Мамонтенок Фуф

2

Почему-то в Стаде в последние годы мамонтята появлялись все реже. Фуф был единственным за несколько лет. Поэтому Фуфина мама не чаяла души в своем сынишке. Уже которую весну из-за него она не решалась отправляться вместе со всеми в далекий путь на север.

Пока еще не стало совсем тепло, они вдвоем медленно передвигались по широкой долине Большой реки и доедали то, что не успело съесть Стадо за зиму. Фуф по привычке каждую ночь забирался под косматое брюхо матери. Между четырьмя толстыми, как деревья, ногами и свисающими почти до земли космами шерсти он прятался всегда — ив снежные метели и в осеннее ненастье. Кате это было славно — в морозную ночь осторожно высунуть хоботок из своего теплого укрытия, оглядеть одним глазом белую равнину в стылом лунном блеске, дремлющих по соседству мамонтов и, тихонько взвизгнув от сладкой жути, отпрянуть обратно в уютную тесноту.

В большие морозы мамонты тесно сбивались в кучу, согревая друг друга боками. Тогда Фуф отправлялся на прогулку по теплому живому лесу, где деревья принимались вдруг переступать и переминаться, а вплотную нависший мягкий свод состоял сплошь из мохнатых урчащих животов.

Когда снег сошел совсем, и на деревьях стали разворачиваться клейкие ушки листочков, Фуф, держась за мамин хвост, отправился на юг. Там среди невысоких скалистых горок в широких долинах текло множество небольших речек — притоков Большой реки. Вдоль них шумели березовые и буковые рощи, над водой нависали мягкие кустарники, а земля была покрыта высоким ковром сочных трав. Для Стада здесь, конечно, не хватило бы пищи на все лето, но для Фуфа с матерью было вдоволь. И не только для них. Тут жили гигантские олени, хвастливо носившие на голове целый лес рогов. Водились олени поменьше, свиньи, целые стада красивых тоненьких косуль. Здесь же где-то неторопливо и важно похаживал шерстистый носорог Ух — хозяин этих мест. Хоть ростом он был не намного меньше мамонта, пищи хватало и для него — он выглядел всегда сытым и довольным, несмотря на угрюмый и необщительный нрав. Этот неотесанный верзила был дальним родственником мамонтов и потому приходился Фуфу кем-то вроде дяди. Он в первый же день притопал в рощу, которую облюбовал Фуф с матерью.

— Не советую ходить по тропе вдоль Большой реки, — пробурчал он, пережевывая в то же время целый ореховый куст.

— Почему? — встревожилась Фуфина мама, даже забыв выговорить ему за то, что он не поздоровался. По ее мнению, это был дурной пример для Фуфа. С тех пор, как у нее появился сын, она нервничала по любому поводу, хотя вообще-то мамонты не боялись никого на свете.

— Люди, — буркнул Ух, озираясь исподлобья в поисках очередного аппетитного куста. — Они устроили на тропе замаскированную яму. Прошлой осенью в нее угодили свиньи. Сразу половина стада. Визг стоял такой, что на ближних деревьях свернулись листья. — Носорог презрительно фыркнул. — Хых, свиньи, глупые существа, что с них взять.

Ух повернулся и тяжело двинулся к следующему кусту.

— Что вы говорите? — забеспокоилась мамонтиха. — Люди? Это такие маленькие, на двух ногах и дружат с огнем?

— Хрр-гах, — подтвердил Ух. — Чтобы решить свои делишки, они готовы сжечь весь лес. Но вы не бойтесь, они не решаются нападать даже на свиней. Когда в их ямы никто не попадает, они охотятся за сурками и выкапывают коренья.

