Маша для медведя

Глава вторая.

Уголочки, коридоры, ссоры, споры, разговоры.

Понедельник Маша провела у мамы. Отчим опять исчез, усвистел из дома на неделю по своим таинственным делам. Артур Геннадьевич появлению старшей сводной сестры обрадовался очень. Протянул пухлые лапки, запел, загукал. Взятый на руки прижался, рассмеялся, всю сплошь обцеловал, обмуслякал. Даже больше.

-Надул? Эх ты, поросенок!

Горячая струйка бежала по животу и ногам. Артур Геннадьевич взвизгивал от радости.

-Это шутка такая? Да?

Маша положила пацана.

-Посмотри, что ты натворил!

-Гу.

-Спасибо, братан.

-Гу.

Артур был согласен во всем и настроен дружелюбно. Дрыгал ногами на кровати. Маша усадила его в подушки. Забросала игрушками. Тут же передумала, перенесла вместе с подушками на ковер. А то такого шустрого пацана на кровати оставлять опасно. Сверзится в одну секунду, только отвернись.

-Две минуты самостоятельно поиграй. Хорошо?

Стянула брюки. Быстро застирала пятно, повесила на батарею.

-Мам? А, мам? Ты где? Ладно.

Влезла в шкаф, отыскала древний, на уроке труда давным-давно пошитый халат с кривым карманом на боку. Странно, что такой хлам еще не выбросили. Напялила. Посмотрела на себя в зеркало.

-Ужас что такое!

Присела на корточки рядом с братом.

-Я тебе нравлюсь?

-Гы...

Блаженно расплылся в улыбке, пухлый мальчишка. Выпустил пузырь слюней на подбородок.

-Гы!

Маша невольно улыбнулась. Уж очень потешно брат выглядел. Взяла со стола платочек наглаженный - вытереть родную мордашку. Мама вошла, вздохнула.

-Переоделась, Марусь? Посидишь у нас подольше?

-Ты не против?

-Что ты. Нет. Наоборот. Отпустишь меня на молочную кухню и в магазин? Я быстренько.

-Конечно.

-Малыш сыт. Если что, дай ему водички. Артур, сыночек, мама сейчас вернется.

Мама повернулась к Маше. Стала торопливо оправдываться.

-На улице холодно. Не хочется его вытаскивать.

Сбивчивые, быстрые объяснения. Точно это совсем другая женщина бормотала, ничем на веселую Леночку не похожая. Оплывшая до габаритов среднестатистической толстухи, бесформенная самка, которой запросто можно дать лет сорок с хвостиком. Глаза несчастные, возле губ злая глубокая морщинка. Второй подбородок обвисает. Нос и лоб в коричневых пигментных пятнах. И это мама? Самая красивая и молодая в Машином классе?! Она на школьных собраниях старшей сестрой выглядела, рядом с остальными родителями. Всего год назад...

-Ладно. О чем ты. Иди.

Через пять минут дверь за Леночкой закрылась. Маша шлепнулась к брату на расстеленное поверх ковра красное стеганое одеяло. Сложила из пальцев пресловутую козу. Легонько коснулась толстого животика.

-И кто такой славный здесь валяется? И о чем, интересно, этот проказник думает?

-Гу?

Первые полчаса прошли мирно. Потом парень устал, захныкал, требуя смены обстановки. Маша взяла брата на руки, подошла к окну.

-Смотри, машинки по улице ездят. Разные. И большие и маленькие.

Артур Геннадьевич внимательно слушал. Разглядывал Машино лицо, а не дорогу. Опять обнял, прижался, пристроил тяжелую, со смешными пушистыми волосенками, голову на плече сестры. Хрюкнул довольно. Закрыл глазки. И через минутку отключился. Обрадованная Маша, осторожно положила брата в кроватку. Стала укрывать - затрезвонил телефон. Вот, незадача! Рванулась из комнаты ошпаренной кошкой. Прикрыла дверь. Скорей, скорей. Схватила трубку. Буркнула зло, приглушенным голосом.

-Алло.

-Это вы?

-Я.

Глупо ответила Маша.

-Очень хорошо.

-Что именно?

Молодой женский голос был приторно сладким, тягучим, как подтаявшая карамель.

-Ваш муж вас не любит. Он женился, как порядочный человек, только из-за ребенка. Вы сделали глупость. Должны понимать, что этим никого не удержишь.

-Вы не ошиблись номером?

-Елена Алексеевна?

-Да.

Легко соврала Маша. Зачем-то.

-Вы ему не нужны. Вы совсем разные люди. Он любит меня, уже почти год. И уйдет, уйдет обязательно. Можете вы отпустить его, не устраивая сцен? Достойно развестись. Спокойно все поделить.

-Что поделить?

Не поняла Маша.

-Имущество. Квартиру. Решите все между собой, как современные люди.

-Вы шутите?

-Нет. И советую вам хорошенько все сказанное обдумать. Он живет у меня неделями. А вам говорит про командировки. Я намного моложе вас. Я нравлюсь его друзьям. У нас общие интересы. Понимаете?

Незнакомка торжествовала. Втыкала каждое слово как булавку в пойманную бабочку. Речь ее лилась свободно, уверенно. Ни намека на волнение или неловкость. Ей нравилось терзать свою соперницу. Маша молчала, прикусив губу. Чуть отняла трубку от уха, точно голос молодой женщины просачивался из нее и мог испачкать. Вот это попала, так попала! Вот это повезло! А мама, бедная мама, неужели до сих пор не в курсе? О, Господи. Наконец, она решилась и перебила звонившую.

-Большое спасибо за информацию. Обещаю все обдумать. Не звоните сейчас больше, малыш спит. Всего хорошего.

Опустила трубку на рычаг и шепотом выругалась.

-Вот б...! Б...! Б...! Ну, повезло. Так повезло. Да!

Подумала секунду, мстительно отключила телефон. Точно пластмассовая лягушка аппарата была виновата в происходящем. Пошла на кухню. Нервно глотнула холодного черного чая. От которого дед, большой поклонник зеленого, ее уже отучил. Прополоскала рот, выплюнула жидкость в раковину.

-Гадость какая!

Не разбираясь, что именно более отвратительно - напиток или разговор.

-Какая гадость!

Заглянула в бывшую когда-то ее собственной, а теперь поступившую в полное распоряжение малыша, комнату. Брат спал, как порядочный. Закинул короткие ручки вверх, сжатые кулачки на подушке у висков. Сопит. Маша поправила одеяло. Посмотрела в окно. По давней привычке прижалась лбом к холодному стеклу. Прикусила губу.

-Блин. Блин. И что мне делать теперь? А?

Новый звонок, теперь уже в дверь, прервал невеселые размышления. Это закон такой - будить едва заснувшего ребенка? Маша пулей рванула в коридор, стараясь успеть скорее. Авось, малыш и не проснется. Глянула в глазок. Прорычала.

-Кто там?

-Дед Мороз.

Голос Гризли ни с каким другим не перепутаешь. Бронебойный заряд уверенности в собственных силах, капелька юмора. Над собой же, прикалываться изволит.

-Ты?

-Открывай, не томи.

Маша впустила в мамину квартиру широкоплечего незваного гостя. Безмерно удивляясь отсутствию громадных бодигардов. Видеть гризли в полном одиночестве было непривычно.

-Ты без охраны?

Макс махнул рукой. Жест в вольном переводе мог означать нечто типа - плевать. Или, не лезь не в свой бизнес, красавица. Трактуй как угодно. Маша повернулась, приоткрыла дверь, опасливо заглянула в комнату. Артурчик невозмутимо продолжал смотреть младенческие сны. Вот и славно.

-Тс-с-с. Не разбуди!

Гризли, прислонясь спиной к обшитой дерматином двери, смотрел на Полежаеву. Без пугающей страсти, без жадности, без плохо скрываемого желания наброситься. С едва обозначенной улыбкой, которая ему отчаянно не шла. Выражение грустной нежности на морде лишало Макса привычного ореола вожака стаи хищников.

-Как меня нашел?

Спросила Полежаева, начиная нервничать.

-Дел куча.

-Я серьезно.

-И я.

-Просто шпионские страсти. Какие-то.

Макс опять отмахнулся ладонью. Дескать, ерунду городишь детка, чепухой интересуешься.

-Надолго тут застряла?

-А что?

Он подмигнул. Дубленка расстегнута. Шапки, естественно, не имеется.

-Дело есть.

-Не верю.

-Правильно. Надолго здесь окопалась?

-Маму надо дождаться.

-А потом?

-Потом домой.

-Нет. Потом со мной.

-Что?

-Потом едем со мной.

-Нет.

-?

-Нет.

Макс взялся объяснять с напускной ленцой, как бы, между прочим. Выражение лица враз переменилось. Теперь он выглядел он хитрым тигром, доверчивую овечку уговаривающим подойти к ручью, попить водички.

-Не дрейфь. Я не один.

-?

-Внизу в машине Мишка. Гарантом твоей полной безопасности. Трахнуть тебя у него на глазах? Затея провальная. Чего морщишься?

Маша вздохнула, постучала пальцем по выпуклой груди Крутого Пацана.

-Что за выражения, сэр? Слушать противно.

-Стоп. Какое слово заменить?

-Пошевели извилиной.

-Трахнуть?

-...

-Отыметь? Более прилично звучит? Нравится?

Макс хмыкнул самодовольно. Маша молчала неодобрительно.

-...

Зверев продолжал шутить.

-Отыметь тебя на глазах у Мишки невозможно. Придется пристрелить юриста заранее. Иначе единственный друг мне глотку перегрызет. И не поморщится, сволочь. Ты его околдовала, не иначе. Но на Бурова у меня рука не поднимется. Значит?

Маша не удержалась от глупого смешка. Макс подмигнул и добавил.

-Похож я на самоубийцу?

-Ни капли.

-Верно. Так что, давай, собирайся. Как мама явится, чапай к нам. Мы внизу подождем.

-А зачем я тебе, вернее вам, понадобилась?

-Елки зеленые. Новый Год ведь. А с тобой мы его не отмечали.

-Ты меня поздравлял.

Упрямо возразила Полежаева.

-По телефону не в счет. Это фигня. Поздравлять надо... вживую.

Лицо у него опять переменилось. Явившееся откровенно плотоядное выражение Машу почему-то успокоило. Крыша у нее едет, не иначе.

-И не говори.

-Мы внизу ждем.

-Заметано.

-Ой, портниха!

Хмыкнул Макс и подмигнул. Стрелка на приборе-измерителе Машиного настроения подскочила вверх. Ура. Макс добавил многозначительно.

-Кроме того, есть еще один повод.

-Какой?

-Всему свое время. Узнаешь. Может и не сегодня. Я еще не решил.

-Есть чем похвастаться?

-...

Мама появилась через полчаса. Готовая к вылету из родного гнезда дочь встретила ее в прихожей. Добытая на молочной кухне сумка с бутылочками ацилакта - мерзкого на вкус и очень полезного детского кефирчика - сиротливо звякнула, опущенная на пол. Тут же рядом шлепнулся застиранный, вытертый пакет, с портретом красотки, утратившей всю свою привлекательность. Белый батон вывалился наружу. Маша подняла покупки, поволокла на кухню. Достала две буханки хлеба и три булочки, не сдержалась, скомкала, швырнула в мусорное ведро пакет. Мыть тару, чтобы использовать ее снова и снова! Бедная мама. А хлеб? Куда столько? Можно подумать, что народу полный дом! Неужели все это кормящая мама собралась сожрать одна? Вернулась в прихожую. Леночка, все еще одетая, посмотрела на дочь, вздохнула грустно.

-Торопишься?

-Угу. Меня ждут.

-Я понимаю. Старый Новый Год. Отмечаешь где-нибудь?

-Вроде того. Брат спит. Вел себя прекрасно.

Леночка стала разоблачаться, с усилием, со стонами. Стянула жилетку, кофту. Бросила в зеркало тоскливый взгляд. Свирепо дергая, затянула аптечной черной резинкой волосы в хвост. Спросила у дочери.

-Геннадий не звонил?

В мамином голосе была надежда, сама себя обманывающая, неискренняя на двести процентов. Маша сдержалась, не позволила себе проболтаться, съязвить, поделиться правдой о моральном облике отчима. Ни к чему. Сейчас, точно ни к чему. С дедом надо посоветоваться. Чтобы дров не наломать.

-Никто не звонил. Мне, в самом деле, пора. Я бегу. Загляну через день. Если что раньше нужно, набери мне. Дед укатил в Москву. Я одна.

Мама вздохнула. Дочь попрощалась, ныряя в дверной проем.

-Ну, пока!

-До свидания, Маруся.

Унылая глубина в Леночкином взгляде была затягивающей, отвратительной, холодной. Маша предпочла отвести взгляд, чтобы не тонуть в чужой беде. Ей было стыдно за побег. Но остаться рядом с мамой, мучительно ожидающей возвращения законного супруга? (Козел! Козел! Козел!) Ни за что! Это, в самом деле, выше Полежаевских сил. Так она решила, прыгая по ступенькам вниз. Навстречу поднималась соседка, та самая, с которой часто и помногу общалась Леночка. Голос у нее был громким, но мелодичным.

