Маоисты. Филиалы Пекина в Западной Европе

Пропаганда внутри страны и на заграницу является почти исключительно компетенцией отдела пропаганды ЦК Коммунистической партии Китая (КПК), который непосредственно подчинён Политбюро ЦК КПК. Руководство отделом с октября 1949 года находилось в руках Лу Дин-и (род. в 1904 году), который получил образование в Шанхае и Москве и с 1930 по 1942 год вёл пропагандистскую работу в Лиге коммунистической молодёжи Китая, а также в армейских подразделениях. В апреле 1959 года этот радикальный партийный теоретик назначается в правительственном аппарате на пост заместителя премьера, а в начале 1965 года становится министром культуры красного Китая. Во время культурной революции он в середине лета 1966 года исчезает из кругов пекинской партийной элиты: его старая дружба с некогда популярным, а теперь разоблачённым как «враг народа» секретарём парткома Пекина Пэн Чжэнем стала для него роковой. В декабре 1966 года он был арестован хунвэйбинами[7].

Какой-нибудь месяц спустя такая же судьба постигла его заместителя с 1949 года, партийного идеолога Чжоу Яна. Этот последний после завершения своего образования в Шанхае и Японии вскоре примкнул к писателям левой ориентации. После открытого начала разногласий с Москвой в октябре 1963 года он пропагандировал идею образования прокитайских осколочных партийных групп во всём мире, а затем осенью 1965 года подал сигнал к началу радикального культурного курса Пекина[8]. Тем не менее в июле 1966 года против него, как «представителя буржуазной, ревизионистской чёрной линии в литературе и искусстве», была открыта кампания в прессе, чтобы до основания разрушить «тронный зал дьявола, свалить и сокрушить этого настоящего князя тьмы, а его дурную репутацию донести до небес, с тем чтобы он нигде больше не мог разбрызгивать свой яд и чтобы народ не нёс никакого ущерба»[9]. Последней вестью о нём было сообщение о предъявлении ему обвинения в том, что он с помощью «чёрной преступной банды» готовил в красном Китае переворот[10]. Подобным же образом был устранен как «сорная трава» и другой заместитель заведующего отделом пропаганды, Линь Мо-хань, который одновременно занимал должность заместителя министра культуры.

Новым руководителем отдела пропаганды был назначен летом 1966 года Тао Чжу, который уже в 1930 году принимал участие в коммунистических восстаниях, а в 1949—1950 годах играл руководящую роль в политических органах различных военных округов. Семь лет спустя он был уже секретарём Центрально-Южного бюро ЦК КПК, а с января 1965 года стал, кроме того, и заместителем премьера Госсовета. Культурная революция позволила ему стать членом Постоянного комитета Политбюро, секретарём ЦК, а также первым советником группы по делам культурной революции и вознесла его в конце концов на 4-е место в партийной иерархии, чтобы затем столь же быстро и низко низвергнуть в начале 1967 года в качестве «контрреволюционного двурушника»[11]. Имя нового заместителя заведующего отделом пропаганды Чжан Пин-хуа только на короткое время появилось на страницах прессы красного Китая и в дальнейшем никогда больше уже не упоминалось[12].

В феврале 1967 года шефом пропаганды стал Ван Ли. Он родился в 1901 году; с 1924 по 1931 год учился в Лионе, получил ученую степень и до 1950 года преподавал в ряде китайских университетов; в конце своей карьеры возглавлял официальный орган КПК и входил в состав группы по делам культурной революции. В июле 1967 года возмущённые рабочие избили его в Ухане, Чжоу Энь-лаю с трудом удалось выторговать его освобождение. При возвращении в Пекин он был ещё встречен как «герой», а спустя менее чем три месяца тамошние дацзыбао заклеймили его как «шпиона Чан Кай-ши». Официально он был изгнан всё же только в середине февраля 1968 года, теперь уже по обвинению в «тайных контактах с Пэн Чжэнем», которое, правда, в широкой печати вряд ли было обнародовано[13]. Фактически его пост уже задолго до этого был передан новому шефу Яо Вэнь-юаню. Этот ныне 43-летний деятель появился на виду в 1951 году как член Шанхайского рабочего комитета Новодемократического союза молодёжи Китая; в то время он был сотрудником газеты «Вэньи бао» («Литература и искусство»), редактором которой он стал в 1955 году. Начиная с 1960 года он написал немало статей, направленных против писателей, которые не придерживались взглядов Мао, и постепенно возвысился до руководителя отдела пропаганды шанхайской партийной организации, а также до главного редактора тамошней партийной газеты. Если до начала культурной революции он находился только на 198-м месте в партийной иерархии, то два года спустя он, став членом группы по делам культурной революции при ЦК КПК, переместился на 4-е место в масштабе огромного государства. Из зарубежных стран Яо знает только Албанию. Постоянное утверждение Москвы, будто он является зятем Мао, отнюдь нельзя считать доказанным; большее значение, однако, приобретает то обстоятельство, что он пользуется полным доверием Мао. Широкой общественности он стал известен только своими острыми газетными статьями, направленными против ставшего теперь его предпредшественником Тао Чжу[14].

Подобные «партийные чистки» проводились и внутри секторов отдела, занимающихся пропагандой на заграницу. Единственным сектором, который на протяжении всей культурной революции, вплоть до сегодняшнего дня, оставался — без видимых причин — незатронутым и тем самым постоянно дееспособным, является сектор, ведущий пропаганду на Западную Европу. Здесь КПК может похвастаться давними традициями: уже вскоре после первой мировой войны некоторые китайские «студенты из рабочих» прибыли во Фракцию. Часть из них основала в 1922 году — сначала внутри ФКП — собственную китайскую секцию, возглавленную Чжоу Энь-лаем. Подобная же группа возникла позднее в Брюсселе, там во главе её стал нынешний руководитель ядерной программы красного Китая Не Жун-чжэнь. В Берлине тогда же У Чжао-хао образовал в рамках КПГ китайский коммунистический кружок, в который в 1922 году вступил вместе с женой также нынешний маршал Чжу Дэ, вскоре начавший совместно с Чжоу Энь-лаем издавать собственный китайский журнал; Чжоу располагал в то время на Кант-штрассе в Берлине засекреченным бюро, через которое осуществлялось руководство нелегальными поездками китайских коммунистов в Западную Европу и Советскую Россию[15]. С тех времен и сохранился поныне, по крайней мере частично, аппарат сектора Западной Европы. Стало известно, что Чэнь И, нынешний заместитель премьера Госсовета и министр иностранных дел красного Китая, является идейным руководителем пропаганды на франко-бельгийскую сферу в Западной Европе. Он родился в 1901 году в семье служащего, в 1919 году переехал во Францию, где был студентом и рабочим-металлистом, два года спустя возглавил выступление мятежных китайских студентов против китайского посольства в Париже. По возвращении в Китай вступил в ряды КПК, а в 1945 году уже вошёл в состав ЦК. В 1954 году он назначается заместителем премьера, в 1955 году ему присваивается звание маршала, а с 1958 года он министр иностранных дел[16]. В период культурной революции он, правда, неоднократно подвергался критике, однако благодаря старой дружбе с Чжоу Энь-лаем сумел сохранить свои позиции. [Чэнь И умер в январе 1972 года. — Ред.]

Ответственным за пропаганду на Великобританию является Ван Цзя-сян (род. в 1907 году), который несколько лет учился в Советском Союзе, а во время гражданской войны возглавлял отдел пропаганды ЦК КПК. С 1949 по 1961 год он был послом в Советской России, а в 1959 году входил в состав делегации КПК на съезде Компартии Великобритании[17].

Руководство пропагандой на немецкоязычные страны входит в компетенцию 64-летнего Ван Бин-наня, который по государственной линии одновременно является заместителем министра иностранных дел КНР. Выходец из богатой помещичьей семьи, он был личным референтом генерала Ян Ху-чэна, который в начале 20-х годов послал его на учёбу в Берлинский университет; здесь Ван Бин-нань вступил в уже существовавшую местную группу КПК, а в 1925 году стал предводителем китайских студентов в Германии. Официально он по-прежнему числился студентом Высшей школы политических наук, «однако его настоящая работа состояла в объединении китайских студентов в Германии и других европейских странах… Эта функция была возложена на него Коммунистической партией Китая»[18]. Вскоре после событий 1933 года над ним нависла угроза ареста гестапо, но ему удалось бежать из страны вместе со своей женой — немкой Анной Ван. Позднее он подвизался во внешнеполитическом ведомстве красного Китая и с 1955 по 1964 год был послом в Варшаве. Находясь там, он устанавливал также контакты с друзьями Пекина в Федеративной Республике Германии. В своей теперешней деятельности он получает большую поддержку от немецкого сектора Китайского народного института международных отношений, который непосредственно подчинён министерству иностранных дел КНР. Во главе этого института стоит весьма образованный деятель Чжан Си-жо (родился в 1889 году, в 1913 году учился в США и позднее в Пекине был профессором, прикомандированным к министерству просвещения), однако он не владеет немецким языком.

Выполняя одновременно функции члена Комитета по делам культурной связи с заграницей, он нередко — наряду с Чэнь Бо-да и его заместителем, Чжоу И-пином,— принимает политических вояжёров из Западной Европы. Более значительные из них препровождаются, как правило, к Кан Шэну, члену Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК; в последнее время во встречах с западноевропейскими визитерами часто участвуют член Политбюро У Фа-сянь, а также бывший посол на Кубе Шэнь Цзянь и Ян Юй-хэн. В отдельных случаях визитёры, мыслящие солидарно с китайскими коммунистами, встречаются также с упомянутыми вначале руководителями китайской пропаганды на их страны. Западноевропейских профсоюзных функционеров принимают по большей части заместитель председателя Всекитайской федерации профессиональных союзов Ма Чжунь-гу и секретарь федерации Ван Вэнь-чжэ в здании ВКФПС (Пекин, улица Ифоуцяньцзе).

Эксперты и переводчики

К промежуточным функциональным звеньям аппарата пропаганды на заграницу следует отнести также экспертов по отдельным странам и переводчиков на соответствующие языки, которые, однако, являются не китайцами по происхождению, а выходцами из соответствующих стран. По данным одного бывшего сотрудника пропагандистского аппарата, в 1962 году среди 2000 работников отдела пропаганды было около 100 иностранцев[19], причём в последующие годы эта цифра стала значительно большей. Некоторые из них были направлены туда ещё во времена «вечной дружбы» между Москвой и Пекином компартиями, особенно английской и германской. Многие приехали в Пекин после 1949 года, находясь в плену социалистического фанатизма, а, возможно, также и некоторой политической наивности. До культурной революции некоторые эксперты получали оклады в размере министерских окладов, существовавших в пекинском центральном правительстве. Они могли покупать западные предметы роскоши в специальных магазинах и зачастую имели по нескольку слуг. В период культурной революции, особенно со времени начала арестов, многие стремились прослыть в большей мере маоистски мыслящими, чем сам Мао, за что их в народе насмешливо именовали «трёхсотпроцентными». Между прочим, многие из них горько разочаровались, но зачастую они уже не могли больше возвратиться в свою страну. У некоторых были отобраны паспорта, другие же стали гражданами КНР. В последние годы китайцы начали заманивать молодых ученых из стран Западной Европы: «Многие из англичан приехали благодаря (профессору) д-ру И. Нидэму из Кембриджского университета»[20]. Из Франции некоторые молодые люди нашли свой путь в Пекин под воздействием соблазнительных посул посольства красного Китая в Париже, а также в результате официального культурного обмена между обеими странами.

Как правило, такой иностранец становится поначалу преподавателем иностранного языка в Пекине или Шанхае, а после политической проверки в течение одного-двух лет — устным и письменным переводчиком в сфере пропаганды на заграницу и в дальнейшем, возможно, даже экспертом по стране, являющейся его родиной. Предпочтение при этом явно отдаётся членам пропекинских коммунистических осколочных групп.

