Мамаево побоище. Русь против Орды

Глава 7 ОЛЕГ РЯЗАНСКИЙ

После набега Мамая на рязанские земли в 1379 году Переславль едва успел отстроиться, да и то не весь. Желтел обструганными брёвнами вновь поставленных изб.

Князь Олег Иванович, проезжая на коне по своему городу, уж подумывать стал: «А не отстроить ли город в камне, по примеру Москвы? Разорительным был набег Мамая, много людишек в полон попало».

А известно ведь, редко кто из него назад возвращается. За бояр да воинов князь выкуп платит, и тех ещё вернут — истощённых, со сбитыми ногами, со следами от колодок на шее, что до конца жизни не проходят. А кто за холопа платить будет, коли казна пуста?

Едва князь с воеводами да боярами уселся на думский совет, как гонец весть привёз — посольство Мамая в Переяславль едет. Нехорошо на душе у Олега Ивановича стало. Чего опять удумал Мамай? Ханом стал, а крови Чингизидов ни капли в нём нет, из темников хитростью да злодейством поднялся. Однако же посольство — не набег. Всяко лучше разговоры разговаривать, чем в поле биться.

Через несколько дней и посольство заявилось во главе с молодым мурзой Исмаилом. Вопреки ожиданиям вёл себя мурза вполне благопристойно, без заносчивости и гордыни немереной.

Принимали посольство в зале, по бокам — лавки с боярами. По правую руку — епископ Рязанский, Еремей Гречин, по левую — зять князя, Иван Мирославич. Ну это уже после крещения. А до крещения — татарский мурза Салахмир. Богат бывший мурза, владеет Веневым, Верхдеревом, Ростовцем, Веркошей. И в службе помощник хороший, особенно если о татарах речь.

Дальше — два сына его сидят. За ними уж — Софоний Алтыкуевич, Семён Фёдорович по прозвищу Кобыла, Никита Андреевич.

По другую сторону, за епископом, на лавках расположились боярин Станислав, бывший старшим в дружине княжеской, окольничий Юрий и брат его Григорий Яковлевичи, Павел Соробич, а также боярин Вислой, выехавший из Литвы на службу к Олегу. Можно сказать, весь цвет рязанский.

Мурза отвесил лёгкий поклон собравшимся, приблизился к креслу Олега, ещё раз поклонился, отступил в сторону, махнул рукой. Слуги его, все басурмане, в расшитых халатах и тюбетейках внесли дары — рулоны шёлка, парчи.

— Хан Мамай шлёт тебе привет и желает здоровья.

Присутствующие удивились. О прошлом годе разорил — едва не дотла, а теперь здоровья желает. Мягко стелет, да как бы спать жёстко не пришлось.

— И хану Мамаю здоровья и лета долгие, пусть будут здоровы дети его и жёны.

Мурза кивнул — понял-де, передам.

— Хан желает Москву воевать, большой поход на князя Дмитрия к концу лета снарядить.

Бояре сразу насторожились. Ведь самый короткий путь из Орды на Москву — через земли рязанские пролегает.

— Продолжай! — князь Олег явно заинтересовался.

— Хан желает видеть тебя в своём войске союзником. Москва много лет — твой давний противник, много обиды рязанцам учинила, отобрав Лопасню и Коломну. Кроме Рязани будут и другие союзники. Великий князь Литовский Ягайло уже подписал договор. Тверь же пока колеблется, но воевать за Москву-обидчицу не будет. Даже пешцы, копейщики генуэзские, к исходу лета будут. Не устоять Москве!

Посол замолк, переводя дыхание.

В большом зале царила мёртвая тишина. Муха пролетит — услышать можно. Слишком серьёзные и страшные вещи говорил мурза. Кабы не из уст посла ордынского услышаны они были, никто бы не поверил.

Бояре переглянулись. Какой резон Рязани за Орду воевать?

Мурза всё понял правильно, ухмыльнулся и продолжил:

— За участие воинами после победы милостивый хан вернёт тебе, Олег Иванович, Лопасню и Коломну, а также города московские за Окой — Серпухов, и земли многие, что сейчас под рукою Москвы. В чём и составлен сей договор.

