Мамаево побоище. Русь против Орды

Глава 10 БРЕНОК. ПОБЕДА

Михаил, сидя верхом на лошади, смотрел, как татары конной массой понеслись на наши рати. Если стоять, то сначала татары, по своему обыкновению, будут засыпать русских воинов стрелами из луков. И только когда сшибка будет неизбежна, они уберут луки и возьмутся за копья. За счёт разгона проломят передние ряды и возьмутся за сабли. Момент упускать нельзя, иначе будут бессмысленные потери. Михаил впервые командовал огромным войском, сражение было с сильным врагом, ответственность была велика, и он волновался. От исхода боя может зависеть многое — не только его судьба, но, может быть, и судьба Москвы, а то и всей Руси.

Михаил облизнул внезапно пересохшие губы, крикнул сигнальщикам:

— Сторожевому полку — вперёд, в бой!

Голос был хриплым. Однако боярин, сидевший рядом верхом на коне, повторил его команду зычным голосом.

Качнулся вперёд флажок сторожевого полка, ударили тамбурины, толпа пришла в движение и, ощетинившись копьями, начала разгон.

Видно было, как татары лихорадочно убирают за спины приготовленные было, луки, берут в руки копья. «Ата, небось, думали — будет как всегда. Будем стоять и ждать, когда нас обстреляют из луков. А накося, выкуси!» — злорадно подумал Михаил.

Сторожевой полк имел защиту лёгкую — в основном кольчуги да щиты, ни на ком из ратников не было кованых зерцал. Зато для боя вместо копий ратники взяли рогатины. Оружие серьёзное, больше для медвежьей охоты подходит. Древко длинное, а сам наконечник стальной длиннее обычного, что на копьё — с локоть, как не более длиной, да ещё и перекладина стальная. Такое оружие да с разгона любой щит пробивает — и всадника за ним.

Глухой удар! Михаилу показалось, что мгновение он оглох. Только потом стали слышны крики, звон оружия, ржание лошадей. Пыль на месте столкновения поднялась, однако ветерком её сносило аккурат в сторону Красного холма, к ставке Мамая. Михаил же хорошо видел своё войско.

Рубились ожесточённо, но татар было больше, и они стали одолевать.

— Передовому полку — вперёд, татар — в копья! — скомандовал Михаил.

Навстречу дерущимся сначала медленно, затем всё быстрее двинулся передовой полк. Ратники его были защищены лучше, многие, особенно в первых рядах, имели пластинчатые брони. Воины в передовом полку были из княжеских и боярских дружин — не ополчение городское, боя не знавшее. Обучены были, опыт имели, не одну сечу прошли.

Встречный удар был мощным. Две первые шеренги татарских всадников просто смяли, накололи на копья, а дальше взялись за сабли. Рубили татар ожесточённо, вымещая на них всю злость за унижения, причиняемые ханскими баскаками, за угнанную в полон родню из деревень, за побратимов, павших в предыдущих сечах.

Несмотря на временное превосходство в воинах, злость и умение сделали своё дело. Татары начали понемногу пятиться, сдавать назад.

Пробиваться вперёд передовому полку стало затруднительно — ведь здесь прошла первая сеча татар со сторожевым полком. Громоздились груды убитых воинов, туши коней; всё было залито кровью и истоптано. Так и шли — по мёртвым, не имея возможности обойти тела стороной.

К Михаилу подскакал гонец из передового полка.

— Воевода! Тяжко, давят татары силою, подмога нужна. От сторожевого полка единицы уцелели. Погибли бояре Микула Васильевич Вельяминов, Тимофей Васильевич Волуй и Андрей Иванович Серкиз. Тело же Ивана Родионовича Квашни не найдём. Может, если только после битвы?

— Не время считать убитых. Вот что: передай князьям Дмитрию и Владимиру Всеволодовичам, что сейчас большой полк в наступление пойдёт. Как увидите, поворачивайте назад, уступите место. Для вас два прохода оставят. Понял ли?

— Понял, — кивнул гонец. — Лишь бы продержались ратники.

Бренок приказал дать сигнал большому полку готовиться к атаке. Собственно, сам князь Фёдор Белозерский был здесь, среди бояр.

— С Богом, братия! — напутствовал всех князь и ускакал к своему полку.

Как только он появился впереди полка, Бренок дал сигнал выступать. Огромная масса коней и людей пришла в движение. По пути рать разделилась на три потока, оставив два широких прохода. Остатки передового полка поскакали сквозь проходы, возвращаясь назад. Но не все! Михаил заметил, как несколько всадников остались продолжать сечу.

Как только появились первые ратники, вырвавшиеся из боя — пропылённые, с посеченными доспехами, с головы до пят в своей и чужой крови, Бренок спросил:

— Кто это там из передового полка остался? Сечу с татарами ведёт?

— Андрей Пересвет и Григорий Капустин.

— Воистину богатыри! После боя доложу о том князю.

Вернувшиеся без сил сползали с коней и валились на землю. Кто-то — из-за ран и потери крови, другие же — от усталости. Даже подготовленному, сильному воину долго сражаться в доспехах было утомительно. Копья передовой полк оставил на поле боя, да и сабли у некоторых были сломаны. Сражались трофейными, татарскими, или тем, что схватить успели. Один ратник дрался трофейной железной булавой.

— Ох и тяжело! Как ею в бою махать?

— Он же махал! Тимофей, как тебе трофейное оружие?

— Тяжеловата немного булава, зато любые доспехи и головы крушит! — отвечал ратник.

— Как же ты её добыл?

— Взял татарина на копьё! Да он успел мне этой булавой щит в щепки разбить, собака такая!

