Маркграф из Преисподней. Том 2

Глава 38

Какова вероятность, что документы, привезённые Зинбергом, были обнаружены во время раскопок, а не позднее, уже в дальнейшей экспедиции? Пожалуй, шанс более, чем велик. Интуиция и здравый смысл, а также тот факт, что о последних двух днях, проведённых поблизости от места гибели «Молота», практически не было записей ни в личных, ни в официальных бумагах Зинберга, подсказывали, что профессору посчастливилось раздобыть нечто действительно ценное. Возможно, группа Рубанова тоже обнаружила где-то эти документы. И, вероятно, не только их, но и какой-то механизм, который, скорее всего, и послужил причиной разрушения ледокола. Зинбергу повезло больше: он вернулся домой. Но здесь его ждала смерть, как и членов экспедиции Рубанова, и экипажа «Молота». Словно какое-то проклятие настигло профессора, несмотря ни на что. Кстати, в мире, где маги практикуют призыв демонов, это вполне возможно.

Я отобрал материалы, подчёркнутые Зинбергом, в отдельную папку, чтобы изучить их более внимательно, хотя и не думал, что это поможет лучше понять, что за документы профессор привёз в Россию. Тот листок, который удалось достать благодаря взлому факса, ничего не прояснил. Эксперты утверждали, что это часть электрического прибора, но его назначение или общую конструкцию не могли даже предположить. Один вообще сказал, что это какая-то чушь и фантазия дилетанта.

В дверь постучали, и вошла Ирина с подносом, на котором оказались запечённые в сыре битки, болоньезе, горячие сдобные булочки и маленький кофейник.

— Откуда это? — поинтересовался я, с наслаждением втягивая ноздрями запах выпечки.

— Из ресторана на углу. А кофейник я экспроприировала на кухне у здешнего повара.

Мы с Марго принялись за еду. Только теперь я понял, насколько проголодался.

На улице уже начался дождь, капли были пока редкими, но цвет неба недвусмысленно говорил о том, что грядёт ливень.

Мы пили кофе, когда у Марго зазвонил телефон.

— Это один из моих парней, — сказала она, взглянув на экран. — Поставить на громкую связь?

Я кивнул. Девушка положила сотовый на стол между нами.

— Алло, что случилось?

— Расспросили членов экспедиции Зинберга, — раздался мужской голос.

— И как результаты?

— По-моему, трое из них что-то знают, но молчат. Фамилии: Попков, Владимиров и Евгеньев.

— Кто такие?

— Вместе с Зинбергом совершали поиски на вездеходе. Соответственно, один механик (он же водитель), метеоролог и хирург. Мы расспрашивали про документы. Они сказали, что профессор нашёл какие-то бумаги, но они не знают, что в них было. Ещё несколько членов экипажа говорят, что Зинберг был рад и взволнован, когда вернулся из той поездки.

— А где он нашёл документы?

— В пещере. Там было устроено что-то вроде склада. Таких тайников группа Рубанова оставила несколько. Все вещи были описаны, только одну папку Зинберг изъял и хранил у себя в каюте, в сейфе.

— И никто не в курсе, что в ней было?

— Мне кажется, Попков, Владимиров и Евгеньев что-то знают.

— Почему ты так решил?

— По их поведению во время беседы. Дёргались они как-то. Кроме того, не может быть, чтобы профессор не похвастался, когда только обнаружил документы. Это же естественно: сообщить товарищам, что тебе в руки попалось нечто действительно ценное.

— Где сейчас эта троица? — спросила Марго, отламывая кусочек сдобной булочки.

— У нас в конторе. Я подумал, ты захочешь с ними поговорить.

Марго вопросительно взглянула на меня, и я кивнул.

— Уже еду, — сказала девушка. — А что со слежкой за подозреваемыми? Есть результаты?

— Да так, ерунда. Ничего необычного. Если в двух словах, то Раскатов встречался с друзьями в баре. Пили, болтали, потом разошлись по домам.

— Что за друзья?

— Самые обычные, семейные люди с историей. На шпионов не похожи, если ты об этом.

— Больше он ни с кем не виделся?

— Нет.

— Ладно, что ещё?

— Рогодин, картограф из института, ни с кем не виделся, никуда не ходил, только из дома на работу и обратно. Плюс читает лекции в одном лицее, но там тоже ни в какие подозрительные контакты не вступал. На всякий случай последили даже за Марковым, но он болеет, лежит дома с гриппом. К нему никто посторонний не приходит.

— Ладно, ждите нас минут через сорок.