Ведущим экспертом как раз по Западной Европе и по тамошним осколочным группам был до 1968 года Сидней Риттенберг. Сын американского методиста из Чарлстона, он был в 1945 году наблюдателем за поставками по линии ЮНРРА в Шанхае, а два года спустя, являясь американским офицером связи при 8-й китайской армии, перешёл к Мао и женился на китаянке Юй Линь. Однако, несмотря на тесные связи с Мао Цзэ-дуном, весной 1968 года он был арестован[21].

Долгие годы его помощником был теперь уже 55-летний Израиль Эпстайн из Нью-Йорка, единственный корреспондент агентства Юнайтед Пресс в военной столице Чунцине. Известный своими книгами о красном Китае, он сыграл летом 1966 года ведущую роль в антибританских демонстрациях в Пекине, а в феврале 1968 года опубликовал в парижской студенческой газете, придерживающейся взглядов китайских коммунистов, серию статей под названием «Великая демократия — Китай — является самой свободной страной мира»; но уже в марте он вместе со своей женой Элси Фэрфакс-Чолмеди, дочерью йоркширского землевладельца, был арестован пекинскими органами безопасности как «шпион»[22]. Кроме него, был арестован англичанин Майкл Шапиро, который некогда являлся членом муниципального совета в Степни (Лондон), а в дальнейшем многие годы тоже принадлежал к пропагандистскому аппарату КПК, особенно обратив на себя внимание со времени культурной революции. Подобная же участь постигла Дэвида Крука и его жену Изабеллу, которые работали в качестве преподавателей иностранного языка. В мае 1968 года точно так же исчезли переводчица Гледис Ванг и супружеская пара Эрик и Мэри Гордон вместе со своим двенадцатилетним сыном Кимом; письменные прошения об их освобождении, направленные проживающими в Лондоне родственниками британскому правительству и руководству КПК, остались безрезультатными. Ещё и весной 1970 года все они находились под стражей. В общем-то довольно хорошо субсидируемый сектор пропаганды на Великобританию насчитывал в мае 1967 года в своём составе 40 человек, из которых, однако, лишь двое принимали участие в демонстрациях против дипломатической миссии своей страны в Пекине. Наиболее известной англичанкой является, без сомнения, ныне уже 63-летняя журналистка Роза Смит, с 1920 года состоящая в британской компартии; насколько известно, она работала в «Пекин ревью» и изъявила желание остаться в КНР, тем более что её пенсия в Лондоне была бы минимальной, но, правда, своего внука с началом культурной революции она вновь отправила в Европу. Её коллегами были Патриция Дэвис, Джошуа Хорн со своей женой Мириам и Маргарет Тэрнер. В течение четырёх лет к этой группе принадлежал также лондонский коммунист Колин Пени, который в 1961 году с полного одобрения своей (тогда ещё не неприязненно настроенной в отношении Пекина) партии поехал в красный Китай, а после возвращения на родину столкнулся с самым глубоким недоверием в кругу своих (тем временем ставших враждебно настроенными в отношении Пекина) товарищей по партии[23].

Французские эксперты и переводчики почти не выступали перед общественностью, и поэтому их имена — за исключением Юбера Шаналя — остались неизвестными. Морис Сиантар работал почти 4 года переводчиком в «Пекин энформасьон»; в течение этого времени он втайне от китайцев написал на основе личных наблюдений книгу о культурной революции, которая затем постранично была вывезена конспиративным и полным приключений путём из красного Китая. В 1968 году сам Сиантар в удручённом состоянии возвратился в Париж. Экспертами по Бельгии и одновременно переводчиками французского отдела информационного агентства Синьхуа долгое время были Серж Перу и Шарль-Луи Парон; в настоящее время эти функции выполняют, по-видимому, Люсьен Пари и Арлет Бофор[24].

Итальянскими вопросами занимался Манлио Динуччи, подвизавшийся в Пекине под фамилией Дай Дю-чана. Одновременно Динуччи был известен как переводчик «Писем из Китая» американки Анны Луизы Стронг и как брат лидера прокитайской компартии Италии; в январе 1968 года он был послан в Милан с целью лучше организовать там деятельность в пользу красного Китая[25].

В пропагандистских брошюрах, издававшихся на немецком языке, уже на протяжении ряда лет обращал на себя внимание современный и легкочитаемый — в отличие от трудновоспринимаемых переводов из Москвы — слог. За их издание поначалу были ответственны Зента Левин и Ротраут Майснер. Более активно проявила себя здесь со времени культурной революции г-жа Лиза Нибанк, о которой известно, что до этого она учительствовала в школах Франкфурта-на-Майне и Гамбурга. Весной 1965 года она уехала в красный Китай, стала преподавать там немецкий язык во 2-м Пекинском институте иностранных языков, а с осени 1967 года работает в Издательстве литературы на иностранных языках. Время от времени её восторженные статьи о Китае печатались в гамбургском журнале «Нойе политик», главным редактором которого является друг красного Китая Вольфганг Шенке. Издаваемый на немецком языке журнал «Пекин-рундшау», судя по всему, редактируется бывшим патером и доцентом Пекинского университета Хюнгсбергом. Вместе с ним работает д-р Ма Хай-дэ; под этим именем скрывается 60-летний американский венеролог д-р Дж. Хэтем, который ещё в 1936 году встал на сторону Мао, а позднее женился на одной из китайских киноактрис. В этом же журнале работал и швейцарский журналист Фреди Кнухель из Тессина, который в конце 1965 года по заключённому посольством красного Китая в Берне контракту выехал в КНР в качестве преподавателя языка. В октябре 1969 года он после двухгодичного домашнего ареста в Пекине был выдворен из страны[26].

Уроженкой Австрии является г-жа д-р Рут Вайс, которая уже многие годы переводит на немецкий язык журнал «Китай в иллюстрациях» и «Письма из Китая». Из числа венских коммунистов прокитайской ориентации в Пекине подвизается Ганс Литшаузр со своей супругой Гертой, которая до этого занималась в Вене распространением пекинских изданий. По этому же пути пошёл Карл Захер, проживающий ныне в Пекине, в 2439-м номере Юи биньгуаня (гостиничный городок «Дружба»). В своё время Захер был редактором центрального органа КПА «Фольксштимме», а затем представителем австрийских коммунистов в редакции издающегося в Праге журнала «Проблемы мира и социализма»[27].

Воинственно-полемические брошюры по идеологическим вопросам

Как переводы, так и печатание пропагандистских изданий осуществляет Издательство литературы на иностранных языках (Пекин-37, Байваньчжуан). Главным редактором издательства долгие годы являлась Ван Ши, ранее работавшая корреспонденткой в Югославии. Распространяет продукцию издательства магазин «Гоцзи шудянь» («Межкнига»), расположенный в пекинском городском квартале Сидань-далоу, через абонементный почтовый ящик 399. Руководителем отдела пересылки в Западную Европу долгие годы был Ли Ли-син, которого в начале 1966 года сменил Ли Чжи-оу. Уже и раньше красные китайцы в отдельных случаях спорадически распространяли небольшие брошюры на немецком языке, но по-настоящему интенсивная пропагандистская инфильтрация в Западную Европу началась в феврале-марте 1963 года. В своё оправдание КПК ссылалась на открытые атаки, к которым перешла КПСС на съездах пяти европейских компартий, состоявшихся в конце 1962 и начале 1963 года и развернувших большие дебаты: «В этих условиях мы вынуждены были открыто ответить клеветникам». Ибо, спрашивала она (и тем самым снимала с себя всю ответственность в отношении дальнейшего развития мирового коммунизма), «допустимо ли, чтобы определенные товарищи из одной братской партии регулярно осуждали другую братскую партию по собственному усмотрению?.. Допустимо ли, чтобы подвергшейся нападкам братской партии не было «позволено себя защищать?..»[28].

Содержание этих воинственно-полемических изданий на идеологическую тематику (каждое объёмом примерно в 50 страниц убористого текста карманного формата) составляют, как правило, переводы передовиц пекинских изданий «Жэньминь жибао» («Народная газета») и «Хунци» («Красное знамя»), а также официальных заявлений КПК. В общей сложности 18 различных брошюр, изданных в течение 1963 года, обвиняли советское партийное руководство в измене марксистско-ленинским принципам и призывали его отказаться от своих неправильных ревизионистских взглядов в пользу истинных положений (а-ля Мао Цзэ-дун). Они излагали точку зрения китайских коммунистов, интерпретировали происхождение и развитие разногласий с руководством КПСС, отстаивали свои тезисы в вопросе о роли Сталина и обвиняли Москву в «неоколониализме». При этом китайские коммунисты нередко излагали в своих брошюрах и советские аргументы и — поскольку противная сторона умалчивала о китайских аргументах — могли позволить себе откровенно издеваться: «Дорогие друзья и товарищи, утверждающие, что постигли всю истину! Если вы столь уверены, что наши статьи неправильны, то почему же вы не опубликуете эти статьи, полные ошибок, и не опровергнете их затем пункт за пунктом, чтобы таким путём внушить своим народам презрение к «лжеучениям», квалифицируемым вами как «догматизм», «сектантство», «антимарксизм» и «антиленинизм»? Почему у вас нет мужества поступить таким образом? К чему это строгое эмбарго? Вы боитесь правды!»[29].

Хотя 1964 год был ознаменован только 14 различными публикациями, частично имевшими ещё меньший формат и напечатанными на тонкой бумаге, тем не менее идеологическо-теоретические разногласия с советским коммунизмом в этом году заметно обострились. Хрущёв, утверждалось в одной такой брошюре, превратил свою политику мирного сосуществования в «политику классовой капитуляции» и тем самым пошёл на «открытую измену марксизму-ленинизму». Другое издание констатировало, что «руководство КПСС является самым большим сектантом и раскольником в истории»[30]. Вскоре после этого Пекин опубликовал вряд ли бывшие известными до тех пор общественности письма, которыми обменялось руководство КПК и КПСС и в которых указывалось на нерешённые проблемы советско-китайской границы и на корыстный характер советской помощи красному Китаю. Гораздо резче стал в брошюрах и общий тон; отныне о Центральном Комитете КПСС говорилось: «Члены этого привилегированного слоя уже совершенно дегенерировали идеологически, полностью предали революционные традиции большевистской партии и выбросили за борт высокие идеалы советского рабочего класса. Они ведут борьбу с марксизмом-ленинизмом и социализмом. Они сами предали революцию и не позволяют другим осуществлять её. Единственное, что их интересует,— это укрепление своего экономического положения и своего политического господства»[31]. В середине 1964 года в одной из брошюр было высказано возражение против приглашения КПСС на запланированную международную встречу коммунистов. В ней с новым запалом поносились советские руководители: «Вы уже потеряли разум и поэтому говорите бессмысленные вещи… Вашему письму не хватает каких-либо аргументов, силы убеждения; злоба, которой оно пропитано, свидетельствует о внутренней слабости; ваше письмо показывает, что вы трусливы, как мыши…»[32].

С уходом в октябре 1964 года Хрущёва эта антисоветская пропаганда молниеносно прекратилась. Только в середине января 1965 года в Западной Европе вновь стали появляться китайские брошюры, в которых выражалась оптимистическо-фанатическая вера в будущее: «Марксизм-ленинизм [а-ля Пекин] и впредь будет одерживать одну победу за другой над ревизионистским идеологическим течением [а-ля Москва] и будет развиваться дальше»[33]. Другие восемнадцать брошюр, распространённые на протяжении 1965 года, по своему тону в отношении Советской России были скорее сдержанными. Но затем в течение летних месяцев 1965 года пекинские информационные издания обрушились на новых хозяев Кремля, инкриминируя им «политическое фокусничанье» и обвиняя их прежде всего в том, что они отступили от своих прежних предложений по мирному договору с Германией и по урегулированию (западно) берлинского вопроса; единственное отличие их политики от ревизионизма Хрущёва, утверждала китайская пропаганда, состоит в том, что они «стали более рафинированными в своих методах». Но одновременно пекинская пропаганда пророчила нынешнему руководству КПСС: «На долю этой ничтожной кучки выпала роль жалких насекомых, которых неизбежно смоет волна времени»[34].

