Мамонтенок Фуф

11

В конце Времени Большого Солнца бывает такая пора, когда небо вдруг закрывается многослойной пеленой облаков, когда все вокруг становится зябким и сырым, воздух — серым, и все живое — кроме разве обитателей Воды — тускнеет и съеживается. Это на мир ложится первая тень пока еще неблизкого Белого времени. Потом еще будет немало теплых и ясных дней, будет еще и жар солнца и прелый аромат Леса, но поведение всего живого становится уже иным, все начинают готовиться к зиме, и в мир осторожно входит желтый цвет, цвет осени.

Вот в такой ненастный день Олла пришла к владениям племени бобров. К этим небольшим речным жителям весь Лес относился по-особому. Все знали, что если в Лесу кто и занят серьезным и важным делом, то это только бобры. Никого не интересовало, сумеет ли досыта набить свое бездонное брюхо носорог Ух, сотворит или нет очередную пакость медведь Харр, сожрут ли волки оленя, запасет ли орехов на зиму белка. Но все в Лесу точно знали, где и сколько плотин строят бобры. Потому что выше тех плотин, которыми умельцы бобры перегораживали даже крохотную речку, разливалось большое озеро. И сразу по берегам его буйно разрастались сочные травы и густой кустарник, где всегда обязательно кто-нибудь пасся. В самом же озере поселялось множество рыб, прилетали сюда и красавцы лебеди, важные гуси, крикливые стаи уток. Если год вдруг выдавался засушливым и иссякали все речки, то напиться можно было только на бобровых прудах. Да и мало ли еще какие услуги оказывал лесным жителям трудолюбивый бобровый народец. Бобры никому не делали зла, но никого и не боялись. В их хатки, построенные среди озера, можно было попасть только под водой. И ни вечно голодным волкам, ни громиле Харру, ни мрачной Чиве никогда и в голову не приходило нырять в озеро, чтобы учинить разбой в бобровых хатах.

На берегу озера Олле встретился небольшой, видимо, еще очень молодой бобер. Он солидно шагал на задних лапах и, придерживая передней, нес на плече обрубок очищенного от коры дерева. Увидев Оллу, он бросил свою ношу и настороженно уставился, готовый в любой миг сигануть в воду.

— Не бойся меня, — сказала Олла, останавливаясь. — Я хочу поговорить с главным среди вас. Позови его.

— Почему ты думаешь, — сердито пропищал юный бобер, — что наш главный станет бегать на зов первого встречного?

Олла засмеялась: уж очень не шел к его забавной круглощекой мордочке этот задиристый тон.

— А ты все же пойди и позови, может, он и выйдет. Скажи, что с ним хочет повидаться Рами.

— Хорошо, пойду, — подумав, согласился бобер и плюхнулся в озеро.

Некоторое время его голова двигалась на виду, потом скрылась под водой.

Бобровое озеро разлилось так широко, что даже зоркие глаза Оллы не могли разобрать, какие птицы порхают в кустах на том берегу. И удивительно было то, что сама-то речка была совсем небольшая, и ниже по течению было еще четыре почти таких же озера, возникших тоже трудами бобров. «Молодцы какие», — восхищенно подумала Олла. В это время совсем рядом зашумела вода, и вынырнул сам глава бобрового племени. Он не спеша, вперевалку вышел на берег, встряхнулся и поздоровался с большим достоинством. Это был очень крупный и толстый бобер преклонного, должно быть, возраста, потому что шерсть на загривке у него была уже седая. Сразу было видно, что по натуре он сдержанный зверь, но все равно он не мог скрыть удивления.

— Неужели ты и есть та самая отважная Рами, которая справилась со страшным Харром, а недавно еще и убила Чиву?

— Да, это я, — отвечала Олла.

— И что же привело отважную Рами к нашему речному племени?

— Я прошу совсем небольшого: свалите для меня несколько деревьев.

— Что ж, это не трудно, — глава бобров деловито сложил на животе лапки. — А это далеко от воды?

— Нет, совсем близко. Ведь плачущие сосны растут по берегам рек.

— Тебе нужны плачущие сосны? — бобер задумался. — Мы их обычно стараемся не трогать, но для Рами мы свалим эти сосны. Где они?

— Спасибо тебе, мудрый глава бобрового племени, — обрадованно сказала Олла. — Пока что свалите одну сосну, ту, что растет выше Темного бора. Потом я укажу еще, если будет нужно.

— Я сегодня же пошлю своих сыновей, — пообещал бобер. — До свиданья, Рами, племя бобров желает тебе побед и добычливых охот!

Бобер вернулся к себе в озеро, а довольная Олла длинным скачками помчалась обратно, спеша до дождя забраться в свое уютное гнездо на дереве.