-К маме приходила? Вот и умничка. Не бросай ее. Ей и так не сладко.

-Здравствуйте, тетя Дуся. Кошаки живы?

Вежливо поздоровалась Маша. Но надолго притормаживать для беседы на площадке не стала. Поскакала дальше, к выходу. Не очень то и слушая долетающий сверху ответ.

-Они замечательно себя чувствуют. Только Варька окончательно оглохла.

Медведи самым пошлым образом дрыхли в машине. Опустили сиденья и выпали из реальности: посапывая под сладострастное бормотание саксофона. Маша постучала по стеклу. Раз. Другой.

-Ау! Подъем!

Наконец, Мишка зашевелился, потер глаза кулаками. Обрадовался. Открыл дверцу. Чуть опухшая физиономия выдавала хронический недосып. Некоторым представителям сильной половины человечества небритость идет. Не зря у актеров и певцов она входит в моду чуть не каждый сезон. Увы, этот стиль не для Бурова. Рыжая коротенькая щетина делала его смешным и неопрятным. Эдакий плюшевый медвежонок с помойки, весь в пыли и мусоре.

-Привет.

-Привет!

К тому же под глазом у юриста каким-то мастером мордобоя был нарисован дивный синяк на пол щеки. Буров, заметив Машино удивление, мило застеснялся того, как выглядит. Потрогал фиолетовое пятно пальцем. Пожал плечами. Дескать, картина ужасная, понимаю. Вздохнул. Маша поинтересовалась, устраиваясь на переднем сиденье.

-Это тебя друг-гангстер оприходовал?

Задавая вопрос, она, само собой, покосилась на водителя, не подающего признаков пробуждения. Буров возмутился.

-Чего?

-Кто тебе личность разукрасил?

-Не скажу.

-А что так? Стыдишься?

-Имею право молчать. Конституционное, между прочим.

-Беда с вами, законниками. Словечко в простоте не брякнете.

Завозился второй медведь. Зевнул. Не открывая глаз, влез в разговор.

-Цыц.

Протянул лапу, взял Машу за карман дубленки.

-Наклонись, поцелуемся.

Постольку поскольку пылкие объятия и страстные лобызания в планы девушки не входили, она начала вырываться, лупить по вражеской руке, сердито приговаривая.

-Фиг тебе. Фиг тебе!

Мишка, верный друг-защитник, не смолчал, провозгласил строго, втискиваясь между передними сиденьями и грозя кулаком.

-Кегли прочь от юного создания. А то оно сбежит. А я мечтаю культурно пообщаться. Не с тобой же мне о смысле жизни разговаривать. Ну?

Макс карман девушки отпустил. Поднял сиденье. Помял свою морду. Демонстративно зажмурился. Пробурчал вредным тоном.

-Ладно, ладно. Я тоже умею быть противным.

И тронул машину с места! Полежаева взвизгнула. Мишка попросил тревожно.

-Хорош. Не надо!

Макс выруливал от подъезда, задом, по-прежнему не открывая глаз. Буров продолжал настаивать.

-Хватит. Потом выделываться будешь, в гордом одиночестве. Мы с Машей молоды и прекрасны. Вся жизнь впереди. Я тебя умоляю! Маш, не молчи. Он твоей просьбы дожидается, гад!

-Думаешь?

-Уверен!

Полежаева потянулась вперед. Ухватила водителя за ухо. Дернула не больно, но чувствительно. Макс только хмыкнул. Он разворачивался на площадке возле дома, по-прежнему вслепую. Вырулил на улицу. Не в поток, конечно, на почти пустую дорогу. Но! Слева самосвал пер посредине. Ему так было удобно. Впереди ехал "жигуленок". Аварии не миновать. Ладно, они двое с Мишкой, сами виноваты, раз общаются с упертым психом. Но другие люди то при чем? Маша решила сдаться. Была, не была. Придется играть по правилам этого чудовища. Проворковала сладко и нежно. Хотя под слоем джема в голосе угадывалась горчица.

-Макс, прошу, прекрати. Я существо трусливое до невозможности. Мне очень страшно. Очень! Ну? Пожалуйста!

-О-кей!

Мгновенно согласился антигерой. Распахнул глаза, вывернул руль, избегая столкновения с наглой тушей самосвала, покосился на Машу, довольный до неприличия. Как же - на своем настоял. Чем не умница.

-Макс, милый, тебе хоть один камикадзе говорит правду? Хоть иногда? А?

Опечаленная событиями последних пяти минут, Полежаева не удержалась от ехидства. Пока гризли молчал - то ли информацию переваривал, то ли пренебрегал явной подначкой. Мишка разродился комментариями.

-Что ты, русалочка? Дураков - кроме меня нет. В данный момент. Рядом. Если быть честными до конца, то Матвей тоже лепил все, что думал. И было нас, идиотов, в наличии двое. А теперь, видишь сама, глупый Бурый остался в гордом одиночестве. Музыка моя, слова народные. Пою правду, выступаю соло. Но наш Крутой Пацан на меня и мое умное мнение чихает с высокой башни.

Макс громко чихнул. Нарочно или нет, осталось невыясненным. Вышло забавно, но Маша не улыбнулась. Мишка продолжал витийствовать.

-Теперь этот общечеловеческий катаклизм в обличии молодого самца, выматывает душу исключительно мне. Единственному психу, который его любит и не боится. Вот!

Макс демонстративно оторвал ладони от руля, зааплодировал шумно, потом взглянул на Машу, взялся за управление. Но в серебряных наглых глазах его появился вопрос. Который он тут же озвучил, обращаясь к девушке.

-По-твоему я скотина?

-По моему, тебе нравится притворяться грубым животным. Ты от этого получаешь удовольствие.

-Ага.

-Ну и зря. Мой дед говорит, что ты - человеческий экземпляр редчайшего качества, но что...

Тут она замолчала. Резко. Откинулась назад. Макс уточнил.

-Не томи. Мне интересно.

-Нет.

-А я и так знаю. Он думает, что я плохо кончу. Верно?

Маша прикусила губу. Мишка вздохнул. Макс улыбнулся.

-Красавица, это не открытие, ей Богу. Я все знаю.

-Тогда зачем?? Зачем ты делаешь это? Зачем играешь в каскадера? Зачем стал...

Она опять сбилась. Но Макса это не огорчило, он перехватил лидерство.

-Собралась назвать меня бандитом, так?

-...

-Ну?

Маша грызла косу. Макс не унимался.

-Не стесняйся. Ну?

-Ты ведешь такую жизнь... С предсказуемым финалом.

-Ну?

-Зачем?? Дед говорит, что ты умница каких поискать. Что у тебя мозги крутого аналитика и сверхчеловеческая сила воли. Что ты можешь заняться чем угодно и преуспеть.

-Серьезно?

-Да!

-Извини, перебил.

-Дед сказал, что ты можешь пойти сотней дорог. Что ты талантлив, до невозможности. Что ты - едва ли не лучший образец мужика, какой он видел в жизни. Зачем же... Зачем? Объясни мне, я не понимаю! НЕ-ПО-НИ-МАЮ!!!

Макс свернул на главную дорогу. Утопил педаль газа. Красная иномарка лихо пожирала километры. Мишка, умудренный годами, проведенными в обществе гризли, в разговор не встревал, смотрел в окно. И морда у него была грустная-прегрустная, как у бедной Кассандры. Никому ненужные пророчества приносили ей, как известно, одни несчастья. Дед рассказывал разные мифы, не ленился воспитывать.

Маша же разнервничалась не на шутку. Прижала ладонь к губам, отвернулась. Невольно копируя Мишкину позу. Теперь пассажиры, точно сговорившись, молча таращились в окна. Каждый в свое. И думы, их обуревающие, конечно были разными. Мишка вздыхал о том, что не может помочь другу. Что ни один рецепт не будет принят. Ни один совет - выслушан и одобрен. И что остается? Предоставить Макса его участи? Просто смотреть? Что за гнусь - видеть рядом с собой настолько сильного человека и понимать, чем все закончится, рано или поздно... Что за невезуха? Он бы руки не пожалел своей, дал оттяпать, если бы это могло помочь Максу сменить курс. Легко!

Макс - герой его детства и юности. У него было все, чего не хватало Мишке. Внешность, характер, сила, яркость, напор. И что дальше? Бурова мучила обоснованная тревога.

Маша загрустила по иной причине. Как и почему это свалилось на нее? Полежаева стала переживать из-за судьбы гризли... Вот чушь. Попыталась вспомнить свои недавние страдания по Матвею. Не очень получилось. Вернее, не вышло ни фига! То, что казалось громадной любовью, сдохло само по себе, пусть и не сразу, а хорошенько потрепыхавшись. Что это было? Банальная детская влюбленность? Дебилизм! И еще большим идиотизмом будет теперь вляпываться по самые ушки в новое чувство. Потому, что оно безответным не окажется. Дайте гризли шанс унюхать перемены - и он его не упустит. Таким родился. Маша представила себя в роли "девушки" для авторитета. Сморщилась. Только этого не хватало. Ерунда получается. Колесики у нее не за те шарики заскакивают? Любовь еще какая-то новая готова привязаться. Пока еще принюхивается, ворчит, но через мгновение как сомкнет капкан бульдожьих челюстей на сердце! Мама дорогая! Не надо! Этого не надо! Нет! Без новой любви она перебьется. Запросто! Пусть пройдет стороной... Пусть! Маша покачала головой. Буровская лапа похлопала ее по плечу. Медведь решил посочувствовать?

-Брось. Не грузись из-за Макса. Он такой, какой есть. Он иначе не умеет. Это в крови. Инстинкт.

Маша дернулась, не принимая поддержки. Весьма и весьма неудачной. Буров решил, что она убивается из-за его друга? Ах, сволочь проницательная!

-Отстань!

Буров сдаваться не спешил.

-Машуль, ты чудесная девушка. Мне такое счастье видеть тебя. Ты как солнышко. Ну, чего ты хмуришься? За тучки прячешься? Макс твоих слез не стоит. Убьется? Ну и фиг с ним.

-Чего? Чего?

Возмутился Крутой Пацан.

-Не лезь в наш очень личный разговор.

Обрубил Мишка не ласково и продолжил.

-Машуль, девочка золотая, ты из-за нас медведей не печалься. Мы упрямые каждый, до крайней степени. Как еще не поубивали друг дружку с нашими то языками и характерами! Мы своей дорогой топаем, все, и каждый думает, что прав именно он. Матвей откололся, думаешь это ссора насмерть? Не-а. Помнится, я с Максом полтора года не общался. Было. Было. Сразу после школы. Он меня не просто обидел. Унизил. Публично. Я долго не мог его простить. Хотя он ко мне всех свидетелей той сцены трижды приволакивал, извинялся.

-Макс?

-Ну да. Соберет всех голубчиков. Сколько их было?

-Восемь. Если нас с тобой не считать.

-Вот именно. Выстроит их, бедняжек перед моим подъездом. И дожидается. Когда я свою морду наружу высуну.

-Ничего себе.

Выдохнула Маша, представив сцену. И добавила недоверчиво.

-А эти парни. Разве они не протестовали?

Макс хохотнул, не оборачиваясь. Мишка пояснил.

-Русалочка, они на многих примерах уже убедились, что рыпаться не стоит. Дружили парни с головой, одним словом. Вот и не шебуршились.

-Да уж.

-Ага. Такая суждена им была планида. И после однажды таки состоявшейся сцены бурного примирения, мы с Максом больше не ругались.

-Пока.

Вставил водитель. Мишка непонятным тоном осведомился.

-Думаешь, что этот паразит не способен на поступок? Ну... Он у нас натура благородная. Может и рыцарем прикинуться при случае.

Зверев помотал головой, но перечить не стал. Продолжал рулить. Мишка закончил мысль.

-Машуль, ты на нас не обижайся. Мы тебя оба очень, очень, очень, очень любим. Ей Богу.

-?

-ОЧЕНЬ.

-Любите?

-А ты не знаешь? Ой, не надо женского притворства. Хоть жениться, остепениться, хоть ковриком под ноги стелиться. Все, что ты захочешь! Все! Вот такие мы два твоих ручных медведя.

Макс опять промолчал. Маша удивилась, но решила, что Буровская шутка достоинство Крутого Пацана не задела. Даже странно. Громко спросила.

-Прямо таки все-все-все?

Мишка и Макс переглянулись, не стали ни отпираться, ни подтверждать. Маша хитро улыбнулась.

-Вот вы и попались. Знаю, что это вранье. Легко докажу. За одну секунду. Хотите?

Макс бросил задумчиво, глядя на лучшего друга.

-Счас влипнем.

-?

-Она ведь хитрая у нас. Попросит меня бросить бизнес, а тебя.... похудеть. Скажет, все Буров, ша! Больше не жрешь! Ни сосисок с пивком. Ни яичницу с ветчиной. Переходишь на кашки, кефирчик и яблоки. Тут ты и приплывешь, друг мой. А мне объявит, что я на работу должен буду устроиться. Охранником, очевидно. Или, нет... У меня же есть корочка. Физическое воспитание. Значит, в школу, физруком. На сто рублей. Как мыслишь, Мишка? Выполним такую просьбу? Ни за что! Тут и закопан медвежий капкан. Маша нам прямым текстом заявит - попались, вруны! Зверюги бессовестные. И будет права. Так?