Как раз в те дни в Западную Европу была экспортирована и брошюра президента красного Китая Лю Шао-ци «О работе коммуниста над собой». Она превозносилась в то время как публикация, содержащая «серьёзнейший анализ всего, что относится к общепринятой истине марксизма-ленинизма»[35].

Однако не прошло и двух лет, как отдел пропаганды ЦК КПК стал утверждать, что этот «ядовитый сорняк» натворил и за границей «больших бед»; в Пекине пришли к выводу: «Эта книга представляет собой серьёзное зло для марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэ-дуна. Её ядом были отравлены весь Китай и весь мир»[36].

В начале 1966 года брошюры обрушились на советское руководство с новыми нападками, подчёркивая, что Пекин и Москва стоят «на диаметрально противоположных позициях» и что «имеются вещи, которые нас разъединяют, но нет ничего, что нас объединяет». Если, утверждалось далее, новое руководство КПСС хочет нормализовать отношения с КПК, то «оно должно отказаться от своей ревизионистской линии и искренне признать свои ошибки. Оно должно открыто и торжественно признать перед коммунистами и народами всего мира ошибочность хрущёвского ревизионизма, ошибочность своего великодержавного шовинизма и своего раскольничества»[37]. Затем — уже в ходе культурной революции — до конца 1966 года появились четыре другие брошюры, посвященные только этому вопросу. Десять различных публикаций 1967 года почти исключительно популяризировали великие преобразования на китайской земле: «Пролетарская культурная революция нацелена на то, чтобы окончательно уничтожить старую идеологию, старую культуру, старые обычаи и нравы, созданные старыми эксплуататорскими классами за последние тысячелетия и отравляющие народ, и породить и сформировать в народный массах совершенно новую идеологию и культуру, совершенно новые обычаи и нравы пролетариата[38].

В течение 1968 года были изданы ещё одиннадцать различных брошюр, излагавших преимущественно внутрипартийные вопросы КПК и пропагандировавших культ Мао: «Под великим революционным знаменем идей Мао Цзэ-дуна великое дело диктатуры пролетариата, начатое Октябрьской революцией, будет одерживать ещё более грандиозные и быстрые успехи и коммунизм наверняка одержит окончательную победу во всём мире»[39].

В 1969 году увидели свет ещё восемнадцать брошюр такого рода, чаще всего воспроизводившие официальные речи пекинских руководящих функционеров. В других брошюрах комментировались действия Москвы против Чехословакии и на Уссури, а также клеймились предпринимавшиеся руководством КПСС пропагандистские попытки оправдания: «Вся эта болтовня советских ревизионистов полностью соответствует фашистской логике «правомерности агрессии», является реакционной абсурдной увёрткой с целью создания колониальной гегемонии советско-ревизионистского социал-империализма. Абсурдные утверждения советской ревизионистской клики ренегатов аналогичны утверждениям Гитлера о новом порядке в Европе…»[40]. В первой половине 1970 года через магазин «Гоцзи шудянь» были распространены пять изданий, которые продолжали поносить советское руководство: «Своей бешеной травлей Китая советская ревизионистская клика ренегатов разоблачает лишь свою собственную слабость… Следствием является то, что она сидит как на вулкане, испытывая панический страх и не зная, что делать. Одновременно она не может не демаскировать свой отвратительный облик и не вести продиктованной отчаянием борьбы»[41].

По понятным причинам едва ли возможно определить количественные масштабы этой инфильтрации. Утверждают, например, что в середине лета 1963 года эта инфильтрация против Западной Европы, и в том числе также против Федеративной республики, была более интенсивной, чем — тоже отнюдь не незначительная — инфильтрация всех государств Восточного блока. Косвенное подтверждение мы находим и в одной промосковской коммунистической публикации, где говорится о «больших тиражах» китайских пропагандистских изданий[42].

Очень скоро Пекин стал авиапочтой рассылать своим сторонникам в Западной Европе полемические брошюры сразу в большом количестве экземпляров. Уже одни почтовые расходы, связанные с рассылкой такого рода пропагандистских материалов, составляли в пересчёте на западноевропейские почтовые тарифы от 10 до 11 марок за одно почтовое отправление. В ноябре 1964 года один лишь Гамбургский земельный суд конфисковал 23 тысячи почтовых отправлений, поступивших из красного Китая. Представление о тогдашней интенсивности пекинской пропаганды даёт такое сравнение: за тот же период тем же судом были конфискованы 39 тысяч почтовых отправлений из общего весьма большого в то время потока печатной продукции, идущего из советской зоны оккупации[43]. Начиная с 1966 года переправка пропагандистских материалов китайских коммунистов в Западную Европу существенно сократилась; сокращение это в меньшей степени коснулось Франции, но зато в гораздо большей — Англии и Федеративной республики. В 1967 году некоторые из пропагандистских публикаций Издательства литературы на иностранных языках вообще не переводились на немецкий язык.

К большей части брошюр прилагаются счета. В Западной Германии стоимость подписки, составляющая от 0,30 до 0,60 марки, должна переводиться одному из филиалов «Банк фюр гемайнвиртшафт АГ». Но брошюры всё равно продолжают поступать, даже если счета и не оплачиваются. Если поначалу в сопроводительных письмах Пекина содержались просьбы об указании новой клиентуры, то в дальнейшем, когда на сторону коммунизма Мао стали переходить члены компартий во Франции, Англии и Италии, красный Китай, кажется, получил в своё распоряжение достаточно адресных данных о коммунистах и левых радикалах этих стран. Что касается Федеративной республики, то в Пекине должен иметься исчерпывающий поимённый список адресов сторонников КПГ. Согласно постоянным утверждениям западногерманской КПГ, СЕПГ, да и советской прессы, «специально созданная особая служба при ведомстве по охране конституции» и соответственно «полиция» предоставили в распоряжение красных китайцев точные анкетные данные[44]. Факт же заключается, пожалуй, в том, что КПГ долгое время имела в Вене свой пункт, через который переправлялся пропагандистский материал ГДР в Федеративную республику и адресная картотека которого попала в руки сторонников Пекина.

Реакция западноевропейских коммунистов — сторонников Москвы — на эту появившуюся пропаганду характеризовалась робостью, изрядной неповоротливостью и беспомощностью. Этим, пожалуй, и объясняется противоречивый характер их контрпропаганды, которая только в конце лета 1964 года пошла на убыль, когда обнаружилось, что влияние тезисов красного Китая на коммунизм в Европе не достигло такой степени, какой опасались. Эта контрпропаганда всегда носила оборонительный характер и была нацелена на то, чтобы вызывать у членов компартий как можно большее недоверие к пропагандистским брошюрам китайских коммунистов. До настоящей идеологической полемики с аргументами КПК дело не доходило. В отношении инфильтрации Пекина в Федеративную республику утверждалось, что получатели брошюр являются «ренегатами», которые «предали дело рабочего класса», и что распространение поступающих из красного Китая брошюр взяли на себя «западногерманские полицейские органы», а также «троцкистские элементы»[45]. Восточный Берлин тоже заявлял, что эти брошюры в действительности были отпечатаны «западногерманскими шпионскими центрами», чтобы таким путём «проникнуть в КПГ и парализовать её боеспособность». Наконец, согласно ещё одной версии, китайские коммунисты, распространяя свои материалы, якобы пользовались «симпатией старых нацистов»[46]. Точно так же лишь условно соответствовал действительности неоднократно повторявшийся упрёк в том, что западногерманские власти конфисковали почтовые отправления с публикациями только промосковских, но не пропекинских коммунистов: единственным критерием этого считалось содержание листовок КПГ и СЕПГ, частично рассматриваемое в Федеративной республике как представляющее угрозу государству, что применительно к носящим теоретический характер антисоветским публикациям КПК редко принималось во внимание. По тем же причинам в Федеративной республике — как, впрочем, и в других странах — не могли быть приняты правовые меры пресечения и в отношении усилий Пекина, направленных на ознакомление со своими изданиями широкой общественности путём рекламных публикаций в западногерманских ежедневных газетах[47].

Еженедельник «Пекин-рундшау»

По мере относительного ослабления инфильтрации с помощью воинственно-полемических брошюр по идеологическим вопросам на передний план стал больше выдвигаться еженедельник «Пекин ревью». Выходящий на 24—48 страницах тонкой бумаги еженедельник может рассматриваться важнейшим официальным рупором политики красного Китая и поэтому является сегодня одним из наиболее полных и доступных источников о КНР. Он издаётся на английском языке с марта 1958 года. В марте 1963 года к английскому изданию добавились также издания на французском и испанском языках. После того как в Европе уже в первом полугодии 1963 года анонимно были распространены экземпляры еженедельника на немецком языке с текстом непроизнесённой речи представителя делегации красного Китая на VI съезде СЕПГ, с сентября 1964 года еженедельник начинает издаваться и на немецком языке под названием «Пекин-рундшау». Его издатели надеются «способствовать этим взаимопониманию и дружбе между народами Китая и областями, говорящими на немецком языке»[48]. Все эти различные издания соответственно ориентированы на конкретные страны. Только статьи на самые важные темы идентичны; при этом бросается в глаза, что немецкие варианты статей отличаются большей неточностью и для них характерна тенденция сглаживать весьма часто резкий и грубый тон текста оригиналов[49]. «Пекин ревью» появляется за четыре дня, а «Пекин энформасьон» за один день до выхода «Пекин-рундшау». Рассылка тоже осуществляется через книжный магазин «Гоцзи шудянь» и через почтовый ящик 2939 в Пекине.

Пересылка «Пекин-рундшау» в Западную Европу тоже началась весной 1963 года. Получателями были, как правило, политические деятели, учёные, журналисты и промышленники. Адреса зачастую брались, судя по всему, из телефонных книг. Очень часто к письмам, приглашавшим заказывать еженедельник, прилагались красивые (хотя и не имеющие никакой ценности) почтовые марки красного Китая, небольшие вышитые вещицы или записные книжки. В связи с этим западногерманская КПГ не без некоторой доли озабоченности задавала вопрос: «Может быть, китайские товарищи рассчитывают сделать более привлекательными свои цитаты с помощью приложения небольших презентов? Каждый западногерманский коммунист, каждый классово сознательный рабочий Федеративной республики осуждает такой образ действий, выгодный только империалистам»[50]. Дальнейшая кампания по вербовке клиентуры была проведена под руководством функционера Чжоу Бао-ли летом 1967 года. Главным редактором еженедельника на французском языке «Пекин энформасьон» до начала культурной революции был Фань Кам, которому позднее пришлось подметать двор издательства. Его преемнице Вань И хунвэйбины обрезали косы, а затем заставили её работать уборщицей в туалете. С начала 1968 года, насколько можно судить, руководство обширной французской редакцией с почти 40 сотрудниками находится в руках Чжан Ли-фаня. Главным редактором немецкой редакции еженедельника является Цзи (именуемый иностранцами «старым пронырой»), которому ассистируют молодая Го Шу и столь же молодой Шунь[51].

Стоимость одного экземпляра обходится подписчикам всего в 0,3 марки, включая авиапочтовые сборы за доставку в Западную Европу, которые одни составляют по западноевропейским почтовым тарифам 1,5 марки. В свете этих данных нередко высказывается предположение, что Пекину крайне нужна валюта. В то же время поговаривают о том, что рассылка осуществляется также и без оплаты. Абонементная плата должна быть переведена на счет № 3728 в «Бэнк оф Чайна», расположенный на лондонской Кэннон-стрит, или через «Банк фюр гемайнвиртшафт АГ» в Дюссельдорфе или Гамбурге на счет «Бэнк оф Чайна» в Пекине. Из Франции, Бельгии и Швейцарии платежи до самого последнего времени поступали через «Комптуар Насьональ д’Эскомт де Пари» на рю Бержер в Париже, 9е.