Следующий день выдался солнечным. Утренний ветерок сдул с кустов и деревьев капли ночного дождя, а трава обсохла под солнцем еще задолго до полудня.

Даже носорог Ух повеселел в это славное утро. Впрочем, повеселел он по-своему, по-носорожьему. Всякий, кто попадался ему навстречу, спешил убраться подальше, потому что свирепая по обыкновению морда носорога не сулила ничего доброго. А сам же Ух полагал про себя, что сегодня он весел, добр и даже, пожалуй, симпатичен. Всю ночь ему досаждали проклятые долгоносики, поэтому сейчас он держал путь к знакомой плачущей сосне, заранее предвкушая скорую расправу с надоедливыми паразитами. И каково же было его удивление, когда оказалось, что сосна исчезла! Хотя нет, сосна все же была, но она лежала на земле, и почесаться об нее мог теперь разве только плюгавый заяц. Ух рассвирепел, как всегда, мгновенно. Он вдребезги разнес бесполезный пенек, торчавший на месте спасительной сосны. Потом он с глухим ревом понесся через замерший в страхе Лес, готовый крушить и топтать все, что встанет на его пути.

С этого дня ему пришлось бушевать, не переставая, потому что следующую плачущую сосну, найденную им с большим трудом, постигла та же участь. Это повторилось и в третий раз, и в четвертый. Такого наглого издевательства над собой Ух не испытывал ни разу в жизни. Кто-то аккуратно выслеживал Уха и за одну ночь сваливал деревья.

Все на свете имеет конец, даже ярость носорога. На пятый день понурый обессиленный Ух вяло бродил по Лесу и, еле двигая челюстями, жевал первые попавшиеся кусты. Ни устрашающе реветь, ни носиться, выставив рог, у него уже не было мочи. Иногда он останавливался и начинал чесаться, не разбираясь, о любое дерево.

Тут ему и подвернулся Фуф.

— Здравствуйте, дядя. Что, долгоносики замучили? — участливо поинтересовался он.

— Ступай, ступай, — буркнул Ух. отвернулся и тяжело потопал прочь. Лопоухий родственник раздражал его сейчас своим довольным видом.

— Я вижу, вам тяжело, — лебезил Фуф, забегая вперед. — А я знаю, кто свалил ваши сосны!

— Знаешь?! — взревел Ух так, что вокруг закачались кусты. — Назови мне этих негодяев!

— Это эти… — заторопился Фуф. — Двуногие, они живут в хижинах на берегу реки.

Словно гром прокатился по Лесу. Наконец-то Ух знал, на ком выместить злобу. Его жуткий рог вмиг словно удлинился и стал еще острее. Не осталось и следа от вялости. Сейчас он снова был грозным Ухом, самым страшным зверем во всем древнем Лесу. Далеко вокруг попряталось и разбежалось все живое, и даже деревья, казалось, расступаются перед его стремительно несущейся громадной тушей. За ним вприпрыжку с трудом поспешал Фуф. Еще дальше, на почтительном расстоянии, скакал Гай, потом — Аф, и уже в конце этой диковинной цепочки бежала Олла, размахивая своим неизменным топором.

— А еще я знаю, где растет плачущая сосна, — кричал на бегу Фуф.

— Потом, потом, — прохрипел Ух. — Сначала я этих…

В этот день племя Длинноруких готовилось к особенно большому торжественному костру. Накануне из набега в полночную сторону вернулся крупный отряд воинов с пленными и с богатой добычей. Тут были и ожерелья из пестрых раковин, амулеты из кости, прочные плетеные ремни из ослиных хвостов, кремневые ножи и топоры, красивые меховые одежды, большие кожаные мешки с высушенным и растертым в порошок мясом, искусно сделанная глиняная утварь и многое другое. Но самое главное — это были, конечно, длинные — выше самого высокого воина — копья из выпрямленных мамонтовых бивней, оружие очень редкостное. Все награбленное добро было сложено в большие кучи перед хижиной Великой Матери. Сморщенная, высохшая старуха ковыляла от одной кучи к другой и радостно хихикала.

Пленные — шесть воинов, две женщины и двое мальчиков — лежали связанные на земле. Их тоже осмотрела Великая Мать и тоже осталась довольна.

— Их сердца, — она ткнула костлявым кулачком в сторону пленных воинов, — я дарю самым храбрым из моих воинов. Остальное разделить всем. Женщин и мальчиков оставим на завтра.

И, поддерживаемая двумя рослыми воинами, она удалилась в хижину.

А между тем племя готовилось к пиру. Уже было принесено и сложено в громадную кучу топливо для праздничного костра. Воины заново накрашивали красным руки, навешивали ожерелья из волчьих и медвежьих клыков, обвязывались косматыми шкурами. В отдельной хижине заклинатели духов готовили жуткие оскаленные маски для ритуальных плясок и проверяли остроту кремневых ножей, которыми разделывали пленных.

