подписывать мира и выиграть время; за это они обещали туркам на случай конфликта между Болгарией, Сербией и Турцией компенсации, а именно: восстановления во Фракии границы на запад от Адрианополя. Однако Тефик-паша, как опытный государственный деятель старого режима, не поддался этому внушению и даже отказался телеграфировать».
Возмущенный таким поведением, которое, по всей вероятности, было известно ему во всех подробностях, [405] сэр Эдуард Грей в конце концов сделал памятный всем жест, о котором он писал в следующей циркулярной депеше своей к английским посланникам:
«Лондон, 15 мая. Сэр Эдуард Грей сказал балканским делегатам, что те из них, которые желают подписать прелиминарный договор без изменений, должны сделать это тотчас же. Те же, которые не расположены подписать, лучше всего сделают, если уедут из Лондона, так как бесполезно для них оставаться и продолжать обсуждения, единственным результатом которых являются бесконечные откладывания. Те, которые подпишут, получат нашу нравственную поддержку».
Одновременно английское агентство Рейтера телеграфировало, что «сообщение сэра Эдуарда Грея вызывает большое удивление в известных балканских кругах, которые видят в них явный характер вмешательства, а не посредничества».
И через два дня договор был подписан всеми делегатами. Это торжество Балканского Союза было встречено с бесконечной радостью всеми друзьями союзников. Единственная нотка, прозвучавшая диссонансом, долетела к нам от одного из союзников. Депешей от 17 мая, в день подписания мира, г-н М. К. Сарафов — наш делегат в Солуни — телеграфировал мне, что находящийся там г-н Венизелос жалуется ему на то, что «Великие Силы заставили их подписать мир, не приняв во внимание сделанных ими оговорок». Вопреки этой нотке, триумф Балканского Союза был бесспорен. Он преодолел не только крупную турецкую силу, но и мелочные счеты сербских и греческих шовинистов, предосудительная агитация которых вызвала жалобы со стороны гг. Пашича и Венизелоса, испытавших на себе всю силу их вредного влияния. У наших союзников, как и у нас, к сожалению, были военные и штатские, которые понимали под национализмом все то, что есть в нем наиболее [406] исключительного, наиболее вызывающего. Я думаю, что я не наношу им ни обиды, ни несправедливости, отмечая в их поведении то, что они, без сомнения, считают добродетелью. Но я должен припомнить пагубную роль, сыгранную ими в те полные драматизма дни, которые закончились подписанием Лондонского договора, как и в следующие за ними, еще более трагичные, четыре недели, от 17 мая до 18 июня — от апофеоза Балканского Союза до его падения. [407]
Глава четвертая.
Крушение Балканского союза
Трое было нас — министры-председатели Сербии, Греции и Болгарии — при подписании в Софии союзного договора между Болгарией и Сербией, между Болгарией и Грецией: гг. Милованович, Венизелос и я. Смерть преждевременно унесла первого еще 18 июня 1912 года. На его место 30 августа пришел г. Пашич. Мы втроем приготовили, начали и кончили Балканскую войну, к которой принудила нас Турция. Из нас троих двум моим коллегам суждено было начать и кончить и междусоюзническую войну. За месяц до начала ее я вышел в отставку.
Почему я подал в отставку? Это не составляет уже тайны в Болгарии. Критикуемый моими противниками за то, что я подал в отставку, критикуемый еще и за некоторые мои мнимые ошибки, будто бы [408] совершенные мною во время Балканской войны, я был принужден издать целую книгу{4}, чтобы рассеять обвинения, [409] брошенные мне, и указать моим соотечественникам истинных виновников несчастий моего отечества. Я обнародовал в ней текст и мотивы моей отставки. Вот этот текст:
«Ваше Величество!
Телеграф принес нам известие, что договор о мире с Турцией сегодня подписан. С его подписанием оканчивается война, прославившая болгарское имя и возвеличившая болгарское отечество. Но с его подписанием начинается и ликвидация результатов, достигнутых в борьбе союзников против Турции. Для этой ликвидации, может быть, Ваше Величество найдет необходимым доверить управление страной новому кабинету. Чтобы дать возможность составить такое новое министерство, я имею честь просить Ваше Величество благоволить принять отставку председательствуемого мною кабинета.
Принося благодарность Вашему Величеству от имени Кабинета и лично от меня, и проч., и проч».
София, 17 мая 1914 г.
Ив. Ев. Гешов.
Что касается мотивов, то они были известны всем, посвященным в дело. Моя политика — желание кончить без войны с нашими союзниками и прибегнуть к арбитражу не только с Сербией, но и с Грецией — не была одобрена. Поэтому я счел необходимым предоставить главе государства решение вопроса, не нужно ли для ликвидации наших споров с союзниками позвать новых людей. Первый зачинатель Балканского Союза, я стал и его первой жертвой не столько потому, что пожертвовал своим председательским портфелем, сколько потому, что подвергся критике за то, что я покинул свой пост во время кризиса. Но я должен был подать в отставку, потому что существовало разногласие между [410] короной и мной, и потому еще, что ввиду критического положения необходим был тогда ширококоалиционный кабинет. Я был глубоко убежден, что ни одна из партий, придя к власти, не возьмет на себя тяжелой ответственности за вторую войну. И действительно, кабинет г-на Данева, который после неудачной попытки составить ширококоалиционный кабинет, стал у власти после меня и в который вошли члены двух партий, 9 июня единодушно решил, что г-н Данев поедет в Петроград для арбитража по нашим спорам с Сербией и Грецией.