Воины устало засмеялись. Ополченцы из пешцев, стоящие рядом, помогли перевязать раненых, слушали рассказы ещё разгорячённых боем воинов.

К ратнику с булавой подошёл здоровенный детина.

— Слышь, дядько, не одолжишь ли свою железяку? Богом клянусь, верну опосля!

— Бери, трофея не жалко. А осилишь?

Детина поднял булаву с земли, перекинул с руки на руку, со свистом покрутил ею над головой.

— Мне бы потяжелее.

— Бери что дают. Звать-то тебя как?

— Гридя Хрулёв! — пробасил ополченец.

— Удачи тебе, Гридя!

— И вам не хворать! — отшутился ополченец.

Теперь на поле боя столкнулись две равные силы. Только татары после столкновения со сторожевым и передовым полками уже несли потери, да и устали. Русские же ратники были свежими, заждавшимися своей очереди. Лихо врубились они в ряды татарские и на первых порах начали теснить татар. Схватка стала отодвигаться в сторону Красного холма.

— Принадавим, робятки! До шатра уже недалеко! Вырвем Мамаю сердце злобное! — прокричал князь Фёдор. И почти тут же пал, пронзённый в шею метко пущенной татарской стрелой.

Полк тут же возглавил его сын, княжич Иван. Молод он ещё был, горяч. Видя гибель отца, ворвался на коне в самую гущу врагов, раздавая удары саблей направо и налево. Ненависть к врагу и желание отомстить за гибель отца подвигли его на риск. Один из татар, находившихся сзади, ухитрился метнуть в спину княжича сулицу — коротенькое боевое копьецо. С пяти шагов гранёное железо пробило доспехи, выйдя остриём из груди. Рухнул княжич на шею коня, сражённый насмерть.

Отбили ратники тела отца и сына, не дали татарам поглумиться над ними, вывезли к своим. А уж к ставке княжеской, где был Бренок, татары конные пробились небольшой группой. Начали стрелы метать на ходу.

Бояре сплотились вокруг Бренка, прикрыли его своими щитами. Стрелы железным дождём били по щитам, по броне. Но попадали и в открытые участки тела, раня и убивая.

Одна из стрел попала в шею коня Михаила. От боли конь взвился на дыбы, а потом рухнул в конвульсиях. Михаил едва успел вытащить ноги из стремян и соскочить с коня, чтобы он не придавил его своей тушей.

Татары восторженно взревели от радости, когда шлем Михаила исчез из вида. Но воеводе подвели запасного коня и помогли взобраться в седло. В полном боевом облачении сделать это было нелегко. Теперь уже ликующими криками разразилась русская пехота, снова увидевшая князя на своём месте.

Однако же в Большом полку кроме убитых обоих Белозерских были и другие служилые князья и бояре. Каждый из них привёл с собой под знамёна Дмитрия свои дружины. И теперь, после гибели Белозерских, они не дрогнули и продолжили битву.

Медленно, по пяди, русские продвигались вперёд.

Но татары бросили на подмогу своей коннице свежие силы. И русские ратники сразу почувствовали, как татары стали давить.

Возглавлявший свою дружину служилый князь Лев Иванович Морозов видел, как оставшийся на поле боя из сторожевого полка богатырь схватился на саблях с огромным татарином.

— Это же бывший литовский боярин Александр Пересвет! — крикнул князю кто-то из его бояр.

Силы сражавшихся богатырей были равны. Сверкали сабли, раздавался звон соударявшихся клинков. Среди дерущихся поневоле образовалось небольшое пространство. Кружили кони, поединщики привстали на стременах, чтобы хоть кончиком сабли дотянуться до врага.

Пересвету удалось прорубить кольчугу на левой руке татарина, но тот даже внимания на рану не обратил. Татарин отбил щитом рубящий удар Александра, ударил сам, чиркнув своей саблей по кольчуге Пересвета. Хороша оказалась кольчужка литовского оружейника, выдержала удар, лишь лязг раздался да металлический шелест от колец.

Только татарин саблей вниз повёл, зацепив бедро Александра. Но богатырь лишь зубы сцепил, да со всей своей силой ударил саблей по краю татарского щита, расколов его пополам. Взвизгнул татарин и в злости полоснул поперёк груди неосторожно приоткрывшегося Александра, разрубив на нём кольчугу. Кровь окрасила кольчугу богатыря. Но и татарин теперь без щита оказался. Рубанул его Пересвет сверху вниз, угодив по плечу, и почти отрубил татарину левую руку.

Однако силён оказался багатур татарский. Другого такой удар пополам бы развалил, до седла. Этот же усидел и в ответ саблей полоснул Александра по шее, самому уязвимому участку тела. Фонтаном хлынула кровь, и завалился Пересвет на шею своего коня. Вскинул было победно татарин руку с саблей, но сам покачнулся, начал заваливаться влево да и упал наземь.

Татары закричали:

— Темир-мурза!

Ага, так вот это кто! Известный своими победами поединщик, любимец Мамаев.

Недалеко от него бился и инок Ослябя. Железным шестопёром он крушил щиты, железные доспехи, разбивал головы, ломал руки и рёбра татарские. Пытались его татары сабельками своими достать, да только не получалось. Легковата сабля супротив шестопёра.

Но только и тут татары нашли подлый способ — накинули иноку аркан на шею. Схватился Ослябя за верёвку, потянул на себя могучей рукой — так, что татарина едва не выдернул из седла. Только беззащитен оказался богатырь в сей миг, и тотчас ударили его копьём под лопатку. Поник богатырь русский да и сполз наземь.

Свежие силы у татар качнули весы удачи в сторону Мамаеву. Несмотря на битву ожесточённую татары пядь за пядью начали продвигаться вперёд.