День обещал быть по-настоящему праздничным, а обед — обильным и вкусным.

Уже косматые, с разукрашенными лицами женщины принесли шесть глиняных блюд — как раз в рост человека, на которые должны были положить пленных. Уже из стоящей на отшибе хижины заклинателей духов донеслись первые устрашающие вопли и зарокотали бубны, перед этим подогретые для звучности у огня.

Пленные, даже женщины и мальчики, лежали спокойно. Они были готовы мужественно встретить свой неизбежный и ужасный конец. Недаром они были из неустрашимого рода Небесного Огня. Вдруг лежавший с краю высокий воин с густой черной бородой приник ухом к земле.

— Земля гудит, — взволнованно сказал он. — Сюда бежит кто-то огромный. Может, мамонт.

Остальные торопливо последовали его примеру. Твердая сухая земля доносила мерный тяжелый топот.

— Приближается… — прошептал другой, более молодой воин.

Пленные с недоумением переглянулись.

Длинноруких перед хижиной Великой Матери все прибавлялось. Торопливо подбегали отставшие. Но вот толпа колыхнулась и замерла. Опираясь на воинов, вышла сама Великая Мать. Одновременно, извиваясь и корчась в пляске, появились и стали приближаться три заклинателя духов. Передний нес факел для костра. И тут откуда-то с края селения донесся одинокий крик ужаса и сразу оборвался. А то, что произошло вслед за этим, оставшиеся в живых Длиннорукие помнили потом всю жизнь и даже передали своим детям и внукам. Между хижинами вдруг выросла необъятная туша шерстистого носорога. Вид толпы будто подхлестнул его. Он ринулся вперед, опустив к земле рог. Взлетели в воздух неестественно изломанные тела. Толпу разрезало надвое и разбросало в стороны. Взвился к небу отчаянный вопль сотен голосов. Носорог развернулся, взрывая землю, и снова бросился в атаку, исчез на мгновение за хижинами и появился снова. Почти половина селения уже лежала в развалинах.

Длиннорукие, охваченные ужасом, бежали к реке и бросались с крутого берега. Большинство из них разбивалось о прибрежные камни, тонуло, лишь немногим удалось спастись на челнах. Только отплыв далеко вниз по течению, посмели они обернуться и посмотреть назад. На высоком берегу они увидели одинокую девочку, глядевшую им вслед. «Это она в образе страшного носорога напала на нас», — решили Длиннорукие и еще сильнее налегли на весла.

С того дня о них в этих краях больше никто не слышал.

Учинив Длинноруким страшнейший погром, Ух несколько успокоился, выспросил у Фуфа, где растет плачущая сосна, и удалился обратно в Лес. Когда его сердитое сопение стихло вдали, Олле удалось, наконец, спокойно оглядеть свое освобожденное, правда, порядком разрушенное, селенье. И тут выяснилось, что десять пленников живы и здоровы. Это было тем более удивительно, что разбушевавшийся Ух успел снести и втоптать в землю даже прочный столб Великого Невидимого Ворона.

Великая Мать и три заклинателя духов избежали как-то ярости Уха, но зато их насмерть затоптали сами Длиннорукие во время своего панического бегства.

Пленники, хорошо вооружившись, ушли к себе в тот же день. На прощанье они сказали, что сделают дома все для вечной дружбы между родом Большой Реки и родом Небесного Огня.

— Что ж, — сказал Фуф по пути в Лес, — мы с Гаем пойдем к бизонам. А когда снова настанет время Большого Солнца, мы вернемся сюда.

— Обязательно вернемся, — пообещал и Гай. — Мы с Фуфом тогда уже будем совсем большими.

— Но все равно Рами будет всегда старшей среди нас, — добавил Фуф.

Олла остановилась, ласково погладила обоих своих друзей и легонько подтолкнула их к Лесу, который молчаливой стеной возвышался вдали и словно ждал обратно к себе тех, кто был рожден в его зеленых глубинах.

— Идите, если будет нужно, мы с Афом вас найдем.

Олла и Аф смотрели им вслед до тех пор, пока Фуф с Гаем не подошли к Лесу, чуть постояли, прощально глядя назад, а потом медленно скрылись среди деревьев.

— Может, и тебе, Аф, нужно вернуться в лес? — тихо спросила Олла.

— Ты же знаешь, что я навсегда остался с тобой, — отвечал Аф, преданно заглядывая ей в глаза.

— Пойдем тогда искать наших. А потом мы все вместе вернемся сюда.

И они не спеша, сберегая силы для долгого пути, побежали в ту сторону, где солнце бывает в самый полдень. Сейчас его там не было, оно уже передвинулось к закату, но все равно до вечера еще оставалось немало времени.