И вопреки этому единодушному решению болгарского правительства и без его ведома, 16 июня, по приказанию болгарского верховного командования, II и IV болгарские армии напали на наших союзников. Те, которые советовали и предписали эти атаки, никем не были осуждены так жестоко, как мною. Текст их приказов обнародован комиссией Карнеги и справедливо был назван в ее рапорте как «мятежный и дерзкий». Но как бы история ни осудила этот преступный акт, она все-таки должна признать, что болгарский народ не может быть ответственным за него.
Мир видел, как Болгария начала Балканскую войну. После того, как весь министерский совет одобрил мобилизацию, было созвано Народное Собрание для голосования кредитов еще до начала войны. Оно единодушно одобрило мобилизацию и голосовало кредиты. И после объявления турками войны манифест к народу был подписан царем и министрами. Может ли тогда этот самый народ быть ответственным за переворот, за преступное безумие, совершенное не только без предварительного согласия законодательного учреждения, но и без того, чтобы об этом знало ответственное правительство?
А что болгарское правительство не думало начинать войны с союзниками — это было доказано в последнее время перед болгарским правосудием. 8 января нынешнего года разбиралось дело об обиде, возбужденное против известного болгарского публициста г-на Д. Мишева. [411] Он представил суду удостоверение, выданное ему секретарем теперешнего министерского совета, который, как всем известно, является непримиримым противником прогрессистов и народников, бывших министрами 16 июня 1913 года. Вот что гласит это удостоверение, выданное 7 (20) января 1915 года, за № 66:
«Канцелярия министерского совета сим удостоверяет, что в протоколах министерского совета не было постановления о начатии военных действий 16 июня 1913 года против бывших союзников греков и сербов.
Это свидетельство выдается г-ну Д. Мишеву из Софии для представления его в софийский окружной суд по уголовному делу за № 2865/1914».
(Подп.) Секретарь М. Арнаудов.
Следовательно, единственный конституционный орган болгарского народа — болгарский кабинет — не только ничего не знал о том, что дан приказ напасть на войсковые части союзников, но и остановил действия, начатые, бесспорно, без его ведома 16 июня. И этот кабинет обратился к русскому правительству с настоятельной просьбой оказать энергичное воздействие и остановить враждебные действия со стороны сербов и греков. Но наши бывшие союзники не только отказались остановить военные действия, но и объявили войну Болгарии.
Текст сербской прокламации, объявлявшей эту войну, является неоспоримым доказательством, что не какие-то неответственные сербские факторы, а сербские министры решили воспользоваться первым удобным случаем, чтобы объявить войну Болгарии. Этим своим поступком они закончили зло, начатое приказом 16 июня. Балканский Союз был погребен.
Не я займусь распределением ответственности по этому погребению. Но так как я являюсь лицом, ответственным перед историей за заключение Балканского [412] Союза, я думаю, что не выполню своего долга вполне, если не скажу всего, что будет нужно будущему историку, который должен будет окончательно высказаться по вопросу об этом распределении.
I. Первая сербо-болгарская война
Два раза в течение двадцати восьми лет сербы объявляли нам войну.
В первый раз это было 1 ноября 1885 года. Милан пожелал расстроить соединение Болгарии с Восточной Румелией; это соединение было встречено с восторгом и в Англии и во Франции. Покойный император Александр III сказал депутации, отправленной в Копенгаген просить его одобрения, что «о разъединении и речи быть не может». Я сам слышал эти слова, так как был членом этой депутации.
Из Копенгагена я, по приказанию тогдашнего болгарского правительства, поехал в Лондон защищать дело соединения от противодействий со стороны Милана. 4 (16) октября, когда я представлялся тогдашнему министру иностранных дел лорду Сользбери, я случайно встретился в приемной министерства с сербским полномочным министром в Англии, г-ном Чедомилом Миатовичем. Из того, как он защищал тогдашнюю политику Милана, я с ужасом видел, по каким несостоятельным мотивам тогдашний король Сербии собирался бросить один братский народ против другого.
«Г-н Миатович признает, — писал я тогда по поводу этой встречи нашему министру иностранных дел, — что сербы пропустили момент для нашествия в Старую Сербию, и так как теперь, если они решат напасть на Турцию, они будут побеждены, то поэтому, вероятно, король Милан, чтобы хоть что-нибудь сделать, должен будет вступить в Болгарию». — «Это будет очень жаль, — заметил г-н Миатович, — и дай бог, чтобы нашлось [413] в последнюю минуту какое-нибудь средство предотвратить эту опасность. Но что делать, когда и Ваше правительство вот уже три года не хорошо живет с нами. Отчего Вы захватили Брегово? Почему обещали выслать Пашича и Павловича, а позволяете им интриговать против нас? Почему произвели этот переворот, не уговорившись предварительно с нами? Почему и теперь не обращаетесь к нам, чтобы столковаться по-братски? Вот главные жалобы г-на Миатовича против нас». Я не упустил случая дать г-ну Миатовичу необходимые ответы и довел его до признания, что и для них будет очень опасно, если их безрассудное нападение на Болгарию вызовет затруднения и вмешательства, последствия которых их близорукий эгоизм еще не в состоянии предвидеть. Только одно замечание г-на Миатовича, думаю я, заслуживает внимания, а именно то, что нужно остановить всех сербских агитаторов. Наше правительство, если еще не сделало этого, должно сделать перед сербским правительством поступки о прямом соглашении.
Нужно здесь же прибавить, что тогдашнее болгарское правительство и до получения моего доклада послало в Сербию делегата, покойного г-на Грекова, но его не приняли. Если бы он был принят, то он мог бы опровергнуть безосновательные утверждения адвоката короля Милана, будто мы захватили небольшой островок в Брегово и будто мы не интернировали г-на Пашича.
