Маша минус Вася, или Новый матриархат

Алиса Лунина Я сама за себя отвечаю

Последнее, что запомнила тридцатисемилетняя пассажирка автомобиля Ольга Лаврова перед тем как провалиться в бездну, был визг тормозов, звон автомобильных стекол и яркая вспышка света.

…Снова вспышка света, чьи-то голоса. Ольга очнулась и застонала от невыносимой боли. Над ней склонилась женщина в белом одеянии — то ли ангел, то ли врач.

— Я — медсестра, — сказала женщина, отвечая на Ольгин вопрос, — а вы — в больнице.

Сил у Ольги хватило еще только спросить, почему она оказалась в больнице.

— Ехали на машине, попали в аварию, — ответила медсестра. — Вам повезло, что вообще остались живы.

Машина, авария… — ахнула Ольга, припоминая события последнего вечера.

В тот день она сдала написанный ею сценарий телесериала продюсеру кинокомпании Георгию Зорину (с которым ее связывали не только служебные, но и личные отношения) и приняла предложение любовника отметить сдачу сценария в ее любимом ресторане. Во время ужина Гоша не скупился на комплименты, а затем — самое приятное на десерт — предложил ей написать для его кинокомпании сценарий к фильму, о котором Ольга, считая эту тему своей, давно мечтала. Да, в тот вечер она чувствовала себя если не счастливой, то вполне довольной жизнью, и когда после ресторана они с Гошей на его крутой тачке поехали к ней домой, у нее не было никаких мрачных предчувствий. Правда, она сказала Гоше, чтобы он прекратил болтать по телефону за рулем: «…потому что дождь, скользкая дорога, и тебе не следовало пить тот бокал вина, дорогой!», но Гоша и ухом не повел — продолжал решать по телефону важные бесконечные дела — мало ли их у продюсера?! А потом скрежет металла, звон разбитого стекла и яркая вспышка. Значит, они попали в аварию. Нормально так покатались.

— А Гоша, что с ним? — обмерла Ольга.

— Все в порядке с твоим водителем, — ответила медсестра, услышав Ольгин вопрос. — Он вообще в рубашке родился, ни одной царапины — везунчик!

Да, Гошу многие считают везунчиком, мысленно согласилась Ольга, непостижимым образом он всегда умудряется выходить сухим из воды. Ольга оглядела себя, чтобы оценить, так сказать, потери; руки-ноги были целы, однако встать она не могла из-за разрывающей боли. Ольга окликнула медсестру, но та уже вышла из палаты.

— У тебя сотрясение мозга и перелом ребер, — подсказал женский голос откуда-то сбоку.

Ольга оглянулась — в палате возле умывальника лежала хмурая женщина неопределенного возраста — ее товарка по несчастью. Ольга поинтересовалась у нее, что еще той удалось услышать о ее травмах, но женщина коротко отрезала: придет доктор — расскажет. Доктор вскоре пришел и таки рассказал: да, сильнейшее сотрясение и сломаны два ребра, но в целом, голубушка, могло быть и хуже.

Могло быть и хуже — несколько раз повторила Ольга и сказала себе, что должна вылечиться и встать на ноги, хотя бы ради своего пятилетнего сына Ивана, которого она растит одна. К его возвращению (неделю назад Ольга отправила Ивана к своей матери в Краснодар на два месяца) она должна быть здорова.

Увидев на тумбочке свою сумку, Ольга достала из нее мобильный телефон и набрала номер адского водителя Гоши, который, как выяснилось, угрызениями совести не мучился. «Лялька, да я-то в чем виноват?! Так получилось. Поверь, я сожалею об этом больше тебя. А потом, я и так наказан — разбил новехонький „Лексус“, думаешь, приятно?» Ольга усмехнулась: ясно — историю с аварией замнут, Гоше с его связями все сойдет с рук, конечно, если она не станет… «Ну, ты ведь не станешь?» — ничуть не усомнился в ее порядочности Гоша. Нет, она не станет, спи спокойно, Гоша, отбой.

Закончив разговор, Ольга огляделась вокруг, но ничего хорошего не обнаружила: унылые больничные стены, в воздухе завис густой запах лекарств и супа — безнадега и уныние. Удивительно то, что сериал, сценарий к которому Ольга сдала в день аварии, был как раз о больнице: о буднях медиков, их работе, отношениях, конфликтах; правда, в Ольгином сценарии больница несколько отличалась от той, в какую она теперь попала. В телесериале больничная реальность была изрядно отгламурена: всюду чистота и идеальный порядок, врачи доброжелательны и озабочены здоровьем пациентов, при этом мужчины-хирурги демонически красивы, а пациенты так счастливы в больничных стенах, что хотели бы вообще навсегда остаться в этой больнице, потому что она — лучшее место на земле. В действительности же все было так: для начала Ольге принесли завтрак в виде серой и холодной, как ее личная жизнь в последние годы, каши; потом в палату пришла санитарка, которая вместо приветствия с ходу пообещала напялить Ольге утку на голову, ежели чего, и добивал Ольгины киношные фантазии об идеальной больнице беспощадный киллер реальности — таракан на стене.

…В палату вошел доктор, начался обход. Вот, кстати, Ольгин лечащий врач Олег Рокотов был ничего — похож на придуманного ею для сериала записного врача-красавца: симпатичный, слегка небритый и усталый.

— Слушаю вас, — небрежно бросил он Ольге.

Ольга потупилась: а что говорить? Замялась:

— Ну, э…

— Короче, — попросил хирург Рокотов, — у меня еще три палаты и операция.

Ольга вздохнула — потому что если короче, то вырисовывалась жизненная драма: еще несколько дней назад она была молодой, красивой женщиной, которую никто бы не попросил говорить короче (хам, да ты бы на меня смотрел не мигая!), а теперь вот — инвалид с разбитым лицом.

Когда симпатичный хирург ушел, Ольга с испугом спросила у соседки Раисы, которую давеча мысленно окрестила теткой возле умывальника:

— Со мной все так плохо?

Соседка задумчиво посмотрела на Ольгу:

— Так я ведь не знаю, какой ты была до…

Ольга всхлипнула:

— Нормальной я была до… очень даже ничего. — Она достала зеркало и стала рассматривать свою новую физиономию. Налицо, вернее, на лице, был чистый импрессионизм — одна его половина была синей, другая багровой. Довершал Ольгин прекрасный образ больничный халат времен Очакова. Ольга сникла; осознание собственной беспомощности и бесконечная, изматывающая, звериная боль доводили до исступления, до края отчаяния.

— Ты как сюда попала? — поинтересовалась соседка.

Ольга честно рассказала ей про сценарий, продюсера, ресторан и аварию и по взгляду товарки по несчастью поняла, что для той это все чистое кино: ресторан, любовник, ехали на «Лексусе», попали в аварию! «Счастливая!» — выдохнула тетка Рая и поделилась с Ольгой своей историей. Оказалось, что у Раи все было куда прозаичнее — работала грузчиком, таскала тяжелые ящики, получила травму и попала в больницу. Когда удивленная Ольга спросила, почему Рая работала грузчиком — вроде не самая женская профессия?! — соседка ответила, что так сложились ее жизненные обстоятельства. «Муж не хочет работать, лежит дома с пультом у телевизора тридцать лет и три года, как Илья Муромец, а у нас четверо детей, которых надо кормить. Поэтому, когда подвернулась эта работа, я и пошла, не раздумывая. Жаль, что теперь придется искать другую — здоровье уже не то…»

…Героическая тетка Рая давно храпела возле умывальника, а Ольга остаток ночи, мучаясь бессонницей и болью, размышляла о том, откуда берутся подобные тетки. Когда-то же Рая была девочкой, девушкой, что же ее превратило в тетку? Ведь, наверное, в детстве она не мечтала быть грузчиком? Небось представляла себя принцессой, хотела принца и алые паруса?! А потом из принцессы получилась русская женщина во всей красе! И коня остановит, и в горящую избу без проблем — все-то наши женщины могут, и, глядя на них, поневоле подумаешь о том, что мы живем в эпоху матриархата и что женщины теперь зачастую сильнее мужчин.

На следующий день в палату пришел Гоша — принес Ольге цветы и апельсины, ее одежду и косметику. Ольга тут же переоделась в домашний кружевной халат, синюю половину лица закрасила тоном «Шанель» (получился однородный багровый цвет — все лучше, чем было) и вопросительно взглянула на Гошу: ну, что скажешь? У Гоши был виноватый и несколько хитрый вид, в том смысле, что Гоша не очень-то хотел признаваться в том, что виноват, ни себе, ни, упаси боже, Ольге, и потому, наверное, говорил с ней нарочито бодрым, жизнерадостным тоном — как с дурой. «Лялечка, это ничего! Заживет, как на…»

— Как на собаке! — подсказала Ольга, не удивляясь его оптимизму. Конечно, Гоше-то что, не у него ведь сотрясение мозга и перелом ребер!

Гоша надолго не задержался — предложил Ольге оплатить отдельную палату (она отказалась — общество соседки ее ничуть не тяготило) и ушел: столько дел, столько дел…

Потом Гоша еще пришел в больницу два раза, а затем уже отделывался звонками. А через неделю позвонил и между делом сообщил, что сценарий, который он прежде предлагал писать Ольге, отдали в работу другому сценаристу. В смысле? — не поняла Ольга. Гоша прояснил смысл: мол, никто не знает, сколько она будет приходить в форму, а у них сроки поджимают. Ольга заверила, что сможет сдать сценарий в срок, но Гоша — здесь ничего личного, кроме денег, детка! — твердо сказал, что не может рисковать, и, смягчив интонацию, посоветовал ей не думать о работе, а лечиться. «Спасибо за заботу, — горько усмехнулась Ольга, отложив телефон, — только я не могу позволить себе не думать о работе, потому что у меня на шее пятилетний сын!»

Ольге было обидно и больно — Гоша не выдержал испытания «медными трубами» и оказался неправильным принцем; теперь ясно как день, что на его помощь ей рассчитывать не приходится. Впрочем, она давно привыкла надеяться только на себя — с тех самых пор, когда поняла, что реальность расходится со сказками, на которых ее растили в детстве. Да-да, дело в том, что девочку Олю, как и большинство девочек, взращивали на специальной нежной «девичьей литературе»: сказках, легендах, мифах о Спящей красавице и прочих принцессах, чья жизненная задача всецело заключается в ожидании персонального принца на белом коне (лучше бы «Мерседесе»). В итоге девочки вырастали с верой в то, что принц однажды постучится в их башню, приобнимет, поцелует, наполнит их жизнь счастьем и смыслом, и терпеливо ждали этого грандиозного события. Так было и с Ольгой до недавних пор, пока она (прынцесса — сороковник на носу, а ни одного даже завалящего принца за всю свою жизнь не встретила) не пришла к выводу о пагубности подобного девичьего воспитания. Давайте скажем честно — современной женщине нельзя ждать милостей от природы, ей никто никаких принцев и «Мерседесов» просто так не даст, она должна сама пойти и завоевать полцарства. И когда Ольга это поняла, в ее миропонимании все как-то встало на свои места.

А Гоша… что Гоша — он оказался всего лишь очередным персонажем из галереи слабохарактерных мужчин, которых она изрядно повидала. Кстати, одним из ярчайших персонажей в этой галерее был отец ее сына, который, узнав о ее беременности, не выказал ни малейшего желания стать отцом и нести хоть какую-то ответственность за ребенка. «Дорогая Ляля, ребенок сейчас некстати, давай подождем пару лет…» Помнится, она тогда сначала растерялась, а потом твердо сказала ему, что ребенка оставит; на что ее несколько инфантильный любовник ответил, что в таком случае она должна рассчитывать только на собственные силы. Вот она и рассчитывает исключительно на свои силы и за пять лет Ванькиной жизни ни разу не обратилась к его отцу за помощью.

…Дни в больнице тянулись долго и нудно. Днем Ольга пыталась работать — писала статьи для журнала, в который хотела устроиться работать, по вечерам звонила маме в Краснодар, чтобы узнать, как там Иван. Ее травмы потихоньку заживали, однако до выздоровления еще было далеко.

Единственным, что скрашивало ее больничные будни, стали странные отношения, возникшие у нее с доктором Олегом Рокотовым. Однажды, заглянув в палату, Олег спросил ее, почему она грустит. Ольга пожала плечами: а чему радоваться? На улице весна, где-то цветет сирень, а она чахнет в больнице! Доктор хмыкнул, но вскоре вернулся с охапкой свежей сирени: «Вот вам — весна…»

— В больничном саду наломал, любитель красивых жестов! — подсказала Ольге соседка тетка Рая.

А Ольга смотрела в это сиреневое разлапистое чудо и тихо улыбалась, потому что весну она почувствовала именно в этот миг. Когда на следующий день во время обхода Олег традиционно спросил ее, на что она жалуется, она поняла, что ей ему жаловаться ни на что не хочется. Все-таки мужчина. Молодой, сильный, красивый. И ей в его глазах хотелось выглядеть женщиной. С того букета сирени между ними возникла симпатия, какое-то притяжение. Рокотов ухаживал за ней — приносил ей цветы, конфеты, травил больничные байки, говорил комплименты, и Ольга откликалась на его мужское внимание, в ее душе распускалось что-то весеннее, женское, расцветало наперекор всему. По вечерам она выходила из палаты и подолгу стояла в больничном коридоре у распахнутого окна. В городе бушевала весна в той ее прекрасной поре, когда все цветет, пахнет, спешит жить.

Как-то в один из таких вечеров, когда Ольга стояла у окна, к ней подошел доктор Рокотов и обнял ее. Он целовал ее шею, лицо, волосы. В нем было столько мужской энергии и силы, что даже скрюченное от боли тело Ольги стало оживать, отзываться на его призыв. И все-таки она отстранилась: нет, не здесь, не сейчас… Он кивнул, словно понимая, и сказал, что, как только ее выпишут, они вдвоем поедут к нему на дачу, где будет много сирени и целая вечность для любви. «Ты согласна?» Ольга спрятала смущение за улыбкой: хорошо, она подумает! — и ушла в свою палату.

В эту ночь она долго не могла уснуть, думала об Олеге. Она и боялась новых разочарований и ошибок, и в то же время чувствовала разбуженное им желание любить, жить. Ничего удивительного — в эту пору весны даже сильная и самостоятельная женщина хочет быть просто женщиной. Ей подумалось: а вдруг на этот раз к ней пришло то большое, настоящее, чего она ждала всю жизнь?! И Ольга решила: пусть эта весна будет. Еще раз рискнуть, выдохнуть и — в омут с головой. Поверить. Разрешить себе быть женщиной.

…На часах было около полуночи. Ольге захотелось увидеть Олега прямо сейчас, и она вышла из палаты в тихий больничный коридор. В ординаторской Олега не оказалось, его нигде не было. Когда Ольга в очередной раз прошла по коридору, из ее палаты высунулась тетка Рая:

— Оль, ищешь своего хирурга? Да он небось амуры крутит с медсестрой в процедурке! За ним такое водится… Не хотела тебе раньше говорить, чтобы не расстраивать…

В этот миг Ольге показалось, что ей опять хорошо врезали по только начавшим заживать ребрам. Все же она нашла в себе силы пойти к процедурному кабинету и рвануть дверь, которая — как интересно! — оказалась закрытой. Ольга затарабанила в дверь, и когда молоденькая медсестричка с красным, перекошенным от злости лицом открыла дверь и зашипела на нее, она поняла, что Рая была права; тем более, что тут и Олег вышел из процедурки и, словно не замечая ее, поспешил в ординаторскую. Ольга почувствовала такую боль, будто у нее вновь произошло сотрясение мозга. Ну, или сотрясение души.

Она добралась до палаты и легла на кровать.

— Я ж говорила! — сочувственно сказала тетка Рая.

Ольга отвернулась к стене и накрылась одеялом с головой.

Утром она позвонила Гоше, сообщила, что ее сегодня выписывают, и попросила, чтобы он передал ключи от ее квартиры их общей знакомой. «Ну что ты, мать, — запротестовал Гоша, — зачем так? Давай я заберу тебя из больницы через час и отвезу домой!»

— Не надо, — отрезала Ольга и, пресекая Гошины возражения, прервала разговор.

Ольга вдруг подумала о том, что за эти две недели в больнице она прожила целую жизнь.

А потом пошла в ординаторскую и попросила взъерошенного и хмурого Олега выписать ее.

— Извини, я дал слабину, поддался эмоциям, — Олег выглядел смущенным, — но поверь, у меня с ней ничего нет, мы только коллеги. Ну, ты же взрослая девочка, должна понимать?!

— Выпиши меня, я здорова, — повторила Ольга.

Олег ответил, что про выписку говорить рано. Может, через неделю… Ольга честно предупредила его, что в таком случае она просто уйдет из больницы.

— Значит, у меня будут неприятности, — вздохнул Олег. — Ты хочешь, чтобы у меня были неприятности?

Ольга задумалась — хочет ли она, чтобы у Олега были неприятности? Сирень, его сильные руки… И честно сказала:

— Нет. Не хочу.

Олег удовлетворенно кивнул:

— Я в тебе не сомневался.

— Но мне надо домой, — настаивала Ольга.

Олег пожал плечами:

— Тогда напиши расписку, что врачи не несут никакой ответственности за твое решение. Иначе говоря, что ты сама за себя отвечаешь.

Ольга едва не рассмеялась — да она всю жизнь сама за себя отвечает!

В заявлении на имя главврача она написала, что несет полную ответственность за свое решение покинуть больницу. Для нее самой это звучало так: я — взрослая девочка и отвечаю сама за себя. Подписав, она отдала заявление Олегу: «Надеюсь, теперь у тебя не будет неприятностей». Олег что-то говорил ей о последующем лечении, но она его не слушала.

Уже в палате, когда она собирала вещи, зазвонил ее мобильный телефон. Звонили из журнала, куда она недавно предложила свои услуги журналиста, — приглашали в редакцию, чтобы обсудить детали сотрудничества. Закончив разговор, Ольга выдохнула: работа есть, значит, и все остальное тоже наладится, скоро заберет сына, и будут жить. Все путем. Сдюжат.

Ольга обвела взглядом палату, дала свой номер телефона «тетке возле умывальника» — ставшей родной Рае: «Звони, если что!» — задержалась взглядом на букете сирени и ушла из больницы.

Солнце ослепительно било в глаза. Напротив входа в больницу стояла новая машина Гоши. Ольга улыбнулась и, пройдя мимо прошлого, пошла по своей стороне улицы.