Он подмигнул девушке. Прищурился. В его короткой, похожей на вспышку улыбке была ослепительная сила. Руль под левой ладонью поворачивался сам собой.

-Ну, так ведь?

Маша с азартом трижды шлепнула себя ладонями по коленкам.

-Да! Да! Да! Ты читаешь мысли.

-Чуть-чуть.

Дома у гризли было пусто и темно.

-Валите на кухню. Ждите там!

В приказном порядке хозяин квартиры отправил Полежаеву и лучшего друга пить чай. Гости благоразумно не стали спорить, пошлепали в указанном направлении. Включили свет. Уселись на высокие деревянные табуреты. Помолчали. Потом Буров, по собственной инициативе, взялся наливать воды, зажигать газ, словом возиться по хозяйству. Раздосадованная вынужденным ожиданием неизвестно чего Полежаева не стала ему помогать. Зевнула, потянулась, слезла с табурета, подошла к окну. Во дворе ничего интересного не происходило. Маша состроила рожицу своему лохматому отражению в стекле. Потом решила и Мишку тоже осчастливить, повернулась.

-Бе!

На скроенную гримасу медведь не отреагировал. Видели, мол, и не такое. Залез в холодильник, извлек пару лимонов. Шустро настрогал их ровненькими кружочками. Выложил стопками на блюдце. Достал из шкафчика сахарницу. Он стоял к Маше боком, демонстрируя как раз подпорченную половину лица. Вредная школьница не удержалась от вопроса.

-Колись, юрист, кто тебе личность разукрасил?

-Это ты про синяк?

-Разумеется.

-Матвей.

-?

Удивленная Полежаева прямо таки рухнула на табуретку, с которой спрыгнула минуту назад. Подхватила с блюдца сразу три кружочка лимона. Нервно запихнула в рот. Сжевала, не почувствовав вкуса. Слизнула с губ сок. Уточнила слишком громко.

-Чего?

-Доктор наш оперирует, мерзавец, да оперирует. Целыми днями. Рука тяжелая. И ведь шустрый какой, можно подумать боксер-разрядник. Зарядил мне с левой. Это я еще успел голову отдернуть. Был бы нокдаун. Без дураков.

-А что случилось? С чего это вы подрались?

Мишка посмотрел на Машу.

-Мы не дрались. Я получил в глаз, вот и весь поединок.

Маша подумала, что Буров - какая то уникальная личность. Не позер, не хвастун. Хоть бы раз прикинулся храбрецом, победителем. Нет. Режет правду, нисколько не беспокоясь о том, сочтут его размазней или не сочтут. Еще и ухитряется над собой подшучивать. Что это? Низкая самооценка или наоборот? Спросила задумчиво.

-Расскажешь, как тебя угораздило доктору под кулак подвернуться?

-Ну. Ерунда. Честное хавронье. Ничего забавного. Мужская дурь.

-Вот. Так всегда! На самом интересном месте.

Заныла, заканючила девушка, но прошибить невозмутимого Бурова было трудно.

-Угу.

Он только похрюкивал, колоться отказывался. Искоса поглядывал на Машу, улыбался.

-О чем это вы?

В дверном проеме нарисовался невероятно, прямо таки мультяшно широкоплечий силуэт гризли. Брючки, носки, свитер, даже краешек футболки выглядывающий в треугольном вырезе - Макс был верен себе - нескольких оттенков серого. От почти черного, до пепельного. Далась парню эта цветовая гамма! Будто нет в мире ни синевы, ни белизны, ни зелени.

-Все готово. Идем за мной.

Мишка кивнул на закипающий электрический чайник. Такого не было ни у кого из Полежаевских знакомых. Ярко зеленый конус с золотыми буквами, в тон малахитовому кафелю. Красота. И как быстро справляется с поставленной задачей. Минута-другая и готов кипяток. Чудо.

-Может чайку для начала?

-Завари, и пойдем. Пусть настаивается.

Вмешалась Полежаева.

-Стойте, стойте. Я вашу черную гадость пить не хочу. Зеленый есть, или красный?

Подобный вопрос ставил в тупик практически всех. Не пили рядовые жители СНГ иного чая, кроме черной бурды сомнительного качества. Не было ничего лучше на прилавках, да и под прилавками тоже. Итак, вопрос о чае, обыкновенно оказывался весьма неприятным для хозяев. Они неловко пожимали плечами. Изредка, впрочем, предлагая отвар смородиновых и малиновых листьев, либо мяту с ромашкой. Все это громко именовалось - лечебными травами. В солидных домах, правда, могли неожиданно угостить настоящим, (в кавычках или нет, не всегда можно понять) хоть и черным цейлонским чаем.

Но Крутой Пацан Полежаеву удивил. Кивнул. Без обычного позерства, меланхолично потянулся, открыл навесной шкафчик. Достал яркую деревянную коробочку, сплошь покрытую изображениями японок с зонтиками в руках.

-На. С жасмином. Дрянь такая. Я попробовал, чуть не отравился. Как ты пьешь эту хренотень?

Маша, шустро выхватив из лап хозяина вожделенный чай, принялась читать надписи на упаковке - английские, разумеется. Японские иероглифы были для нее не менее загадочны, чем древнеегипетские письмена. Спросила, не отрываясь от текста.

-Зачем тогда добывал, если самому не нравится?

-Для тебя, красавица, исключительно. Вдруг, удастся в гости заманить. Мишка, не стой столбом. Заваривай уже. В большой нам, вон в тот чайник для этой... малолетней пакости.

-Для кого?

Гневно вмешалась вышеупомянутая особа.

-Для тебя, красавица.

Ответствовал гризли. Тут же встрепенулся.

-Мишка, подожди! Зеленый кипятком не шпарят.

Маша подтвердила, удивляясь, что Крутому Пацану известны все эти мелочи. У себя дома она потчевала гризли обычным черным индийским. Дед держал одну-две пачки для людей, еще не обращенных в новую веру.

-Нужно, чтобы вода немного остыла. Заваривай пока вашу бодягу.

-К чему такие сложности?

Удивился Буров. Никто ему не ответил.

Мишка занимался делом. Маша поставила коробочку деревянную на стол. Не удержалась, провела пальцем по прохладной серой, в черных прожилках поверхности столешницы. Неужели, камень? Удивительно. Макс внимательно смотрел на гостью, похвастался.

-Настоящий мрамор. Честно.

Тут же замолчал. Отвернулся. Заговорил с Мишкой. Полежаева влезла в разговор.

-Макс, а где твоя охрана. Ты мне так и не ответил.

-?

-Куда ты дел Леху и Сергея Ивановича? Уволил?

Физиономия у Зверева плавно поменялась с удивленной, на озабоченную, потом стала восхищенной. Он развернулся к Маше всем корпусом, расплылся в улыбке, зафыркал от сдерживаемого смеха. Глаза засверкали точно драгоценные камни.

-Убила! Буров, Буров, слышал?

-Ну?

Макс, добившись внимания друга, переключился на девушку. Отбивая темп фраз ладонью по мраморной столешнице. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

-Откуда ты знаешь, как их зовут? Ты же с ними не общалась ни разу. Стоп... Однажды. Когда меня твой дед учил жить. Сколько-то минут. На площадке. Но они, они же всегда молчат, оба... Так. Так. Мишка, Бурый - ты только посмотри на нее. Она расколола моих ребят, раскрутила на беседу. Развела как младенцев. Я не могу... Мне плохо. Ну ты даешь, Машуль... Ха! Вот это да. Вот это да...

-Красота это страшная сила.

Гордо отчеканила довольная собой Полежаева. Слезла с табуретки, приняла позу амазонки победительницы. Во всяком случае, именно так по ее мнению должна была стоять царица прекрасных воительниц в миг торжества. Копья и меча не хватало... Ладно. Обойдемся без реквизита.

Мишка почесал затылок, посмотрел на друга. Пробурчал с неожиданной задумчивостью.

-Может ей стоит идти учиться на журналистку? Как считаешь?

Зверев пожал плечами. Буров же продолжал, воодушевляясь.

-Представляешь, с такими способностями! Будет интервью брать у знаменитостей разных. Вытягивать из них всю подноготную. Колоть голубчиков на откровенность. Это не все могут.

-Да уж.

Согласился Макс, впрочем, было заметно, что он слушает в четверть уха.

По лицу скользили быстрые тени невеселых вопросов, мелькнули далекие грозовые всполохи откровенно мрачных мыслишек. Тут Гризли встряхнулся, возвращаясь к друзьям. Вновь хлопнул ладонью по столешнице. Маша пошутила.

-Эта штуковина, какая по счету? Третья или четвертая?

-А?

-Ну, несколько ты уже наверняка расколотил.

Гризли бросил быстрый взгляд на Мишку.

-Язва какая, да?

-Полностью согласен.

-Ладно, вставайте.

-И?

-Все готово в зале.

Пушистая сосна занимала почти всю немаленькую комнату, растопырив ветки, упираясь макушкой в потолок. Горький запах хвои окружал ее точно аромат духов - красотку. Ни одной игрушки, только пара включенных, задорно мигающих гирлянд. Негромкая инструментальная музыка ненавязчиво плелась дивными кружевами.

-Чего застыли? Ищите подарки.

Хозяин рухнул в кресло. Буров с кряхтением присел на корточки. Зашуршал пакетами. Спросил возбужденно.

-Какой мой?

-Синий.

-Ага.

Голос Макса прокатился по комнате.

-А ты, красавица? Лень нагнуться?

Маша прикусила губу. Ответила с ненужной резкостью, о которой тут же пожалела.

-Ты так уставился! Мне неприятно!

-Ой. Я просто доволен. Ты у меня дома. Вот и все. Буров, успокой девушку. Это по твоей части.

Хрюкающий от восторга Мишка с коробкой, извлеченной из пакета, подтвердил.

-Все в порядке, Русалочка. Все в порядке.

Маша, не сводя глаз с хозяина, помолчала пол минуты, наконец, решилась. Наклонилась, заглянула под зеленый колючий полог. Большой ярко алый пакет, был перевязан золотой ленточкой.

-А что там?

Ответ Макса был лаконичным.

-Открой. Увидишь.

Маша, подвернув ноги, уселась прямо на пол, на синий палас. Вытащила подарок. Развязала ленточку. Подержала в руках, взвесила. Потрясла, приложив к уху. Положила на колени. Медленно, слегка стесняясь, развернула. Невозможно симпатичный (где Макс смог добыть такого?!) серый мохнатый медведь с небольшой коробочкой, привязанной к правой лапе. Маша покраснела. Гризли пояснил.

-Это парень тебе в постель. Вместо меня, невезучего. Его пустишь, пионерка?

Вмешался Буров, защелкивающий на запястье золотистый браслет.

-Отпад. Вот это часы, так часы!

Макс невозмутимо добавил.

-Там надпись, гравировка. Читал?

Мишка начал суетливо расстегивать подарок. Браслет не поддавался.

-Дай, помогу.

Предложил хозяин, через плечо наклонившегося к нему друга, бросая жаркий и хитрый взгляд на Машу. Полежаева нянчила мишку. Он был очень необычным на ощупь. Шкура ни капли не напоминала привычные материалы, из которых делались игрушки. Каждая прядка шерсти чуть волнистая и шелковая. Хитрые-прехитрые глаза поблескивали. Полосатый бантик на шее, был повязан наподобие галстука. А вот коробочку прикрутили к лапе обыкновенным красным шнурком.

Тут Мишка, наконец, разобрал надпись на своих новых часах. Прочел вслух с удовольствием.

-Бурому от серого. Носи не снашивай.

Опять спокойный голос Гризли с едва заметной ноткой лукавства.

-Ну? Угодил?

Друг пробурчал.

-Да. Только это дорогой подарок. Слишком дорогой.

Крутой Пацан вздохнул.

-Да, ладно. В кои то веки. Зато память будет.

-Не понял.

Гризли до объяснений не снизошел. Заговорил о другом.

-Чего там наша красавица затихла? Машуль, а ты? Довольна?

Оба медведя посмотрели на нее. Девушка держала на ладони два чрезмерно массивных золотых браслета. Они свернулись точно змеи.

-Что это?

Хозяин объяснил лениво.

-Цепь у меня на днях порвалась, собака такая. Я ее здесь, возле елки подобрал, на паласе. Как раз там, где Машка сидит.

-Ну?

Уточнил Буров.

-Заехал к ювелиру. Попросил не переплавлять. А сделать прямо из цепи, как было, два браслета. Кусок, правда, остался. Лишний.

-Макс. Зачем?

-Мне так захотелось. Я носил ее лет пять, или меньше... Теперь твоя очередь. Выпьем вина?

-Немного, хорошо?

Попросил Мишка.

-У меня уже башка от пьянок тупая.

Полежаева перебрасывала браслеты из одной ладони в другую. Они перетекали тяжело поблескивая. Сказала вредным голосом.