Ирония судьбы хотела, чтобы тогдашний болгарский чиновник, г-н Пашич, впоследствии стал министром-председателем Сербии и чтобы г-н Миатович должен был защищать его противоболгарскую политику.
На Западе тогдашняя политика Милана не пользовалась популярностью. Она единодушно осуждалась в Англии. Красноречивым выражением этого осуждения является нижеследующее письмо великого Гладстона, которое он тогда прислал мне. [414]
Хаурден-Кэстл, 15 октября 1885 г.
Любезный Господин!
Я имел честь получить Ваше письмо и едва ли должен уверять Вас в том, что я продолжаю интересоваться делами Балканского полуострова и особенно делами Болгарии.
С удивлением увидал я в газетах мое частное письмо (или его значительную часть) к г-ну де Лавелэ, которое, как я предполагаю, было переведено и перепереведено. Как бы то ни было, надеюсь, не будет вредным, если из этого письма станет ясно, что я стою за признание совершившегося факта, что я надеюсь, что присоединение будет реальным и что я совсем не одобряю, поскольку я имею сведения об этом, движения в роде тех, путем которых запугивают Вас Сербия и Греция, чьи права на вмешательство в дела стран, лежащих вне их границ, я не могу признать. Я не думаю, что имею право сказать больше, так как в этих запутанных делах гораздо легче человеку сделать зло, чем добро. Во всяком случае я не упущу отнестись с самым большим вниманием ко всякому письму от Вас.
Остаюсь, любезный господин, Ваш верный У. Е. Гладстон.
Однако, несмотря на возмущение европейского общественного мнения, Милан, возбуждаемый тогдашним австрийским правительством, объявил нам войну посланием, поразительно сходным с прокламациями некоторых великих сил в настоящей великой войне. Вот извлечение из сообщения об объявлении войны, отправленного, как я уже сказал, 1 (13) ноября 1885 года:
«Командующий I дивизией и пограничные власти одновременно сообщают, что болгарские войска [415] напали сегодня, 1 (13) ноября, в 7 1/2 часов утра, на позицию, занятую одним батальоном 1 пехотного полка на сербской территории, в окрестностях Власины. Королевское правительство видит в этом немотивированном нападении объявление войны, и я Вас прошу дать знать г-ну министру иностранных дел в Болгарии, что Сербия, принимая последствия этого нападения, считает себя в войне с Болгарией с субботы, 2 (14) ноября, с 6 часов утра».
Известно, что никакого нападения со стороны болгар тогда не было. Известно также, как кончилась эта война, объявленная без всяких мотивов против братской страны, когда эта последняя отправила все свои войска против турок. Милан был разбит в две недели. Болгарские войска на пути к Нишу были остановлены представителем Австрии, графом Кевенхюллером. А 20 января 1886 года в Бухаресте открылась конференция для подписания мира между победительницей Болгарией и побежденной Сербией. По странному совпадению, делегатом от Болгарии был я, а от Сербии — г. Миатович.
И случилось тогда небывалое в истории конференций событие.
После того как мы согласились с г-ном Миатовичем относительно первых двух статей — по восстановлению мира и приятельства между обоими государствами и по амнистии, — пришла телеграмма от Милана, в которой сообщалось, что он соглашается принять только одну единственную статью: «La paix est retablie entre la Serbie et la Bulgarie á dater du jour de la signature du present traite» — мир восстанавливается между Сербией и Болгарией со дня подписания настоящего договора. И мы подписали тогда договор о мире, содержащий эту единственную статью, причем мы не взяли у Сербии ни пяди земли, населенной сербами. [416]
Конечно, беспристрастная история не сочтет виновным сербский народ за достойные осуждения дела его тогдашнего короля. Но, думаю, и мы имеем право ждать, что она не осудит и болгарский народ, не ответственный за частичную атаку 16 июня, за это достойное осуждения дело неответственных факторов, которыми сербское правительство воспользовалось, чтобы отнять у нас обширные земли, признанные им за Болгарией по договору от 29 февраля 1912 года.
II. Вторая сербо-болгарская война
Как при рассмотрении междусоюзнических отношений во время Балканской войны, так и в беглых заметках об объявлении второй сербо-болгарской войны я буду пользоваться неболгарскими документами.
16 июня происходит нападение. А уже 17 болгарское правительство дает приказ остановить военные действия и просит г-на Неклюдова телеграфировать в Петроград, что Болгария просит посредничества России и о прекращении военных действий со стороны Сербии и Греции. И г-н Неклюдов телеграфировал следующее (Русская Оранжевая Книга, № 271).
«Согласно полученным сегодня известиям, произошли довольно серьезные столкновения болгарских войск с греческими и сербскими. Ввиду предстоящего выезда своего в С.-Петербург, г-н Данев усиленно просит Вас сделать возможное в Белграде и Афинах, дабы предупредить дальнейшие столкновения
(Подп.) Неклюдов.
Г-н Сазонов немедленно телеграфировал об этой просьбе русским представителям в Греции и Сербии. Телеграфировал он и в Софию в успокоительном смысле. [417] Из Афин были получены более примирительные депеши. Из Белграда, однако, пришел решительный отказ. Вот эти телеграммы (Оранжевая Книга, №№ 276, 274, 279, 278):
Министр иностранных дел посланнику в Софии
С.-Петербург, 17 июня 1913 г.
Укажите г-ну Даневу, что всякое осложнение на границе затруднят получение сербского согласия на передачу нам меморандума, вызывая новое возбуждение умов и ставя г-на Пашича в тупик. Думаем, что г-н Данев не хочет войны, и потому ему следует принять решительные меры к тому, чтобы в передовых войсках водворилось спокойствие.