Встревожился Михаил Бренок, заметив движение большого полка назад. Не время ли резерв в бой вводить? И гонец в это время к Бренку прискакал — в пыли да крови.

— Тяжко нам, воевода! Татары свежие силы ввели, давят! Устали бойцы! Бояре подмоги просят!

— Держитесь, сколько можно! Вижу, тяжко всем приходится, только Мамай не все силы в бой ввёл. Надо и нам свежих воинов сохранить. Так и передай боярам.

Гонец вздохнул огорчённо и поскакал к большому полку.

Михаил прекрасно понимал бояр. Коли помощи не будет, стало быть, дружины боярские потери большие понесут. А с каждой части своей земли служилый боярин должен выставить определённое число воинов, причём конно и оружно. А как их выставить на смотр или войну, коли дружина вся поляжет? Можно, конечно, набрать из крестьян, желающих перейти в боевые холопы. Но не каждый из них способности имеет, и на обучение время потребно, много времени — год, два. Хорошо, если победа, тогда трофеи будут, будет на что оружие купить, коня справить. А если нет? Вот и старается каждый князь или боярин своих людей сохранить. Нет, в трусости их обвинить нельзя, уж коли ввязались в сечу, так дерутся отчаянно, до последнего вздоха, до последней капли крови, пока рука оружие держать может. Потому Михаил спокоен был за большой полк.

Небольшая группа конных татар прорвалась через большой полк, через сечу и ринулась на пешцев русских, явно метя на ставку великого князя — уж больно цель заметна. Откуда им было знать, что великий князь Дмитрий не здесь совсем. Однако не тут-то было!

Думали татары, что ряды ополченцев они легко прорвут, да на беду свою на Гридю Хрулёва попали — с его трофейной булавой. Застоялся хлопец в ожидании врага — когда-то ещё до пешцев очередь дойдёт? А враг вдруг рядом оказался. Отцы-десятники слова молвить не успели, как Гридя палицей своей заработал. Не только всадники, но и кони их разлетались в стороны, как пушинки, от ударов его булавы. Соседи его по строю только копья наклонили-изготовили, глядь — а драться-то уже не с кем. Одни убитые да покалеченные лежат, да лошади без всадников по полю мечутся.

Сенька Быков, сам парубок не из маленьких, восхитился:

— Слышь, Гридя, ты бы хоть нам кого-нибудь оставил! Зол ты драться!

— Так с ними и надо! Чего на них глядеть! Враг — он хорош, когда мёртвый!

Сенька не нашёлся что ответить. До ополченцев очередь в сечу вступать ещё не дошла, а Гридя уже отличился, трофеи себе добыл. Будет что рассказать родне да соседям, когда вернётся. Сенька даже позавидовал. Ну ничего, заварушка серьёзная идёт, ещё и он, Быков, себя в деле покажет, не одного татарина пришибёт. Булаву бы ему такую же, как у Гриди, только где её взять? Из оружия у него только рогатина охотничья и нож. Правда, рогатина надёжная. Ратовище метра три, отполированное до него десятками чужих ладоней. Лезвие, то бишь рожон, в локоть длиной, отточено, яко бритва. Это уж он сам постарался. Вот только перекладина смущала. На боевых копьях её не было. Для охоты на серьёзного зверя, вроде медведя, она была нужна. Хаживал Сенька года два назад на медведя, было дело, помнил, как дядя его всадил рогатину в поднявшегося на дыбы лесного хозяина. Раненый медведь яростен, лют и страшен. Только перекладина и удерживала его на безопасном расстоянии. Лапы его с мощными когтями так и мелькали перед лицом.

Сенька, хоть и испугался вначале, ухватился за ратовище, помог сдержать напор зверя. А потом и другие охотники подбежали, помогли заколоть медведя охотничьими кинжалами.

Вот только татарин — не медведь. В душе Сенька переживал — а ну как лезвие пробьёт щит татарский, а до туловища не достанет из-за перекладины?

Меж тем большой полк медленно пятился назад. Бренок подумывал, не ввести ли в бой резерв? Вот татары — добавили свежих всадников, и наши пятиться стали.

Бояре вокруг Михаила обсуждали ситуацию вполголоса. Бренок улавливал отдельные слова, иногда фразы. По всему — склонялись бояре к тому, что резерв в дело пускать пора. Только Михаилу сердце подсказывало — рано ещё. Не всех воинов Мамай на поле боя вывел. Как бы не остаться в самый разгар, в самый трудный, решающий момент без свежих сил, способных переломить ход боя.

А Мамай видно решил — пора! Михаил увидел, как с обоих флангов двинулась вперёд татарская конница. «Вот оно», — подумал Михаил. Чего-то подобного он ожидал. Татары во всех сражениях после лобового столкновения, поистрепав основные силы противника, старались его обойти с флангов, окружить, ударить с тыла, посеять панику. Ведь воин в бою смотрит вперёд, поглядывает на соседей — держатся ли ещё, прикрывают ли бока? И когда вдруг сзади, в своём тылу возникает неожиданно враг, сея смерть, в душу змеёй заползает тревога. Что там, сзади? Может, пал уже воевода? Не время ли спасаться самому? И глядишь — один дрогнул, поддался панике, за ним — другой... И вот уже вся дружина, нахлёстывая коней, позорно покидает поле боя, оставляя брешь в обороне. А в неё тут же вливаются татары. И вот уже войско расчленено на несколько частей, управление им потеряно, каждая сотня сражается за себя, а со всех сторон враг... Так проигрываются битвы.

Михаил передал боярам приказ — вводить в бой полки правой и левой руки, отбить фланговые удары татар. Приказ был тотчас же передан сигнальщиком. Склонились вперёд прапоры полков левой и правой руки, заухали тамбурины. Для верности в полки были посланы гонцы.