-Это кандалы такие?

-?

Вскинулись медведи. Синхронно, как танцовщики, тщательно отрепетировавшие движение. Одинаково покрутили башками, сморщились, посмотрели друг на друга. Маша пояснила озадаченно.

-Меня дед убьет за эти... наручники. Если возьму.

-?

-Девушке неприлично получать такие ценные подарки.

Гризли обвел взглядом комнату. Вздохнул.

-Ой. Опять я не прав. Никому из вас угодить не могу. Что за фигня? А? Иди сюда.

Маша встала, недовольная и нахохлившаяся. Макс попросил повелительно, но не обидно.

-Бурый, проверь как там чай. Пять минут не больше. Мы сейчас придем.

Выходя из комнаты, Мишка помахал рукой с новыми часами на запястье. Из коридора донеслось громко.

-Русалочка, кричи, ежели что. Схвачу ножик, который побольше. Они у Макса острые, до невозможности. Точит - не ленится. Так что, я тесак в лапу, и на помощь тебе с ним наперевес. Сразу!

-Угу.

Согласился Зверев с тяжким наигранным вздохом.

-Иного и не ждал. Маш, хватит, сядь.

Он похлопывал по широкому мягкому подлокотнику своего кресла.

-Пожалуйста.

Буров уже гремел на кухне дверцами холодильника и шкафчиков. Полежаева решила быть послушной, в определенных рамках, разумеется. Положила мишку на колени, устроилась поудобнее. Спиной и правым боком прижалась к каменному, упрятанному в серый свитер плечу. Минуту клубилось молчание. Потом гризли потянулся.

-Покажи.

Задирая тонкую кофточку девушки, повторил.

-Покажи.

-?

-Рубец. Как зажил?

Маша расслабилась. Длинноватый неровный шрам тянулся наискось левее и чуть выше пупка: косо перечеркнутый тонкими бледнеющими линиями собственно швов. Алый, выступающий над кожей уродливый рисунок, оставленный на память об известной поездке. Макс быстро прижался горячими губами к Машиному животу. Мгновение, другое. Отстранился. Попросил чуть хрипло.

-Давай, браслеты застегну. Не швыряйся моим подарком. Не захочешь носить, спрячь. А сейчас, пока ты здесь. Пожалуйста.

Полежаева опять послушалась. Решительно, Гризли был для нее опасен. Действовал - гипнотически.

-Где наши лапки?

Протянула послушно обе руки ладонями вверх. Зверев взял браслеты. Никуда не спеша, застегнул один. Щелк. Другой. Щелк. Попросил, утыкаясь лбом в живот.

-Поцеловать тебя можно? Разочек?

Немного растерявшись, глупая овечка собралась было соскользнуть с подлокотника. Но помедлила, секунду. Почему-то. Что с ней происходило? Медведь угадал, что она не торопится удирать. Ласково, но крепко обнял талию. Потянул к себе, разворачивая лицом. Обе ладони, большие, твердые, легли девушке на спину.

-Ну?

В серебряных глазах кипела яростная и неутоленная жажда.

-Ну?

Макс нервно сглотнул. От его пальцев исходил жар, Маше показалось, что она расплавится в этом объятии. Зверев не торопился, не набрасывался. Смотрел, ждал. Только изредка, чуть заметно, ладони его подрагивали. Машину спину обсыпали приятные мурашки. Всю. От копчика до затылка.

-Ну?

Потянулся навстречу. От его кожи пахло горькой свежестью. Маше показалось, что комната опрокидывается, что сама она падает и тонет, и выбраться невозможно. Нет, не поздно, просто - все так, как есть. Чудно. И совсем не хочется отстраняться, дергаться. Знала, ее отпустят. Немедленно.

Губы... Горячие. Умелые. Сначала просто прижались, потом медленно раскрылись. Поцелуй не был свирепым. Нежность, нежность, нежность. Маша расслабилась в теплой волне удовольствия. Твердый кончик языка проник внутрь, настойчивый и ласковый. Он знакомился, а не командовал. Еще одно мгновение. И еще одно. И еще... Макс отстранился. Маша открыла глаза. Потрясла головой.

Невероятно сильные руки сомкнулись у нее на талии. Гризли снял девушку с подлокотника, поставил на пол. Отпустил.

-Страшно было?

-Нет.

-Противно было?

-Нет.

Почти обиженно ответила озадаченная его поведением Полежаева.

-Ладно. Топай на кухню. Мишка волнуется.

-?

-Я приду.

Несколько ошарашенная девушка в дверях оглянулась. Гризли, запрокинув голову, прикрыл глазищи. Грудная клетка мощно вздымалась, точно он бежал в гору и жадно пил воздух. Как он понял, что Маша стоит рядом и подсматривает? Велел резко.

-Кыш.

-Ладно.

Буров, изгнанный на кухню первым, вовсе не волновался! Уплетал абрикосовое варенье и миндальным печеньем закусывал. Увидел Полежаеву, сообщил доверительно.

-Гризли прав. Я попробовал твоего чая. Один глоток. Всего. Бр-р-р. Честное ниф-нифовское, редкая гадость. А уж цвет... Моча больного осленка.

-Ты не проникся.

-?

-К зеленому нужно привыкнуть. Втянуться. Осознать. Да, он горчит. Но зато вкус у него, живой.

-Ага. Забирает до озноба.

Мишка скривился, подвигал ушами. Привычная шутка тем не менее подействовала. Маша хихикнула. Буров подмигнул. Подвинул табурет.

-Приземляйся, русалочка. И наслаждайся напитком избранных счастливцев. Меня от него воротит. Я предпочитаю по-простому. Крепкого, сладкого. Чтоб душевно.

Полежаева не стала спорить. Буров принялся рассуждать о гурманах вообще. Речь его сводилась к тому, что вышеупомянутые любители чрезмерно тонких вкусовых ощущений просто-напросто извращенцы. Издеваются они не только над живыми моллюсками, например, но и над своими кошельками и желудками. Сплошь и рядом, вся их философия оказывается попыткой прикрыть душевную черствость и полную эмоциональную незрелость. Заканчивая очередной виток филлипики, Мишка громко возгласил.

-Нормальный человек такого жрать не станет!

Маша кивнула головой, чтобы отвязался. А через малое время явился Макс. Собранный, спокойный, холодный как ледяная гора. Молча взялся пить очень сладкий чай. Смотрел на Машу, слушал Мишкины шутки. Потом, вдруг брякнул.

-А мне подарок положен, на Новый Год?

Буров и Полежаева обменялись быстрыми взглядами. Чуть виноватыми, чуть озадаченными. Гризли, наслаждаясь моментом, попросил.

-Косу можно расплести?

Маша поперхнулась чаем.

-Что?

-Кто-нибудь, я мужиков имею ввиду, это делал? Разрешала кому? А?

-Нет.

-Врешь, наверно. Может в лагере, какому симпотному пионеру подвезло?

-Нет. Сказала же.

-Точно?

-Макс!

-Ну?

-Что, ну?

-Косу, говорю, твою, можно расплести? Давно мечтаю.

Маша опять покраснела. Но согласилась.

-Да.

Гризли подъехал на своем стуле. Блин, он у него был круглый, с колесиками! Развернул девушку спиной к себе. Рекомендовал.

-Продолжайте. Я мешать не буду.

Быстро погладил добычу горячей ладонью. Снизу вверх. От попы до шеи. Машиному телу это жутко понравилось. В животе собрался и запульсировал огненный ком.

Впрочем, Гризли больше не озоровал, не будоражил опасными прикосновениями. Занялся своим подарком.

Взялся за узелок зеленого шнурка. Маша поняла, отражаясь в Мишкиных глазах, что выглядит дура дурой. Было от чего. Макс медленно, с блаженными вздохами, распускал косу. Невозмутимо пить чай не получалось, хоть тресни! Полежаева пунцовая, как пионерский галстук, смотрела на Мишку. Буров после минутной заминки, вновь захрустел печеньем. Действия Гризли не отбили у него аппетит.

-Налей мне еще чашку.

Вежливо проговорила Маша. Буров, продолжая жевать, кивнул, потянулся, выполнил просьбу. Предложил заботливо.

-Варенье хочешь?

-Нет...

Полежаева точно со стороны, расслышав себя, поняла, что умирающие интонации - реальность, а не притворство. Голос у нее исказился. Некстати вспомнилось, как она мысленно пофыркивала насчет Светкиного кокетства. Пауз разных, вздохов - в присутствии Крутого Пацана. Вот, дура. Не Светка, а она, умница и красавица.

Макс уже справился с задачей. Отшвырнул скомканный шнурок на многострадальную столешницу. Отъехал на шаг, взглянуть, что получилось. Вернулся. Пропустил несколько прядей сквозь пальцы. Намотал на запястье. Пошевелил рукой, посмотрел - как шелковый браслет соскальзывает. Наклонился, прижался лбом. Щекой коротко потерся. Засмеялся. Выглянул из-за Машиного плеча, чуть касаясь его подбородком. Честно и блаженно сообщил другу.

-Буров, я счастлив. Лучшего подарка на Новый Год у меня еще не было.

Конец января и февраль прошли под знаком бесконечных вызовов в милицию. Маша, всегда в обществе Ильи Ильича, таскалась к следователю по три раза в неделю. Чего от нее добивались триста раз, переспрашивая об одном и том же? Единственное, что она утаила от мрачных ребят в форме - обстоятельства знакомства с гризли. Приплетать отчима и маму было ни к чему. Дед с ней согласился. В итоге беседы со следователем напоминали диалог из театра абсурда. О взаимопонимании речь не шла.

-Максим Алексеевич Зверев ваш любовник?

Вновь и снова приставал следователь.

-Нет.

-Вы уверены?

.....

-Представляешь, дед, он так и спросил. В тридцать пятый раз уже. Уверена ли я в том, что не сплю с Максом?! Дурдом. Кошмар какой-то!

-Вовсе нет. Он не может понять, что вас связывает. Вы не вписываетесь в рамки, привычных представлений. Так не бывает. Кстати, ты изменилась.

-?

-Говоришь о Максе, и глаза загораются.

-?

-Он тебя приручил. Ты его, если и не любишь, то ждешь. Зря.

Маша вскочила с табуретки, унеслась в комнату, рухнула на кровать. Дед материализовался в дверях.

-Золотце. Это правда. Обидеть тебя я не хочу.

Маша натянула покрывало на голову. Дед исчез.

Весь мир был в заговоре против нее. Решительно. Вчера Буров пел ту же песню. Сегодня Илья Ильич. Да она сама может им рассказать, что не хуже этих воспитателей понимает... А что именно? Что?

-Дед!

-Слушаю.

-Дед. К нему тянет.

-Еще бы.

Вошел, присел на краешек постели. Протянул сухую крепкую ладонь. Ласково погладил внучку по макушке. Неожиданно добавил.

-Это моя вина.

-Почему?

-Надо было сразу отрезать тебя от него. Запретить общаться. Но, я ужасно боялся.

-Чего?

-Что ты взбрыкнешь и убежишь. От меня.

Маша повернулась, вползла головой и плечами на колени Ильи Ильича. Снизу посмотрела в родные внимательные глаза. Прикусив губу и лукаво улыбаясь. Дед перестал хмуриться. Надавил пальцем на нос.

-Пип.

Маша спросила с хитрецой.

-Мне же, вроде, некуда было бежать?

-Ты так думаешь?

-Да.

-Золотце, ты же, когда удила закусываешь, способна на любую глупость. К Максу ненаглядному и помчалась бы.

-Ну...

-Не Макаренко я к сожалению.

-Дед, почему ты сказал - еще бы? В смысле, еще бы не тянуло. Я о Максе.

-Понял. Он личность харизматическая, золотце. Это нечто врожденное, вроде магии. Такие люди могут религии основывать. Запросто. Недостатка в желающих пасть на колени и поклоняться не будет.

-Я не люблю его.

-Ты себя в этом убеждаешь или меня?

-Дед.

-Что, золотце?

-Я, правда, не люблю его.

-Ну и не люби на здоровье. Он, кстати, сколько дней не звонил?

-Двенадцать. Сегодня тринадцатый.

Илья Ильич больше ничего не говорил, просто смотрел сверху вниз. На Машины щеки наползла свекольная краска.

-О, блин! Блин! Я попалась, да?

-Кому?

-Тебе!

-Разве я тебя ловил? Сама проболталась, что дни считаешь.

Изредка выбирались в гости со Светой к ее приятельницам. Или встречались возле университета, чтобы просто прошвырнуться по центру.

Рост эффектных подружек, плюс хорошая осанка (дед выполнил обещание, после тридцати-сорока синяков от безжалостных щипков, внучка перестала сутулиться) делали их более, чем заметными. Даже на улице, когда они шествовали рядом, постоянно оглядывались не только мальчишки и юноши, но и мужчины постарше.

Выходили плечо к плечу из магазина. Носы вверх. Дубленки, шапочки, хорошие сапожки, Машина коса, переброшенная вперед, на грудь. Пацанчик лет пяти уставился, выпучив круглые глазки, громко спросил у тетки, которая тащила его за руку.