(Подп.) Сазонов.
* * *
Посланник в Афинах.
17 июня 1913 г.
Ввиду одновременной атаки болгар на сербском и греческом фронтах король выезжает в Салоники для принятия командования греческой армией. Флот получил экстренное приказание отплыть к Элефтерису, где, по официальным сведениям, греческий отряд отрезан наступающими болгарскими силами. Г-н Венизелос считает, что, хотя война не объявлена, греческое правительство все же принуждено принять соответственные меры обороны. Оно еще готово идти на примирение, если со стороны болгарского правительства последует официальное сообщение о том, что наступление болгарских войск явилось следствием недоразумения.
(Подп.) Демидов. [418]
* * *
Посланник в Афинах.
18 июня 1913 г.
Г-н Венизелос сообщил мне, что внезапное нападение болгар, состоявшееся, несомненно, по преднамеренному общему плану и вытеснившее греков из многих занятых ими важных пунктов, создает для Греции обязанность продвинуть вперед войска для обороны самих Салоник, угрожаемых ныне неприятелем.
Министр усматривает в генеральном болгарском наступлении попытку создать совершившийся факт и насильственными средствами закрепить оккупационные права болгар на греческие области. При таких условиях он не может выехать ранее получения от болгарского правительства формального отречения от его последних действий — обратного отозвания болгарских войск до демаркационной линии, установленной протоколом, и официального заявления о принятии Болгарией обязательного арбитража, хотя бы и не общего, а одновременного с сербо-болгарским, по разграничению. Положение критическое.
(Подп.) Демидов.
В тот же день, однако, г-н Гартвиг телеграфировал из Белграда, что всякое мирное воздействие на правительство будет бессильно в силу всеобщего возбуждения, достигшего крайних пределов.
И не было больше пользы от какого бы то ни было воздействия на влиятельного Гартвига, так как раньше еще, чем его последняя телеграмма прибыла в Петроград, Сербия объявила войну Болгарии. Вот текст прокламации, о которой я говорил выше и в которой провозглашалась братоубийственная война. [419]
ПРИКАЗ
Верховного Командующего
от 18 июня 1913 года в Белграде
Солдаты!
По моему приказу от 6 октября прошлого года я позвал вас на войну против Турции для освобождения наших угнетаемых братьев, для освещения печального Косово. В течение неполного месяца вы своим мужеством, беспримерной храбростью и самопожертвованием победили неприятеля, освободили Косово.
Солдаты!
Война на Балканах окончена. Наши братья освобождены. Мир с Турцией заключен. Теперь вам следовало бы вернуться по домам, к своей работе, к своим родным, к своим милым и дорогим, которые вас с нетерпением ожидают.
К моему большому сожалению, мои дорогие солдаты, вы не можете еще вернуться по домам. Вы еще не можете увидеться со своими милыми и дорогими, не можете отдохнуть от тяжелых трудов. Болгары, вчерашние наши союзники, вместе с которыми еще недавно мы боролись плечо к плечу, которым мы, как настоящие братья, помогали всей душой и своею кровью облили их дорого стоящий Адрианополь, болгары оспаривают у нас те земли в Македонии, которые мы одни с такими жертвами приобрели. Болгария, вдвое увеличившаяся в этой общей союзнической войне, не уступает вдвое меньшей Сербии ни Прилепа королевича Марко, ни Битоля, где вы, мои храбрецы, так прославились и откуда выгнали последние турецкие войска, боровшиеся против нас. Болгария, [420] окруженная двумя морями, не дает Сербии связаться ни с одним морем. Сербия и ее творцы — сербская армия — не могут и не должны допустить этого. Они должны свои приобретения, свои кровавые приобретения беречь и охранять от всякого, даже и от своего вчерашнего союзника — болгар.
С нами вместе против болгар идут в войне и наши союзники — греки, у которых болгары также хотят отнять то, что они приобрели, и наши братья-черногорцы, потому что они хотят защищать сербскую землю.
Солдаты!
Во имя бога и нашего правого дела — вперед! Снова развейте сербское победоносное знамя и понесите его победоносно перед рядами нашего нового врага, как победоносно вы пронесли его от Вардара до Солуни, через Прилеп и Битоль, через Косово и Призрен.
Вперед, солдаты! Любящим Отечество и праведным помогает бог!
Петр (С.р.)
Настоящий приказ прочесть всем солдатам.
Начальник штаба верховной команды, почетный адъютант е.в. короля, воевода Р. Путник (С.р.)
VIII пехотный полк II призыва, народная армия № 222, 18 июня 1913 года.
Коменданту 1 батальона, для соответствующего распоряжения. Прочесть в батальоне при торжественной обстановке.
18 июня 1913 года. Орах.
Комендант, подполковник Симеон Иованович. [421]
Как видит читатель, в этом манифесте нет ни слова об атаках болгар, совершенных 16 июня, об атаках, которые, по словам г-на Гартвига, были причиной сильного возбуждения в Белграде. Очевидно, прокламация была напечатана до этих атак; тем более, что, изданная 18 июня в Белграде, она не могла 18-го же июня попасть в руки Орахского коменданта, подполковника Симеона Иовановича. Впрочем, по фотографии этого документа, помещенной в газете «Мир» от 25 июня 1913 года и которую я воспроизвожу в настоящей книге, видно, что в заглавии число «18 июня» и «в Белграде» написаны рукой.
Выступили и Греция с Сербией. Король Константин, как это устанавливается рапортом комиссии Карнеги, выехал еще 14 (27) июня в Солунь с прокламацией о войне против болгар в кармане. И к страхам Балканской войны присоединились ужасы войны междусоюзнической. Снова печать Каина заклеймила народы, которые стали так симпатичны всему образованному миру своей решительностью и своею храбростью в борьбе за свободу.