Да только и в полках не зевали, следили за действиями татар и за великокняжеской ставкой. Почти одновременно конница обоих полков начала разбег. Всадники ощетинились копьями. Разбег, столкновение!

Теперь бой кипел по всему фронту — сколько видел глаз.

У Бренка оставался небольшой резерв конницы в виде поддержки большого полка, пешцы-ополченцы и засадный полк в Лесной дубраве. И если Мамай с высоты Красного холма мог видеть и пешцев и резерв, то засадный полк за Зелёной дубравой был для Мамая невидим. Не знали о нём и татарские лазутчики.

Правда, и Бренок не знал о тяжеловооружённой коннице татарской, укрытой за Красным холмом. Оба полководца имели в рукаве по сильному козырю.

Основные силы с обеих сторон уже были задействованы, и теперь только стойкость и умение воинов решали исход боя. Михаил знал, как много сил и уговоров приложено Дмитрием для сбора войска со многих земель и княжеств. И если татары одержат победу, это будет катастрофа не только для воинства. Русь очень долго не сможет оправиться от такого удара. И сможет ли вообще? На карту поставлено многое, если не всё. «Да и победа достанется нам тяжёлой ценой, — с горечью подумал Михаил. — Лучшие, опытнейшие воины погибают сейчас в битве. Сколько же тысяч русских не вернётся в свои дома, как оборонять земли от иных врагов? Ведь Ягайло только и ждёт, когда Русь ослабнет, когда можно будет оторвать от земель русских лакомые куски — Смоленск, Полоцк, Великий Новгород».

Сидя на коне, Михаил с беспокойством смотрел на фланги. Особенную тревогу вызывал у него правый фланг. Хотя воины там были опытные и полководцы умелые — Андрей Ольгердович, Фёдор Елецкий, Юрий Мещёрский, Андрей Муромский — все княжеские звания.

Положение складывалось серьёзное, но Михаил выиграл.

Левый фланг под руководством князей Ярославских, а также князей Фёдора Моложего и Глеба Друцкого пока держался. Но и от них пришла тревожная весть, посланная с гонцом: татары перешли речку Смолку, и теперь приходится держать фронт и левый фланг. Сил не хватало, русские войска потихоньку пятились, но отступления нигде не было, не говоря уж о бегстве.

Татары атаковали яростно — откуда только силы брались? Они ухитрились вдоль левого берега Смолки добраться до Дона и захватить мосты. Теперь, даже если бы русские вздумали отступить, это было бы невозможно. Слева — Смолка с татарами на берегу, справа — Непрядва, сзади — Дон. Михаил представил, как радовался Мамай, узнав о захвате мостов. Как же, русские оказались в западне!

Недалеко от места гибели боярина Пересвета бился русский богатырь огромного роста — Григорий Капустин. Поговаривали, с берегов Вятки в войско Дмитрия пришёл. Сначала он бился конно, а когда коня под ним убили, стал биться пешцем. И даже стоя на земле, он был почти вровень с конными.

Бился богатырь огромной секирой — оружием ему под стать. Секира — оружие для конников редкое, его обычно норманны любили. Огромное лезвие порхало в его сильных руках. Боялись подступиться к нему татары. Что можно противопоставить тяжёлой секире? Сабельки татарские либо отбрасывались в сторону, либо ломались. А владельцы сабелек падали с коней, разрубленные вместе с доспехами.

Вокруг Капустина вал образовался из убитых татар и коней их. Никого не щадил Григорий, секира описывала круги, только воздух шипел. И копьями пробовали его достать, да секира легко перерубала древки. Вот он, богатырь, рядом совсем, да попробуй его возьми!

Наконец двое татар взялись за луки. Их сотоварищи расступились внезапно, образовав коридор, и лучники с дистанции в десяток шагов пустили стрелы. Гранёные, бронебойные наконечники пробили кольчугу и вошли в грудь русскому воину. Застыл богатырь, опустил руку с секирой, посмотрел недоумённо на древки стрел, торчащие из груди. А татарские лучники, опасаясь только ранения, выстрелили снова. Одна стрела в шею вошла, аккурат под бармицей, другая — в живот. Покачнулся богатырь, выронил секиру и упал на землю.

Татарам близко подойти страшно, ткнули они для верности копьём в мёртвое уже тело. Но ту г наши ратники подоспели, и не до глумления или мародёрства татарам стало, самим бы уцелеть.

Полк левой руки смог продержаться до трёх часов пополудни. Лишь потеряв едва ли не половину воинов, полк начал отходить.

Михаил сразу уловил угрозу. Отступая, полк Левой руки обнажил левый фланг большого полка. Татары не преминут этим воспользоваться, ударят. Надо немедля принимать меры, и Михаил скомандовал:

— Резерв — на левый фланг, немедля!

Командовал резервом князь Иван Тарусский, воин опытный, прошедший не одно сражение, полководец искусный. Князь и сам был недалеко от Михаила, видел сложившуюся ситуацию. Поглядывал на Бренка с нетерпением. А дождавшись приказа, сам поскакал к резерву, и вскоре конный отряд уже мчался на левый фланг.

Свежие силы позволили остановить отступление, а главное — не опасаться татарского удара во фланг большого полка.

Михаил через некоторое время смог перевести дух. Теперь у него оставались лишь пешцы и засадный полк, но он был на крайний случай. Михаил решил про себя, что бросит его в бой, когда будет решаться судьба сражения, когда даже малые силы помогут выиграть сражение. А засадный полк за Зелёной дубравой — силы отнюдь немалые. Несколько тысяч отборных всадников, а воеводы — лучше нет на Руси. Сам Боброк-Волынский там, в полку же князь Владимир Андреевич Серпуховской. Знали бы татары, что в облачении простого воина в засадном полку — сам Великий князь Московский Дмитрий. Тогда бы и удар главный туда направили. Лишь бы большой полк устоял, основная сила русской рати. Дрогнет он, не устоит — уже никакой резерв или засадный полк не спасёт положения.