-Мам! Мам! Это дамы, да?

-Дамы?!

Горько окрысилась женщина. Злобно зыркнула, поволокла сына прочь. Он выворачивался, стараясь посмотреть за спину, дрыгал толстыми ножками. Мама не позволила.

-Кажется, она решила, что мы проститутки. Возможно даже интердевочки.

Фыркнула Света. Маша посмотрела на подругу с недоумением.

-?

-Точно тебе говорю.

Недавно на экраны страны вышел скандальный фильм: повествующий о тяжелой жизни путаны. Школьницы начали писать в анкетах, что мечтают стать валютными проститутками.

-С чего бы?

-Высокие, прилично одетые. Держимся прямо. Улыбаемся. Вот дремучие бабы нам и вешают ярлык.

-И что теперь? Сутулиться и делать морду кирпичом?

-Если хочешь не раздражать несчастных теток, безусловно.

-Вот еще. На всех не угодишь.

-Абсолютно верно. Они смотрят благосклонно только на сереньких мышек.

-Общенациональная проблема?

-Скорее обще провинциальная. В Москве люди меньше обращают внимание друг на друга.

Маша пожала плечами. Спорить о том, чего не знает? Зачем? Проще допросить деда. Что он думает по этому поводу.

В конце января, сразу после крещенских морозов внезапно потеплело. Горожане, впрочем, не торопились вылезать из шуб.

Маша со Светой, собрались в гости в субботу после обеда. Поддели под дубленки тоненькие хлопчатобумажные водолазки, вместо свитеров. Поменяли варежки на перчатки. Разоблачаться совсем по погоде не стоило. Осенние куртки это хорошо, но коварная холодрыга могла накинуться на Заранск в считанные часы. Встретились возле десятой школы. На остановке, забравшись на скамейку с ногами (Маша этого терпеть не могла) кучковалась стайка подростков.

-У-у-у...

-Вот это телки!

-Тащусь.

-Эй, телефончик, продиктуй.

-Ваще!

Проводили подружек сбивчивым потоком выкриков, нагловатые ребятки в широких черных штанах и знаменитых шапочках. Света на такое никогда не реагировала. Не изменила она поведение и сегодня. Вздернула нос еще выше и гордо потопала дальше с риском шлепнуться на скользком мокром спуске. Но выдерживая фасон. Рисовщица! Маша шла плечом к плечу с подругой, опустив глаза, ей сделалось противно. Как всегда в подобной ситуации. Точно перемазалась, как свинка. Минуту молчали. Тут новый оклик ворвался в поток невеселых Машиных мыслей.

-Девушки, а девушки, куда торопитесь?

Дорогу загораживал чуть полноватый молодой мужик. Сдвинутая на затылок шапка, аляска не застегнута. Света, обратившая внимание на то, что прыткий тип, вылез им навстречу из "Волги", благосклонно улыбнулась. Даже попыталась остановиться, завести разговор. Увы и ах. Маша бесцеремонно поволокла подружку прочь. Обогнув несостоявшегося кавалера по широкой дуге. Сердито впечатывая сапожки в слякотный, подтаявший снег. Крепко удерживая любвеобильную студентку под локоть. Молча. Быстро. Мощно. Света сдалась. Зашагала в том же темпе. Только пискнула.

-Ну и зря. Нормальный парень.

-У него кольцо на пальце. Он женат. Не беден. Решил подразвлечься без особых хлопот!

Света вздохнула.

-Ну и что? Поболтали бы.

-О чем? Догадайся с двух раз, что именно его интересует? А?

-Ну...

-Твои мозги? Твоя душа?

-Ну...

-Тело. Молодое, красивое. И все! Больше ему от тебя ни фига не надо.

-Ну...

-Жена, бедняжка, сидит дома с малышом, скорее всего.

-Ну...

-Свет!

-Ладно.

Сдалась студентка. И хихикнула.

-Какие у него глаза были. Когда ты меня потащила мимо.

-Не обратила внимания.

-И что теперь? От всех женатых мужиков точно от чумы бегать? Высоко моральная моя подруга?

Маша остановилась. Поправила варежкой выбившийся на щеку завиток. Возразила спокойно.

-Тебе нужна скандальная репутация? В нашем не слишком большом городишке?

-О чем ты?

-О жизненной правде.

-Да ладно тебе.

-Мораль здесь ни при чем. Я не стану тебя осуждать за то, что твой возможный любовник женат.

Очень неискренне, что было ей не свойственно, высказалась Полежаева. Звонок наглой Геночкиной телки не шел из головы. Маму было кошмарно жаль. Готовность подружки к роману с окольцованным типом, показалась отвратительной. Светику наплевать на жен своих ухажеров. А, вот, Маше, не наплевать. Причину смотри выше.

-Ну и?

-Тебя осудят другие. И разнесут все это широко-широко. Одна две истории сойдут тебе с пушистых кошачьих лапок. Может быть даже больше. Пять историй, шесть. А потом, все.

-Что, все?

-Захочешь замуж, за нормального парня. А ему тут же споют о твоих былых подвигах. И кандидат в супруги... Тю-тю. Только ты его и видела.

-Брось. Мы что, в прошлом веке живем?

-Мы обретаемся в Заранске, дорогая. Тебе от этого никуда не деться. Куда ни плюнь - в знакомого попадешь. Все всех знают. Все обо всех говорят.

Света вздохнула. Маша ободряюще похлопала ее по плечу.

-Се ля ви. Где искомый дом?

-Вон тот.

-Надеюсь, ты ошибаешься.

Маша оценила колоссальных размеров грязевое море вокруг пятиэтажки. Уточнила на всякий случай.

-Подъезд?

-Ближний.

-Блин, плыть придется. Это Сиваш какой-то.

Перед ступенями и впрямь, на три метра в диаметре плескалась темная стылая вода, с крошечными дрейфующими ледяными горками. Света хихикнула. Машу точно кольнуло в грудь предчувствие. Некий неоформленный в слова посыл, что ходить не стоит. Ни к чему. Она притормозила. Раздумывая как отказаться подостойнее. Утюг, что ли "включенный" вспомнить?

Но Светлана ужасно просила поддержать ее на студенческой гулянке. Уверяла, что это важнее важного. Вот и голос у нее полон радостного предвкушения.

-Прыгать будем!

Маша съязвила.

-У тебя гены кенгуру в крови есть? Или моторчик за спиной, для взлета? Надо быть чемпионом мира, чтобы преодолеть этот водоем. Пошли лучше домой. Промоченные ноги все едино веселью не способствуют.

-Ну а жильцы?

Очень уверенно возразила Светка, продолжая настаивать, добавила.

-Жильцы как-то попадают в подъезд.

Маша вздохнула. Отошла на шаг назад. Окинула скептическим взором ледяное болото.

-Тут переправа нужна. Понтонная.

Светка нетерпеливо приплясывала на краю. Ей очень хотелось оказаться внутри. Полежаева покачала головой. И замерла. Знакомый радостный-радостный голос из прошлых, забытых снов пообещал.

-Я помогу.

Даже оборачиваться было ни к чему. Абсолютно.

-Здравствуй, Доктор.

-?

Маша перебросила косу назад. Вместо опознавательного знака. Повторила чуть громче. Все еще стоя спиной к Матвею.

-Здравствуй, Доктор.

Он был обескуражен, но не огорчен, это точно.

-Ты? Ты здесь откуда?

Маша ткнула перчаткой в сторону подружки.

-Вот эту оптимистку сопровождаю. Она уверена, что может парить как Карлсон. А я сомневаюсь.

Светка развернулась к ним, расплылась в одной из самых кокетливых улыбок. Глаза засверкали как у Багиры. В голосе забурлили горловые, сладкие нотки. Еще бы. Такой кадр!

-Ой, а вы Машин друг? Здесь живете?

-Отвечаю по порядку. Хороший знакомый. Сюда приглашен в гости.

-Не может быть. Не может быть. А в какую квартиру? В какую? Тоже в двадцатую? Ой!

Запела, замурлыкала подружка. Маша вздохнула. Прав Гегель, все в жизни идет по спирали, ситуации повторяются, просто на другом уровне. Вот и Светка затрепетала, захлопала накрашенными длинными ресницами - корова влюбчивая. А кто ей приглянулся? Не состоявшийся Машин кавалер. То-то и оно.

-Я считаю, что случайностей просто не существует.

Продолжала студентка напевать душевно и ласково. Охмурение потрясающего мужчины шло своим чередом. Маша молчала, предлог, чтобы смыться не шел на ум. А улепетывать просто так? Совсем глупо. Разве она припадочная? Светка ткнула локотком, попавшую точно цыпленок в суп, Полежаеву.

-Маш, ну что ты застыла.

-Я...

Матвей шагнул, оказываясь прямо перед ней, слегка наклонился, подмигнул.

-Не бойся, террористка, не кусаюсь.

-Почему террористка?

Изумилась Света. Никто ничего объяснять не стал. Матвей решительно произнес.

-Прошу в мои ласковые объятия. Перенесу обеих на себе, так и быть.

-Ну...

Неискренне начала отказываться студентка.

-Там глубоко. Зачем?

-У меня высокие ботинки, прочные. Да и лучше мне ноги промочить, чем вам, юные создания.

-А почему?

Теперь уже игриво переспросила Света.

-Потому.

Маша молчала, хорошо понимая, что все складывается не лучшим образом. Вернее, как назло! Только забыла и успокоилась. Только улеглась буря на море и вновь многообещающая рябь, уж не предвестница ли шторма? Матвей тем временем перенес через лужу взвизгивающую от удовольствия Свету. Вернулся, протянул руку.

-Ну?

Маша решила подчиниться. Пока. Не плыть же ей, в самом деле.

Студенты юристы и пяток приглашенных медиков резвились от души. Молчаливая, ледяная Маша старалась вежливо улыбаться и кивать. Левое плечо жгли случайные прикосновения господина хирурга. Он сразу же объявил компании, что захватит лучшее место за столом, и уселся между подружками. Светлана зарделась от удовольствия. Матвей уделял ей немало внимания. Подкладывал салатики, наливал чачи. Хозяин вечеринки был выходцем из Грузии. И посему угощал гостей не самогонкой, или дешевой водкой, а настоящим очень крепким спиртным.

-С Родины прислали. Не забывают!

Все дружно пили и хвалили. Застолье шло своим чередом, набирая обороты. Маша старательно мочила губы, после каждого тоста. Отстраняя руки, предлагающие добавить чачи. Стопочка у нее опустела на треть. Чача... Дико крепкая. Особенно для нее, домашнего цветочка, девочки даже водки еще не пробовавшей. Впрочем, люди подобрались приличные. Никто не настаивал, не цеплялся с глупостями типа - ты нас не уважаешь. Маша смотрела, слушала. Компания ей скорее нравилась, чем нет. Светка была права. Славные мальчишки. И всего одна девушка, кроме них, тоже сокурсница. Двенадцать гостей плюс хозяин - чертова дюжина - соревновались в умении произносить тосты. Это поветрие явно прилетело с родины Георгия вместе с чачей. Хотя из тринадцати человек на вечеринке только двое были грузинами, люди вели себя без привычного Заранского хамства. Чем изрядно удивляли Полежаеву. Неужели застолье может обойтись без грубостей, злых ссор, пьяных разборок на кухне или за дверями квартиры, на площадке? Даже не верится. Пригорюнившись Маша вспомнила, чем закончилась недавняя пьянка у соседей... Милицию вызывали. Только-только вставленное на лестнице окно разбили. Кого-то вырвало у мусоросборника. Кто-то пел матерные частушки на площадке в пять утра, в полный голос.

А здесь? Не инопланетяне же, обычные ребята. Так? Студенты много и интересно шутили, хвастались успехами - курсовыми, зачетами, даже статьями.

-Не может быть.

Удивилась нетактичная школьница. Встревая посреди разговора одного из гостей и хозяина. Уточнила тут же.

-Ты ведь еще учишься?

Георгий расплылся в улыбке, подкрутил несуществующий ус, подмигнул. Пояснения за него решительно и гордо, точно своими личными достижениями красовался, дал Гиви. Поднялся с бокалом в лапе. Отрапортовал.

-Наш дорогой хозяин, этот еще совсем юный самэц, уже почти закончил работу над диссертацией. Сразу после диплома будет остепеняться.

Георгий помотал головой.

-Чуть позже, родной, а то скажут - понаехали на нашу голову джигиты, трудятся и трудятся. Лентяев расстраивают. Сразу - не положено.

Вновь вступил Гиви.

-Статей у нашего уважаемого хозяина уже немало. Хочет матерым законником быть. Глупые книжки сочинять. Зачем ему это?