Писали тогда газеты, которые потом своим влиянием так много помогли грекам и сербам, что все союзники одинаково ответственны за эту последнюю войну. «Русское Слово» заявило, что если Сербия и Греция не прекратят военных действий, то тяжелая ответственность за братоубийственную резню падет на белградских и афинских политических деятелей. «Если эти последние отклонят предложение г-на Данева о прекращении враждебных действий, — продолжала та же русская газета, — они тем самым покажут вероломство и двуличность своей политики». Отозвалась 21 июня (4 июля) и «Temps», говоря, что хотя, как видно, болгары и напали первые, но сербы тотчас же показали, что только ожидали случая, чтобы обратить схватки аванпостов в настоящую войну. Греки, жаловавшиеся в последнее время на снаряды, брошенные в их флот болгарами в Кавале, покрыли себя позором бесславной резни 1200 болгарских солдат в Солуни. [422]
Одну поправку, думаю, история внесет в этот приговор. А именно: что в то время, как в Болгарии провинились только неответственные факторы, — у других ответственные правительства отнеслись к подписанным ими договорам как к клочкам бумаги. Самым бесцеремонным образом были растоптаны эти договоры.
И кто знает, те, кто вне Болгарии усерднее всех растаптывали эти договоры, не будут ли первыми раскаиваться в этом? Крах Балканского Союза и нынешняя великая война не кроют ли в себе для них неожиданностей и разочарований?
Мученик возвышенного идеала, который он поставил себе в своей непреложной цели, Балканский Союз умер мученической смертью. Нет ничего более тяжелого, чем междусоюзнические схватки, как та солунская, о которой пишет французская газета, и чем междусоюзнические битвы, облившие кровью поля только что освобожденных общей союзнической кровью македонских и фракийских областей. Нет ничего печальнее того способа, по которому в Бухаресте, на этом лобном месте Балканского Союза, была похоронена та этническая автономия балканских народов со всеми ее последствиями, которая была единодушно указана союзными балканскими государствами, как цель их лиги, как объект того, что преследовали они своей мобилизацией. По Бухарестскому договору не только болгарские земли были разделены между сподвижниками по краху Союза, но болгарам — жителям отнятых у Болгарии земель — не были гарантированы даже самые существенные последствия этнической автономии{5}. В столице Румынии были забыты кардинальные условия умиротворения Балканского полуострова, была забыта и [423] вечная истина, что не следует злоупотреблять силой. «C'est au moment ou Ton veut redoubler de force qu'on doit redoubler de grace», — сказал Э. Ростан. Именно когда человек желает стать вдвое сильнее, он должен стать вдвое милостивее. Для Болгарии не оказалось милости у тех, кому она принесла столь же бесспорные, сколь и бесценные услуги. Не оказалось милости для страны, которая непосильными жертвами сломила главную мощь турок и таким образом облегчила задачу своим нынешним противникам.
Болгария была ограблена, погублена, унижена, обесславлена.
Есть боли, которые немы. Неизгладимым горестям подобает молчание. И если я, сломленный этими болями и этими горестями, нахожу теперь силу высказаться, то делаю это потому, что считаю своим повелительным долгом еще до окончания нынешней кровавой распри раскрыть все то, что я знаю по вопросу об ответственности по краху Балканского Союза: этот крах не только вызвал новый хаос на Балканском полуострове, но и мощно содействовал началу великой войны. Если суд над частными лицами есть наиболее трудная и наиболее благородная функция, доверенная человеку по отношению к обществу, то гораздо труднее и возвышеннее миссия, когда на него возлагается суд над народами. И прежде чем общественное мнение цивилизованного мира выскажет приговор по ответственности болгарского народа за разрушение Балканского Союза, необходимо, я думаю, терпеливо выслушать основанные на фактах и документах объяснения болгар, которые были непоколебимыми защитниками этого Союза, непримиримыми противниками его врагов.
Самые страшные из этих врагов не были в Болгарии. Не здесь они и теперь. Впервые после междусоюзнической войны в болгарском парламенте заговорили о восстановлении того сближения между балканскими народами, крушение которого принесло и им, и целому [424] миру неисчислимые бедствия. И считается оно осуществимым и теперь, если будет удовлетворена Болгария, так как никакие жизненные интересы Сербии и Греции не требовали произведенного в Бухаресте раздела Македонии. Ведь иначе Сербия не согласилась бы по договору от 29 февраля 1912 года уступить Болгарии так называемую бесспорную зону Македонии, а Греция через гг. Венизелоса и Геннадиуса («Преступное безумие», стр. 12) не предлагала бы, чтобы Болгария уступила ей только Солунь, так, чтобы границей была «линия озер по основанию Халкидики».