Но, к радости Михаила, засадный полк стоял. Нёс потери, немного пятился, но стоял.

Михаил снова обратил внимание на левый фланг. Резерв во главе с Иваном Тарусским остановил татар, но вернуть положение полка левой руки на прежнее место не смог. Ещё бы подбросить туда сил, но кого?

Видимо, и Мамай заметил успех своей конницы на левом фланге. Из-за холма, на котором возвышался его шатёр, блистая доспехами, вынеслась свежая рать.

У Михаила от увиденного гулко застучало сердце. Сколько у Мамая ещё осталось сил? Копейщики его наёмные, со страшными щитами и диковинными шлемами ещё стояли на месте. Но конного резерва, выехавшего из-за холма, Михаил не ожидал. А если Мамай послал не всех, приберёг ещё несколько тысяч воинов?

Тяжеловооружённая конница, закованная в броню, с ходу ударила по нашему левому флангу. Как ни сопротивлялись русские, а сила солому ломит. Отчаянно отбиваясь, они начали пятиться.

Часть татар из свежего подкрепления ударила в открывшийся фланг Большого полка. Пока полк отбивался, татары завязли в сече. Но полк левой руки продолжал отступать.

— Стоять! — привстал на стременах Михаил.

Да разве можно услышать голос одного человека, когда все звуки заглушают звуки боя?!

Татары ликующе вопили, продвигаясь вперёд. Вот они одолели первую сотню саженей, вторую... Вперёд они продвинулись, но тем самым подставили весь свой фланг справа.

До сих пор никакого движения со стороны Зелёной дубравы татарами замечено не было, и они решили, что в ней нет никаких войск, ну, может быть, — обозы русские.

Положение складывалось критическое. «Или сейчас, или будет поздно», — решил Михаил.

— Пускай стрелу! — закричал он сигнальщикам.

Ещё с начала боя рядом с сигнальщиками один из воинов поддерживал огонь в костре. Заслышав приказ, он сорвал с плеча лук, достал из колчана заранее приготовленную стрелу, обмотанную паклей и смоченную земляным маслом. Воин сунул стрелу в огонь и, как только пакля загорелась дымным, чадным пламенем, наложил её на тетиву, вскинул лук в небо и выстрелил. Стрела, оставляя за собой дымный шлейф, ушла ввысь.

Это был заранее обусловленный сигнал. Тысячи воинов, наших и татарских, его увидели.

Несколько мгновений ничего не происходило. Затем, неслышимая за звуками боя, из дубравы и из-за неё вынеслась русская рать. Её удар во фланг отборному татарскому войску был силён и страшен. Многие десятки татар оказались заколоты копьями, вырублены саблями.

Среди татар поднялась паника, раздались крики. Численность засадного полка даже на беглый взгляд изрядно превышала число татар из резерва Мамая. Даже простому воину, а не воеводе стало понятно, что участь резерва была решена. Теперь только время решало участь татарской кованой рати.

У Михаила отлегло от сердца. Теперь за фланг слева он был спокоен. Но стал вызывать беспокойство большой полк. Устав от сечи, потеряв множество воинов, он начал прогибаться, отступать назад. «Господи, — взмолился Бренок, — да когда же это кончится?» Ну нет у него больше резервов, только пешцы остались. Однако пехота против конницы не устоит, да и нельзя её пока в бой бросать. Вон, ряды копейщиков на стороне Мамая ещё стоят, совсем свежие, в бою не участвовавшие. Вот против них пешцы будут в самый раз. Но и стоять, смотреть, как пятится назад большой полк, тоже сил человеческих не было.

Татары явно пытались пробиться к ставке великого князя. Да и как было не заметить ставку? Прапоры стоят, развевающееся, чёрное великокняжеское знамя с вышитым золотом ликом Иисуса полощется на ветру. Сам Великий князь на коне впереди восседает, корзно красное на нём, и шлем золотом отливает. А вокруг воеводы да бояре из свиты. Даже слепой увидит, где сердце войска русского.

Группа татар, около полусотни, почти пробилась через ряды большого полка. Ещё напор — и они прорвутся. Правда между ними и ставкой ещё ряды пешцев стоят. Но знают и русские и татары, что пехотинец супротив конного — не боец.

Приподнялся на стременах Михаил:

— Други мои! Не пора ли и нам размяться, сабли татарской кровью напоить? Изнемогает большой полк! Постоим же за землю русскую! Вперёд!

Успел только напоследок воеводе пешцев сказать:

— Стой здесь! Ежели Мамай копейщиков вперёд пустит, тогда твой черёд!

— Всё исполню, как велишь.

Выхватил Михаил саблю из ножен, тронул коня. Расступились пешцы, образовав проход. Бренок, а за ним и свита его боярская ринулась в бой.

Завидев в своих рядах великого князя, воины русские вскричали:

— Князь Дмитрий с нами!

Как будто бы новые силы в воинов влились. Сеча пошла и вовсе ожесточённая. Татары видели: вот он, князь русский, ещё немного, ещё напор — и его можно убить или взять в плен. Только и русские знали: нельзя, чтобы князь в плен попал. Позорно это для войска! И хоть многие в крови были — своей и чужой, находили в себе силы биться дальше.

Слева и справа от себя Михаил видел бояр из разных земель русских. Немного поодаль, справа, бились рязанцы, присланные князем Рязанским Олегом Ивановичем. «Молодец Олег Иванович! — подумал Михаил. — Людей своих на сечу к Дмитрию послал, войско со всех земель русских безвозбранно через свои пределы пропустил, а теперь войско Ягайло держит».