Георгий не стал отвечать. Спорить тоже. Встал, замер рядом с толкающим речь другом. Роста они были одинакового. Только Гиви походил на разжиревшую черную гориллу, два подбородка, пузо арбузом, волосатые кисти рук. Говорил он с заметным акцентом. Зверски вращал яркими глазами. Карикатурных размеров орлиный клюв смешно смотрелся на толстой ряшке. Всем своим видом Гиви вызывал улыбку. А тонкий, как хлыст хозяин застолья, производил прямо противоположное впечатление. Талия у него была ай-яй-яй. Как у Маши. Полежаева так откровенно рассматривала обоих друзей, что они засмущались. Гиви ладонью с пухлыми пальцами попробовал заслониться, Георгий за друга нырнул-спрятался. Народ захихикал. Хозяин еще минутку пококетничал, отказываясь показываться. Толстой, но неожиданно сильной лапой, Гиви ухватил его за шкирку, извлек на свет Божий, рассмотрел с тяжким вздохом. Заявил скорбно. Точно стыдясь за поведение друга.

-Пугливый самэц, молодой еще. Сядь там, не позорь старших.

Погладил по щеке. Подтолкнул к стулу. В публике вместо сдержанных смешков грянул хохот. Маша тоже не удержалась. Уж больно забавно все выглядело. Гиви закончил речь.

-Выпьем за гостеприимство этого джигита. Он старается. Мама его хорошо учила. А что боится, так разве мы его не поймем? Перед такой красотой и взрослые люди последнего ума лишаются. Вот я, привычный ко всему, уже пожилой мужчина, но разве я не реагирую?

Гиви покосился на девушку, сделал такой жест, будто длинную косу расплетает. Подмигнул. Маша вспыхнула. Произносящий тост врач вздохнул, дождался, пока люди выпьют, грузно опустился на свой табурет. С самым серьезным видом положил себе риса с подливкой. Уже пожилому мужчине было, максимум лет двадцать пять - двадцать семь. Маша собралась с духом, спросила.

-А какая у вас специальность, Гиви?

Он не без труда оторвал взгляд от тарелки, снова подмигнул.

-Хирург я, гинеколог.

Народ вновь начал смеяться. Гиви пресек хохот.

-Глупые. Не знают, какие врачи нужнее всего. Прибегут бледные, будут в глаза смотреть, руками вот так делать.

Он изобразил суетливые движения, точно кепку мнет, или сумку мучит. С беспокойством и тоской.

-Начнут просить, помоги, друг. Тогда и поймут, что у меня за работа. Может быть. А, может быть, и не поймут. Никогда. Кто не любит свою маму, сестру, женщину - разве станет волноваться, плакать, бегать туда-сюда, все решать? Эх...

Теперь уже Маша смутилась. Гиви потянулся через стол. Чуть коснулся волосатой лапой запястья девушки. Попросил смиренно.

-Прости. Не к столу речь. Штраф на меня наложи.

-Какой?

-Ананас хочешь?

-Нет.

-А два ананаса?

Маша покачала головой, Гиви отвлекли каким-то вопросом. Он стал отвечать хозяину. Как раз в стиле своей речи, про чьи-то бумаги и анализы. Полежаева взяла вилку, без интереса ковырнулась в салате.

-А почему мы ничего не едим?

Обратился к ней сосед справа. Милый юноша, будущий врач с очень распространенной фамилией Кузнецов. Маша не успела ответить. Слева наклонился Матвей.

-Модничаем? Сидим на диете?

Он выглядел очень спокойным, доброжелательным, но во взгляде внезапно мелькнула злость. Маша вздрогнула. Матвей ждал, с легкой улыбочкой. Полежаева повернулась направо.

-Сэр, я просто не голодна.

Студент решительно объявил.

-Понял. Не пристаю. Исподтишка картошки не подкладываю.

Кажется, он собирался завязать непринужденный разговор, но слева вновь подал голос хирург.

-Так-так.

Маша вынужденно перевела взгляд на доктора. О, Господи. За что ей это наказание? Чуть окрысилась.

-Не поняла.

-Чего?

-Ты меня задираешь?

Матвей смешался, криво дернул ртом.

-Нет, что ты. С какой стати?

Маша поразилась, до чего он красив. Просто неприлично яркая внешность. Зачем человеку с таким лицом понадобилась хирургия? Невероятные глаза, синие, точно небо в голливудских вестернах. Крупный рот, губы полные, хорошо очерченные. Густые волосы, блестят, предлагая запустить в них пальцы, проверить, а настоящие ли. Одна прядь выбилась, легла на лоб. Как у героев японских мультиков. А уж про широкие плечи и крепкую шею, можно не упоминать.

Весь облик Матвея отдавал чем-то искусственным, нереальным. Слишком эффектный. Кто его такого нарисовал?

-Ты так странно смотришь.

Спросил он, вдруг. Маша ответила грустно.

-Любуюсь, как дивным художественным полотном.

Хирург смешался, отвернулся. Вот и славно, решила Полежаева, которую ситуация начала доставать уже давно, еще до начала вечеринки, на входе в гостеприимное жилище Георгия. Сосед справа обрел голос.

-Положите мне, пожалуйста, вон того салата.

Взгляд у него был очень доброжелательным. Простецкая физиономия внушала доверие и располагала к ответной улыбке. Накладывая соседу свеклы с чесноком и сметаной, Маша спросила.

-А как вас зовут? Простите, забыла.

-Вася.

-Забыла, как это она забыла!

Завопил хозяин, бессовестно подслушивающий разговор. Вскочил. Привлек всеобщее внимание.

-Как она могла забыть имя моего самого близкого, Гиви не обижайся, друга?! А?

Маша смутилась. Пожала плечами. Георгий укоризненно покачал пальцем. Как нашалившему ребенку погрозил. Разразился пламенной речью. Маша слушала, время от времени, поворачиваясь, чтобы бросить внимательный взгляд на застеснявшегося соседа. Этот милый, скромный юноша учится на вечернем отделении. Работает по выходным и ночные дежурства берет. Сейчас он самый лучший медбрат в мире. А скоро будет самым лучшим хирургом. Матвей хмыкнул недоверчиво. Георгий этого не упустил. Шутливо набросился на него.

-Не веришь мне, да? Что может юрист понимать в медицине? Да? Пусть Гиви подтвердит. Гиви!

Толстяк кивнул. И произнес громко.

-Василий будет лучшим хирургом, если не в мире, то в этом городе точно. Мое слово. У него умные руки, он умеет трудиться, трудиться и трудиться. Редкое качество для русского человека. Чур, никому из гостей не обижаться. А еще у него золотое сердце.

Матвей опять влез.

-Какое отношение золотое сердце имеет к хирургии, не понял, прости?

Гиви расплылся в широченной улыбке. Зубы у него оказались не хуже Машиных, то есть очень белые, здоровые, всем на зависть. Гиви охотно пояснил, тыча волосатой лапой в сторону смущенного студента Кузнецова.

-Он храбрый. Никогда не струсит! Он настоящий мужчина! Может быть добрым. Слабым - нет, никогда. Это мы, грузины, и называем золотым мужским сердцем. К Васе на стол, я могу самого дорогого мне человека положить. И трястись, бояться, что у него рука дрогнет, не стану. Все увидите. Дайте ему только лет пять. Твое здоровье, дорогой!

Гиви поднял бокал, выпил. Георгий потребовал.

-Вот, влезли, договорить не дадут. Тишина!

Наконец Маша узнала, как они познакомились. Сын Грузии и парень из Мордовского села. На рынке в день десантника подгулявшие ребята устроили небольшой погром. Георгий просто шел мимо.

-Черный такой. Носатый!

На него бросились, непонятно почему.

-Лицо мое. Нет, рожа моя, не понравилась.

Вырвали из рук пакет с книжками. Дали в глаз. Пошла потеха. Георгию пришлось бы худо. Могли уронить и запинать. Но подбежал и влез в драку крепкий паренек. Вдвоем Георгий и незнакомец, спина к спине, продержались еще какое-то время. Тут, слава Богу, родная милиция решила вмешаться в потасовку. Спасибо большое. В обезьяннике, Георгий разговорился со своим заступником. Узнал, что звать его Василий Кузнецов. И что самым близким Васиным другом, когда он на заставе служил, был Гоги родом из Тбилиси.

-Как мы смеялись потом, да, Вася?

Кузнецов кивнул. Физиономия у него была помидорно багровой.

-Теперь Вася мне как брат. Верно?

Кузнецов опять кивнул.

-Бабушка моя ему свитер связала. В подарок. В гости вместе летом поедем, да? А Гиви с собой не возьмем. Это мы студенты, птицы вольные. А Гиви пусть работает.

Все засмеялись. Георгий сел. Застолье продолжалось. Маша спросила у соседа справа.

-Василий, а вы, правда, будете хирургом?

-Хочу.

-А как вы узнали это в себе, чего хотите? Вот я школу заканчиваю, меня никуда не тянет.

Студент оторвал глаза от тарелки. Посмотрел на Машу серьезно. Румянец дикого смущения понемногу бледнел на его лице.

-Я книжку прочел. Вам не смешно?

-Нет.

-На заставе была в библиотеке. Про хирурга, который имел редкий дар - обоерукость.

-Что?

Не поняла Маша.

-Ну, он владел левой рукой, так же, как и правой. Хорошая книжка. Про войну. А я, ведь тоже такой.

-Да?

-Мне все равно, левая или правая лапа. Меня всегда в секции, я карате долго занимался, нет, сначала боксом - парни боялись. Смешно. От левши или правши, знают, чего ждать. А я тип непредсказуемый.

-Здорово.

Сосед пожал плечами.

-Это от рождения. Особенность такая. А книжка меня взбудоражила. Слова все эти медицинские, термины разные. Прямо на сердце легли. Я и понял. Мое.

-Класс.

Маша еще могла бы поговорить с Васей, но отвлек голос хозяина.

-Светлана, скажи тост!

Потребовал Георгий.

-Давай, твоя очередь, не отлынивай.

Светка решительно поднялась со стопочкой в руке, плеснула чачей на стол. Хихикнула. Маша поняла, что подруга пьяна. В хлам! Блин. За собственными грустными мыслями не уследила, проморгала. С чего бы это Светику перебирать? Досадно.

-Друзья!

Провозгласила студентка.

-Друзья.

Все смотрели на нее, ждали. Напрасно. Потеряв нить, девушка погладила, даже похлопала красивого соседа по щеке. Матвей откинулся на спинку стула. Это его не спасло. Пьяная Светка решила быть настойчивой.

-Поцелуемся?

Махнула наманикюренной ручкой, проливая остатки чачи в большую салатницу. Неловко поставила пустую рюмку. Потянулась к губам погрустневшего хирурга, закрыла глаза, охнула, грузно осела на мужское плечо. Матвей встал, обнимая рухнувшую девушку за талию, второй рукой поддерживая под попу. Впрочем, этой вынужденной фривольности студентка уже не замечала.

-Георгий, где можно уложить эту жертву грузинской водки?

-На диване. Я покажу.

Маша поднялась следом. Стоя в дверях, смотрела, как хозяин и носильщик пристроили всхрапывающую гостью. Георгий накрыл голые ноги Светланы пледом. Обернулся, увидел Полежаеву. "Успокоил".

-Все будет в порядке. Полежит немножко, придет в себя.

Маша не ответила. Скрестив руки перед грудью, смотрела на молодых самцов: восточного и славянского. Ждала, когда уберутся. Георгий понял - вышел. А вот хирург притормозил.

-Слушай, чего ты на меня злишься? Я ее не спаивал.

У Полежаевой имелось другое мнение, но сообщать его она не собиралась. Стояла молча. Матвей сказал вдруг громко и обиженно.

-Ты такая красивая.

Прозвучало почти как ругательство. По тону. Полежаевой стало неприятно. Мало ей перепившей подружки? Еще эта бывшая мечта юной идиотки рядом толчется, моргает ясными глазищами. Нужен он очень, как камбале зонтик. Нет, как белому медведю, крем от загара!

Матвей не унимался - кретин!

-Как у тебя с Максом?

-Спроси у него.

-Что злая такая?

-За что Мишке глаз подбил?

-Чего?

Они задавали друг другу какие-то вопросы, не отвечая ни на один. Матвей топтался рядом, сверху вниз девушке в глаза заглядывал. Сердито бурчал, что все бабы стервы, какой ни коснись. На улице внезапно повалил снег. Крупные хлопья сшивали между собой серое небо и грязный асфальт. Тянулись точно бесконечное кружево. Устыдившись своего безобразия, суббота спряталась за нарядной вуалью.

Маша, отдернув тюль, смотрела в окно. Снега все прибывало.

-Слушай...

Срывающимся голосом начал было Матвей. Увы. Что именно хотел произнести хирург, осталось его тайной. С дивана громко застонала подружка.

-Маш, Маш!

-?

-Тошнит...

О-ля-ля. Следующие пол часа троица провела в ванной и туалете. Незадачливую пьяницу старательно накачивали кипяченой водой. Врач командовал.

-Желудок надо промыть хорошенько.

Маша слушалась, грела воду, бегала туда-сюда. Георгия выгнала, вышибла в шею - гостей обихаживать. Приказала, бессознательно пародируя интонации Макса.

-Кыш!

Шоу должно продолжаться. Люди не виноваты. А она как подружка может и покрутиться. Доктор остался. Человек в белом халате, клятва Гиппократа и все такое. У Светы никак не получалось, засунуть два пальца в рот поглубже. Она тонко плакала, охала. Матвей гладил студентку по мокрому потному лбу, утешал. Потом попросил открыть рот пошире.