Мурза вытряхнул из рукава расшитого халата свёрнутый в трубочку пергамент, скреплённый сургучной печатью на шёлковом шнурке. Олег Иванович осмотрел печать, взломал её, развернул документ, прочитал его. Ничего нового, о чём бы не сказал мурза, там не было.

— Когда ответа ждать? — мурза улыбнулся во весь рот.

— Через три дня, — ответил князь.

Мурза поклонился и, пятясь, вышел.

— Глаз с него пусть не спускают! — распорядился князь старшему дружиннику.

— Вот же исчадье ада, чего удумал! — возмутился епископ.

Слова его пропустили мимо ушей — слишком много надо было обсудить. И принять твёрдое решение сейчас — значит, поставить княжество под удар.

— Похоже, Дмитрию Ивановичу конец подходит, — как-то обречённо сказал Вислой. Он сначала из Литвы в Москву переехал, да видно — обидели его, переехал почти сразу к Олегу.

Все подумали о том же. Слишком неравны были силы в предстоящей схватке.

— Ну, высокая господа, что скажете?

Перед принятием решения князь хотел выслушать своих бояр и воевод. Но никто не желал говорить первым. Тогда, по традиции, князь решил дать слово самому молодому.

— Тимош Александрович, что думаешь?

— А чего тут думать? Хан союз предлагает, надо присоединяться!

— Ясно.

Князь дал слово каждому.

Мнения разошлись. Половина присутствующих была за то, чтобы воевать вместе с Мамаем против москвитян, другие вообще не хотели выступать на чьей-либо стороне.

— Станислав, ты в войске старший, хочу тебя услышать.

— Разве мы до сих пор с Москвой не воевали? Бились, и крепко бились. Князья московские все окрестные земли и города под себя подмять желают, надо им укорот дать.

Неожиданно в разговор вступил епископ Рязанский Еремей, доселе молчавший.

— И как только у вас языки не отвалились!

Еремей встал со скамьи.

— Басурмане предлагают вам в союз вступить противу православных, а вы и рады! Ежели Рязань с Москвой что не поделила, это наше дело, разберёмся. А врагу помогать, который каждый год дань берёт да людей при набегах в полон уводит, города и веси в пепел обращает, жителей живота лишает?! Не бывать такому!

Все пристыжено молчали. И в самом деле: Мамай — враг общий, от Орды всем землям русским достаётся в полной мере, за исключением земель северных — Великого Новгорода, Белоозера и ещё нескольких. И не потому, что далеко от Орды. Местность там болотистая, рек и озёр много, коннице действовать несподручно. На коне проехать да с повозкой вполне можно. Но многим тысячам всадников в лаву для атаки развернуться — невозможно. А по-другому татары воевать не умеют. Вся сила их — в конном ударе.

Епископ сел. Лицо его от негодования побагровело. Кабы не княжеский совет, наверное, он проклял бы тех, кто поддержал союз с Мамаем.

— Вот что, други! — медленно, раздумывая над каждым словом, сказал князь. — Мамай — не Чингизид, и, думаю, у власти долго не продержится. На место хана Тохтамыша он метит, и ждёт Орду продолжение замятии. Потому продаваться хану даже за земли московские считаю неразумным. Наше дело — воинов сохранить, землю свою с людишками уберечь. На то я князь здесь, а вы бояре.

Зять князя, Иван Мирославич, крещёный татарин, и сыновья его дружно кивнули. Приходили к ним от родни из Орды такие слухи.

— Потому решаю так. Договор мы подпишем и даже немного воинов Мамаю дадим. Основное же войско здесь, дома оставим. Глядишь — и татары нас не тронут, и войско целым сохраним. Вот вам моё слово! И ни один человек об услышанном здесь, в думной избе, узнать не должен.

Бояре молча расходились. Слишком тяжёлый груз свалился на их плечи, уж очень гнетущую новость они узнали от посла ордынского. Снова — набег татарский с союзниками. Правда, учитывая, что татары слово своё держат не всегда, ещё неизвестно, как всё обернётся.