Еженедельники могут быть заказаны через прокитайские или нейтральные книжные магазины в различных западноевропейских странах. Все прокитайские коммунистические группы постоянно ведут агитацию за подписку. Насколько известно, западные газеты до сих пор ещё не помещали рекламных публикаций; одна из таких попыток прокитайских коммунистов Вены была «отклонена всеми австрийскими ежедневными газетами»[52].

Содержание «Пекин ревью» до конца 1965 года составляли преимущественно переводы статей из китайской партийной прессы, которые комментировали заявления руководства КПК или подвергали нападкам общего характера США и Советский Союз. В начале 1966 года в красном Китае развернулась мощная кампания по насаждению культа Мао, что нашло своё отражение также в «Пекин-рундшау» и ещё больше изменило прежний характер брошюр, превратив их в чисто пропагандистские публикации.

Вскоре еженедельник опубликовал ряд материалов, в которых повествовалась о якобы сверхчеловеческом воздействии тезисов Мао и о достигнутых благодаря им успехах. Нечто подобное было заявлено, например, о случае ожога, из категории тех, которые обычно кончаются смертельным исходом. Но в данном случае, оказывается, пострадавшего удалось спасти: «Благодаря партии и учению Мао Цзэ-дуна врачи медицинского пункта выработали революционный подход и в результате познали законы лечения тяжёлых ожогов… Если бы этих условий не было, то невозможно было бы спасти жизнь этого человека… Воодушевлённый учением Мао Цзэ-дуна, персонал этого медпункта по оказанию помощи при ожогах взял обязательство и дальше героически работать»[53]. Точно так же якобы и команда красного Китая на первенстве мира по настольному теннису добилась успеха только потому, что «была вооружена идеями Мао Цзэ-дуна. В результате наши спортсменки смогли повысить свой боевой дух и добиться победы… Прежде всё было совсем иначе»[54]. Читатель узнавал, что крестьяне, изучая труды Мао Цзэ-дуна, начали выращивать «более высокие урожаи», и он мог получить представление о лозунгах, выдвигаемых в красном Китае[55]: «Учение Мао Цзэ-дуна является самым могучим средством борьбы с землетрясениями!». Вскоре после этого с почти фатальной неизбежностью делается вывод: «Всё зависит от учения Мао Цзэ-дуна»[56]. Хотя эта инъекция масс цитатами Мао ограничивалась только повторением давно известных теорий и в конце концов сам Мао не внёс никаких новых идей в сегодняшнюю ситуацию, коммунистические газеты Китая и во всем подражающий им еженедельник «Пекин-рундшау» ничтоже сумняшеся заявляют: «Самым мощным идеологическим оружием и вообще единственным оружием, которое существует, является великое учение Мао Цзэ-дуна»[57]. Китайский народ, внешне фанатизированный культом Мао, не только кричал эмфатически о том, что «председатель Мао — это красное солнце в сердцах народов всего мира»[58], но и заявлял во всеуслышание: «Мы хотим превратить небо в небо Мао Цзэ-дуна, превратить землю в землю Мао Цзэ-дуна и превратить людей в людей, вооружённых учением Мао Цзэ-дуна! Великое красное знамя учения Мао Цзэ-дуна должно быть поднято повсюду в мире!»[59]. С началом культурной революции в 1966 году еженедельники очень скоро стали отводить этому учению максимум места. К этому же времени относится и начало почти захлёбывающейся от избытка восторга и рвения агитации вокруг вновь изданных произведений Мао Цзэ-дуна, и в частности вокруг выпущенного в виде небольшой красной книжки цитатника «Выдержки из произведений председателя Мао Цзэдуна», этого «неотразимого идеологического оружия для масс»[60] и «самого бесценного подарка китайского народа народам мира»[61].

В течение 1967 года еженедельник «Пекин ревью» описывал на страницах своих изданий, выходивших на различных иностранных языках, события в Гонконге и Израиле, затрагивая при этом и внешнеполитические ответные шаги КНР. Важнейшей темой, однако, во всё возрастающем масштабе становилась культурная революция.

В дальнейшем прославление Мао Цзэ-дуна, принявшее уже форму слепого преклонения, стало, по крайней мере в «Пекин-рундшау», несколько уменьшаться по объёму, хотя Мао по-прежнему изображался «величайшим гением нашего времени»[62], о котором китайские коммунисты распевали песню: «Отец и мать нам близки, но ещё ближе нам председатель Мао»[63].

Такое же содержание оставалось характерным для еженедельника и в следующем году. Вторжение Советского Союза в ЧССР дало желанный повод вновь подвергнуть оскорблениям московское руководство: «Этот наглый акт вооружённого вмешательства полностью обнажил отвратительный фашистский облик советской ревизионистской, клики ренегатов, он до конца вскрывает предельную слабость советских ревизионистов и возвещает о всеобщем банкротстве современного советского ревизионизма»[64].

Выпад против ЧССР, заявлял далее еженедельник «Пекин-рундшау», одновременно показал, что «ни у одного из государств — членов Варшавского Договора нет гарантии в том, что они сумеют сохранить свой государственный суверенитет и территориальную неприкосновенность. Сегодня советские ревизионисты могут подключить некоторых участников Варшавского Договора к агрессии против одного из государств — членов этого договора. Что могло бы помешать им завтра вновь призвать некоторые государства-члены, чтобы сделать то же самое по отношению к любому другому государству-члену?»[65]. И в 1969 году не было недостатка в восхвалениях по адресу Мао, «нашего беспредельно почитаемого и любимого великого вождя». Однако большая часть статей была направлена против Советского Союза, который сильнее, чем прежде, обвинялся в них в том, что проводит по отношению к другим странам «великодержавный шовинизм» и намерен ввести в собственной стране «буржуазную диктатуру». Диалектически была найдена причина для перестрелок на китайско-русской границе: московское руководство якобы представляет собой «дикого зверя, поставленного в безвыходное положение». Преисполненное «смертельного страха и дикого бешенства в отношении великой пролетарской культурной революции в Китае», оно-де пускается теперь на военные авантюры и провоцирует таким путём КНР. Пропаганда КПК не оставляла никакого сомнения в китайской позиции, и заставила «Пекин-рундшау» заговорить в своих публикациях с небывалой до сих пор резкостью:

В течение первой половины 1970 года в еженедельнике писалось о противоречиях, якобы раздирающих западный лагерь, подвергались атаке США за вторжение в Камбоджу и в прежнем тоне поносилось советское руководство. Неизменным оставался культ личности Мао Цзэ-дуна, военное мышление которого изображалось как «чудодейственное оружие для победы над врагом»[69].

Проблема раскола Германии всегда представляла собой для красного Китая — насколько это вообще поддается точному анализу — только средство дли его политики, направленной как против Москвы, так и против Вашингтона; при усилении контактов между Федеративной республикой и Советской Россией пропаганда Пекина полностью стоит на стороне Германской Демократической Республики; напротив, при предполагаемых разногласиях между Западной Германией и её западными партнерами или же при целенаправленном поощрении деголлевского отхода Западной Европы от Америки по крайней мере прямые атаки против Федеративной республики не имеют места[70]. Этот в конце концов простой, но порождающий немалое смятение принцип легко просматривается и в материалах «Пекин-рундшау». Уже в своём первом выпуске еженедельник поддержал ГДР «в её борьбе против западногерманского милитаризма и реваншизма, за заключение Германского мирного договора и за урегулирование на его основе западноберлинского вопроса»[71].

Вскоре после этого еженедельник широко осветил торжества по случаю 15-й годовщины со дня образования ГДР, во время которых тогдашний заместитель премьера Государственного совета КНР обещал Восточному Берлину в случае войны помощь «всеми имеющимися средствами»[72]. В 1965 году проведение пленарного заседания бундестага в Западном Берлине было представлено как «необузданная провокация боннского правительства», а запланированные чрезвычайные законы были расценены как «нетерпимый акт военной провокации»[73]. «Милитаризм в Западной Германии» намеревается «даже изменить немецкие границы с помощью оружия». Одновременно пекинский еженедельник с похвалой отзывался об условиях, существующих в другой части Германии, и подчёркнуто писал о посещении делегацией красного Китая Берлинской стены, не скупясь при этом на выражение «глубокого уважения в адрес Национальной народной армии Германской Демократической Республики, защищающей в качестве западного форпоста социалистический лагерь»[74].

Мирная нота ФРГ в начале 1966 года нигде не вызвала такого резкого отклика, как в Пекине; здесь её оценили как «откровенную маскировку мирными заверениями глобалыной контрреволюционной стратегии Вашингтона и собственных экспансионистских планов Бонна», сопровождая эту оценку напоминанием о том, что «и Адольф Гитлер постоянно твердил о мире»[75]. В мае 1966 года красный Китай и Албания в совместном заявлении тоже решительно выступили «против любого предательства интересов Германской Демократической Республики. Они вновь заверяют Германскую Демократическую Республику в своей поддержке её справедливой борьбы против западногерманского милитаризма и в защиту суверенитета её государства и отстаивают точку зрения о необходимости заключения так скоро, как это возможно, Германского мирного договора и урегулирования на его основе проблемы Западного Берлина»[76]. Затем, однако, на страницах «Пекин-рундшау» прекратились как выступления против Федеративной республики, так и пропагандистские акции в пользу ГДР. Объяснялось ли это ростом торговли между Бонном и Пекином или же антикитайскими выступлениями (тесно связанного с Москвой) Восточного Берлина, сказать трудно. В 1967 году германский вопрос вообще не затрагивался; даже в связи с войной на Ближнем Востоке в адрес Бонна — в противовес предшествующему периоду времени — не высказывалось никаких обвинений. В мае 1968 года, напротив, еженедельник вновь резко выступил против заседаний бундестага в Западном Берлине[77]. Одновременно он снова подверг атаке «западногерманский милитаризм», ибо последний «отказывается признать границу по Одеру — Нейсе и поощряет так называемую «восточную политику» — попытку изоляции и аннексии ГДР посредством «мирной инфильтрации»». Новые контакты между Бонном и Москвой представляют собой, по заявлению еженедельника, «откровенную демонстрацию того, как советские ревизионисты умиротворяют западногерманских милитаристов и сотрудничают с ними за счёт интересов населения ГДР и других народов Европы». Советская Россия и Федеративная республика «воспылали горячей любовью друг к другу, чем ещё раз был разоблачен предательский облик советской клики ревизионистов, капитулировавшей перед империализмом и предавшей интересы европейских народов».

Когда в 1969 году в разгар советской кампании угроз, направленной против выборов нового федерального президента в Западном Берлине, произошли первые серьёзные столкновения между русскими и китайцами на пограничной реке Уссури, советская общественность заговорила о преднамеренном «ударе кинжалом» в спину со стороны красного Китая и стала всерьёз думать о неизбежности войны на два фронта — против Бонна и Пекина. Однако даже в этой ситуации пропагандистские органы КПК придерживались тезиса, что Западный Берлин расположен на территории ГДР; они по-прежнему усматривали в проведении в Западном Берлине выборов нового федерального президента «милитаристскую провокацию западногерманской господствующей клики», а в примирительной позиции Москвы — «раболепный акт советских ревизионистских правителей»[78].

В смене кабинета в Бонне осенью 1969 года пекинская пропаганда не усмотрела существенного изменения, считая, что и СДПГ «защищает интересы западногерманского монополистического капитала» и что её политика тоже «насквозь проникнута милитаристским и реваншистским духом». Восточная политика нового федерального правительства в сравнении с восточной политикой прежних кабинетов является в представлении еженедельника «лишь более хитрой и скрытной»[79]. Как и прежде, «Западная Германия преследует цель постепенного осуществления аннексии ГДР»[80]. Встречи федерального канцлера Брандта и председателя Совета министров ГДР Штофа в Эрфурте и Касселе, как ни странно, были полностью обойдены газетами и радиовещанием красного Китая.