— Нас?

— Со мной Его Сиятельство.

— Понял. Хорошо.

Мы быстренько допили кофе и выдвинулись в контору, где ждали Попков, Владимиров и Евгеньев. Я решил поговорить со всеми троими, не разделяя их: если они хотели договориться, то имели множество возможностей это сделать. Кроме того, я подозревал, что профессор Зинберг взял с них обещание молчать о найденных в пещере чертежах. Нарушать обещания легче вместе, а не по одиночке, так как ответственность в этом случае делится на троих.

Механик, метеоролог и хирург сидели на алюминиевых стульях по одну сторону стола, мы же с Марго расположились с другой. Наши визави заметно нервничали. Кажется, больше из-за моего присутствия, чем из-за того, что их допрашивали.

— Я веду дело профессора, — сказала Марго. — По поручению Его Сиятельства господина маркграфа. У меня есть все полномочия проводить любые розыскные мероприятия.

— Почему мы здесь? — сглотнув, спросил Попков, едва она сделала паузу.

— У меня есть все основания считать, что профессор был убит из-за бумаг, которые привёз из Антарктики. Вы находились с ним, когда он их обнаружил. Тогда, во время рейда на вездеходе, когда вы увидели пещеру, помните?

Все трое переглянулись. Было заметно, что они нервничают и не знают, как себя вести.

— Убийство — дело серьёзное, — проговорила доверительным тоном Марго. — Препятствие следствию наказуемо. Профессор мёртв, так чего вы опасаетесь? Нарушить слово? Но документы похищены, и преступник на свободе. Какая польза от вашего молчания?

Она замолчала, выдерживая красноречивую паузу.

Первым не выдержал Владимиров. Метеоролог открыл рот, захлопнул его, тяжело вздохнул и принялся тереть лоб ладонью. Оба его товарища уставились на него.

— Что⁉ — резко спросил Владимиров, заметив это. Голос у него было высокий и немного визгливый. Сам же метеоролог отличался плотной комплекцией, толстой шее и круглой, как шар для боулинга, головой. — Она права! — Владимиров стрельнул глазами в сторону Марго. — Зинберга грохнули! Может, мы на очереди!

— Нельзя ли без истерик? — брезгливо поморщился Евгеньев.

В отличие от коллеги, он был худощав и сидел очень прямо. О таких говорят: «Словно аршин проглотил». На подбородке у него была небольшая щетина, и это, кажется, раздражало хирурга, потому что он ежеминутно проводил по ней тыльной стороной кисти.

— Я считаю, мы должны помочь следствию! — высокопарно завил Владимиров, бросив на нас с Марго неуверенный взгляд. — Профессор не стал бы возражать.

— Откуда тебе это знать? — мрачно заметил Попков.

— Ниоткуда, — тут же ответил метеоролог. — Зато я не хочу стать трупом, ясно? Думаю, это желание должно быть тебе понятно?

— Мне с тобой давно уже всё понятно, — отозвался механик. Он изменил позу, положив руки на колени и подняв голову. Теперь его серые глаза смотрели прямо на меня. — Но вообще я согласен: нельзя больше играть в молчанку. Никто не думал, что профессора прикончат, когда он брал с нас обещания. Так что теперь обстоятельства изменились, и…

— Это не имеет значения, — перебил его Евгеньев. Он снял с рукава невидимую нитку. — Мы все дали слово, и что бы ни происходило…

Владимиров не дал хирургу договорить. Заёрзав на стуле, он заявил, повышая голос, отчего комната наполнилась визгом:

— Ты можешь молчать, сколько влезет, а мы с Лёней не станем! В конце концов, это наше дело, правильно я говорю? — он уставился на механика, ища у того поддержки, но Попков на метеоролога даже не взглянул.

— Короче, — сказал он, опустив глаза, — дело было так. Мы нашли ту пещеру, и профессор отыскал документы. Он вскрыл конверт и сначала вообще не понял, что это такое. Мы двинули обратно, и по дороге он разобрался в чертежах. Вернее, догадался, кто их сделал.

— Кто? — быстро вставил я.

— Он не сказал.

— Профессор не показал нам бумаги, Ваше Сиятельство, — услужливо вставил Владимиров. — Но он сказал, что это чертежи какого-то прибора, который перевернёт мир.

— Именно так и выразился? — уточнил я.

— Да, слово в слово.

— Хорошо, продолжайте.

— Зинберг был в полном восторге, — сказал механик. — Он радовался, как ребёнок. Но на наши расспросы отвечал расплывчато, а потом и вовсе перестал. Отговаривался и темнил.