Князь думал о том же, просчитывая возможные варианты. При победе татар они ограбят Москву и другие города княжества — это понятно. Но куда они после направятся? Могут по всей Руси огненным валом прокатиться, и остановить будет просто некому. Единственные, кто сейчас может противостоять татарам — это Москва и Дмитрий. Пусть он не одержит победу, но в сече жестокой урон Орде нанесёт сильный. После потери множество воинов сил у Орды для похода по Руси уже не останется. А одержит верх Дмитрий, в чём князь Олег сомневался, — так и вообще хорошо. Орда притихнет на несколько лет, собираясь с силами, княжества русские передышку получат. Решено, надо Дмитрию помочь! Только как это сделать, чтобы Мамай не прознал?

Для начала надо у посла выведать, когда и где сбор войска Мамаева намечается? Потом гонца тайного в Москву послать, да не простого. Бумагу в руки ему не дашь — не дай Бог, в чужие руки попадёт. Значит, человек должен быть солидный, Дмитрию лично известный — такой, которому князь Московский поверил бы. А уж после ответа Дмитрия решать надо, как здесь, в Рязани, Москве помочь.

Под корень бы поганцев извести, да сил не хватает. В Переяславле всего две тысячи жителей, сто сорок податных дворов. В Коломне — и то больше, двести. В том же Серпухове — сто. У союзника Олегова, князя Муромского — семьдесят. Откуда силам взяться?

Не то в Орде. Бывал там князь, сам видел. Дома из высушенной глины сделаны, каждый дом таким же забором-дувалом окружён, и домов таких — множество. Куда до них Переяславлю или Коломне — даже Москве? Потому все силы и соки из Руси Орда высасывает.

На улицах или базарах русская речь едва ли не чаще звучит, чем татарская, поскольку рабов полно, в основном русских. И относятся в Орде к рабам как к собакам. Кормят объедками, вместо одежды бросают презрительно обноски.

Тяжело было вспоминать о поездке той, но и забывать негоже, иначе вся Русь будет выглядеть также — с серьгой раба в ухе, голодная и в рубище.

Через два дня в думной избе и с теми же боярами князь принимал посла.

Мурза был весел и обходителен.

— Какой ответ князь хану даёт? — И лыбится довольно.

— Мы соглашаемся, подпишем договор.

Князю поднесли прибор, он взял гусиное перо, обмакнул в чернильницу и поставил под текстом договора свою подпись. Слуга присыпал чернила мелким сеяным песком, сдул. На пламени свечи подержали палочку сургучную, накапали на бумагу. Князь приложил к ней перстень-печатку.

Мурза почтительно взял протянутый свиток.

— Якши. У меня несколько слов есть для князя, наедине.

— Это можно.

Князь вышел в отдельную светлицу, мурза — за ним. Боярин Станислав, дружинник старший, подозрительно осмотрел мурзу. Вроде оружия не видно нигде. Послы всегда ездили без оружия. Явиться с саблей на приём — оскорбить принимающую сторону.

— На словах хан велел передать — ратям собраться к Семёнову дню.

Мурза достал из-за пазухи туго свёрнутый в рулон кусок выделанной телячьей кожи, положил на стол, развернул. На коже была вытатуирована чернилами карта.

Князь мысленно изумился. Хорошая работа, подробно все города, реки.

— Хан будет стоять с войском здесь, — мурза ткнул в карту пальцем. — Узнаешь ли место, князь?

Как не узнать свои земли? Дон, Непрядва, а место, куда упирался палец мурзы, — Красивая Меча, река такая.

— Узнаю.

— Как Дмитрий подойдёт, вы с литвинами, заранее соединившись, обойдёте войско московское с тыла. Как услышите, что сражение начнётся — ударите москвитянам в спину. Хан полагает, им не устоять.

Князь вынужден был признать, что задумка действительно неплохая, сулящая победу.

— Да, хан — стратег хороший, — улыбнулся князь Олег.

— Я передам твои слова хану, — сворачивая карту в рулон, сказал мурза. — Советую послать посольство в Литву, уточнить место и время встречи ваших войск.

— Я так и сделаю, — заверил князь.

— Тогда всё. До встречи на поле боя!