Ух замолчал и, прикрыв глаза, с хрустом и причмокиванием принялся дожевывать куст. Он казался неуклюжим и добродушным. Бока его покрывал толстый слой засохшей грязи, потому что он любил целыми днями валяться в болоте. Насмотревшись на Уха, то же самое делали свиньи, и за это над ними потешался весь Лес. Но над Ухом никто не решался смеяться: уж очень грозно выглядели два рога, торчавшие на его морде. Особенно передний — ужасно длинный и острый. Даже злой пещерный медведь Харр, которому иногда взбредали в голову чрезвычайно мрачные и дикие шутки, про Уха никогда ничего не говорил.

Фуф не знал всего этого. Он с любопытством разглядывал хмурого носорога и не испытывал при этом никакого почтения. Ведь его мама была повыше ростом, а ее огромные бивни были чуть ли не в два раза длиннее его рога. Поэтому Фуф бесстрашно подобрался к носорогу и уж совсем было изготовился потянуть его за смешно повиливающий хвост, но мать успела поймать шалунишку.

— Опять у тебя одни проказы на уме, негодник, — строго сказала она и наградила сынишку чувствительным шлепком. — Ты слышал, что сказал дядя? Вот если не будешь слушаться, попадешь в яму, как те свиньи.

Фуф захныкал и тотчас спрятался ей под брюхо.

Мамонтиха вырвала куст, аккуратно обхлопала его об дерево, чтобы сбить с корней землю, и не спеша отправила в рот.

Ух между тем шаг за шагом углублялся в чащу, так добросовестно расправляясь с кустами, что за ним оставалась широкая чистая дорога.

Когда сопение и чавканье носорога стихли вдали, Фуф выбрался из своего укрытия и обиженно принялся за еду. Скоро ему это надоело.

— Мам, я больше не хочу, — капризно заныл он. — Мам, я пойду поиграю.

— Только далеко не уходи, — предупредила мамонтиха.

Фуф полез через кусты и сразу оказался на окраине рощи. Далеко-далеко он увидел горы. По цвету они походили на облака перед грозой — такие же белые с синевой, только совсем неподвижные и острые вверху. А все ровное пространство до них было мокрый травой. Невдалеке, опустив морды, ходили большие рогатые терн бизоны. Ты, пожалуй, назвал бы их коровами и почти не ошибся бы. Это и были коровы и быки, только совсем-совсем дикие.

Фуфу очень понравились маленькие бизончики — дикие телята. Они носились между взрослыми бизонами, презабавно бодая воздух и держа на отлете хвосты.

— Мам, — сказал Фуф, — смотри, кто тут ходит. Я пойду с ними поиграю.

Мамонтиха выбралась из кустов и посмотрела, куда указывал хоботком Фуф. У мамонтов было острое чутье, но видели они неважно. Поэтому она долго и близоруко вглядывалась, пока разглядела бизонов.

— Тебе нельзя с ними играть, — сказала она. — Это чужие.

— А как это — чужие? — помаргивая, спросил Фуф.

И тут ему был дан небольшой урок О-Том-Как-Жить. Мамонтиха никогда не упускала таких случаев и называла это воспитанием.

— Чужие это те, — наставительно сказала она, — кто не похож на нас, живет не так и ест не то. Мы живем на чистых равнинах, а чужие ютятся в сырых лесах, ползают в болотах или прячутся среди камней. Мы самые большие, а чужие все меньше, не ровня нам, понятно?

Фуф кивнул. Это было правдой: кто мог сравниться с мамонтами?

— Мамонт не может дружить с теми, кто меньше его. Он не должен вмешиваться в их ссоры, есть их пищу и ходить их тропами. Иначе он никогда не стал бы мамонтом.

— А как же дядя Ух? — подумав, спросил Фуф.

Мамонтиха поморщилась: она не очень-то жаловала его, хотя и признавала, что из всех живущих он ближе всех к мамонтам.

— От него ты ничему хорошему не научишься, — сдержанно сказала она. — Ты же видел, какой он грязный?

На этом она сочла воспитание законченным и снова аппетитно захрустела кустами.