5

Фуф, как и всякий малыш его возраста, не мог обойтись без шалостей. И ему самому они вовсе не казались шалостями. Беды в этом не было бы, но Фуф был у матери один и потому рос безобразно капризным. Он страшно любил делать то, что запрещала ему мать. А это никогда к добру не приводит.

Ты, верно, помнишь, дружище, как был отшлепан Фуф, когда хотел потянуть за хвост своего дядю — носорога Уха. И он сделал-таки это. Однажды, когда разморенный полуденным солнцем Ух дремал, уткнув голову в кусты, Фуф подкрался и дернул его за хвост. Ух со сна заревел так, что на другом конце рощи шлепнулась с дерева рысь, подстерегавшая идущих к реке оленей. Ух лягнул взад обеими ногами, и мамонтенок отлетел, как подхваченный ветром. Носорог обернулся, наставив свои ужасные рога, и увидел испуганного Фуфа. Он ворча покатал мамонтенка по траве, как тот в свое время осиное гнездо, и с сердитым сопением удалился.

Бывали у Фуфа приключения, которые могли обойтись и похуже.

Как-то они с матерью забрели во владения пещерного медведя Харра. Мы с тобой уже знаем, что это был злющий и вдобавок еще и злопамятный зверь. Как раз. за несколько дней до появления мамонтихи с сыном он попал в неприятную переделку. Выбравшись под вечер из своей пещеры, он посмотрел на солнце и подумал что до сумерков остается не так уже много времени. Пора было отправляться подыскивать место для ночной охоты.

По пути Харр разглядел со склона горы пасущуюся а перелеске дикую корову с теленком. Больше бизонов нигде поблизости не было видно..

— Давненько не пробовал я телятинки, — сказал себе Харр. — Эта старая корова не в счет. В случае чего я уложу ее одной лапой. А хорош, должно быть, сейчас теленочек, — размышлял Харр, облизываясь. — Родился-то, шельмец, в середине Белого Времени, совсем еще молоденький, мясо нежное…

Он спустился с горы и стал осторожно подкрадываться на полусогнутых по зарослям высокой бизоньей травы. Накануне он съел дикую собаку и успел уже проголодаться. Да и то сказать — какая же это пища, собачина. Ни вкуса в ней настоящего, ни аромата. При мысли о нежной телятине у Харра кружилась голова и, наверно, поэтому он и проглядел, как откуда-то бесшумно появилось десятка два здоровенных бизонов. Надо сказать, Харр ощутил себя прескверно, увидев себя в суживающемся кольце свирепых морд с длиннющими рогами. Быки сопели так, что черными клубами поднималась пыль, и сквозь нее, как угли, светились налитые кровью глаза. «Вот тебе и телятинка. Сейчас они из меня медвежатинку сделают», — мелькнула в пещерно-медвежьей голове тоскливая мысль. Даже хладнокровный убийца и разбойник пещерный лев — приятель Харра — и тот бы, пожалуй, решил на его месте, что все кончено и надо подороже продавать свою жизнь. Но Харр был хитрейший зверь, наглец и далеко не трус. Он присел на задние лапы, передние грустно сложил на животе, вздохнул и сказал:

— А я ведь к вам прощаться пришел. Ухожу я из этих мест…

— Вот и прощайся, самое время, — угрюмо пробурчал огромный, сивый от старости вожак. Между его отполированными бугристыми рогами могла бы во весь рост поместиться дикая собака средней величины.

— Теперь вам зимой от волков совсем житья не будет, — сказал Харр и пригорюнился.

Бизоны были уже совсем рядом. Они рыли землю тяжелыми раздвоенными копытами и дышали так, что на Харра веяло горячим.

— А что тебе до волков? — подозрительно промычал сивый вожак.

— Как что?! — возмутился Харр. — Да если б не я, их было бы в десять раз больше!

Ни одному его слову быки не поверили, но так как считать дальше трех они не умели, то хитроумные подсчеты медведя заставили их призадуматься.

— В десять, говоришь? М-мум… — вожак с усилием размышлял, двигая кожей широкого лба. — А кто телят ест?

— Волки, кто ж еще, — убежденно ответил Харр.

— А не ты ли? — усомнился вожак.

— Я?! — смертельно обиженный вскричал медведь, хлопнул себя лапами по бокам и разразился негодующий речью. Он призывал в свидетели всех жителей Земли, Воды и Неба, что за всю жизнь он не только не ел телятины, но даже и не видел как следует теленка.

— Кореньями! — кричал Харр. — Одними только кореньями я и питаюсь. А если и съел когда одного-двух паршивых зайчишек, то только сослепу. Стар я уже, плохо вижу!

Кончилось все тем, что подозрительные быки, до конца так и не поверившие медведю, заставили его дать Клятву, что он никогда не тронет ни одного теленка. В свидетели взяли всевидящего Орла-могильника. Этот всегда знал, кто где и на кого охотится, потому что был непременным участником всех пиров. Орел никогда и никому не выдал бы мест и секретов чьей-то охоты. Но став свидетелем, он должен был сообщить бизонам, если бы Харр задрал теленка. Так повелевал великий и древний Закон Земли, Воды и Неба. А если Харр нарушит свою Клятву, то по тому же Закону Род Бизонов должен был отомстить Харру любой ценой.

И всегда-то не добродушный Харр ходил теперь злой на весь свет.

Вот в такое время неугомонного Фуфа угораздило подшутить над пещерным медведем. Случилось это е полдень, когда Фуф, спасаясь от жары, забрался в речку. Из воды торчала только одна его голова, да и то не вся. Вдруг Фуф увидел большого мохнатого зверя, который не спеша ковылял вдоль берега. Зверь сразу же понравился Фуфу — он был толстый, весь такой мягкий на вид и при каждом шаге презабавно переваливался с боку на бок. Фуф затаился и, когда симпатичный зверь поравнялся с ним, окатил его струей воды из хобота.

Харр, — а это был он, как ты, конечно, уже понял, мой догадливый друг, — испуганно рявкнул, бросился было бежать, но, разглядев, что это всего-навсего мамонтенок, рассвирепел.

— Не хватало только, чтобы всякие поросята надо мной шутки строили. Р-р-разорву! — заорал он и бросился к реке.

Фуф завизжал, увидев его жутко оскаленную морду, и кинулся на другой берег, где в кустах ходила его мама. Она, конечно, тотчас поспешила на крик сына, подхватив на ходу толстенную дубинку. Увидев мамонтиху, Харр с середины реки резво взял назад. Улепетывал он во все свои медвежьи лопатки, но рассерженная мамонтиха оказалась проворнее. И не миновать бы медведю пребольшущих неприятностей — куда там тугодумам-быкам с их Клятвой! — если бы он не умудрился каким-то чудом протиснуться в узкую щель между береговых скал. В обычное время он туда едва-едва всунул бы разве что одну голову. Но все равно, мамонтиха успела-таки здорово огреть его по заду своей тяжелой дубиной.

Только под вечер и то с большими предосторожностями выбрался Харр из своего так кстати подвернувшегося укрытия и, прихрамывая, пошел прочь. Сейчас он, как это часто получается у всех неумных и злых существ, был совершенно уверен, что во всех его бедах виновен паршивый мамонтенок. И вредные быки, и боль в пояснице, и многое другое — все это сошлось на негодном сосунке.

Загрузка...