-Десять секунд мучений и сразу будет легче. Верь.

-У-у-у... Я не могу.

-Тебе и не надо ничего мочь.

-У-у-у... Противно как...

-Чур, не кусаться.

Вдвоем они, трогательно обнимаясь, наклонились над унитазом. Маше стало смешно. Наконец, вспенившееся содержимое желудка, было извергнуто. Лицо умыто. Света всхлипывала, прижимаясь к хирургу. Безжалостный Матвей велел повторить экзекуцию.

-Выпей еще воды.

-Так много?

-Надо.

После всего, затолкав в Светлану упаковку активированного угля и пол стакана теплого чая, доктор уложил несчастную, всхлипывающую страдалицу назад на диванчик. Появился носатый джигит - Георгий. Пожертвовал из шкафа чистую, выглаженную футболку. Ушел обратно к гостям, вновь вытолканный в шею.

-Может, помочь?

-Кыш!

Перепачканную водолазку перепившей подружки, стиснув зубы, чтобы унять брезгливость, застирала Полежаева. Повесила на батарею. Глотнула на кухне кипяченой воды. Вернулась в комнату. С неудовольствием обнаружила, что весь браслет, (один из двух, подаренных Максом) заляпан, хрен знает чем. В узоры плетения набилась разная гадость, включая хозяйственное мыло. Первый раз выпендрилась, нацепила подарочек. Молодец! А замочек, то хитрый, без посторонней помощи едва ли расстегнешь.

-Блин!

-Что такое?

Почти ласково спросил хирург. Маша ткнула в наглую красивую морду своим запястьем.

-Помоги.

-Момент.

Показала ноготком.

-Вот здесь нажми, пожалуйста.

Щелк. Браслет остался в руке у доктора. Матвей сжал кулак. Покачал, точно взвешивая. Маша потянулась - забрать свое украшение. Доктор отдернул руку. Заговорил поучительно. Голос стал едким до невозможности.

-Весомый подарочек. Стиль - бандитский. Спорю, что знаю, откуда у тебя эта вещица.

-Отдай, он... грязный. Его отдраить нужно, если, вообще не кипятить.

Сморщилась Маша, не вступая в пререкания по поводу личности дарителя.

-Золото не кипятят.

Ответить Полежаева не успела. Матвей сунул в карман джинсов браслет и вышел из комнаты.

-Эй, это что еще за фигня?

Возмутилась было владелица браслета, но ее тут же, остановив на пол пути, переквалифицировал в сестры милосердия жалобный глас страдалицы.

-Маша...

-Что?

-Маш, глаза болят, сильно.

Умирающим тоном пропищала Света.

-Ясно.

Полежаева была существом понятливым, выключила верхний свет. Зажгла настольную лампу. Стопка книг с закладками, тетради. Ни пылинки. Вот аккуратист, студент-хозяин. В рамке - портрет строгой дамы, похожей на орлицу. Мама? Какая суровая. Глаза умные. Полежаева поежилась под жестким взглядом предполагаемой родительницы. Отсалютовала фотографии. Четко, будто рапортуя, отчеканила, подражая речи Гиви.

-Ваш сын превосходно воспитан! Супер. И друзья у него люди достойные.

Подошла к дивану, наклонилась к подружке, спросила участливо.

-Как ты?

Светка не отвечала, сопела носом. Щеки порозовели. Руки трогательно вытянуты поверх пледа. Губы недовольно надуты, как у обиженного ребенка. Мокрая челка прилипла ко лбу. Спит? Точно. Доктор опять заглянул в комнату. Позвонил браслетом - кажется отмытым...Подразнил да и спрятал в карман. Маша решила пока не обращать внимания на чудачества подвыпившего большого мальчика. Не съест же он, в самом деле, ее украшение! Раздосадованный нулевой реакцией на свои движения, доктор спросил.

-Как дела?

-Картина Репина: "Полный порядок".

Вздохнула Полежаева. Шлепнулась в кресло, бросила взгляд в окно. Снега в воздухе, как ни бывало. Матвей подошел ближе, присел на краешек дивана. Взял сонную Свету за руку, пульс проверил. Выделывается? Специалист. Спросил, не глядя на Машу.

-Ты сама как?

-Картина Сурикова: "Праздник удался".

Зевнула Полежаева и вытянула ноги.

-С чего она у тебя так наклюкалась?

Спросил врач.

-У меня?

Изумилась Полежаева.

-Она ведь твоя подруга. Ты ее лучше знаешь. Часто с ней такое бывает?

Поразмыслив, Маша ответила.

-Нет. Она не из тех, кто любит упиться в хлам. Просто чача крепкая, Светка непривычная, ест зараза такая, мало. На диете сидит. Может, поэтому? Ты еще...

-Я?

Теперь уже поразился Матвей.

-Конечно. Такой потрясающий воображение мужик по соседству. Ухаживает, понимаешь. Разве легко девушке устоять? Блин. Ты ей понравился, сразу видно. Вот и результат.

-Выходит, это моя вина?

-Чуть-чуть. Свою голову тоже надо иметь, ясен перец.

-Ага, вина общая.

-Ну?

-Вместе и домой повезем.

-У тебя же нет машины.

Сказала Полежаева и осеклась. Вспомнив, отчего то сразу же Макса. Видимо, телепатия существует, доктор напрягся, похлопал себя по карману, встал, произнес сухо.

-Зверев тебя избаловал, дорогуша.

Вышел из комнаты, Маше стало неловко. Вот, не хотела, а наступила мужику на мозоль. Говорил же Буров, что друг-доктор комплексует по причине безлошадности? Говорил. Кто ее за язык тянул, спрашивается. А с другой стороны? Тот же Мишка докладывал, что невеста, а теперь давным-давно жена, у Матвея из богатой семьи. И с полным комплектом: квартира, авто, гараж.

К девяти начали-таки собираться. Компания продолжала гулять.

С помощью доктора Полежаева растолкала студентку, напоила очень крепким чаем, сводила в туалет. Дотащили вдвоем, дальше Маша справилась сама. Хотя стягивать трусики с горячего тела подружки, усаживать на унитаз, да еще и уговаривать...

-Пописай, ну, давай. Не стесняйся.

Все оказалось скорее смешно, чем противно, или унизительно. У Георгия в туалете была не только бумага, но и вот совсем роскошь - пачка тонких синих салфеток. Юный буржуин. Нет. Юный гедонист. Слово было новым. Дед просветил на днях. Маше понравилось. Вот и вставила к месту. Сунула подружке в непослушную руку синюю бумажку.

-Промокни.

Светка выронила салфетку в унитаз, кое-как использовав по назначению. Ладно. Ерунда. Теперь все в обратном порядке. Поставить на ноги. Натянуть трусики. Красивые какие, кипельно белые, с кружевами. Капроновые колготки. Поправить короткую юбочку. Как только Светка ходит по холоду голоногой? Не мерзнет, что ли? Запыхавшаяся Маша, вытерла пот со лба, мягкой синей бумажкой - не жалеть же хозяйские салфетки. Открыла дверь. Матвей ждал. Глаза у него были хитрые-прехитрые, да еще и с явной усмешечкой.

-Гиви предложил свои услуги. Может добросить нас до ее дома. Где живет твоя прелесть?

-Возле самолета.

-Ясно.

Никак не приходящую в себя подружку усадили на стульчик. Матвей придерживал ее за плечи, Маша обувала. Из зала выбрался толстый добродушный друг хозяина с очищенным мандарином в пухлой волосатой руке.

-Вы уже собрались? Момент.

Попрощались с Георгием и теми из гостей, кто еще оставался догуливать. Вася вышел из комнаты. Спросил, нужна ли его помощь. Нет? Хорошо. Маша стянула мордочку в гримасе вежливой улыбки. Ей было немножко стыдно за подругу. Хотя? Не дрались ведь ни с кем, никуда не посылали, в салат личностью не падали, под стол не валились, матерные частушки не пели, мужчин не насиловали.

Георгий подал Машину дубленку. Вежливый какой. Помог надеть.

-Было очень приятно познакомиться.

Чуть задержал ладонь девушки в своей руке. Наклонился. Чмокнул. Маша вскинула брови от удивления, собрав лоб гармошкой. Георгий сказал галантно.

-Просто счастлив. Надеюсь, мы еще увидимся.

Гаркнул в сторону.

-Гиви! Натура не утонченная. Старший друг мой! Где ты, прячешься? Заводи колымагу. Ты ведь у нас сегодня служба доставки.

-О, да.

-Так иди.

-Иду.

Пока они перекрикивались через всю квартиру. Маша спросила, зачем-то у молчаливого высокого хирурга.

-А вы знакомы? С Гиви, имею в виду?

-Разумеется. Мы приятели. Это он меня пригласил.

Голос у Матвея был очень противным. Можно подумать, что речь о смертельном враге зашла.

Слоноподобный, веселый Гиви торопился обратно, на гулянку. Высадил троицу возле Светкиного подъезда, вежливо попрощался и был таков. Матвей, без натужного оханья, легко взял сонную студентку на руки. Скомандовал.

-Топай впереди, звони. Пусть груз принимают.

-Некому. Она одна живет. Сейчас открою.

Полезла Полежаева в красивый баульчик подружки за ключами. Боже мой, чего только не бывает в женских сумочках! Маше под руку сразу же подвернулись презервативы. Смущенно зыркнула, не видел ли доктор? Вроде обошлось. Подошла поближе к тусклой лампочке. Распахнула чужую сумку пошире, чуть не на изнанку вывернула. Ключи нашлись, слава Богу. Брелок на них был пластмассовый: красное, насквозь пробитое золотистой стрелкой сердечко. Пошлятина.

Мимо протопала соседская семья. Покосились на компанию подозрительно, но ничего не сказали. Света уже несколько минут тонко и глупо хихикала, шебуршилась на плече Матвея. Пыталась что-то говорить, замолкала, повисала безвольной тяжестью.

С замками пришлось повозиться. Никогда не открывавшая этих дверей самостоятельно, Полежаева, не ведала какой ключ куда вставлять и в какую сторону поворачивать. Ладно, разобралась. Хоть и не сразу. Вошла. От расстройства Маша забыла, где выключатель в прихожей. Долго шарила ладонью по стене. Наконец, случайно наткнулась. Щелк. Не тут то было.

-Блин. Кажется, лампочка перегорела. Проходи, Матвей.

Доктор с ношей наперевес шагнул внутрь обиталища перепившей студентки. Повел носом.

-Как вкусно пахнет.

-Светка готовит потрясно. У нее всегда так.

Честно ответила Маша. Доктор удивился. Встряхнул свой груз, хлопнул перчаткой по внушительной попе.

-А говорила, подруга на диете сидит.

-Она меня сегодня кормила сырниками с изюмом и ванилью. Специально пекла. Сама только нюхала и скорбно вздыхала.

-Серьезно?

-Да.

-Ой, до чего вы бабы, странный народ.

Маша, пропустила комментарий мимо ушей, стряхнула с плеч дубленку, сбросила сапоги. Проскакала в зал, зажгла там свет. Потом на кухне. Чтобы в темной прихожей стало хоть капельку светлее.

-Так лучше?

-Сойдет.

Вместе раздели, разули девушку. Света опять пыталась что-то сказать, где там -тонко засмеялась, умолкла. Маша постановила решительно, взмахнув рукой.

-В зал. На диван.

-Да мне без разницы. Могу до спальни донести.

-Она одетая.

-Разденем.

Матвей хмыкнул. Полежаева вздохнула.

-Не хами, пожалуйста.

Принесла плед и подушку. Укрыла уложенную подругу. Отвела с лица мокрые волосы. Пригладила ладонью.

-Кажется все. Пошли?

-Пару сырников, если остались, я заслужил? Или ты сама все слопала?

-Вроде нет.

-Ну, угощай.

Маше очень не хотелось командовать на чужой кухне. Но не отказывать же доброму самаритянину в невинном удовольствии.

-Ты ведь только что из-за стола...

Проворчала она недовольно. А сама уже приподнимала крышки и лезла в холодильник.

-А мне кусок в горло не лез из-за соседства с тобой.

-?

Маша прикусила губу, чтобы не ляпнуть лишнего. Еще чего не хватало - вспоминать о прошлом, волноваться. Но на дне души зашевелились, оживая, старые тени. Этот человек был ее первой любовью: несчастной, несмелой, несостоявшейся. Какой еще?

-Момент.

Доктор пошел в ванную мыть руки. Патологическая привычка всех хороших врачей. Спросил из-за распахнутой, перегородившей коридор двери.

-Каким полотенцем можно вытереть?

-Полосатым.

-Хорошо.

Ничего хорошего в происходящем не было, но Маша благоразумно промолчала. Матвей осторожно, как все крупные люди, попробовал рукой табурет, прежде чем сесть на него. Исполняющая обязанности хозяйки Полежаева достала чашки.

-Черный чай?

-Сойдет.

-Горячий?

-Если можно, кипяток.

-Сахар нужен?

-Да.