Другие издания

К источникам политической информации относился также бюллетень «Леттер фром Чайна» («Письма из Китая»), который начал выходить в сентябре 1962 года. Издаваемая на шести страницах тонкой печатной бумаги и на четырёх языках, эта пропагандистская публикация рассылалась примерно каждые пять-шесть недель «10 тысячам человек во всех частях света»[81]. Редакция издания с конца весны 1966 года находилась в двухэтажном доме на улице Дайцзичан, 1, в бывшем посольском квартале в Пекине. Редактором издания была писательница Анна Луиза Стронг (1886—1970). В 1921 году эта уже прослывшая к тому времени в США весьма левой журналистка совершила поездку в Советский Союз, с 1925 по 1927 год и во время войны с Японией ездила в Китай. В августе 1946 года она стала известна благодаря своему интервью с Мао Цзэ-дуном, в котором последний впервые назвал атомную бомбу «бумажным тигром». В марте 1947 года она приехала в Париж, где в начале 1948 года друзья Мао попросили её вновь приехать в Китай. Между тем она была арестована Советами, так что смогла приехать в Пекин только весной 1958 года. Но её статьи в «Письмах» в действительности вряд ли ещё принадлежали её перу, а были написаны американцем Джулианом Шуманом, которому помогала его 30-летняя секретарша Чжао Фэн-фэн. Некоторые статьи были написаны проживающим в Пекине новозеландцем Реви Элли, а также бывшими американцами Талитой Джерлах и Джералдом Таннебаумом (работающими ныне в Институте по проблеме благосостояния в Шанхае), Джоан Хинтон и — тем временем арестованной — преподавательницей вуза в Кайфыне Ширли Вуд[82].

Связанные с этим издержки для отдела пропаганды красного Китая составляли в расчёте на один экземпляр 12 фыней в качестве издательских расходов и в среднем 54 фыня на авиапочтовые расходы, что в пересчёте за 10 «писем» выливалось в сумму, равную примерно одному фунту стерлингов в год[83]. Если эти материалы были рассчитаны преимущественно на круги, придерживающиеся левой ориентации, или же на слои населения, интересующиеся политикой в общем плане, то крупноформатный ежемесячный иллюстрированный журнал «Хина им бильд» («Китай в иллюстрациях») ставил себе целью, по крайней мере в годы до культурной революции, дать читателю внешне аполитичное, гуманистически позитивное представление о КНР.

Хорошо выполненные полиграфически 46 страниц журнала (в том числе 14 полностью цветных) показывали улыбающихся китайских детей, счастливых крестьян при уборке урожая риса, великолепные цветы, ландшафты, а также предметы древнего китайского искусства. Летом 1966 года журнал увеличился в объёме и с тех пор с помощью множества фотографий, снабжаемых сопроводительным текстом, пропагандирует культ Мао Цзэ-дуна, а также его «красный цитатник»:

Сейчас вербовочные проспекты совершенно открыто излагают главную цель этого журнала: «Он высоко несёт великое знамя идей Мао Цзэ-дуна». Отнюдь не является исключением, когда например, в 6-м номере журнала «Хина им бильд» за 1968 год на 46 страницах 221 раз повторяется имя Мао Цзэ-дуна и из 71 помещённой фотографии только 16 не имеют непосредственного отношения к культу Мао.

Названный иллюстрированный журнал начал выходить в июле 1950 года — на первых порах на китайском, а в дальнейшем также на английском и французском языках. С июля 1956 года существует его издание на немецком языке, а впоследствии он стал издаваться на испанском, шведском и — с 1964 года — также на итальянском языках. Сейчас журнал издаётся на 19 языках с предположительным общим тиражом более одного миллиона, из которого, однако, наверняка лишь крохотная часть попадает в Западную Европу[85]. В первые годы редакция и издательство были подчинены Издательству литературы на иностранных языках. Весной 1966 года они становятся самостоятельными и переводятся на улицу Чогунчжуан, 28.

Распространение и подписка осуществляется так же, как и у еженедельника «Пекин-рундшау». В виде исключения журнал уделяет серьёзное внимание своевременному платежу за доставленные экземпляры. Стоимость отдельного экземпляра составляет 0,80 марки, подписка на год — 8 марок, на два года — 12 и на три — 16 марок, включая во всех случаях авиапочтовые расходы. По западноевропейским почтовым тарифам лишь эти расходы в пересчёте на один экземпляр должны были бы составлять 5,10 марки, а за 36 месяцев эта сумма равнялась бы 183,60 марки[86].

Аналогичное соотношение на той же базе расчёта (стоимость годового абонемента в 7,00 марок при авиапочтовых расходах в 58,80 марки) характерно и для иллюстрированного ежемесячника «Чайна риконстрактс» («Китай на стройке»), который издается китайской ассоциацией Народной помощи с 1951 года на английском, а с 1959 года и на испанском языках; в апреле 1963 года журнал впервые появился также на французском языке. Оформляемый в народном стиле, этот журнал помещал на своих 44 страницах статьи на общеполитические и культурные темы, давал регулярные рубрики, посвященные филателии, поварскому искусству и спортивным событиям в красном Китае. С началом культурной революции содержание было решительно пересмотрено в пользу интенсивной пропаганды культа Мао Цзэ-дуна. Редакция, размещённая в здании Издательства литературы на иностранных языках, состоит из заведующего Цзин Чжун-хуа, его заместителей Дан Мин-чжао и Чэнь Хань-сэна, а также ещё нескольких сотрудников; ответственным редактором долгое время был эксперт Израиль Эпстайн. Рассылку журнала осуществляет отдел распространения, возглавляемый Шэн Вейем, в сотрудничестве с книжным магазином «Гоцзи шудянь». С лета 1968 года французское правительство запрещает покупку и продажу журналов «Ля Шин ан конструксьон» («Китай на стройке») и «Ля Шин» («Китай»); как утверждают Пекин и французские прокитайские коммунисты, почтовые отправления частично конфискуются, а частично возвращаются обратно[87].

Таким же образом отражаются политические перемены в красном Китае в журнале «Чайна литерачур» («Китайская литература»), который в предшествующие годы ещё нередко публиковал нейтральную в политическом отношении лирику. Сейчас его можно получать ежемесячно на английском и ежеквартально на французском языках.

Журнал «Форин трэйд» («Внешняя торговля»), номинальным издателем которого был отдел по работе с общественностью «Китайского совета по содействию международной торговле», размещающегося на улице Сидань в Пекине, долгие годы рассылается с заманчивыми предложениями на поставку шёлковых тканей как раз представителям деловых кругов Англии, Франции и Западной Германии; весной 1967 года, однако, эго издание неожиданно было прекращено. Точно так же без более точного объяснения причин прекратил своё издание с 1968 года молодёжный журнал «Эвергрин» («Вечнозелёный»), выходивший один раз в два месяца. Его издания на английском, а с 1965 года и на французском языках имели хождение среди студенческих групп западноевропейских университетов.

Из других пекинских печатных публикаций следовало бы отметить ещё двухмесячник «Вумен оф Чайна» («Женщины Китая»), который время от времени направлял своим подписчикам также полемические брошюры на идеологическую тематику. Другие издания, как-то: «Чайназ скрин» («Экран Китая»), «Сциенциа Синика» («Китайская наука») и «Чай-низ медикэл джорнэл» («Китайский медицинский журнал») — вряд ли известны в Западной Европе. Совершенно не понимая ситуации в Европе, «Китайская лига эсперанто» через свои пекинские почтовые ящики 77 и 313 неоднократно пыталась за последние годы утвердиться во Франции, Англии и Федеративной республике. Её иллюстрированный ежемесячный журнал «Попола Чинио», в языковом отношении, впрочем, нередко грешащий ошибками, а также небольшие политические брошюры распространялись отделом распространения во главе с У Гуан-ши всегда достаточно целенаправленно. Следует думать, что значительная часть адресов западноевропейских друзей эсперанто известна в Пекине[88].

В первые годы своей инфильтрации в Западную Европу отдел пропаганды ЦК КПК рассылал даже сказки, издаваемые на немецком и шведском языках, а также на эсперанто. В одной из них — «Чжао-лу — маленький пастух» — герой не бросает своих животных даже с риском для жизни во время ужаснейших снегопадов, сознавая «совершенно ясно, что нельзя допустить, чтобы собственности народной коммуны был нанесён ущерб»[89].

В конце 1964 года по случаю Нового года самые активные распространители китайских коммунистических издания в Западной Европе получили поздравительные письма из Пекина с небольшими нейтрального содержания художественными вырезками из бумаги. В конце 1965 года книжный магазин «Гоцзи шудянь» разослал своим приверженцам настенные календари большого формата. В 1966 году из-за неразберихи, связанной с культурной революцией, никакие новогодние презенты вообще не рассылались, но в конце 1967, 1968 и 1969 годов вновь были разосланы в весьма большом количестве красочные месячные календари, которые, однако, насквозь были проникнуты культом Мао.

От специальной референтуры отдела пропаганды ЦК КПК, занимающейся китайцами, проживающими за границей — вероятно, при участии Комитета по делам китайский эмигрантов,— живущие в Западной Европе китайцы часто получают по почте газеты и иллюстрированные издания красного Китая. При этом в качестве ближайшей цели такого пропагандистского воздействия имеется в виду вызвать у получателей чувство единения со своей бывшей родиной и гордости за неё. Некоторые обстоятельства дают основание заключить, что адреса стали известны пекинским службам благодаря частной переписке китайских эмигрантов со своими родственниками, проживающими в красном Китае.

Осенью 1965 года в различные западноевропейские страны поступили также авиабандероли из Пекина с журналом «Нэйшнл констракшн» («Национальное строительство»), который выходит один раз в квартал. Содержание этого издающегося на английском языке журнала объёмом в 36 страниц, с одной стороны, выглядело довольно-таки откровенным, а с другой — было в пропагандистском отношении настолько утрированным, что в результате производило комичное впечатление. Так, например, в статье одного автора-женщины в резкой форме отвергалось «буржуазно-идеалистическое» планирование семьи и вместо этого восторженно «поднималось красное знамя революционной идеи планирования семьи в соответствии с пожеланиями партии, руководимой идеями Мао Цзэ-дуна»[90]. Издание, публиковавшее позитивные письма читателей со всех концов мира, утверждало, что оно печатается в Пекине на улице Байваньчжуань, 37, и сообщало также свои условия подписки. Однако книжному магазину «Гоцзи шудянь» пришлось, выразив «немалое удивление», уведомить западноевропейских заинтересованных лиц: «…одним словом, этот журнал — чистейшая фальсификация. Применяемый подписной формуляр тоже является фальсификацией. Он не нами печатается и рассылается. Всё это — махинации, цель которых принизить авторитет нового Китая. Мы очень возмущены этим…»[91].

Аналогичным было содержание 3-го номера журнала за 1966 год, распространённого в ноябре 1966 года по почте из Гонконга. В нем излагалась точка зрения, что Китайская Народная Республика стоит перед «самой большой и беспокойной из всех войн», но все революционные войны «справедливы». Любое сравнение между Мао Цзэ-дуном и Гитлером решительно отвергалось с помощью аргумента: «Председатель Мао величественнее и солиднее»[92]. Точное происхождение фальсификаций осталось неизвестным. По всей видимости, они были плодом деятельности пропагандистских служб противников красного Китая — националистического Китая, Соединённых Штатов или же Советской России.

Наряду с этим на протяжении ряда лет распространяются небольшие брошюры, содержащие на разных языках речи и статьи Мао Цзэ-дуна. Рассылаются также некоторые произведения Маркса, Энгельса и Ленина, переизданные в Пекине. До начала культурной революции отдел пропаганды ЦК КПК распространял также брошюры со специальными статьями и важными речами — такими, например, как статьи заместителя премьера Государственного совета Бо И-бо «Индустриализация и коллективизация в новом Китае», Чжоу Яна «Путь социалистической литературы и искусства в Китае» или Тао Чжу «Народные коммуны на подъёме». В ходе культурной революции эти авторы, однако, были репрессированы, и их публикации с тех пор больше уже не распространялись книжным магазином «Гоцзи шудянь».