Мурза откланялся, и вскоре верховые уже выехали из города.

Князь попросил остаться Епифана Кореева. Боярин исполнял при князе все дипломатические поручения.

— Придётся тебе, боярин, в Литву ехать, к Ягайло.

Боярин вздохнул шумно.

— Понимаю, только желания к жмудинам ехать нет. Враги они Рязани!

— Теперь союзники будут.

Князь собственноручно, что бывало не часто, написал послание Владиславу, заверил свиток печатью.

— Езжай с Богом, Епифан.

Сам же сел в кресло, раздумывая, кого бы послать к Дмитрию. Щекотливое дело. Лучше всего подошёл бы епископ, да у него дела больше духовные, в мирские заботы втягивать его не хотелось бы.

Станислав — воин, не подойдёт для сего, обходительности в нём мало. Саблей махать может, и храбрости хоть отбавляй. Вислой? Пока в деле не проверен, опять же Литве служил, полной веры ему нет, к тому же на Москву обижен. Салахмир? Родственник, и в делах проверен, не продаст, однако же — тоже татарин. Как-то его Дмитрий примет? Нет, не годится.

После тщательного обдумывания остановился на окольничем Юрии Яковлевиче. Боярин разумный, понимает, где жёстким надо быть, а где улыбаться, да и язык за зубами держать умеет.

Князь послал слугу за окольничим.

Когда Юрий вошёл, князь предложил ему сесть. Потом самолично заглянул за одну дверь, за другую — проверял, нет ли слуг поблизости.

— Ты чего, княже, стережёшься? Али дело тайное? — сразу уяснил Юрий.

— Ещё какое тайное. Тебе в Москву ехать надобно, к князю Дмитрию. На бумаге отписать не могу, всё передашь на словах. Подбери себе несколько воинов из самых надёжных — человека три-четыре, чтобы внимания лишнего не привлекать, и езжай. Надо князя Московского об опасности, о войне грядущей упредить.

— Это хорошо, сам про то думал. Ведь ежели татары верх одержат, слово своего могут не сдержать, всей силой после Москвы на нас обрушатся. А если Дмитрий победит, то опять же с Рязани спросить может. Как ни поразмысли, а всё же свой, русский.

— Вот и я о том. На словах передашь всё, что слышал от мурзы. Сбор войска — к Семёнову дню, в августе. Мамай на Красивой Мече стоять будет. Моя же задача — после соединения с Ягайло москвитянам в спину ударить, разгром довершить. Пусть Дмитрий со всех княжеств ополчение собирает. Передай: я постараюсь Ягайло задержать, к месту боя не подпустить и в спину не ударю никогда. Моё слово твёрдое. И ещё. Сам знаешь, случись неудача — Рязань к Орде ближе всего, потому о посольстве тайном — никому, даже супружнице. И воины из охраны знать не должны. Случись, поймает кто, лучше язык себе отрежь, но молчи.

— Всё исполню, как велишь, Олег Иванович, не беспокойся. Нешто я не понимаю.

— Подарков не даю, поскольку посольство твоё тайное. Постарайся через бояр московских встречу с князем без лишних глаз провести. Как ответ даст, возвращайся сразу. Ну, с Богом!

Теперь оставалось только ждать, с какими известиями вернутся послы.

Дня через два ко князю зашёл зять, Иван Мирославич. Они поговорили о том о сём, и неожиданно Салахмир спросил:

— Ты чего удумал, Олег? Мамай тебе — временщик, ему в затылок Тохтамыш дышит, а за ним Тимур стоит со своими гулямами.

— Войско — хоть тысячу — Мамаю давать придётся. Только я и Дмитрию помочь хочу. Предложу людям охочим, кто возжелает, к воинству Дмитрия присоединиться.

— Хм, ты хитёр, князь! При любом раскладе в выигрыше окажешься. Только вот что предложить хочу. Воины твои, что в стане Дмитрия будут, пусть ополченцами оденутся. Никаких щитов червлёных, рязанских, никаких доспехов.

— Да как же воину без доспехов? Не на охоту на вепря идёт!

— Пусть поверх кольчуг рубища наденут, а щиты ясеневые недолго сделать. Обмануть Мамая надо, не должен он видеть рязанцев среди москвитян.