А слева москвичи сражались. Они особо рады были видеть своего князя в сражающемся войске.

На Михаила сразу полетел татарин в мисюрке и в кольчуге. Он был ещё молод, полон сил и желания сразить самого великого князя Московского. Только кроме желания надо ещё и опыт иметь, приправленный хладнокровием.

Татарин с ходу нанёс два сабельных удара, которые Михаил принял на щит. Замахнулся он и в третий раз, но русский ратник справа от Михаила вогнал татарину в левую половину груди сулицу, использовав её как копьё. Убитый запрокинулся на круп лошади.

А из-за убитого уже второй враг пробивался — постарше, поопытней. В глазах — злоба, саблей бездумно не размахивал, поперёк своей груди держал.

Михаил первым выпад сделал, но татарин легко отбил его щитом. Бренок попытался уколоть его концом сабли в шею, но татарин отбил его клинок и сам резанул Михаила по руке. Заскрежетала кольчуга, но выдержала.

Противник попался достойный, с выдержкой, он явно провоцировал Михаила на атаку. Вдруг князь в запальчивости приоткроется, вот тут-то он и нанесёт сабельный удар.

Бренок был настороже, сделал несколько ложных выпадов, имитируя атаку, но татарин ни разу не купился, лишь глазами сверкал.

Однако Михаил всё-таки обманул своего врага. Он, слегка повернув голову вправо, крикнул:

— Бей его в спину!

И татарин попался на обманку. Видно, язык русский зная, дёрнулся щитом, пытаясь закрыться, правую руку с саблей вскинул, чтобы удар отбить. Тем самым на мгновение приоткрылся, но этого мига хватило, чтобы Михаил, почти распластавшись на шее коня, вонзил кончик сабли в шею татарину — в кадык. Враг захрипел, изо рта хлынула кровь.

Михаил даже не успел увидеть, что с ним стало, потому что слева на щит обрушился сабельный удар. Михаил качнулся в седле, уклоняясь, сабля пошла с оттягом вниз, прорезав княжеский плащ.

Прикрываясь щитом, Михаил выпрямился в седле и бросил взгляд налево. На него нападал татарин в начищенных и позолоченных доспехах — явно из знатных воинов, скорее всего, мурза татарский.

Противники обменялись градом ударов, но оба были равны по силе и умению и не нанесли друг другу даже небольшой раны.

Конь татарский, понукаемый всадником, кружился на месте, поворачиваясь то левым, то правым боком. Неудобно Михаилу, приноравливаться надо. И мурза в седле как юла — то наклонится к шее коня, то почти упадёт спиной на конский круп, пропуская над собой сабельный удар. Всё-таки Михаилу удалось зацепить саблей бедро вражеское. Окрасилась штанина кровью татарской.

Но и мурза осторожнее стал. Больше прикрывался щитом, чем нападал. Ему на помощь ещё конник спешил, размахивая боевым топориком.

Видя затруднительное положение Бренка, вовремя подоспели два боярина — вроде как суздальских, связали боем подоспевшего татарина, так что ему не до мурзы стало, самому бы уцелеть.

После ранения и кровопотери движения мурзы помедленнее стали — силы берег. Михаил же наседал, наносил удары слева, справа, сверху, но мурза успевал подставлять щит. Выпростав ногу из стремени, Михаил ударил сапогом по морде татарской лошади. Взвился скакун, а Михаил того и ждал, полоснул со всей силы по ноге мурзы, не прикрытой поножами — чуть ниже колена.

Охнул татарин, а нога уже только на сухожилиях болтается, кровища ручьём хлещет. Напоследок попытался он саблей Михаила достать, но силы уже покинули его. Так и упал с лошади наземь.

Михаил дух перевести не успел да поле боя осмотреть, как ещё двое татар объявились, сразу с обеих сторон атаковали. Натиск одного Бренок успел отбить, а второй ударил саблей. Заскрежетала кольчуга, бок резанула боль, потом почувствовал — сыро, кровь по телу течёт. Зацепил, паршивец!

Один из бояр суздальских свалил татарина, ударив по шее сзади и срубив ему голову.

Другой же татарин нападал почти беспрерывно. Михаил только оборонялся — то щитом прикроется, то саблю подставит.

Начала накатываться слабость. Не сильно пока, но саблей махать резко уже не получалось.

Так бы и досталась победа татарину, но из-за лошадей вынырнул пеший воин, потерявший коня в схватке. Он вонзил татарину саблю сбоку, под кольчугу, и погрузил её в тело по самую рукоять. Татарин дёрнулся, закатил глаза. Воин же схватил коня Михаила под уздцы и развернул его в сторону ставки.

— Ранен ты, княже, вон — весь бок в крови. Перевязать тебя надо.

И повёл коня к пешцам. Отход Михаила прикрыли бояре.

Едва добравшемуся до ставки Бренку помогли слезть с лошади, стянули кольчугу. Один из лекарей, бывших в каждом полку, осмотрел раненого.

— Повезло тебе, боярин! Кольчуга спасла. Рана длинная, но неглубокая. Крови много потерял, однако — заживёт быстро.

Лекарь плеснул из фляги на рану вином, простой иглой с суровой ниткой наложил несколько швов, присыпал рану толчёным сухим мхом и перевязал чистой тряпицей.

— Глотни, боярин. Вино — оно для крови хорошо!

Михаил приложился к фляге. Вроде и в самом деле полегчало.

— Помогите кольчугу надеть.

Бояре беспрекословно помогли Михаилу надеть кольчугу — бой-то ещё не закончился, и даже в седло помогли подняться.