Почтовый мост из красного Китая в Западную Европу

Пропагандистские материалы красного Китая, и в том числе антисоветские публикации, направлялись вплоть до октября 1964 года через Москву. Почтовые отправления уже в Пекине грузились на русские самолеты. В доставке мешков с почтой в советскую столицу, а также в перегрузке их там — и уж во всяком случае в дальнейшей транспортировке почты в (Восточный) Берлин или же в Брюссель, Париж и северные столицы — персонал красного Китая не принимал участия. Советы всегда имели достаточно времени и возможностей, чтобы снять пломбы с мешков, уничтожить направленный против них материал или же установить адреса идеологических друзей Пекина. Однако чего-либо подобного никогда не случалось, хотя западные газеты с августа 1963 года неоднократно об этом сообщали[93]. Это кажется тем более странным, что московские почтовые органы летом 1964 года возвращали обратно северокорейские (тогда ещё прокитайские) пропагандистские материалы, а с января 1967 года неоднократно конфисковали печатные издания, пересылавшиеся из Пекина в адрес китайского посольства и Москве. Слухи о том, что советские службы в летние месяце 1964 года вскрывали мешки с почтой красного Китая, частично изымали антисоветские брошюры и вместо них «наполняли мешки камнями», не соответствуют действительности.

С октября 1964 года подавляющая часть китайских пропагандистских материалов стала переправляться через Карачи[94] и лишь незначительная, как и прежде,— через Москву. При этом из КНР в Пакистан было только по три рейса и неделю, но каждым рейсом, правда, можно было доставить до пяти тонн почты. Хорошо информированные круги в Карачи, однако, упорно придерживаются мнения, что самолёты красного Китая по ночам приземляются на военных аэродромах и выгружают большое количество пропагандистских почтовых отправлений. Из Карачи пекинские печатные издания направляются рейсовыми самолетами авиакомпании БОАК, «Пакистан интернэшнл эрлайнз», «Сюисс эр», «Эй Франс», «Панам» и «Люфтганза» в Лондон, Париж, Франкфурт-на-Майне, Женеву и Рим, а также в служащие промежуточными пунктами Брюссель и Цюрих. В сентябре 1966 года авиакомпания «Эр Франс» открыла воздушную линию Париж—Шанхай через Лаос и Камбоджу. Вопрос о том, переправляются ли и этим путём пекинские пропагандистские материалы в Западную Европу, остаётся пока без ответа. Наблюдатели во французской столице в зависимости от обстоятельств и отрицают, и подтверждают эту версию с одинаковой настойчивостью. С ноября 1969 года, когда было достигнуто соглашение о гражданском воздушном сообщении между красным Китаем и Ираком, определённая часть китайских пропагандистских материалов наверняка транспортируется по воздушной трассе Пекин — Багдад.

Количество пропагандистского материала, направляемого в отдельные западноевропейские страны, само собой разумеется, вряд ли можно определить. Но остаётся доказанным, что в 1967—1968 годах в аэропорт Франкфурт-на-Майне поступало в среднем около 600 кг литературы красного Китая в месяц; при этом следует учесть, что один экземпляр «Пекин-рундшау» весит 26 г, экземпляр соответствующего иллюстрированного журнала — 200—205 г, цитатник Маю Цзэ-дуна — 150 г и идеологическая брошюра небольшого формата — 12—25 г. В последнее время общее количество засылаемых материалов, суда по всему, стало ещё больше.

Одновременно через Лондон, как стало известно вследствие одной воздушной катастрофы, переправляется значительная часть пропагандистских материалов подрывного характера в Африку. Транспортировка осуществляется по авиалинии, обслуживаемой компанией БОАК, и в этом случае почта из Пекина совершает лишь окольный путь через Гонконг[95].

Определённый процент пропагандистского материала, предназначаемого для Западной Европы, и без того направляется через эту британскую колонию. Мешки с почтой попадают в город по железной дороге. Другую часть материалов китайские коммунисты переправляют в ящиках (так как Гонконг является открытым портом, то при этом вряд ли у них возникают какие-либо трудности), а затем ящики сдаются на гонконгскую почту. Объём переправленных таким путём в Гонконг и затем доставленных по самым различным авиалиниям печатных материалов не поддаётся контролю. Правда, в прежние годы он казался сравнительно большим, в настоящее же время этот путь, видимо, практикуется главным образом применительно к тем странам, почтовые и таможенные службы которых принимают особенно радикальные меры против пекинской пропаганды,— к Испании, Греции, а также Турции. Отправителем писем, бандеролей и посылок из Гонконга значится фирма «Пис-бук» с абонементным почтовым ящиком 14 146. Под этой фирмой в большинстве случаев скрывается «Пис-бук-компани», размещающаяся в помещении 803 большого здания банка «Бэнк оф Чайна»; здесь находится официальная главная рассылочная контора Пекина, в которой занято 20—25 человек. Её филиал, насчитывающий 20 — часто, правда, меняющихся — служащих, размещается на Квинс-роуд.

Совершению в тени оставались после 1963 года небольшие представительства красного Китая в отдельных западноевропейских странах, занимавшиеся распространением там китайских пропагандистских материалов, но, по всей видимости, не контактировавшие с соответствующими посольствами Пекина. Одному такого рода опорному пункту, находившемуся в Брюсселе, вменялась в обязанность пропагандистская работа на страны Бенилюкса и Испанию, другому, парижскому,— на Францию и Италию, в то время как филиал, размещавшийся в Лондоне, должен был вести пропаганду на Англию, Западную Германию и страны Северной Европы.

В сравнении с уже закосневшей и ставшей неповоротливой подрывной деятельностью Москвы их действия были значительно более мобильными и внезапными: «Способ и манера их действий, их невероятная активность зачастую являют собой нечто зловещее, заслуживающее того, чтобы своевременно его распознать и постоянно за ним наблюдать»[96].

Радиовещание Пекина

Объём радиовещания Пекина на заграницу невероятно возрос по сравнению с 1950 годом: если тогда он составлял только 66 часов в неделю, то в 1966 году — уже 1105. Тем самым вещание красного Китая на заграницу по количеству часов занимает второе место в мире, уступая пока ещё лишь вещанию Советского Союза[97].

Европейскому наблюдателю нелегко понять, как пекинское радиовещание организационно включено в партийный и правительственный аппарат. Прежде оно находилось в подчинении Государственного комитета по радиовещанию (именовавшегося также Центральной службой радиовещания), который получал Директивы непосредственно от Государственного совета. Руководство комитетом, возглавлявшееся до культурной революции председателем по имени Мэй И, позднее в ходе многочисленных преобразований перешло в руки некоего триумвирата; весной 1967 года «благодаря умелом использованию партийных интриг» эксперту и гражданину США Сиднею Риттенбергу удалось стать членом этого триумвирата — факт, представляющий собой «одно из редкостных событий, когда-либо имевших место в мире»; но уже в ноябре 1967 года он как «чужестранец» вновь был устранён[98].

Более сильное и ныне, вероятно, даже доминирующее воздействие на деятельность службы радиовещания исходит непосредственно от аппарата ЦК КПК. Однако само радиовещание входит в компетенцию не отдела пропаганды ЦК КПК, а тоже непосредственно подчинённого Политбюро ЦК КПК управления по делам радиовещания. В рамках этого управления вещание на заграницу составляет одну из трёх его функций, которая в свою очередь подразделяется на две «части»: радиопропаганду на заграницу вообще и специально на китайцев, проживающих за рубежом.

Свои передачи на Западную Европу радио Пекина начало в 1956 году. С течением времени появились — зачастую видимо, при содействии отдела пропаганды ЦК КПК — несколько дикторов из других стран. В редакции вещания на Италию диктором долгие годы был Джорджо Цуккетти. В редакции вещания на франкоязычные страны ведущую роль играл бельгиец Марсель Крёз. В красный Китай он поехал, возможно, из чисто журналистского любопытства, а вернулся решительным противником тамошней системы[99]. И хотя сейчас в этой редакции и работают несколько французов, всё же большинство сотрудников составляют граждане красного Китая. Комментарии и известия на немецком языке долгие годы читались диктором-женщиной на несомненно берлинском диалекте, но с 1967 года эти передачи ведут только китаянка и китаец, говорящие с акцентом. В Пекинском радиоинституте многие месяцы работала преподавательницей иностранного языка англичанка Делия Дженнер.

Ежедневная продолжительность передаваемых на Западную Европу программ на английском языке уже весной 1958 года составляла два часа. С тех пор они по времени не увеличились. С лета 1968 года они ведутся, как правило, на четырёх частотах коротковолнового диапазона — на 32; 42; 45 и 47 м[100].

Передачи на Европу на французском языке начались в мае 1958 года, и их продолжительность очень скоро стала составлять два часа в сутки. Летом 1963 года радио Пекина использовало для этого семь различных частот, в первой половине 1964 года — только пять и осенью — четыре, а в 1966 году— вначале пять и в дальнейшем шесть частот. В течение следующего года это число изменилось на четыре, затем на семь и в 1968—1969 годах — на пять частот в коротковолновом диапазоне. С недавних пор пекинские передачи могут приниматься на пяти волнах — 42,4; 42,5; 42,7; 45,7 и 45,9 м[101].

Свои передачи на немецком языке красный Китай начал лишь спустя длительное время после начала передач на французском языке, вероятно в апреле 1960 года. В конце 1962 и в 1963 году ежедневное вещание на пяти волнах составляло всего один час. Спустя год продолжительность вещания увеличилась ещё на один час, но одновременно снизилось количество используемых частот в коротковолновом диапазоне до трёх; в 1965 году произошло увеличение количества частот на четыре, а в следующем году число их вновь снизилось до пяти. В настоящее время известия и комментарии на немецком языке можно услышать на следующих волнах: 25,6; 31,3; 40,8; 42,8 и 43,7 м[102].

Программы для итальянских радиослушателей впервые стали передаваться в 1963 или же весной 1964 года. Продолжительность передач составляла летом 1964 года один час в сутки, и велись они на четырёх волнах. Спустя год число используемых волн уменьшилось до трёх и оставалось таким до конца 1968 года. В настоящее время радио Пекина использует для передач на итальянском языке следующие волны: 42,6; 45,1; 45,9 и 47,8 м[103].

К передачам на Западную Европу на испанском языке китайские коммунисты впервые приступили в 1957 или начале 1958 года. Продолжительность передач и по сей день составляет один час в сутки; исключение составил 1966 год, когда продолжительность равнялась двум часам. В 1963 году количество используемых частот для таких передач было доведено до пяти, а в 1966 году — до десяти в различных диапазонах. С весны 1967 года передачи ведутся на волнах 31,9; 40,9 и 45,7 м[104]. На Португалию передачи ведутся общей продолжительностью один час в сутки. Кроме того, КНР в 1957—1958 годах пыталась своими передачами продолжительностью до двух часов в сутки воздействовать на китайцев, проживающих за границей, и турок, находящихся в странах Европы, на их родных языках. С конца 1964 года Пекин рекламирует также свои передачи на эсперанто.

Точное расписание передач, которые всегда приходились на вечернее время, в первые годы становилось известные из анонимных листовок, обязанных своим происхождением посольствам красного Китая в Берне и Восточном Берлине. В 1964—1965 годах радио Пекина рассылало западноевропейским адресатам собственные программы передач, отпечатанные в виде листовок. С тех пор в различных публикациях, поступающих из красного Китая, и в газетах, издаваемых прокитайскими отколовшимися коммунистическими группами в Европе, имеются рубрики с указанием времени начала соответствующих передач.

По содержанию программы вещания на различных языках имеют значительное сходство между собой. Кроме последних известий, они содержат преимущественно комментарии, воспроизводящие по большей части передовицы «Жэньминь жибао» и нередко «Хунци». С осени 1966 года тематически стали доминировать сообщения о событиях в красном Китае. На дословном партийном жаргоне преподносится полемика по вопросам культурной революции, а также культа Мао Цзэ-дуна. Необходимость этого культа была обоснована, правда, только один-единственный раз: «Если мы будем действовать наперекор идеям Мао Цзэ-дуна, нашему делу будет наноситься ущерб, и оно потерпит поражение. Когда сотни миллионов овладеют идеями Мао Цзэ-дуна, можно будет предотвратить возникновение ревизионизма. И если даже ревизионизм возникнет, то мы сможем его искоренить. Если отец будет одобрительно относиться к ревизионизму, то против него взбунтуется его сын. Если сын выступит за ревизионизм, то против него восстанет его внук»[105].