— Было заметно, что он решил не рассказывать, что именно за чертежи обнаружил, — добавил метеоролог. — Мы не настаивали, это ведь его дело: открытия совершать и всё такое. Наша задача — выполнять работу, за которую платят. В той поездке мы его просто сопровождали, так что… — Владимиров развёл руками.

— Что было потом? — спросил я.

— Мы вернулись на ледокол, и Зинберг потребовал, чтобы мы молчали о чертежах. Взял с нас слово, — проговорил Евгеньев. — И мы молчали до сегодняшнего дня. Хотя не думаю, что вы узнали что-то новое в результате откровений моих… коллег, — он усмехнулся, произнеся последнее слово.

Это не ускользнуло от Владимирова.

— Поменьше высокомерия, пожалуйста! — взвился он. — Ты тоже, знаешь ли, молчишь только потому, что за тебя всё рассказываем мы с Лёней. Есть, кому отдуваться! А будь ты единственным свидетелем, так пел бы, как соловей!

Евгеньев отвернулся, давая понять, что не собирается унижаться до ответа на этот выпад.

— Вы говорили кому-нибудь о том, что нашли в пещере? — спросил я. — Ответьте, пожалуйста, по очереди.

Механик покачал головой.

— Никому. Профессор просил, и я закрыл рот на замок.

— А вы? — я перевёл взгляд на метеоролога.

— Ни единой живой душе! — Владимиров поднял руку так, словно клялся.

— Я тоже ничего никому не сказал, — проговорил нехотя Евгеньев. — Но Зинберг мог и сам проболтаться. Кажется, его буквально распирало от того, что он нашёл нечто действительно важное.

— Кому, например, профессор мог рассказать о бумагах? — спросила Марго.

Хирург пожал худыми плечами.

— Не знаю. Я просто предположил.

— Думаю, никому он не говорил, — вмешался Попков. — Разве что профессору Девятаеву.

Я кивнул.

— Да, он был в курсе.

— А Девятаев мог разболтать, кому угодно, — заявил Владимиров. — Хотя треплом он, вроде, не был.

— Больше вам нечего сказать? — спросила Марго.

— Нет, — ответили все трое по очереди.

— Если что-нибудь вспомним, мы с вами свяжемся, — важно заверил Владимиров.

Марго взглянула на меня, и я пожал плечами.

— Думаю, это пока всё.

— Хорошо, вы свободны, — сказала девушка троице. — Сейчас я выпишу вам пропуска.

Когда мы остались вдвоём, я встал и прошёлся по комнате. Мы не узнали практически ничего нового. Показания только подтверждали мои догадки.

Когда зазвонил мобильный телефон, я от неожиданности едва не вздрогнул.

— Это сын Зинберга, — сказала, взглянув на экран, Марго. — Интересно, что ему нужно. Мы, вроде, не так давно виделись. Алло?

Сотовый снова был на громкой связи, так что я отчётливо услышал:

— Говорит Эдуард Константинович Зинберг, — в голосе звонившего слышался лёгкий акцент. — Я бы хотел поговорить о смерти отца. Это возможно?

— Вам есть что сообщить?

— А вам?

— Пока нет.

— Совсем никаких результатов?

— Ничего такого, что я могла бы озвучить, — чуть подумав, ответила девушка.

— Интересы следствия? Понимаю. Я слышал, отца убили из-за каких-то документов.

— Вполне возможно. Вам есть, что сообщить по этому поводу?

— Может быть. Но не по телефону. Наверное, лучше всего будет, если я подъеду к вам. Через два часа похороны, так что пока я занят, но потом постараюсь заскочить. Вы будете на месте?

— Если хотите, я могу подъехать сама.

— Куда, на кладбище?

— Ну, да.

— Не нужно. У меня нет никакой срочной информации — так, мелочи, но, может, они вам пригодятся. Я позвоню ещё раз перед тем, как выехать к вам, — пообещал сын Зинберга.

— Договорились.

Отключившись, Марго взглянула на меня.

— Будете ждать, Ваше Сиятельство?

Я взглянул на часы.

— Знаешь, давай-ка лучше сами к нему наведаемся. А то как бы у нас свидетеля из-под носа не увели. Может, он ничего особенного и не знает, но не хочу рисковать.

— Явимся на похороны?

— Почему бы и нет? Узнай, на каком кладбище они состоятся.

Девушка кивнула.

— Хорошо, Ваше Сиятельство. Дайте мне пару минут.