Никто не отрицает героизма, с которым сербский народ плечо к плечу с Тройственным Согласием борется теперь против великой державы. Но никто не будет отрицать, что не он разгромит эту великую силу. Способно ее разгромить только то Тройственное Согласие, которое не вступило бы в исполинскую войну и не принесло бы тех жертв, которые оно приносит, если бы не приходилось спасать Сербию и Бельгию. Весь мир преклоняется перед храбростью и самоотверженностью этих двух народов. Но если самоотверженность и храбрость создают титулы свободы и объединения, если народы, которые их проявляют, заслуживают того, чтобы быть избавленными от гибели, то не приобрел ли и болгарский народ подобных титулов, не заслужил ли и он такой же самой судьбы? Спасая Сербию и Бельгию, истощаются великие силы. Никаких жертв от этих великих сил не просит Болгария, не за ее спасение бьются они теперь. Но Болгария имеет право, за былые услуги свои по разгрому Турции, за услуги, которые гораздо значительнее услуг Сербии по разгрому Австрии, имеет право, говорю я, требовать справедливости от этих великих сил, требовать, чтобы по отношению к ней были приложены те спасительные принципы, которые так авторитетно поставлены целью настоящей войны. 9 ноября прошлого года на банкете в Гуид-Холле французский посланник в Лондоне г. Поль Камбон, говоря от имени сил Тройственного Согласия, сказал, что последнее [425] бьется за маленькие угнетенные народности. Десять дней спустя после этой речи, английский центральный комитет для осведомления общественного мнения о причинах войны разослал циркуляр, подписанный нынешним английским министром-председателем г-ном Асквитом и двумя бывшими министрами-председателями Англии, лордом Розбери и г-ном Бальфуром. В этом воззвании говорится следующее:
«Наше дело вдвойне правое, потому что мы бьемся не только в защиту нашего существования, нашей свободы, но и за право маленьких народов наслаждаться такой же свободой; и за цивилизацию и демократию, как мы их понимаем».
Если такова цель Тройственного Согласия, если оно желает того прочного мира, который должен основываться на принципе свободного самоопределения народов, то мыслимо ли, чтобы Болгарии было отказано в том, что и великие силы, и балканские государства до крушения Балканского Союза считали принадлежащим ей? Будет ли оставлена неисправленной несправедливость, совершенная в Бухаресте? Останется ли неисправленной она даже и в том случае, если Болгария поздно примет участие в настоящей войне, как поздно приняла участие и Сербия в войне 1877 года, или если она совсем не примет участия, как совсем не приняла участия в 1877 году Греция? Тогда были удовлетворены желания и сербов, и греков. Останутся ли неудовлетворенными теперь только желания Болгарии? Res sacra miser. Несчастный — священная вещь. Обиженная, бедная Болгария имеет, я думаю, больше кого бы то ни было право на то, чтобы ее судили беспристрастно, право на то, чтобы с ней обращались как с другими. [426]
Приложение. Болгарские договоры и конвенции с Сербией и Грецией
1. Договор о приятельстве и союзе между Царством Болгарией и Королевством Сербией
Его величество Фердинанд I, Царь Болгар, и его величество Петр I, Король Сербии, проникнутые уверенностью во взаимности интересов и в тождестве судьбы их держав и обоих братских народов, болгарского и сербского, и постановившие солидарно общей силой охранять эти интересы и стараться об их всестороннем осуществлении, согласились о следующем:
Ст. 1. Царство Болгария и Королевство Сербия взаимно гарантируют одно другому государственную независимость и целокупность государственной территории, причем обязываются абсолютно и без всякого ограничения прийти на помощь одно другому всей своей силой во всяком случае, когда на одну из них нападает одно или больше других государств.
Ст. 2. Обе договаривающиеся стороны обязываются также прийти на помощь одна другой всей своей силой в случае, если какая бы то ни было великая сила попытается присоединить, или оккупировать, или занять своими войсками, хотя бы и временно, какую бы то ни было [427] часть балканских территорий, которые находятся теперь под турецкой властью, если одна из них сочтет это противным своим жизненным интересам и casus'ом belli.
Ст. 3. Обе договаривающиеся стороны обязываются не заключать мира иначе, как сообща и по предварительному соглашению.
Ст. 4. Для полного и наиболее целесообразного исполнения настоящего договора будет заключена военная конвенция, в которой исчерпывающим образом будет предусмотрено как все, что должно будет быть предпринято одной и другой стороной в случае войны, так и все, что в отношении военной организации, дислокации и мобилизации армии и отношений верховных командований, должно было бы быть утверждено в мирное время для приготовлений к военному положению и успешному ведению войны. Военная конвенция будет считаться составной частью настоящего договора. К ее выработке будет приступлено не позже 15-ти дней после подписания настоящего договора, а для окончания ее выработки оставляется срок не больше двух месяцев.
Ст. 5. Договоры будут подписаны в двух одинаковых экземплярах, и оба на болгарском и сербском языках. Их подпишут государи и министры иностранных дел. Военная конвенция, так же в двух экземплярах, оба на болгарском и сербском языках, будет подписана государями, министрами иностранных дел и специальными военными уполномоченными.
Ст. 6. Договор и военная конвенция могут быть опубликованы или сообщены другим государствам только по предварительному соглашению обеих договаривающихся сторон к притом сообща и одновременно.
Также только по предварительному соглашению какая бы то ни было другая держава сможет быть принята в союз.
Составлен в Софии 29 февраля тысяча девятьсот двенадцатого года.
Ив. Ев. Гешов.
М. Милованович. [428]
2. Секретное приложение (Annexe) к договору о приятельстве и союзе между Царством Болгарией и Королевством Сербией
Ст. 1. В случае, если в Турции наступят внутренние беспорядки, которые создали бы опасность для государственных или национальных интересов договаривающихся сторон или одной из них, как равно и в случае, если бы вследствие внутренних или внешних затруднений, которые могли бы наступить в Турции, возник вопрос о сохранении status quo на Балканском полуострове, та из обеих договаривающихся сторон, которая первая пришла бы к убеждению, что вследствие этого нужно прибегнуть к вооруженному выступлению, обращается с мотивированным предложением к другой стороне, которая должна сейчас же приступить к обмену мыслей и, если не согласится со своей союзницей, должна дать ей мотивированный ответ.
