Доцент Высшей школы экономики и по совместительству социал-демократ Павел Михайлович Кудюкин, высказывая своё авторитетное мнение о моей заметке «О чём мечтают академические „левые“?», небрежно обронил: «стиль, как и идейная убогость, несомненно Сашины (имеется ввиду А.Н. Тарасов — А.Д.)»[116]. Павел Михайлович очень обиделся за ВШЭ, где он работает, — то есть обиделся за себя, раз ему (пусть и не называя по имени) сказали, что он работает в преступной неолиберальной структуре, вся деятельность которой была направлена на разрушение образования, науки и экономики нашей страны по прямым рекомендациям МВФ, Мирового банка и прочих подобных цитаделей неолиберализма. Что в этом неверного? Это так и есть, это всем известно, на всех мероприятиях ИГСО, где постоянно присутствовал Кудюкин, об этом прямо говорилось — и он ни разу не возражал. То есть поведение Кудюкина (работа во ВШЭ) — поведение подлое и позорное. Но Кудюкин, видимо, считает, что ему стыдиться нечего. Ведь не в первый раз. Предыдущий раз Кудюкин себя опозорил и вел себя подло, когда он состоял заместителем министра труда в неолиберальном правительстве Егора Гайдара и, как замминистра, занимался уничтожением российской промышленности (в частности, угольной промышленности). Это ведь он и такие, как он, закрыли массу шахт и загнали шахтеров в нищету, обрекли на депрессии, самоубийства, на то, что те спивались и рылись по помойкам. И персонально Кудюкин занимался тогда борьбой с рабочим движением. В частности, Кудюкин боролся с попытками профсоюзов отстаивать интересы трудящихся, запугивал эти профсоюзы репрессиями (вплоть до закрытия), насаждал и опекал мелкие проельцинские неолиберальные профсоюзы.
А первый раз Кудюкин опозорил себя и вел себя подло в ходе «дела молодых социалистов», когда он не только сдал с потрохами следователям своих товарищей, но и подписал прошение о помиловании (помнит ли Павел Михайлович, что в царской России революционеры — в частности, социал-демократы (он ведь у нас социал-демократ) — называли таких людей «подаванцами», презирали их и, как минимум, прекращали с ними всякое общение как с морально запятнанными, а могли и печатно обвинить их в нарушении революционной этики?). Кудюкин первым дал откровенные показания на товарищей — и таким образом утопил всех остальных. Михаил Ривкин, который получил 7 лет заключения и 5 лет ссылки (максимум по 70-й статье УК РСФСР), вспоминает: «В какой-то момент они [Фадин, Кудюкин, Кагарлицкий], действительно, просто пустились, что называется, во все тяжкие — буквально соревновались в подробности рассказа. Я это видел потом, знакомясь с делом и сличая их протоколы»[117]. По показаниям Кудюкина и Фадина было возбуждено более 20 уголовных дел[118]. «По всем эпизодам обвинения подтверждались в первую очередь показаниями Кудюкина, — вспоминает Ривкин. — Его показания фигурируют в пяти из шести предъявленных мне эпизодов. По трем эпизодам фигурируют показания Фадина, и по трем эпизодам — показания Кагарлицкого...
По хронологии я могу сказать, что первичным источником большей части показаний был Павел Кудюкин. Его протоколы датируются, как правило, более ранними числами»[119].
После освобождения Ривкин пытался встретиться с Кудюкиным, но Кудюкин струсил и отказался[120]. Однако согласился встретиться Фадин и рассказал, что «после 28 января — после освобождения — с ним и с Пашей постоянно поддерживал связь один из кураторов КГБ. Он проверял их настроение, готовность на суде подтвердить свои показания, а вечером накануне суда он пришел домой к Фадину, где они вместе с Кудюкиным за бутылкой водки еще раз проработали позицию для суда... Как я уже рассказывал, и Фадин, и Кудюкин делали какие-то попытки на суде сохранить лицо, но главное — ни тот, ни другой не отказались от своих показаний на предварительном следствии и тем самым предоставили возможность суду базировать свой приговор на этих показаниях»[121]. Кудюкин не отказался от своих показаний и на суде, он просто промолчал: «На суде Кудюкин отказался отвечать на вопросы судьи, отвечал только на мои вопросы. На вопрос, подтверждает ли он показания, данные на следствии, он тоже отказался отвечать. Фадин тоже отказался отвечать на вопросы судьи, но не полностью. Он сказал, что показания на предварительном следствии давал правдиво. Кагарлицкий полностью подтвердил в ходе судебного заседания те свои показания, которые он дал на предварительном следствии»[122].
Есть воспоминания ещё одного фигуранта «дела молодых социалистов», также севшего (3 года лагерей строгого режима и 3 года ссылки; судили его отдельно, в Петрозаводске[123]) Андрея Шилкова: «…нынешний лидер Партии труда Борис Кагарлицкий, который сегодня пытается оболгать Михаила Ривкина. Оправдывая свое предательство, он стремится доказать, что в то время нужно было не садиться, а, сохранившись, донести „святую искру“ да наших дней… Другой — Паша Кудюкин — стал зам. министра труда в правительстве России. Если после суда над Ривкиным он каялся в своей слабости и не пытался оправдаться, то месяц назад заговорил иначе: „Ну сели, так сели, а я здесь при чем? Мишка — сам дурак, дал бы показания, его бы выпустили (Выделено мной — А.Д.)…“»[124].
Я это не с потолка взяла, тексты, включая стенограмму заседания суда, доступны в сети. В свете изложенного хотелось бы уточнить: о каком таком идейном убожестве имеет право кому бы то ни было говорить г-н Кудюкин? «Сейчас все трое (Фадин, Кудюкин, Кагарлицкий — А.Д.) очень активно занимаются политической деятельностью... они... и Паша тоже, претендуют на позиции идейного и организационного лидерства... Эти люди, которые уже один раз доказали свою абсолютную духовную и нравственную несостоятельность как потенциальные лидеры, тем не менее, по-прежнему продолжают претендовать на лидерские позиции, на лидерство и организационное, и идейное... А это... конечно, абсолютно неприемлемо»[125].
Трудящиеся России (в частности, шахтеры) должны знать своих палачей. Родина должна знать своих стукачей.