В целом, однако, высказывания о культе личности сводятся к выдержанному в общих выражениях славословию: «Высшее счастье народов всего мира состоит в том, что на современной стадии развития мировой революции они имеют гениального председателя Мао в качестве учителя и всепобеждающие идеи Мао Цзэ-дуна в качестве освещающего пути маяка»[106]. Нередко при этом у китайских коммунистов совершенно недвусмысленно проскальзывает идеология миссионерства:

«Освобождение всего человечества является исходным пунктом и конечной целью всей нашей революционной работы»[107].

В связи со взрывом первой водородной бомбы — «этой великой радостной вестью для всего китайского народа и народов всего мира» — радио Пекина заявляло: «Благодаря неопровержимым идеям Мао Цзэ-дуна наше движение вперёд нельзя сдержать никакой силой»[108].

Летом 1967 года многие комментарии были посвящены событиям в Гонконге. В одной из передач — она шла под названием «Британские империалисты, обуздайте своё бешенство» — утверждалось, что власти этой английской колонии «дрожат от страха, когда они слышат великие высказывания председателя Мао»[109].

Объектом бесконечно повторяемой ругани был наряду с Соединёнными Штатами Америки и Советский Союз. С одной стороны, в комментариях Пекинского радио он обвинялся в том, что не поддержал в ближневосточной войне Египет прямым вмешательством и даже вообще «не пошевелил пальцем» (хотя и сам красный Китай тоже отделывался лишь пустыми обещаниями). По заявлению Пекинского радио, своими чисто декламаторскими заявлениями «советская клика ревизионистов… ещё более отчетливо обнажила свою подлую натуру, проявившуюся в лицемерной поддержке арабских народов на словах и в предательстве на деле». Эти «фразы не стоят ломаного гроша и способны вызвать лишь отвращение»[110]. С другой стороны, выпады направлены по-прежнему против «ревизионистской» позиции Москвы, позиции, которая, по мнению Пекина, приведёт «к реставрации капитализма»: «Современная советская клика ревизионистов представляет собой также шайку откровенных обывателей. Здесь вообще не может быть больше речи о революционных принципах»[111].

В апреле 1970 года в передаче, посвященной 100-летию со дня рождения Ленина, заявлялось:

Сопротивление населения Чехословакии советской оккупации в 1968 году является — согласно радио Пекина — «лишь прелюдией к неизбежному ещё более мощному наступлению народов этих стран против советско-ревизионистского социал-империализма. Советская клика ренегатов уже подготовила себе своих могильщиков. День, когда она будет похоронена, уже недалёк»[113].

Такая же судьба ждёт, по утверждению Пекина, и США:

Во время событий во Франции в 1968 году многие передачи, источая ненависть, подвергали атакам президента де Голля, а также всю его «господствующую клику» и старались пробудить у своих — отнюдь не малочисленных — слушателей из числа студентов Сорбонны большие надежды на «солидарность западногерманских студентов»[115]. Федеративную республику радио Пекина упоминает в своих радиопередачам относительно редко. В связи с событиями на Ближнем Востоке передачи изображали компенсационные платежи Бонна Израилю как «монополистическую акцию», назначение которой — «и дальше усиливать и упрочивать империалистический базис в Тель-Авиве»[116]. Памятуя о своей игре в германском вопросе, красный Китай информирует о правительственной политике на Рейне только тогда позитивно, когда полагает, что «противоречия между США и Западной Германией с каждым днём становятся глубже», и когда усматривает в действиях Бонна (а также Парижа) стремление «избавиться от контроля США и отстаивать в борьбе против США своё влияние и свои интересы»[117].

В ответ на письмо одного радиослушателя — молодого члена НДП (партии, которая в других случаях служит пропаганде красного Китая в качестве постоянного алиби при её клевете на западногерманскую демократию) — радио Пекина заявляло: «С большой радостью мы узнали из вашего письма, что вы немец, преисполненный национальной гордости и несогласный с режимом американского империализма в Германии… Мы твёрдо убеждены в том, что Германия принадлежит немецкому народу, а не американским империалистам и вскормленным ими западногерманским милитаристам, а также не ревизионистской руководящей клике Советского Союза и её лакею, восточногерманской ревизионистской руководящей группе»[118].

Технически передачи Пекинского радио в целом могут хорошо приниматься в Западной Европе, однако круг их слушателей, судя по всему, невелик и, вероятно, ограничивается людьми и без того настроенными прокитайски. Увеличить количество постоянных радиослушателей при таком содержании передач вряд ли возможно. Поэтому к заявлениям о том, что поступает «множество писем радиослушателей», следует относиться с большим скепсисом[119].

Если уж крайне трудно заполучить подробные данные об отделе пропаганды ЦК КПК, то ещё более затруднительно сделать это в отношении албанской системы пропаганды. Несмотря на свою географическую принадлежность к Европе, Албания предстаёт в глазах наблюдателя несравненно более загадочной, и в то же время она значительно сдержаннее в своих публикациях. Насколько сейчас известно, руководство албанской прокитайской пропагандой находится в ведении особого отдела пропаганды ЦК Албанской партии труда (АПТ), ответственным руководителем которого в течение последних лет был Адиль Чарчани[120]. Поскольку эта пропаганда касается заграницы, то существует тесная связь отдела пропаганды с международным отделом ЦК АПТ, во главе которого стоит Пиро Бита; заместителем последнего является Пиро Кочи, к специальной компетенции которого относится поддержание контактов с (прокитайскими) братскими компартиями[121]. Западноевропейские сторонники Пекина во время своих поездок в Албанию обычно представляются Хюсни Капо и Рамизу Алия, которые оба являются членами Политбюро и секретарями ЦК. Часто имеют место также беседы с министром иностранных дел Нести Насе и генеральным секретарём Центрального совета профсоюзов Албании Тонин Якова[122].

По-видимому, весьма сильное политическое влияние и значительная финансовая помощь оказываются при этом посольством красного Китая в Тиране. До 1967 года послом Пекина был Сюй Цзянь-го, который до этого (с октября 1948 года) был министром общественной безопасности красного Китая. В апреле 1967 года его сменил на посту посла Лю Сяо, который до 1930 года руководил коммунистическим подпольем в Шанхае, а в 1963 году был назначен заместителем министра иностранных дел. С мая 1969 года послом Пекина в Тиране является Гэн Бяо (1903 года рождения), который в своё время, будучи офицером в войсках Мао Цзэ-дуна, дослужился до заместителя командира корпуса. В 1950 году он был назначен послом в Стокгольме и одновременно посланником в Дании и Финляндии. Позднее он представлял красный Китай в Пакистане и — уже будучи назначен заместителем министра иностранных дел — в Бирме. В Тиране ему помогает слывущий знатоком Албании Ван Лу-мин.

Политические новости и комментарии поступают из Пекина через Цзю Цзи, представителя агентства Синьхуа в Тиране[123].

О наличии в среднем звене иерархии албанского пропагандистского аппарата иностранных экспертов и переводчиков ничего не известно. Пожалуй, единственным исключением является некто Шварц, происходящий от смешанного брака австрийца с албанкой и бегло говорящий по-немецки. В остальном к этой пропагандистской работе привлекаются по всей вероятности, исключительно албанские кадры, которые, как утверждают, некогда учились в западноевропейских университетах.

Политические брошюры

Значительную часть своей пропаганды Тирана ведет путём распространения небольших брошюр политического содержания, которые печатаются государственным издательством имени Наима Фрашери на французском, немецком, английском, итальянском и испанском языках. Изданием публикаций на португальском и греческом языках занимается, судя по всему, специальный отдел в редакции органа ЦК АПТ — газеты «Зери и популлит». Отдельные публикации безусловно, вообще не албанского происхождения, а готовятся в красном Китае.

В Западной Европе, насколько известно, албанские пропагандистские брошюры впервые появились в весьма большом количестве в мае 1963 года — сначала в лондонском порту, а вскоре после этого и в других районах. По содержанию они в значительной мере повторяли аргументацию Пекина, но в целом были в большей степени сориентированы на европейские интересы. В некоторых из опубликованных в то время семи брошюр содержались официальные заявления ЦК АПТ. В остальных же перепечатывались статьи центрального органа, в которых разоблачался Хрущёв «как демагог, клеветник и раскольник» и подвергалось атаке главным образом его отступление в берлинском вопросе, последовавшее за его «широковещательными заявлениями»[124].

В течение 1964 года было зарегистрировано пятнадцать различных публикаций Тираны. Во многих из них подвергался нападкам старый недруг Албании — Югославия. В ограниченном количестве брошюр, общий объём которых, однако достигал 400 страниц, излагалась история возникновения напряжённости и враждебности между Советским Союзом и Албанией. Наряду с этим брошюры опять-таки содержали материалы, напоминающие о советской атаке на немецкую столицу: «Для решения берлинской проблемы имеется только один путь — решительное и скорейшее осуществление советских предложений о заключении мирного договора с обоими немецкими государствами, а если это невозможно, то с одной лишь ГДР, и о превращении Западного Берлина в демилитаризованный вольный город»[125]. Но если воссоединение должно быть урегулировано самим немецким народом, то этот тезис, утверждала далее албанская пропаганда, не имеет для урегулирования берлинского вопроса «никакой практической значимости, является демагогическим и представляет собой не что иное, как пускание пыли в глаза наивных»[126]. Кроме того, брошюры ловили Хрущёва — «шарлатана, бесхарактерного и нахального человека»[127] — на слове в связи с его прежними дифирамбами по адресу Сталина и ставили ему в упрек его стремление свести «высокий идеал коммунизма» к «хорошей тарелке гуляша»[128].

В 1965 году, после смещения Хрущёва, албанцы издали ещё 14 брошюр. В них Федеративная республика неоднократно выставлялась как «опасный очаг войны в центре Европы», как государство, стремящееся подготовить «новую войну против социалистических стран»[129], и подхватывалось в этой связи прежнее требование Москвы в отношении мирного договора. Истинный смысл этих обвинений, однако, состоял, вероятно, в том, чтобы и дальше разжигать в государствах Восточного блока недоверие к обещаниям Советской России.

Полными сарказма и цинизма были также высказывания Тираны об «атмосфере «успехов» и фальшивом энтузиазме» в Советском Союзе. Преемникам Хрущёва достаточно «лишь запустить космический корабль с тремя или четырьмя космонавтами на борту, поднять после этого большой пропагандистский шум, показать несколько документальных фильмов и устроить затем блестящий приём. Временный эффект обеспечен. После этого появляются сообщение об итогах выполнения плана и некоторые данные о весенних полевых работах. И результат не заставляет себя ждать, даже если в США уже убирают урожай! Что касается обмана, то ревизионисты по этой части мастера»[130]. «Нынешнее правительство советского народа,— заявлялось далее в том же ругательном тоне,— является самым коварным, клеветническим, лживым и больше кого бы то ни было обманывающим руководством в мире»[131].

Брошюры, выпущенные в 1966 году, были направлены своим острием преимущественно против Советского Союза; повседневная жизнь среднего русского освещалась в них в весьма резких тонах: «Сколько раз ему ни обещали, что благодаря «мероприятиям» руководства и «научному анализу положения», «ленинскому духу», который они насадили в партии и правительстве, «исправлению ошибок», «ленинскому стилю работы2 и т. д., если не в текущем, то уж, во всяком случае, в следующем году, положение советских трудящихся существенно улучшится, появится изобилие, люди будут есть ложками из золота, а ревизионистские руководители будут почивать на лаврах своих успехов! Но повседневную жизнь народа нельзя регулировать словами, нельзя поддерживать её с помощью иллюзий и лжи. Действительность, конкретные факты очень скоро обнажили всю демагогию, фальшь и шарлатанство тех людей, которые дьявольским, путчистским способом и с помощью интриг и заговоров узурпировали партийное и государственное руководство Советского Союза»[132].