Если будет достигнуто соглашение о выступлении, то оно сообщается России, и если она не воспротивится, выступление начинается согласно достигнутому соглашению и воодушевляясь во всем чувствами солидарности и взаимности интересов. В противном случае, если соглашение не будет достигнуто, прибегнуть к мнению России, каковое мнение будет, если и поскольку Россия выскажется, обязательным для обеих сторон.
Если Россия не пожелает высказать своего мнения и если соглашение между договаривающимися сторонами и после этого не сможет быть достигнуто, то тогда, если сторона, которая за выступление, сама на свою ответственность начнет выступление против Турции, другая сторона обязана будет сохранять приятельский нейтралитет по отношению к своей союзнице, причем сейчас [429] же объявит мобилизацию в размерах, предусмотренных в военной конвенции, и всеми своими силами придет на помощь своей союзнице, если какая-нибудь третья держава станет на сторону Турции.
Ст. 2. Все территориальные приобретения, которые будут получены совместным действием в смысле статей 1 и 2 договора, как и статьи 1 настоящего секретного приложения, поступают в общее владение (condominium) обеих союзниц, и их ликвидация произойдет сейчас же и в срок не позже трех месяцев после того, как мир будет восстановлен, и то на следующих основаниях:
Сербия признает за Болгарией право на территорию на восток от Родопов и реки Струмы, а Болгария — за Сербией право на территорию на север и на запад от Шарры.
Что касается территории между Шаррой и Родопами, Архипелагом и Охридским озером, то если обе стороны убедятся, что организация этой территории в виде отдельной автономной области невозможна, ввиду общих интересов болгарской и сербской народностей или по другим внешним или внутренним причинам, то с этой территорией поступят на основании следующих заявлений: Сербия обязывается не требовать ничего по ту сторону линий, отмеченной на прилагаемой карте, каковая линия начинается у турецко-болгарской границы от вершины Голем (севернее Кр. Паланка), следует в общем юго-западном направлении до Охридского озера, проходя через вершину Китка, между селами Метехово и Подержиконь, через вершину восточнее села Нерава, по водоразделу до возвышенности 1000, севернее села Бащево, между селами Любенцы и Потырлица, через вершину Острич 1000 (Лисец-гора), возвышенность 1050, между селами Драч и Опила, через села Талишманцы и Живалево, возвышенность 1050, возвышенность 1000, через село Кышали, по главному водоразделу Градищеры до вершины Горище, к возвышенности 1023, по водоразделу между селами Иванковцами и [430] Логинцами, через Ветерское и Сопот на Вардаре и через Вардар по горным хребтам к возвышенности 2550 и до Переполеры, по ее водоразделу между селами Крапа и Барбарес до возвышенности 1200, между селами Еркеново и Дреново, до возвышенности Чесма (1254), по водоразделу Бабары и Крушка Тепеси, между селами Салп и Церское, до вершины Протойской горы восточнее села Белица, через Брежаны до возвышенности 1200 (Ильинская гора), по водоразделу через возвышенность 1330, до возвышенности 1217 и между селами Ливоища и Горенцы до Охридского озера у монастыря Губовцы; а Болгария обязывается принять эту границу, если Е. И. В. русский царь, которого попросят быть верховным арбитром в этом вопросе, выскажется в пользу этой линии. Разумеется, что обе стороны обязываются принять в качестве окончательной границы ту линию, которую е. и. в. русский царь в вышеуказанных границах нашел бы наиболее отвечающей правам и интересам обеих сторон.
Ст. 3. Копии договора и настоящего секретного приложения, как равно и военной конвенции, будут совместно сообщены царскому русскому правительству, причем одновременно попросят его принять их к сведению, быть благосклонным к их целям и ходатайствам перед е. и. в., чтобы он соизволил принять и одобрить роли, предопределенные как для него, так и для его правительства договорными постановлениями.
Ст. 4. Всякий спор, который появился бы по поводу толкования и исполнения какого бы то ни было распоряжения настоящего договора, секретного приложения и военной конвенции, предоставляется окончательному решению России, если только одна или другая сторона заявит, что считает невозможным достичь соглашения непосредственными переговорами.
Ст. 5. Ни одно из распоряжений настоящего секретного приложения не может быть разглашено, ни сообщено какой бы то ни было другой державе без предварительного [431] соглашения обеих сторон и согласия России.
Составлено в Софии 29 февраля тысяча девятьсот двенадцатого года.
Ив. Ев. Гешов.
М. Милованович.
3. Военная конвенция между Царством Болгарией и Королевством Сербией
Согласно с духом и на основании ст. 3. приятельского и союзного договора между царством Болгарией и королевством Сербией и, наконец, для лучшего обеспечения успешного ведения войны и для более полного осуществления целей, которые союз имеет в виду, обе договаривающиеся стороны постановили нижеследующие условия, которые будут иметь такую же силу и стоимость, как и предписания того же договора.
Ст. 1. Царство Болгария и королевство Сербия обязываются в случаях, предусмотренных в статьях 1 и 2 союзного договора и в ст. 1 секретного приложения к этому договору, оказывать друг другу взаимное содействие: Болгария вооруженной силой не меньше чем в двести тысяч солдат и Сербия силой не меньше ста пятидесяти тысяч солдат, находящихся в состоянии как сражаться на границе, так и принять участие в военных операциях вне родной территории.
В это число не входят ни солдаты сверхкомплектного состава, ни солдаты третьего сербского бана, ни болгарское ополчение.
