Он носил круглые очки с черепаховой оправой, шерстяной костюм-тройку и изрядно стоптанные коричневые туфли на толстой каучуковой подошве. Полное лицо выглядело помятым и усталым.
— Что вам угодно? — проговорил хозяин кабинета, выпрямляясь.
— Максимилиан Пожарский. Могу я узнать ваше имя?
Очкарик пару раз моргнул, открыл рот, захлопнул, а затем, спохватившись, согнулся в поклоне.
— Ваше Сиятельство!
— Оно самое. Так как вас зовут?
— Денис… Рогодин, — представился очкарик. Его глаза с любопытством и тревогой обежали мою фигуру.
Затем переместились на фурий. Тут взгляду было, на чём задержаться, но Рогодин был, кажется, слишком напуган и растерян неожиданным визитом столь высокого лица, чтобы любоваться выдающимися прелестями моей охраны.
— Вы знакомы с профессором Девятаевым? — спросил я, чтобы начать разговор.
— Это в соседний кабинет, — ответил Рогодин.
— Знаю. Я только что оттуда. Профессор у себя. Мёртвый.
Рогодин пару раз моргнул, потом издал нечленораздельный звук.
— Хотите убедиться? — предложил я.
— Что? Э-э… нет. То есть, да!
— Тогда прошу за мной.
Когда Рогодин увидел труп, ему сделалось дурно. Фуриям пришлось вытаскивать его из кабинета убитого буквально на себе.
— Дайте… там! — очкарик указал дрожащей рукой на небольшой шкафчик. — Нюхательная соль!
Ирина шагнула к шкафчику, но я её остановил. Сам открыл дверцу и окинул взглядом содержимое. Склянки из прозрачного и коричневого стекла, коробка с ватными тампонами, коробочки с пилюлями от гастрита и печёночных колик. Похоже, наука не даётся даром — усмехнулся я про себя и достал пузырёк с нюхательной солью. Перед тем, как отдать его Рогодину, убедился, что это именно она.
Очкарик отвинтил дрожащими пальцами крышку и осторожно вдохнул. Несколько раз моргнув, поморщился и поставил пузырёк на стол.
— Нужно вызвать полицию! — проговорил он.
— Чуть позже, — отозвался я, закрывая склянку с солью крышкой, чтобы резкий запах не распространялся по комнате. — У вас есть ключ от кабинета профессора Девятаева?
Рогодин отрицательно покачал головой.
— Зачем вам, Ваше Сиятельство? — проговорил он рассеянно. — Там же открыто!
— А у кого есть? — спросил я, пропустив последнюю реплику мимо ушей.
— У его лаборанта, Жоры Курникова. Георгия Павловича Курникова, — зачем-то пояснил Рогодин.
— И где он?
— Не знаю, — очкарик достал из нагрудного кармана большой цветастый платок и обтёр лицо. — Вероятно, ушёл домой. Поздно ведь уже.
— Но сегодня он был в институте?
— Да, я видел его.
— А когда в последний раз?
— Дайте подумать, — Рогодин скомкал платок и запихал обратно в карман. — Кажется, часа три назад. Он заходил за картой проливов. Она была нужна профессору.
— Он вам её вернул?
— Нет. Полагаю, она ещё у… профессора.
Проверим.
— Вы не видели (или, может, слышали), приходил ли кто-нибудь к Девятаеву в течение последних двух часов?
— Нет, Ваше Сиятельство, — покачал головой Рогодин. — Я был здесь, составлял объяснительную записку для изменений в новой карте. Я же картограф, — добавил он не без гордости. — Правда, однажды я вышел, чтобы проконсультироваться с профессором относительно тёплых течений… Впрочем, неважно. В общем, его кабинет оказался закрыт. Я постучал, но профессор не открыл. Это было часа полтора назад.
— Вы сказали, что постучались. Профессор часто запирался?
Рогодин пожал плечами.
— Иногда, когда хотел сосредоточиться.
— Вы не подумали, что он мог уйти домой?
— Не попрощавшись? — удивился Рогодин. — Он всегда заходил ко мне прежде, чем уйти. Как и я к нему.
— Почему вы сегодня так задержались?
— Многие задерживаются допоздна. Не всегда всё успеваешь, а домой брать работу не хочется.
— А когда институт закрывают?
— В полночь. Но даже ночью некоторые лаборатории работают. Особенно те, которые получили гранды.