Почти такими же были по тону и тематике 11 различных брошюр, изданных в 1967 году. Новой по содержанию выглядела одна из брошюр, которая выступила в защиту китайской культурной революции. По германскому вопросу, упорно затрагивавшемуся в них, албанцы полностью солидаризировались с китайским тезисом о сотрудничестве Советского Союза с США и обвиняли «ревизионистов» в Советской России и других государствах Восточного блока в том, что все они «без исключения торгуют жизненными интересами ГДР… Они взяли её в клещи закулисного заговора и последовательно и неуклонно осуществляют эту свою линию по всем направлениям, пока в конце концов полностью не запродадут ГДР. Любой призыв этих предателей в пользу ГДР является лишь демагогией»[133].

Скрытое намерение заключалось здесь, несомненно, в том, чтобы вбить клин между руководящими деятелями СЕПГ и Советской Россией. Как призыв к коммунистическому, но в то же время антисоветскому бунту можно — и, конечно, нужно — было понимать следующие фразы: «Необходимо подняться против этого предательства; ведь тем самым будет оказана большая услуга вашей родине, Европе, миру и революции! Если вы подниметесь против этого большого предательства, мир узнает, что население ГДР извлекло из катастрофы, в которую ввергли Германию гитлеровцы, мудрые уроки, что оно хорошо видит, как новоявленные гитлеровцы готовятся к новому кровопролитию, как точат ножи для новой резни Джонсоны, Кизингеры, Брежневы и Косыгины — эти новые Троцкие и Тухачевские. АПТ, как и прежде, будет поддерживать справедливое дело ГДР»[134].

В 1968 году появилось восемь публикаций, в 1969 году — в общей сложности четыре и в первой половине 1970 года — ещё две. Они вновь инкриминировали советскому руководству «предательство» по отношению к Восточному Берлину и обвиняли КПСС в том, что она стала «антиленинской, буржуазной, реакционной и фашистской» партией. Еще более резким стал тон после вступления войск Варшавского Договора в ЧССР (реформы которой Тирана до этого, разумеется, тоже поносила): «Этим актом советские ревизионисты совершенно ясно показали, что для них теперь больше не существуют ни дружба, ни военные альянсы и договоры, ни свобода и независимость, ни суверенитет народов. Единственным «принципом», который для них существует, является право сильного повсюду диктовать свою волю; все другие принципы они нарушают, топчут их ногами, попирают силой оружия и топят в крови»[135]. А затем непосредственно в адрес Москвы заявлялось: «Вас ждут виселица и пуля»[136].

Тиражи этих брошюр не известны и к тому же трудно поддаются оценкам. Но они, без сомнения, значительно меньше тиражей китайских публикаций. Относительно часто албанские издания, насколько известно, появляются ещё во Франции, в то время как в ФРГ и Англии их можно обнаружить редко. В последние три года обращали на себя внимание многие малоформатные, отпечатанные на тонкой бумаге издания на испанском, португальском и греческом языках.

Почтовая рассылка осуществляется не из самой Албании: распространение пропагандистских материалов целиком возложено на дипломатические представительства Тираны в Париже и Вене. Для распространения материалов в районах с населением, говорящим на немецком языке, поначалу существовала также небольшая рассылочная контора при одном стороннике Мао на Песталоцци-аллее в Биле. Адреса для рассылки были установлены с помощью возникших небольших прокитайских групп, которые очень скоро вступили в контакт и с албанскими пропагандистскими службами. К тому же в 1961 —1963 годах немалое число западноевропейских сталинистов посетили Албанию и таким путём установили дополнительные связи. Зато обмен западноевропейскими адресами между Пекином и Тираной до сих пор ещё не имел места.

Другие публикации

Наряду с изданием этих политических брошюр резко полемического характера каждые два месяца на французском и английском языках выпускается иллюстрированный журнал «Албани нувель» («Новая Албания»). Редакция его находится на улице Лабиноти в Тиране, а главным редактором является Мишто Трека. Журнал на своих 40 страницах рассказывает о политической и культурной жизни страны. Годовой абонемент в Западной Европе предлагается за 2,80 американских доллара, а уже упоминавшейся гонконгской фирмой «Пис-бук-компани», подконтрольной красному Китаю,— всего за 1,25 доллара. Немалое количество экземпляров распространяется также «обществами дружбы с Албанией» и мелкими осколочными группами в Западной Европе.

С ноября 1966 года в Тиране издается ежемесячник «Индонезиен трибюн» объёмом примерно 50 страниц и рассылается обучающимся в Европе студентам из Юго-Восточной Азии, и в частности индонезийцам, проживающим в Голландии. Авторами статей являются, видимо, некоторые живущие в Албании функционеры КПИ. Более тесное сотрудничество имеет место, по-видимому, с «Индонезийской ассоциацией студентов», во главе которой стоит её секретарь Сартоно[137]. Рассылка осуществляется в анонимных пакетах через дипломатические представительства Албании.

Радиовещание Тираны

Вещание на заграницу, объём которого в настоящее время, как утверждают, достиг уровня «Голоса Америки», подчинено, по всей вероятности, отделу пропаганды ЦК АПТ. Имена руководителей остаются неизвестными. Даже визитёрам, приглашённым в Албанию, почти всем без исключения вход на территорию радиостудий запрещён. Дикторами и переводчиками до конца 1967 года были, судя по всему, только албанцы. С 1968 года, напротив, различные представительства Тираны и Пекина в Западной Европе прилагают усилия к тому, чтобы посулами высоких окладов заполучить и подходящие кадры иностранцев для отдельных редакций, осуществляющих вещание на заграницу.

Начало систематической работы по повышению роли Албании как опорного пункта радиовещания красного Китая в Европе, видимо, следует отнести к лету 1960 года. Во всяком случае, более тесное сотрудничество с радиовещанием Пекина существует с ноября 1961 года. Едва минуло два года, как первый поставленный из Пекина коротковолновый передатчик начал свои передачи, которые можно было уже принимать в большинстве европейских стран. После заключения в январе 1964 года соглашения с Тираной китайские коммунисты оборудовали на албанской территории несколько радиостанций, в том числе ввели в строй средневолновую радиостанцию мощностью от 500 до 700 квт. Представление Швейцарии албанскому правительству с призывом исключить помехи передачам программ её радиостанции в Тессине остались безрезультатными. 1 октября 1967 года в Тиране были сданы в эксплуатацию ещё две радиостанции большой мощности. Различные данные дают основание предполагать, что они отнюдь не будут последними. Конечно, остаётся открытым вопрос, много ли слушателей у радио Тираны в Западной Европе. Но оно, разумеется, представляет собой для западноевропейских сторонников китайско-албанского коммунизма хороший и оперативный источник информации.

Передачи на французском языке имели до августа 1965 года продолжительность один час ежедневно и велись вначале на двух, а в дальнейшем на трёх частотах. Затем продолжительность передач была увеличена до двух с половиной часов в сутки. Осенью Тирана использовала уже четыре частоты, но сократила временно продолжительность передач до полутора часов. С мая 1967 года продолжительность передач стала составлять два с половиной часа в сутки, а к 1968 году была доведена до трех с половиной часов с использованием пяти частот. В настоящее время передачи на французском языке ведутся в среднем диапазоне на волне 215 м и в коротком диапазоне на волнах 31; 41 и 42 м[138].

Ежедневная продолжительность передач на Италию составляла к весне 1965 года полтора, а затем два часа; они велись на четырёх, а в течение короткого времени даже на пяти частотах. Летом 1967 года продолжительность известий и комментариев, передававшихся на итальянском языке, равнялась двум с половиной, а с осени того же года трём с половиной часам. Чаще всего передачи ведутся на пяти частотах, в последнее время их можно было принимать в среднем диапазоне на волнах 221; 247 и 275 м, а также в коротком — на волнах 42 и 49 м[139].

На немецком языке радиопередачи Тираны до весны 1966 года можно было слушать ежедневно в течение одного часа на трёх частотах, затем по два часа на пяти частотах (число последних, однако, до осени 1967 года временами сокращалось до трёх). В 1968 году время передач составляло три с половиной часа на четырёх частотах, а в 1969 году — четыре часа на трёх частотах: в среднем диапазоне на волне 215 м и в коротком диапазоне на волнах 32; 41 и 41,50 м[140].

Продолжительность передач на Англию до мая 1967 года составляла ежедневно два часа, в дальнейшем — три с половиной часа, снизившись осенью 1967 года до одного часа и затем вновь поднявшись к началу 1969 года до двух часов. Исключая лето 1967 года, когда передачи велись на шести различных волнах, в остальное время они, как правило, велись на трёх волнах: 31; 42 и 215 м[141].

Для радиослушателей в Испании из Тираны ежедневно передавалась одна программа продолжительностью один час, которая позднее была доведена до двух с половиной часов. Передачи ведутся на волнах 25; 31 и 42 м.

На Грецию Тирана ведёт ежедневные передачи продолжительностью два с половиной часа на двух коротких волнах (41 и 48 м) и на одной средней волне (275 м). Ведутся также передачи на португальском языке[142].

Точные данные о времени передач, которое приходится преимущественно на ранние утренние и поздние вечерние часы, постоянно сообщаются в газетах отколовшихся групп и время от времени в публикациях албанских миссий за границей.

Передачи содержат известия и комментарии, посвященные красному Китаю, прокитайскому коммунистическому движению, а также Албании. По своему тону и уровню они в значительной мере перекликаются с передачами Пекина. Всякий раз подчёркивается солидарность АПТ с руководством КПК: «Мы боролись и продолжаем бороться как братья и связанные неразрывными узами соратники по оружию в одном окопе против одного и того же врага… Мы всегда будем вместе бороться и вместе побеждать»[143]. О двух немецких государствах в последние годы в албанских передачах говорилось относительно редко и, как правило, лишь в связи с нападками на Советский Союз:

Со времени смены правительств на Рейне, то есть с осени 1969 года, эти выпады как против Советского Союза, так и против Федеративной республики усилились. Хотя Пекин и Тирана неизменно высказываются за признание границы по линии Одер — Нейсе, в их комментариях любое сближение между Бонном и Варшавой рассматривается как «новый акт предательства польских ревизионистов по отношению к национальным интересам своей страны, к народу ГДР, по отношению к революции и социализму»[146]. При этом албанская пропаганда заявляет: «Правительство Гомулки — Циранкевича подобно нищему-попрошайке обращается к западногерманскому крупному капиталу социал-демократа Брандта с просьбами о кредитах. События будут развиваться по классическим образцам: за кредитами последуют сотрудничество в области экономики и торговли, дальнейшая эксплуатация польской рабочей силы превосходящим техническим потенциалом ФРГ, затем воссоединение Германии и концентрация танковых дивизий бундесвера у границы по Одеру — Нейсе»[147].

В противоположность этому в одной из передач Тираны на сербскохорватском языке утверждалось:

Когда весной 1970 года между Москвой и Бонном начались переговоры относительно заключения договора о взаимном отказе от применения силы, в передачах каждый раз заявлялось, что Восточный Берлин странным образом выпал из данного договора, а это не оставляет-де никакого сомнения в том, «что оборонительная граница Советского Союза проходит уже не по Эльбе, а по Одеру»[150].

За этой аргументацией скрывается раздражение по поводу контактов между Бонном и Москвой по вопросу ограничения вооружений и европейской безопасности. За нею скрывается озабоченность красного Китая тем, что в результате возможного смягчения напряжённости в Центральной Европе Советская Россия окажется в состоянии в ещё большей мере, чем до сих пор, сконцентрировать внимание на своих дальневосточных границах и тем самым на политической или может быть, даже военной конфронтации с красным Китаем. Пекин и Тирана отнюдь не безосновательно полагают, что Москва проявляла бы меньшее упорство за столом переговоров, если бы Вашингтон и Бонн в значительной мере не уменьшили её страха перед «вторым фронтом» в Европе.