Эта армия должна будет быть выслана на границу или за границу родной территории в направлении местности, где разовьются военные действия, и согласно [432] причинам и целям войны — не позже чем через 21 день после объявления войны или после сообщения одного из союзных правительств, что casus foederis наступил. Во всяком случае, и до истечения этого срока обе стороны будут считать своим союзническим долгом — если это будет сообразно с естеством военных действий и сможет повлиять на благоприятный исход войны — посылать, даже по частям и соразмерно с мобилизацией и концентрацией, свои войска на театр военных действий начиная с седьмого дня от объявления войны или от начала casus foederis.
Ст. 2. Если Румыния нападет на Болгарию, Сербия должна сейчас же объявить ей войну и отправить против нее свои силы, не меньше ста тысяч солдат, или к среднему Дунаю, или на театр военных действий в Добрудже.
В случае, если Турция нападет на Болгарию, Сербия обязывается вступить в Турцию и отделить часть своих мобилизованных войск, не меньше ста тысяч солдат, и послать ее на Вардарский театр военных действий.
Если Сербия окажется в то время одна или вместе с Болгарией в войне с третьей державой, то она употребит против Румынии или против Турции все свои свободные войска.
Ст. 3. Если Австро-Венгрия нападет на Сербию, Болгария обязуется объявить сейчас же войну Австрии и послать свои войска, не меньше двухсот тысяч солдат, в Сербию, так, чтобы, соединившись с сербской армией, они действовали, нападательно или оборонительно, против Австро-Венгрии.
Такая же обязанность на Болгарию по отношению к Сербии ложится в случае, если Австро-Венгрия, под каким бы то ни было предлогом, с согласия или без согласия Турции, вышлет свои войска в Новобазарский санджак и Сербия будет принуждена объявить ей войну или, в защиту своих интересов, выслать свои войска в санджак и таким образом вызвать вооруженный конфликт с Австро-Венгрией. [433]
В случае, если Турция нападет на Сербию, Болгария обязуется сейчас же перейти турецкую границу и отделить от своей армии, мобилизованной согласно ст. 1 настоящей конвенции, не меньше ста тысяч душ, которые будут высланы на Вардарский театр военных действий.
Если Румыния нападет на Сербию, Болгария обязуется напасть на румынские войска, как только они перейдут Дунай и вступят на сербскую территорию.
Если Болгария, в одном из случаев, о которых говорится в настоящей статье, окажется сама или вместе с Сербией в войне с какой-нибудь третьей державой, то она обязуется оказать Сербии помощь всеми своими войсками, которые оказались бы свободными.
Ст. 4. Если Болгария и Сербия по предварительному соглашению объявят войну Турции, то и одна и другая обязуются, если не будет установлено иначе другим специальным распоряжением, отделить от своих войск, мобилизованных сообразно с ст. 1 настоящей конвенции, не меньше ста тысяч душ и послать их на Вардарский операционный театр.
Ст. 5. В случае, если одна из договаривающихся сторон объявит войну третьей державе без предварительного соглашения и без согласия другой договаривающейся стороны, то эта последняя освобождается от обязательств, предусмотренных в ст. 1 настоящей конвенции, но обязывается сохранять в продолжение войны приятельский нейтралитет по отношению к своей союзнице, а также сейчас же мобилизовать силу не меньше чем в пятьдесят тысяч солдат, которая будет сосредоточена так, чтобы возможно лучше обеспечить свободное движение своей союзнице.
Ст. 6. В случае совместной войны ни одна из договаривающихся сторон не имеет права заключать с неприятелем перемирия дольше чем на 24 часа без предварительного соглашения и без согласия другой стороны. [434]
Для того чтобы можно было начать переговоры о мире, и для того, чтобы можно было подписать мирный договор, нужно предварительное и письменное согласие.
Ст. 7. До тех пор пока продолжается война, войска каждой из договаривающихся сторон будут под командой, и все их операции будут под руководством их собственного командования.
Когда военные корпуса армий обеих держав действуют против одного и того же объекта, общее командование для частей одинаковой важности примет старший по чину начальник, причем будет иметься в виду выполненное командование.
Когда одна или несколько разных армий, принадлежащих одной из договаривающихся сторон, будут предоставлены в распоряжение другой стороны, они будут подчиняться приказаниям своих собственных начальников, которые, в отношении руководства стратегическими операциями, будут подчинены главнокомандующему армией, в распоряжение коей они предоставлены.
В случае совместной войны с Турцией главное командование на Вардарском операционном театре будет принадлежать Сербии, если главная сербская армия будет действовать на этом театре и если она будет численно сильнее болгарской армии, действующей на том же театре, согласно ст. 4 настоящей конвенции. При всем том, если главная сербская армия не оперирует на этом театре и является численно слабее болгарских войск, то главное командование на этом театре предоставляется Болгарии.
Ст. 8. В случае, если войска обеих договаривающихся сторон будут поставлены под командование общего начальника, то все предписания и приказы по стратегическому ведению общих тактических операций будут составляться на двух языках: по-болгарски и по-сербски.
Ст. 9. Что касается обмундирования и вообще продовольствия, размещения, медицинской помощи, транспорта раненых и больных или погребения мертвых, [435] транспорта военных материалов и тому подобных предметов, то армия каждой из доваривающихся сторон будет пользоваться теми же правами и привилегиями на территории другой стороны и теми же способами, как и войска этой последней стороны, согласно местным законам и правилам. Все местные власти обязаны, с этой целью, оказывать содействие союзным войскам.
Плата за все продовольствие будет производиться каждой стороной за ее счет по местным ценам, предпочтительно наличными деньгами, в исключительных случаях специально выдаваемыми расписками.
Перевозка войск и всех военных материалов по железным дорогам и расходы по этой перевозке будут за счет страны, по территории которой происходит транспорт.
Ст. 10. Трофеи принадлежат войскам, которые их взяли.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги