Маша минус Вася, или Новый матриархат

Галия Мавлютова Трубка мира

Ушел! Он ушел. Бросил. Своло-о-очь! Все они такие. Все мужики — сволочи. Я такая хорошая, добрая, отзывчивая, дружелюбная, милосердная, само смирение, я отдала ему тридцать пять лет жизни, можно сказать, подарила, к ногам бросила, а он за это, за всю мою доброту — бросил меня. И ведь не только жизнь на него тратила, благодаря благоверному еще и кучу болезней нажила. А ему все мои жертвы глубоко по одному месту. Он теперь с молоденькой новые годы накручивает. Ох! Ох!..

Дородная рыхлая женщина тяжело повернулась на диване, с трудом приподнимая зареванное лицо. От неловкого движения едва не свалилась на пол, но удержалась, уцепившись рукой за спинку. На полу валялись два мобильника, гора скомканных бумажных салфеток, пустая чайная чашка, пузатая и крепкая, как гриб-боровик, две ложки, чайная и столовая, ноутбук и наушники. Все вперемешку. Женщина невыносимо страдала. Веки припухли, махровый халат бесстыдно задрался на объемных коленях, покрывшихся фиолетовыми пупырышками.

…Хоть бы позвонил! Так нет же. Телефоны упрямо молчали, но вдруг один из мобильников бодро протренькал мелодию из «Крестного отца». Женщина потянулась за телефоном, но сбившийся халат зацепился за подлокотник дивана, она дернулась и рухнула всем телом на пол, немного полежала, прислушиваясь к сладким трелям, затем схватила телефон и пропела в трубку нежно-нежно: «Да, Вовочка, слушаю тебя, Вовочка!»

— Какая я тебе «Вовочка»? Совсем ошалела, что ли! — прозвенело в трубке.

— А-а, это ты, Киса? — разочарованно выдохнула женщина. Махровый халат сам собой запахнулся, самостоятельно набросил капюшон и превратился в живое существо, впрочем, немного потертое неприятными обстоятельствами.

— Я это, я, Рося, открой дверь, на улице ж дубак дубаком, — долдонила трубка.

— Щас, щас, — недовольно проворчала женщина и медленно начала подъем с колен.

Уже через полчаса в квартире стало значительно веселее. На диване сидела женщина лет пятидесяти с лишком, с осмысленным взглядом, немного рыхловатая, рядом примостилась Киса, подружка неразлейвода, сухая, желчная, начисто выщербленная жизнью, но симпатичная. Обе славно дополняли друг дружку. Одна зареванная и толстенькая, вторая смешливая и тощая.

— Что, совсем-совсем не звонит? — с саркастической ноткой в голосе спросила Киса.

— Не-е-ет, не звонит, бро-о-осил, — залилась слезами Рося, но Киса с силой сжала ее запястье, и начавшиеся рыданья заглохли в зародыше.

— Надо ждать, ждать и терпеть, мы высидим его, как курицы на яйцах! — непререкаемым тоном заявила Киса, и Рося послушно кивнула. А что ей оставалось делать? Реветь да кивать. Было бы кому утешить. Благо хоть подружка есть. Бедовая, но верная, а верность нынче в большом почете. Подруги заварили чаю и, медленно прихлебывая из пузатых чашек, напряженно думали, как бы повернуть интригу в женскую сторону. Как ни крути, а победа в нелегкой и изматывающей борьбе за единство противоположностей досталась мужской половине человечества. Победитель лишил бывшую жену всего, что было нажито совместным трудом и проживанием. Он забрал себе всю недвижимость, клинику, автомобили и драгоценности, оставив Росе крохотную однушку, ту самую, с которой начинали жизнь. Бросил кусок напоследок. Как собаке.

— А тут еще эта… — заикнулась было Рося, но замолчала, тупо любуясь янтарным цветом чая.

— Что — «эта»? Кто? — вскинулась Киса, всплеснув сухенькими ручками. Клак-клак. Клак-клак.

«Это у нее суставы трещат. А туда же — молодится, под девочку косит, Лолитка хренова», — брезгливо подумала Рося, а вслух сказала:

— Жена Вовочкина. Звонит и звонит.

— А ты что? — завибрировала Киса, исходя от нетерпения судорогами.

«Эк ее колбасит. Своей жизни нет, так она чужими несчастьями питается, — поморщилась Рося, — да ладно, других подруг у меня нет. И уже не будет, наверное».

— А не хочу разговаривать. Не могу слова сказать. Сука она! Сука. Малолетняя. Увела чужого мужа и радуется. Небось в моих бриллиантах форсит, на моих машинах катается, на моей кровати… — В этом месте Рося подозрительно всхлипнула, но Киса привычным жестом перехватила запястье подруги. Все стихло. Обе нахохлились. За окном стремительно темнело. В комнате сгущался мрак. Вместе с исчезновением дневного света стремительно падал барометр женского настроения. Подруги не на шутку загрустили.

— И пусть! — нарушила сумрачную тишину Киса. — Пусть спит на твоей кровати. А ты не воображай, чем они там занимаются. А то сама на себя не похожа. Лежишь тут и рисуешь себе картины, как он ее гладит, обнимает, целует? Да?

В голосе Кисы клокотало праведное негодование. Рося повернулась, чтобы отбрить подругу, но пересилила себя. «А ты заведи себе своего мужика, а потом воображай, с кем он и чем в койке семейной занимается. Замужем не была. Не знает, что это такое. Да ее ни разу не позвали туда. Так и проболталась в одиночках всю жизнь. Теперь ходит по разведенкам, слезы утирает. Если позовут».

— Рисую, — нехотя подтвердила Рося, — рисую картины. Как у них все делается. Куда ж деваться? Так бы и убила! Своими руками придушила бы!

— Не-е-ет! Придушить любая дура может. Для этого большого ума не надо. Мы их по-другому достанем! — с угрозой пророкотала Киса, а Рося невольно вздрогнула, покосившись на подругу, чуть отодвинулась, будто бы халат поправить.

Снова зазвонил телефон. Рося схватила трубку, прижала к губам: «Вовочка, это ты, Вовочка?» Киса вытянула шею. В этой позе она стала похожа на удава. Рося смотрела одним глазом на змеиную подругу, вторым пыталась рассмотреть номер абонента. «Кто это? Она?» — прошипел за спиной удав. Рося кивнула.

— Поговори-поговори с ней, узнай, чего хочет. Ты молчи, молчи, а она пусть треплется, — шипела, извиваясь всем телом, верная подруга.

— Говорите! — властно и сухо потребовала Рося в трубку. — А-а! Понятно! Намучились, да? А все просто, деточка, положите Вовочку на бочок, раздвиньте ему ягодички, но прежде смажьте вазелинчиком анальное отверстие, там, в аптечке найдете, я запаслась надолго, и нежно-нежно вставьте трубочку Вовочке в попочку. Газы-то и выйдут! Да-да, здоровьичка вам, и Вовочке тоже! И ребеночку, как-как ее, да, да, Сусанночке, да… — махровый халат беспомощно пошатнулся. Диван угрожающе затрещал. Рося так и норовила упасть на пол, Киса с трудом удержала подругу.

— Чего там? Какие еще ягодички у Вовочки? — Киса ерзала от нетерпения, любопытство разрывало ее на мелкие части.

Рося смотрела на нее квадратными глазами. Рот ее был открыт, губы дрожали. Киса притянула ее за трясущуюся голову и заставила выпить чаю.

— Это не чай — чистый кипяток. Ты обожгла меня, Киса! Со свету сжить хочешь? Да у моего Вовочки застарелый геморрой. А эта дурочка не знает, как выпустить из его попы газы, — сказала Рося, тяжело дыша.

— Г-г-а-а-зы? — Кисины зубы застучали, выбивая чечетку. — Э-э-т-то ка-а-а-к же?

— Как-как? Так… Вовочка заболел давно, лет тридцать назад. Что-то тяжелое поднял. Теперь из него газы не выходят, — с сердцем отозвалась Рося и закачалась в такт словам, как юная осинка, надломленная ветром.

— Ну надо же! А я не знала, — чистосердечно призналась Киса.

— Да, тридцать пять лет с мужем прожить — не поле перейти! А ты как думала? Знаю, ты всю жизнь мне завидовала — бриллианты, машины, дачи, поездки! За все надо платить, милая!

Киса отодвинула чашку с недопитым чаем, хотела закурить, но передумала, так и застыла с незажженной сигаретой в левой руке.

— И вот — бросил! Я ему и трубочку вставляла, и после запоев выхаживала, он ведь неделями в запой уходил, и ночами ждала, кобеля проклятого, все по бабам бегал. Трепак в дом принес, так вместе лечились. Все ему простила, все! А эта сучка не сможет так за ним ходить. Он ведь как ребенок малый! Я даже рожать не стала, он все силы у меня забирал. На детей ничего не осталось. И работать не могу. Больная вся…

— И ты вот так, всю жизнь — с трубочкой, трепаком, запоями? — изумилась Киса.

— Да. А откуда у меня вены, ишиас, тройничный нерв и рубцы на сердце? Откуда? — Вопрос звучал угрожающе, но Киса держалась мужественно. Пальцы не задрожали, но шея слегка вытянулась, став чуть-чуть длиннее.

— Рубцы на сердце? У тебя?

— Рубцы, а что? — с готовностью подтвердила Рося. — За каждый его подвиг мое сердце расплатилось рубцом. Такие финты выкидывал. Финтов было много. Рубцов тоже.