Бренок осмотрел поле боя. На левом фланге засадный полк успешно громил татарский резерв. Бой там разбился на несколько очагов. Большой полк сражался, но уже не больше чем в сотне саженей от рядов русских пешцев.

Со стороны татарского стана донёсся рёв трубы, качнулись сигнальные бунчуки. Что это? Неужели Мамай бросил в бой свежие силы? А у русских только и остались, что пешцы, большей частью неподготовленные ополченцы с разномастным вооружением.

Однако всё оказалось лучше, чем ожидал Михаил. Натиск на большой полк ослабел, а затем конные татары стали и вовсе отступать, покидая поле боя, обходя своих копейщиков с флангов. Попытались было отойти татары из резерва, но им мешали ратники из засадного полка. Свежие, заждавшиеся сечи воины вцепились в татар, как тигр в добычу. Они наблюдали за ходом боя из-за Зелёной дубравы, рвались в сечу, но их до поры до времени удерживали Боброк-Волынский и Владимир Андреевич. Теперь же, вступив в бой, воины сражались яростно, спеша внести свою лепту в победу.

Оставив русским небольшой заслон из пары сотен всадников, основной массе тяжеловооружённых татар удалось уйти за Красный холм. Со стороны ставки Мамая снова заревели трубы.

Михаил и бояре с тревогой смотрели вперёд. Что ещё придумал Мамай? Или он перегруппировал выведенную из боя конницу и ударит ею в другом месте? За левый фланг Михаил был спокоен, там засадный полк. А вот за правый — беспокоился. Воинов там осталось мало, а быстро перебросить засадный полк на правый фланг не получится.

Но, по знаку ставки Мамая, поднялось знамя у полка копейщиков, и они медленно двинулись вперёд. Среди копейщиков, в центре, шагали барабанщики и литаврщики. Копейщики шли в ногу, держа копья остриём вверх.

Бренок отдал приказ большому полку отойти. Они ещё продолжали бой с разрозненными группками татарских конников. Надо было дать воинам большого полка возможность перевести дух, перевязать раненых, привести себя в порядок. Неизвестно, что предпримет Мамай, и на этот случай Большой полк, как основная единица русских сил, ещё может понадобиться.

Увидев и услышав сигнал, разрозненные дружины большого полка стали возвращаться. Местом для их сбора Михаил определил за пешцами. Похоже, пришёл их черёд вступить в бой. Ведь копейщики Мамаевы медленно, пробираясь через завалы из мёртвых тел, приближались к середине поля брани.

Когда большая часть остатков большого полка покинула, освободила поле, Михаил отдал приказ: «Пешцам — вперёд, в атаку!»

Застоялась пехота: ведь сражение на их глазах происходило, и они рвались в бой. Сначала двинулись вперёд быстро, даже бегом. Да, видно, остудили горячие головы десятники из опытных воинов.

— Сбавь шаг, не сбивай дыхание; до врага ещё далеко, береги силы!

Подровнялся строй, потом ощетинился копьями и рогатинами. Их имели только первые несколько рядов. У остальных — мечи, сабли, совни, шестопёры, боевые топоры да булавы. От места сбора большого полка прибыл гонец.

— Воеводы велят передать, что потери велики. После пересчёта доложат точнее, но боеспособных не более половины осталось. Одних бояр более двух сотен не вернулось.

Михаил не подал виду, но в душе ужаснулся. Это только в большом полку! А во всём войске сколько же будет? Боярин не просто опытный воин. Служилый боярин набирает, содержит, обучает свою дружину. За каждым стоят десятки, а то и сотни дружинников. Это же какие потери Руси придётся оплакивать?

Меж тем пехотинцы обеих воюющих сторон сближались. Небольшое число лучников в русских рядах, в основном из охотников, дали первый нестройный залп. «Далековато начали», — подосадовал Михаил. Но, к его удивлению, несколько копейщиков было убито. Их товарищи из второго ряда тут же заняли места убитых. «Выучка хорошая», — отметил про себя Михаил. Лучников явно приободрили первые успехи, и дальше, по мере сближения, стрелы полетели чаще, метко выбивая копейщиков из строя.

Внезапно барабаны и литавры смолкли. Копейщики разом опустили копья. Шеренги ощетинились железом.

— За Русь! — дружно вскричали русские.

Столкнулись шеренги. Ополченцы попробовали сначала нахрапом, да откатились быстро, оставив убитых. Копья у первых рядов копейщиков были короткие, у вторых — длиннее, а у третьих — ещё более длинные. И все три первых ряда защищались одновременно, выставив лезвия, как ёж иголки. Мало кто из русских смог прорваться до щитов даже, а кто и смог — разве тяжёлые павезы разобьёшь мечом или саблей?

А копейщики медленно, но неуклонно продвигались вперёд. Сделали полшага, поставили павезы на землю, выпад копьями, потом ещё полшага вперёд, и всё повторяется снова. Прямо-таки непробиваемая железная стена.

Оторопели было ополченцы. Как прорваться внутрь шеренги, хотя бы за первый ряд?

Выход нашёл Васюк Сухоборец из Москвы. Был он плотником, а в праздники любил размяться кулачным боем — стенка на стенку или один на один. И редко уходил битым, поскольку был силён, мускулист и подвижен.

— Робяты, вот же татарин убитый лежит. Чего он под ногами валяется, только мешает! Берись за руки, за ноги! Раскачаем, да сверху на копья и бросим, пусть теперь послужит Руси. А по мёртвому и мы наверх взбежим.

Долго не думали, схватили убитого, раскачали за руки, за ноги, да и швырнули на копья. Удачно тело упало, на концы лезвий, у древков. Невозможно удержать такую тяжесть на конце древка, пригнулись до земли копья.