Я помолчал, обдумывая услышанное. Получалось, профессор то ли отсутствовал и был убит перед самым моим приходом, то ли преступник заперся с ним в кабинете. Возможно, он требовал, чтобы Девятаев отдал ему документы. Но было не похоже, чтобы профессора пытали. Впрочем, возможно, он не считал документы такими уж ценными или просто испугался за свою жизнь и сразу же отдал их. Бедняга, ему это не помогло. Убийца явно заметал следы — возможно, он был знаком с покойным.
— Вам говорит что-нибудь имя «Кирилл Евгеньевич Жмыхин»? — спросил я.
— Да, он работал с профессором. Кажется, механик или инженер. Участвует в подготовке к экспедиции, — Рогодин печально покачал головой. — Теперь её, наверное, отложат. Будет трудно найти замену профессору.
— А кто мог бы его заменить? Хотя бы теоретически.
— Даже не знаю, — пожал плечами картограф. — Думаю, Зинберг подберёт кого-нибудь из института. Возможно, одного из членов первой экспедиции. Например, профессора Маркова, — неуверенно предположил он.
Так, не похоже, чтобы он знал о смерти Зинберга. Значит, и Девятаева почти наверняка не убивал.
— Он работает в девяносто первом кабинете, — сказал картограф. — Но я видел, как он ушёл сразу после обеда. Сегодня в АГПРиО совещание метеорологов, и Маркова пригласили ещё на той неделе.
— Вы уверены, что он не возвращался сегодня в институт?
— Нет, но вы можете спросить его лаборанта, Ваше Сиятельство. Впрочем, он тоже ушёл. Правда, позже. Кажется, около шести или в начале седьмого.
— И не возвращался?
— Я не слежу за своими коллегами. Можно спросить у консьержки внизу: она отмечает все уходы и приходы в журнале.
Я вспомнил большую линованную тетрадь, лежавшую на проходной. Что за каменный век? У них же есть компьютеры. Хотя в них не распишешься.
— Пройти мимо неё незамеченным невозможно? — спросил я. — Она работает целый день?
— Нет, у нас три консьержки, и они сменяют друг друга.
— Давно они работают в институте?
Если хотя бы одна новенькая, она может оказаться пособницей убийцы.
— Ну… — Рогодин задумался. — Точно не знаю. Но года по два точно. А Марина Ильинична так и того больше. Лет уже, наверное, пять.
— То есть, они знают в лицо всех преподавателей, да?
— Они даже студентов знают, — усмехнулся картограф. — Настоящие церберы! Пожалуй, и правда, поговорю с ними.
— Вернёмся к Жмыхину, инженеру. Он часто приходил к профессору Девятаеву?
— Да нет, всего раза три. В основном, у него были дела с профессором Зинбергом.
— Сегодня вы его не видели?
— Нет. В последний раз он приходил на прошлой неделе. Не знаю, зачем.
— Приносил что-нибудь с собой?
— Какие-то рулоны. Вероятно, чертежи.
— Инженер когда-нибудь оставлял свои бумаги профессору Девятаеву?
— Вряд ли. Это были секретные документы, насколько я понимаю. Ведь экспедицию курирует, если не сказать организует, Адмиралтейство.
Я понимающе кивнул, хотя слышал об этом впервые. Интересно, как это может повлиять на ход расследования.
— Опишите Жмыхина, — попросил я. — Как он выглядит? Довольно высокий, худощавый, усы и бороду не носит?
— Да, всё верно, — кивнул картограф.
— Кашляет?
— А? Да, кажется, у него бронхит. Ему бы дома посидеть, полечиться. Почему вы спросили про кашель, Ваше Сиятельство? Вы с ним знакомы?
— Он носит зелёные очки? — спросил я вместо ответа.
— Ага. Нелепая, на мой взгляд, причуда, но Жмыхин утверждает, что это полезно для глаз.
— Что здесь происходит⁈ — раздавшийся у двери голос прозвучал растерянно и испуганно.
Обернувшись, я увидел молодого человека в круглых очках без оправы, тёмно-синем костюме и голубой сорочке. Редкие светлые волосы были зачёсаны на левую сторону, серые глаза беспокойно нас разглядывали, не зная, на ком остановиться.
— Жора, дорогой! — воскликнул картограф, протягивая к нему руки. — Случилось несчастье!
— В чём дело⁈ — пролепетал молодой человек. — Денис Иванович, объясните…
— Георгий Павлович Курников? — перебил я его.
— Да. Но позвольте…
— Вы были помощником профессора Девятаева?
— Почему, собственно, был? — молодой человек нервно поправил очки. — Насколько мне известно, я и сейчас им являюсь.