Маргинальный бестиарий, или Как тов. Троцкий в гробу крутится (без илл.)

Тарасов на Тарасове сидит и Тарасовым погоняет. Тарасов курсивом

Как видим, непризнанных гениев от уродливого извода катедер-социализма со всех сторон обложил один (пусть и во многих лицах) Тарасов. Складывается впечатление, что увлечение лакановским психоанализом в этой тусовке уводит куда-то не туда. По всей видимости, у людей складывается фиксация: Тарасов начинает мерещиться повсюду. Вот пишет человек курсивом — всё, сразу ясно: Тарасов! «Надо смотреть, есть ли там выделения курсивом», — подсказывает нам Дмитрий Райдер[6].

Тарасов, с точки зрения этой публики, ведь чем занимается? Ругается (это они так называют любую критику в свой адрес, поскольку что такое критика, их сознанию недоступно: для них, как для базарных торговок, всякая критика — ругань). Смотрите, злобный Тарасов ругается на Бауэра:

«Каким очищенным от всякой плотской похоти и мирских вожделений предстаёт ныне святой муж, показывает его запальчивая полемика против фейербаховской чувственности. Бруно вовсе не выступает против того в высшей степени ограниченного способа, каким Фейербах признаёт чувственность. Неудавшаяся попытка Фейербаха, — уже в качестве попытки выпрыгнуть из идеологии — является в его глазах грехом. Конечно! Чувственность — похоть очей, похоть плоти и высокомерие — ужас и мерзость пред лицом господа! <…> Охваченный судорогами святой Бруно борется в одном месте даже с одним из своих собственных тезисов, как блаженной памяти Иаков боролся с богом, с той лишь разницей, что бог вывихнул Иакову бедро, а наш святой эпилептик сокрушает все члены своего тезиса, рвёт все его связки — и тем разъясняет тождество субъекта и объекта на нескольких разительных примерах.

<...> Святой Бруно был бы несомненно опасен для женского пола, ибо он — „неотразимая личность“, если бы только он, „с другой стороны“, не боялся „в такой же мере“ „чувственности, как той преграды, натолкнувшись на которую человек неизбежно нанесёт себе смертельный удар“. Поэтому „через самого себя, в самом себе и с самим собой“ он едва ли сорвёт хоть один цветок, но даст всем цветам увянуть в беспредельной тоске и истерическом томлении по „неотразимой личности“, которая „обладает этим единственным полом и этими единственными, определёнными половыми органами“».

А вот тут Тарасов в порыве гнева громит Штирнера:

«Святой Макс эксплуатирует, „употребляет“ или „использует“ собор для того, чтобы дать длинный апологетический комментарий к „Книге“, которая есть не какая-нибудь книга, а «Книга», книга как таковая, книга в её чистом виде, т. е. совершенная книга, Священная Книга, книга как нечто священное, книга как воплощение святыни, книга в небесах, а именно — „Единственный и его собственность“. Сия „Книга“ ниспала, как известно, с неба к концу 1844 г. и приняла рабий облик у О. Виганда, в Лейпциге. Так она обрекла себя превратностям земной жизни и подверглась нападению со стороны трёх „единственных“ — таинственной личности Шелиги, гностика Фейербаха и Гесса. Как бы ни возвышался всегда святой Макс в качестве творца над собой как творением, а равно и над прочими своими творениями, он всё-таки преисполнился состраданием к своему слабому детищу и испустил — дабы защитить и укрыть его от опасностей — громкий „ликующий критический клич“. — Чтобы постигнуть этот „ликующий критический клич“, а также таинственную личность Шелиги во всём их значении, мы должны здесь заняться в известной мере церковной историей и присмотреться внимательней к „Книге“».

Господи, откуда у человека столько злобы на Базарова???

«И паки путает Базаров, когда приписывает Энгельсу нелепую и невежественную в споре с агностиком формулировку, будто наши чувственные восприятия подтверждаются „опытом“. Энгельс не употребил и не мог здесь употребить этого слова, ибо Энгельс знал, что на опыт ссылается и идеалист Беркли, и агностик Юм, и материалист Дидро.

<...> Посмотрите же на этот новый паштет нашего повара: Энгельс говорит о бытии за той границей, где кончается наше поле зрения, т.е., например, о бытии людей на Марсе и т.п. Ясно, что такое бытие действительно есть открытый вопрос. А Базаров, точно нарочно не приводя полной цитаты, пересказывает Энгельса так, будто открытым является вопрос о „бытии вне чувственного мира“!! Это верх бессмыслицы, и Энгельсу приписывается здесь взгляд тех профессоров философии, которым Базаров привык верить на слово и которых И. Дицген справедливо звал дипломированными лакеями поповщины или фидеизма. В самом деле, фидеизм утверждает положительно, что существует нечто „вне чувственного мира“. Материалисты, солидарные с естествознанием, решительно отвергают это. Посередке стоят профессора, кантианцы, юмисты (махисты в том числе) и прочие, которые „нашли истину вне материализма и идеализма“ и которые „примиряют“: это-де открытый вопрос. Если бы Энгельс когда-нибудь сказал что-либо подобное, то было бы стыдом и позором называть себя марксистом.

Но довольно! Полстранички цитат из Базарова – такой клубок путаницы, что мы вынуждены ограничиться сказанным, не следя дальше за всеми шатаниями махистской мысли».

А Богданов-то чем Тарасову не угодил?...

«И имманенты, и эмпириокритики, и эмпириомонист спорят о частностях, деталях, о формулировке идеализма, мы же отвергаем с порога все основы их философии, общие всей этой троице. Пусть Богданов в самом лучшем смысле и с самыми лучшими намерениями, принимая все выводы Маркса, проповедует „тождество“ общественного бытия и общественного сознания; мы скажем: Богданов минус „эмпириомонизм“ (минус махизм, вернее) есть марксист. Ибо эта теория тождества общественного бытия и общественного сознания есть сплошной вздор, есть безусловно реакционная теория».

Может быть, Райдер один такой идиот и у него даже справка с таким диагнозом есть? Нет, «товарищи» с ним всерьёз разговаривают, особенно психоаналитики, что заставляет подставить под вопрос их профпригодность: все же как один эксперты в лакановском психоанализе, а ни выявить идиотию, ни помочь человеку не могут.