Васюк прыгнул на мёртвое тело, аж кости захрустели, взвился в прыжке и приземлился за щитами, сломав шею копейщику своим весом. Да и давай крушить всё округ себя боевым топором. Всю жизнь топором работал, теперь вот повоевать пришлось.

Генуэзцы не ожидали нападения сверху щитов. Руки копьями заняты, до корда — вроде меча — в тесноте не дотянешься. А шлем стальной, барбют — не защита от боевого топора. Да и подвижное забрало видимость сильно ограничивало.

Пока поняли, что случилось, Васюк пятерых зарубил, а следом за ними и другие ополченцы успели прыгнуть. То-то пошло веселье!

Генуэзцы копья бесполезные побросали, за кинжалы схватились. В тесноте ими орудовать удобнее. Да только кинжал короче, чем древко у боевого топора.

Ловко орудовал боевым шестопёром Юрка Сапожник, прыгнувший следом за Басюком. Бил оружием своим по головам, раскалывая черепа даже под шлемами. По плечам бил, ломая кости, по рукам, слыша хруст костей и крики боли.

— А, суки! Не нравится? А не ходите не Русь!

Вмиг проделали ополченцы брешь в обороне копейщиков, за ними другие хлынули, всё расширяя её. В других местах свои способы находили.

В полусотне саженей ополченец костромской Петруха Вьюнок перед копьями упал, перекатился поближе к павезам да, вскочив, — чеканом по рукам, по головам! Повалились двое копейщиков из первого ряда, он на их тела вскочил, да за второй ряд принялся. А те сделать ничего не могут: в руках — длинные копья, враг — на расстоянии вытянутой руки, и за ним следом другие ополченцы ломятся.

Воспряли духом русские пехотинцы — и иноземцев хвалёных бить можно!

А Бренок, сидя на лошади, держался за раненый бок — вроде так полегче было, и наблюдал за боем.

В центре сначала пешцы отступили немного, но затем в нескольких местах пробили бреши в рядах копейщиков и начали яростно рубиться. На левом фланге ратники засадного полка добивали заслон татарский.

Михаил повернул голову вправо, в боку больно кольнуло. Обходя пехоту, за их спины прорывался отряд всадников. Впереди вроде татары, а за ними — воины в невиданной доселе одежде и защите, никак — наёмники.

— Похоже, черкесы, — выдохнул кто-то из бояр.

— В спину пехоте ударить собрались! — добавил кто-то.

Конников было немного, около двух сотен, но беды они немалой натворят, ударив в спину пешцам.

— Гонца в большой полк! Срочно на правый фланг три сотни! — распорядился Михаил. А сам оборотился к боярам. Он понимал, что, пока доберётся гонец, пока отдыхающие после боя дружины соберут сотни, пройдёт время. Надо сейчас связать всадников боем. — За мной! Возьмём татар на сабли!

Около полусотни воинов и несколько бояр поскакали за Михаилом.

Татары сразу приметили красный плащ и золочёный шлем Михаила. Не до пехотинцев русских им стало, более важная и лакомая цель появилась.

Две группы всадников неслись навстречу друг другу. Расстояние быстро сокращалось. Вот уже Михаил чётко различает переднего всадника. Судя по кольчуге, украшенному шлему-мисюрке и щиту, татарин явно был из знатных. Тем больше чести!

На дистанции в десять саженей воин справа от Михаила, явно охраняя и оберегая Бренка, ловко кинул сулицу, угодив татарину в грудь.

Сшиблись! Засверкали сабли, глухо стукались щиты, ржали лошади.

С Михаилом бился рыжеусый черкес. Физически сильный, он сразу обрушил на боярина град сабельных ударов. Бренок прикрывался щитом, изредка сам нанося ответные удары. Улучив момент, он уколол противника в приоткрывшийся бок. Черкес успел ударить его по правой ноге, разрубив поножи и ранив. Сам же враг продолжал сражаться, хотя Михаил готов был поклясться, что его удар достиг цели.

На помощь черкесу подоспел татарин. С небольшим круглым щитом и без брони он продержался бы недолго, будь один на один с Михаилом. Но теперь он крутился слева, отвлекал внимание на себя, и Михаилу пришлось распределять своё внимание на обоих. Где же наши? Почему так долго нет конников из большого полка?

Ему удалось, привстав на стременах, рубануть черкеса, отрубив тому правую руку у локтя, и тут же он повернулся к татарину — но поздно. Сильный удар поперёк спины, аж в глазах потемнело, за ним — второй. Бренок упал с лошади.

А тут и сотни подоспели. Во главе — Дмитрий Ольгердович. Сразу в сечу врубились, окружили противника. После яростной схватки, в которой и пешцы помогли, стаскивая татар и черкесов с лошадей баграми, уничтожили врага.

— Князь тут был, в сече! Князя ищите! — крикнул кто-то из бояр.

Только по плащу красному, княжескому, отыскали Бренка под телами убитого татарина и туши лошадиной. Михаил был ещё жив, дышал хрипло и весь был в крови. Стянули с него кольчугу, разрубленную в нескольких местах, перевязали тряпицей раны. А кровь не унимается — слишком глубоки раны на спине. Рёбра разрублены, кровь в ране пузырится.

— До лёгких татарин достал! Боярина — на плащ и к ставке несите! А ты, — Дмитрий ткнул пальцем в воина, — скачи в засадный полк и передай воеводе Боброку, что Бренок ранен тяжко. Пусть теперь командует самолично.

Гонец умчался.

Михаила донесли до ставки и положили у дуба, рядом с сигнальщиком.

— Лекаря! Срочно!

Михаил потерял сознание.