— Плохо дело: рубцы, финты, подвиги, нервы… Что делать-то будем?

Обе задумались. Рося думала, как вытянуть деньги из бывшего мужа, а Киса судорожно размышляла о несправедливости жизни.

— Ждать надо. Все придет. Вон как складывается — сучка малолетняя не умеет вставлять трубочку в анальное отверстие. Вовочка страдает. Чтоб его разорвало!

— Да уж… — заплакала Рося.

— Да ты не плачь, не плачь, все равно она как ты не сможет, не сумеет эту трубочку пропихнуть, — тоже разжалобилась Киса, — только я вот все думаю, а чего мужику трубку вставлять-то? Он что, сам не в состоянии это сделать?

— Не-а, — простодушно отозвалась Рося, — он эгоист. Ему все на тарелочке подавай.

— А ведь сучке-то всего двадцать лет. Она же ребенка ему родила! — воскликнула Киса. — Девка думала, что будет в бриллиантах красоваться да в машинах разъезжать, а он ее загнал в одно место. В попочку по самое не хочу! Место не самое лучшее в мужчине. Прямо ужас!

— Хочет быть замужем — пусть ест дерьмо! Тоннами. Без этого нет семьи, — сурово констатировала Рося.

Слова прозвучали как-то зло. Рося словно услышала их со стороны и вся раскисла, как квашеная капуста. Немного посидела без дела и снова расплакалась.

— Эхе-хе, а я-то думала, что замужем быть легко и приятно. В театр вместе, в Турцию вместе, на грядках плечом к плечу, — продолжала сетовать Киса. — Слушай, а зачем ты ей советы даешь? Пусть сама научится, хоть на курсы запишется, как эти трубки в попу пихать. Надо же! И не противно ей? Молодая же…

— Противно, — согласилась Рося, — даже мне, но мы ведь с Вовочкой врачи. Вместе в мединституте учились когда-то. Он так страдает, когда у него приступ геморроя… Я жалела его. Может, и она жалеет. Но сейчас я не от жалости, я хочу, чтобы они мне счета оплатили! Все и за все! Я знаю, Вовочка пострадает-пострадет и смилостивится, и денег даст, и мне будет на что жить…

Рося еще пуще расплакалась, она искренне жалела себя, брошенную, Вовочку с непроходящим геморроем, юную его жену с трубочкой, младенца Сусанночку и даже верную подругу Кису — ну, последнюю совсем немножко. Подруга раздражала глупыми высказываниями, но без нее было бы еще хуже.

— Вот скотина! — вознегодовала Киса, сжимая кулаки и комкая ненужную сигарету. На пол посыпался жухлый табак. Беспорядка в комнате заметно прибавилось, Киса опомнилась, допила чай, аккуратным движением поставила пустую чашку на блюдце и скорбно вздохнула. — А что тут скажешь? А нечего сказать! Хорошо, что вы помирились. Теперь у тебя деньги появятся. Так-то лучше. Геморройная трубочка превратилась в трубку мира.

Через полчаса утомленная чужими бедами Киса шла по улице, прямо по проезжей части, не замечая криков разгневанных автомобилистов. Киса крепко задумалась. Иногда она разбрасывала руки по сторонам, словно не понимала, где находится, на каком свете, в каком полушарии. В левой руке у нее была зажата очередная незажженная сигарета. Киса и впрямь находилась в полном недоумении. Она шла и разговаривала сама с собой. Разъяренные водители тормозили, прислушивались и отъезжали, безнадежно покрутив пальцем у виска. Киса бормотала, как в бреду: «Где это видано? Бывшая старая жена дает советы нынешней, молодой, как выпустить газы из мужика-кобеля? Чтоб его разорвало на части! Причем обе уверены, что так и надо жить. И не иначе. Живут же люди! Влюбляются. Женятся. Разводятся. Бросают друг друга. Предают. Имущество забирают, деньги. Трубочки вставляют. Детей рожают. Плачут. Страдают. А причиной всему — деньги. Ушел Вовочка и все имущество с собой забрал. Старую жену ни с чем оставил. Одни болезни на разведение. А Рося не будь дурой — придумала новый заработок. Теперь будет наставлять молодую жену, как ухаживать за престарелым мужем. И все равно Рося осталась победительницей. Всех сделала. Потом молодая жена прибежит к Росе за советом, как воспитывать дочурку Сусанну. Потом еще что-нибудь нарисуется. Нет справедливости в этом мире! Совсем нет. Рося всю жизнь как сыр в масле каталась, так и будет дальше кататься. При деньгах и при семье. По телефону проконсультирует молоденькую дурочку, денежки от Вовочки получит — и на бочок. До следующего приступа. И мне хорошо. Для волнений нет повода. Советы никому давать не надо. И трубочку вставлять некому. В своей жизни я обойдусь без геморроя».