— Верно! Молодец, Иван! Хорошо придумал. Завтра же боярину Станиславу скажу, пусть займётся.

— Много ли воинов при себе оставишь?

— Думаю, вместе с ополчением — тысяч пять. Как Ягайло подойдёт, построюсь перед ним фронтом. День-два простою, к тому времени битва всяко завершится.

— А если Ягайло силой попрёт?

— Сомневаюсь. Андрей Полоцкий сказывал — братец его хитёр, себе на уме. Просто так, без выгоды в битву вступать не будет.

— Смотри, Олег. У Орды в Литве доносчики есть, как бы не просочилось чего.

Оба помолчали. Иван Мирославич осторожно спросил:

— К Дмитрию гонца послал?

— Уехал уже.

— Правильно. Тогда при любом исходе мы — в выигрыше.

После разговора осторожного сели трапезничать. Татарин ел мало, курицу только да овощи. Хоть и крещён был, а свинину всё равно не ел, брезговал.

И потянулись дни суматошные. Князь со старостой Габоем и ключником Лукьяном припасы проверял. Воинство в походе кормить-поить надо. Боярин Станислав проверял оружие, осматривал коней — нет ли больных да хромых. А ещё дружинник старший заказал у оружейников щиты круглые, ясеневые, с окантовкой железной по краю. Легки такие щиты, руку не оттягивают, удар сабельный держат хорошо. Только против боевого топора не устоят, так татары не любители топоров. Лук, копьё и сабля — вот их оружие.

Гонцы вернулись. Первый — из Москвы, Юрий Яковлевич. Вечером, сразу после приезда и заявился. Весь в пыли, глаза ввалились, зато весел.

— Ну, рассказывай, — усадил его Олег. — Пить-есть будешь?

— Потом, княже. Сначала о деле. Встретился я с князем через боярина ближнего, Михаила Бренка.

— Слыхал о таком. Вес ноне большой у Дмитрия имеет.

— Обсказал всё, как есть. Про договор союзный против Москвы, про то, что не враг ты Москве, и про то, что Ягайло на землях своих задержишь.

— Молодец. Что князь?

— Благодарил сердечно за известие, хочет во все концы гонцов послать — собирать ополчение.

— Обещал чего?

— Трофеи, что в бою добудут, поделить по справедливости.

— Насчёт Лопасни и Коломны не говорил?

— Сказал — лично потом встретимся, обсудим.

— Не отказывается — уже славно.

— Знаешь, князь, принял он меня хорошо, вроде вражды меж нами и не было.

— Так не татарин же я, что слов не держит.

— Вот бы с ним договор подписать о мире вечном!

— Рано об этом. Ступай!

Через неделю вернулся из Литвы Епифан Кореев. Привёз послание от Ягайло. Владислав велеречиво и пространно изъяснялся в союзнических чувствах, просил дозволения пройти, согласно договору, по землям рязанским, урона не учинив.

Князь дочитал послание.

— Ой, не верю я ему, князь! Глаза бесстыжие, так и бегают. Ни единому слову не верю. Такой в бою, если ему выгодно будет, нам в спину ударит, а не Дмитрию.

— Ты думаешь, боярин, что я ему доверяю? Ошибаешься! Он всё время в сторону поляков поглядывает, а с врагами литовскими Кейстут, его дядя воюет. Вот кому доверять можно. Жаль, что Ольгерд покойный власть сыну передал, а не брату, мужу достойному. Ступай, отдохни. Как ответ гонцов будет, снова в Литву отправишься. Думаю, дня три у тебя есть. Приезжали послы от Мамая, все выспрашивали — как подготовка идёт, наладили ли связи с Литвой, да как уговорились? Проверяют, не доверяют нам татары, — усмехнулся князь, когда очередной мурза отбыл к Мамаю. — Всё равно вас, басурман, вокруг пальца обведём, по-нашему будет. Лишь бы Дмитрий успел ополчение собрать да на поле бранном устоять. На него сейчас только вся и надежда. Иначе татары да Литва Русь растащат, разорвут, как волки овцу.