Ничего абсолютно она не знала про привычки этого большого, одновременно гордого и нервного мужчины. Его самоуважение базировалось на весьма шатком основании, чуть задень - опрокинется. Он легко злился и обижался, это было бы к лицу вздорной стареющей примадонне, но талантливому молодому хирургу? И бабы его, бесконечно сменяющие одна другую... Дед говорил, что "бесбашенно донжуанят", не думая о последствиях - вечные мальчики. Те, что не подросли духовно. Не научились заботиться и нести ответственность. Таких, незрелых, по словам опять же мудрого Машиного предка в России большинство. Процентов семьдесят-семьдесят пять.

Маша поворачивалась туда-сюда, подавая господину врачу сметану, блюдце, вилку и прочее, и прочее и прочее. Загудел чайник. Потянулась, выключить. Достала заварку. Насыпала в бокал, плеснула кипятка.

-Подожди!

Доктор исчез в прихожей, зашуршал своими пакетами. Вернулся почти бегом. Поставил на стол...

-Бутылка.

Глупо констатировала Маша.

-Зачем?

-Вино же, не чача!

Почти гордо возразил доктор и добавил.

-Я смотрел за тобой, ты совсем не пила. За столом. А я то ведь на гулянку из больницы пришел, ну, не с пустыми руками, в общем. Георгий сказал, что вина не надо.

-Да?

Маше показалось, что Матвей привирает, про бутылку хозяину ни слова не говорил. Блин. Это называется - зажал выпивку. Жмот. Неприятно то как. А, впрочем, это не ее дело, абсолютно.

-Вот я и подумал, что с тобой мы давненько не общались, не болтали. Выпьем немножко. По бокалу? Оно не крепкое. Не дрейфь.

-Спасибо, нет.

-Да ладно тебе, Машка. У меня повод есть.

-Какой?

Почти равнодушно, вставая, чтобы выйти из кухни, проверить - как там Светик, спросила Маша.

-Сын... Умер как раз перед Новым Годом.

-Что?

У Полежаевой ноги точно прибили к полу, в коридоре.

-Крупный был мальчик, красивый. Родился с пороком сердца. Прожил всего сорок шесть дней. Вот так. Он умер... Умер.

Он еще что-то говорил, горбясь за столом, наваливаясь на клеенку локтями. Он рассказывал, что все время, вернее всю зиму, не ладил с женой. У беременной Риты кошмарно испортился характер. Супруга много плакала, упрекала.

-Доводила просто. Истерика за истерикой. Как нарочно!

Матвей даже собирался уйти от нее. Потом передумал и остался. Хотя от всей романтики уцелели, по его словам - жалкие ошметки. Рита ныла. Он работал. Однажды жене стало плохо. Он не стал ее слушать. Слишком раздраженный был и вечно уставший.

-Я ее оттолкнул, она упала. На спину.

Машу передернуло. Матвей продолжал оправдываться.

-Я не сильно, едва задел. Она осела назад, потом завалилась. Лежит, глаза закрыла. Я подумал - нарочно притворяется. Хлопнул дверью. Убежал, ты пойми, она мне спать по ночам не давала - скандалила! С какой рожей я утром на работу собирался? С какой головной болью?

"Скорую" вызвали без него. Свекровь зашла в гости к ненаглядной девочке, а Рита в обмороке лежит. Доставили в больницу, в гинекологию на Резинотехнике.

-Ой, что было. Как меня тесть с тещей проклинали. Рита ведь наябедничала, она бедная маленькая девочка, а я вон какой - медведь.

Месяц она пролежала на сохранении. Потом родила. В первые дни, думали, что все нормально. Матвей навещал, жена пошла на примирение. Шаткий мир опрокинуло известие, про диагноз, поставленный малышу. Порок сердца. Мальчик не выживет.

-Рита кричала, что это здорово. Что на свете не должны бегать мои маленькие копии. Что я этого не заслуживаю.

Матвей заплакал. Неумело, не наигранно. Густая, похожая на желатиновую каплю слеза, выкатилась на щеку. За ней другая, третья.

Маша не выдержала, подошла, обняла, погладила по макушке, прижала к себе, как мальчика. Тогда его точно прорвало, он несвязно бормотал, что понимает свою вину, и от этого ему еще хуже. Рита ревновала. И поводы он ей давал. Ну, родился таким, что тут сделаешь! Под него сами ложатся, штаны с него стаскивают. На колени встают и умоляют переспать.

Маше было неприятно все это выслушивать, но перебивать Матвея она не решилась.

Он просто жил как всегда, как привык. А Рита злилась, злилась, злилась. И вот, получилось то, о чем он уже рассказал. Жена сразу после похорон угодила в неврологию, лежит в одноместной палате, тесть расстарался. Ест фрукты, смотрит телевизор - в себя приходит. А Матвея не хочет видеть. Совсем. Будет развод или нет, пока не понятно. Но ему так тошно, так тошно. А ее мать, теща... О, это другая песня. Теща от него всегда была без ума. И сейчас, позлилась, поплакала, внезапно простила зятя. Ее в другую крайность кинуло, орет на Риту, обвиняет ее. Что мол, дура, и сама во всем виновата. От этого всем только хуже становится. Тесть на стену лезет. Ритка воет. Теща Матвею каждый день звонит, докладывает обстановку, называет золотым мальчиком. Уговаривает не бросать ее дочь, примириться. Дурдом, в общем.

Маша продолжала молча слушать. Матвей, наконец, вытер слезы. Пообещал успокоиться, а то расклеился совсем, болван. Но ему не с кем было поговорить об этом, не с блядьми же своими, верно? У них одно на уме!

Машу передернуло.

И вот хоть она, милая девочка, не упрекая и не осуждая, здесь рядом стоит... Он хвалил ее целых пять минут, окончательно приходя в себя и переставая скулить. Потом вернулся к теме выпивки. Высвободился из Машиных полу объятий, до последнего момента она продолжала чуть поглаживать его, сидящего, по плечам. Поднялся, нашел, сразу же, точно знал, где он лежит - штопор. Быстро и ловко открыл бутылку.

-Это хорошее вино, честное слово. Давай выпьем, чтобы все у меня наладилось. Очень тебя прошу. Хочешь, на колени встану?

Маша не смогла отказать ему. Дура. Присела на второй табурет. Послушно взяла в руку чашку, до краев наполненную алой жидкостью. Матвей пристально, веки у него были опухшие и красные, посмотрел ей в глаза.

-До дна! За мою удачу. Хорошо?

Потом они выпили еще. И у Маши стало тепло в животе, и сердитость, пополам с подозрительностью, растаяла в этом приятном ощущении.

-Хватит, я уже совсем пьяная.

-Верно? А не врешь?

Матвей улыбнулся. Подмигнул. Вдруг сказал резковато и громко.

-А что это мы все обо мне, да обо мне. Нехорошо как-то получается.

-Брось.

Отмахнулась пьяная и почти счастливая девушка. Встала, чтобы прибрать со стола. Покачнулась. Сильные руки обняли ее, развернули.

-Как тебе с моим лучшим другом живется?

-В смысле? О чем ты?

Полежаева от неожиданности заблеяла глупой овечкой. Внезапно, на глазах свирепеющий доктор пугал ее. Голос у него был злым, требовательным.

-Не о чем, о ком. О Максе, конечно.

-Дурак.

-Кто из нас?

-Ты. Он в порядке.

-Конечно, бабок куры не клюют.

-Деньги здесь ни при чем.

-Да?

-Матвей, ты спятил. Что ты несешь?

Полежаева дергалась в цепких, властных руках. Как бабочка в паутине. Матвей не спеша, наслаждаясь метаниями и рывками жертвы, задрал Машину водолазку, принялся страстно, жадно целовать пупок, отстранился, посмотрел на животик, вновь прижался, нежно прошелся губами по шраму.

-Бедная девочка, откуда у тебя эта отметина?

Тон голоса у него изменился. Маша от неожиданности перестала дергаться и ответила.

-Так, налетела на ножик одному психу. Случайно.

-Ясно. Хочешь, заштопаю поаккуратнее?

-?

-У меня есть специальные нитки, для самых замечательных людей берегу. Они атравматичные, английская косметика. Через пару месяцев даже следа не останется.

-А сам рубец?

-Я его вырежу. Нет проблем. Иссеку и зашью заново. Тебя не пожалели, залатали кое-как. Это легко исправить. Если хочешь. Денег за работу с тебя не возьму. Зачем мне эти глупые бумажки? От такой девочки? А?

Закончив тираду, он вновь припал к Машиному голому животику. Целуя ласково, бережно. Острым кончиком языка обвел пупок.

-Какая ты вкусная.

Полежаева знала, что данное эротическое безобразие пора заканчивать. Как? Чай уже успел остыть. Может, плеснуть заваркой, на обнаглевшего обормота? Обвела взглядом стол, покрутилась в руках занятого общением с ее животиком врача. В коридоре охнули. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Покачиваясь, придерживаясь за дверь, бледная как порядочное приведение, стояла Светлана. Глаза у нее зажглись диким кошачьим пламенем. Губы затряслись. Матвей оторвался от своей добычи. Посмотрел с непониманием. Что такое, мол, происходит? Светик завопила яростно. Затопала по холодному линолеуму длинными ногами.

-Вон! Вон из моего дома! Сволочи! Гады! Ненавижу! Вон! Вон! Немедленно!!! А!!!

Несостоявшиеся любовники, (одна половина дуэта была ошеломлена и раздосадована, другая - скорее обрадована, хотя и пребывала в некоем смятении из-за поведения подружки) покинули кухню. Начали торопливо одеваться. Хозяйка дома, подвывая и ругаясь, скрылась в зале. Маша, обуваясь, гадала, чем может обернуться сия вспышка гнева. Ссорой? Разрывом? Объясняться сейчас со Светиком не имело смысла. Всхлипы и проклятия, долетающие из комнаты, подтверждали последнюю мысль.

Облачившись, натягивая перчатки, Маша на всякий случай, попрощалась вежливо.

-Мы уходим. До свидания.

В ответ долетело "ласковое".

-Проваливайте к чертовой матери, сволочи!

Матвей пожал плечами, виноватым он не выглядел. Молодец.

-Я тебя провожу.

Маша отнекивалась, прощалась, пустой номер, доктор отвязаться не хотел.

Долго ждали троллейбус. Потом еще дольше пиликали на Химмаш. Матвей молчал, с хитрым видом поглядывая на Машу сверху. Полежаева думала о своем, о девичьем. Присутствие рядом очень красивого кавалера ее не смущало. От былой любви остались только тени, кусочки снов и ароматы. Вот сегодня, например, Матвей пах чем-то свежим, но слегка сладким. Это ему шло. Маша помнила, что давным-давно, в прошлой жизни, когда впервые увидела это двухметровое видение в белом халате, от него тянуло только больницей, да куревом. Что ж, ничто не стоит на месте. Люди меняются. Раньше Матвей парфюм игнорировал, теперь пользуется. Причем запах хороший, недешевый. Явно не польская водичка с рынка.

-Доктор, вопрос на засыпку. Чем ты благоухаешь?

-Нравится?

Спросил он настолько кокетливо, что желание светски поболтать, скоротать время, отданное дороге, отпало напрочь - растворилось в мужском самолюбовании и улетело за черное троллейбусное окно. Матвей, впрочем, этого не заметил. Начал рассказывать о том, чем брызгается, каким гелем для душа пользуется и почему. Ла-ла-ла, ла-ла-ла. Маша делала вид, что слушает. Ей было капельку смешно, капельку противно. Ведь любила этого павлина! Втрескалась до одури, мучилась, рыдала по ночам. Глупость какая. Матвей продолжал рисоваться. Полежаева вздохнула. Нет, дед прав, все к лучшему в этом мире. Или почти все.

-Где выходим?

Наконец, осведомился, несколько озадаченный молчанием девушки, кавалер.

-На следующей.

-Да? У меня здесь подружка живет, кстати.

-Хоть десять штук. Хоть двадцать. Мне без разницы.

Матвей не обиделся. Подмигнул. Совсем дурак, что ли? Не видит, как на него реагируют? Слюни от предвкушения постельного общения текут? С какой стати? Полежаева сказала, что называется, открытым текстом.

-Доктор, я живу с дедом вместе. Он уже в гневе, что я опаздываю... На чашку чая я тебя не приглашу.

-Да?

-Попрощаемся у подъезда. И, кстати, гони мой браслет.

Маша протянула руку. Но получила фигу с маслом. Матвей сказал плотоядно.

-Только взамен.

-На что?

-На ночь. Всего одну. Макс ничего не узнает, не дрейфь.

-Ты белены объелся.

Они уже подходили к дому. Черная пасть зимней улицы проглотила их фигуры, исказила тени, рисуя на стенах забора двух жутких уродцев. Матвей остановился. Обвел взглядом окрестности. Сказал, поверх Машиной головы, точно и не с ней разговаривал.

-Ладно, пусть сегодня дед дома. Хотя ты и врешь, наверно. Позвонишь мне на работу завтра ближе к вечеру. Договоримся.

Развернулся и ушел, бросив Машу в одиночестве. В тридцати шагах от семейного гнезда.

-Вот псих!