Маскарад

Глава 17

Не то, чтобы я боялся затиший. Иногда они оказывались просто совпадением обстоятельств, перерывом так, где его вроде как не должно было случиться. Этаким подарком судьбы в виде пары-тройки дней, которые можно потратить… нет, не на отдых и не на собственные дела, конечно же. Исключительно на работу, просто не двадцать четыре часа в сутки, а только положенные восемь-десять… Ладно, двенадцать — но не больше!

Впрочем, куда чаще затишья предвещают наступающую бурю. С того дня, как сыскари нашли в усадьбе под Гатчиной изуродованное тело светлейшего князя Меншикова, прошло уже полторы недели, и с тех пор никаких подвижек по делу так и не нарисовалось. Геловани было попросту нечего докладывать его величеству, и почти физически ощущал, как над нашими головами собираются тучи монаршего недовольства. И даже мои зацепки на поверку оказались то ли слишком сложными для полноценной разработки, то ли…

— Пустите… Пустите, я вам говорю! Подлец!

— А ну цыц, блоха! Будешь рыпаться, я тебя об угол головой приложу — враз такие слова забудешь.

От тягостных размышлений меня отвлек доносившийся с первого этажа шум. Судя по звукам, двое мужчин повздорили, и теперь один волок второго куда-то силком. Деда Федора я, конечно же, узнал сразу — он как раз приехал где-то с час назад захватить документы и заодно расспросить, сколько я собираюсь нанять прислуги. А вот его… скажем так, оппонента мы не ждали.

Да чего уж там — мы вообще сегодня больше никого не ждали.

Когда дед Федор втащил в комнату отчаянно упиравшегося коротышку, я даже привстал, пытаясь разглядеть лицо. Нет, ничего знакомого… ну, если не считать известного американского комика Дэнни де Вито, которого незваный гость напоминал не только чертами, изрядной лысиной, обрамленной взъерошенными темными волосами, но и сложением — едва-едва по грудь седому великану.

— Занятный у тебя улов, — проговорил я. — Хоть и некрупный.

— Под аркой болтался. Со стороны Галерной, — пояснил дед Федор. — Я случайно в окно увидел — дай, думаю, проверю, чего да как. Пока спускался, он уже во двор пролез, зараза такая.

— Мне нужно было срочно увидеть вас, Владимир Петрович! — Коротышка с силой рванулся в мою сторону. — И я непременно пришел бы сам, если бы этот медведь…

— Брешет. — Дед Федор будто бы невзначай тряхнул пленника так, что тот клацнул зубами и тут же перестал трепыхаться. — Приличные люди по дворам не шастают. Не иначе обворовать нас думал.

— Что⁈ Да как вы смеете⁈ — Коротышка возмущенно топнул. — Вы хоть знаете, кто я такой⁈

— Откуда же нам знать, сударь? — усмехнулся я. — Ведь вы так и не потрудились представиться.

— Николай Матвеевич Милютин-Браницкий! — Коротышка снова дернулся в могучих ручищах. — Граф Милютин-Браницкий!

На аристократа он походил немногим больше, чем дед Федор — на выпускницу Смольного института благородных девиц. Да и отчество с двойной фамилией явно намекало на отпрыска какого-нибудь толстосума, который сумел за деньги раздобыть себе титул с родовитой супругой в придачу.

— Добро пожаловать… ваше сиятельство. — Я указал на свободное кресло напротив. — Не могу утверждать, что рад видеть вас, но положение все же обязывает меня выслушать и…

— Только вы можете мне помочь! — завопил коро… то есть, граф Милютин-Браницкий.

Не успел дед Федор усадить его, как он тут же вскочил и мячиком запрыгал к ближайшему окну. На мгновение прижался лбом к стеклу, высматривая что-то — и тут же принялся задергивать шторы по всей стене.

— Ну же, возьмите себя в руки, — поморщился я. — Кого вы так боитесь?

— Кого? Кого⁈ — Милютин отскочил обратно к середине комнаты, как ошпаренный. — Вы и сами прекрасно знаете! Колдун может убить меня одним словом! Если он узнает, что я сюда пришел…

Вот и закончилось мое затишье. И та самая буря пришла в дом в облике смешного, толстенького и до смерти перепуганного человечка. Который, впрочем, принес с собой если не зацепку, то по меньшей мере что-то важное — иначе вряд ли стал бы так дергаться.

— Колдун? — осторожно переспросил я — и тут же повернулся к деду Федору. — Не мог бы ты?..

— Разговаривайте свои разговоры. Я лучше на балкон пока перекурить схожу. — Седая косматая фигура с ворчанием двинулась к двери. — А то как с ума посходили. Колдуна какого-то придумали…

Увы, ничего такого мы не придумывали. И более того, незваный гость наверняка имел в виду именно того, о ком я подумал. Похоже, наш общий знакомый вселял в его сиятельство поистине священный ужас. Бедняга Милютин, наконец, заставил себя усесться обратно в кресло, однако и там не обрел покоя. Он испуганно озирался по сторонам, впиваясь взглядом то в дверь, то во все три окна по очереди, будто в любое из них прямо сейчас мог вломиться страшный чародей, способный убить человека одним лишь усилием воли.

— Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, — затараторил Милютин, дрожащими пальцами расстегивая верхнюю пуговицу на жилетке, — да придет царствие твое, да будет воля твоя…

Да уж, крепко его приложило. Настолько что, он готов был бежать и просить защиты, уверовать и в Господа, и вообще в кого угодно. Впрочем, человеку вообще свойственно подобное — особенно когда обстоятельства прижимают так, что небо кажется с овчинку, а безносая старуха с косой подбирается все ближе. В окопах мне приходилось встречать совсем немного атеистов, да и в мирной жизни люди нередко обращаются к высшим силам, когда уже нет надежды на обычные земные. Хватаются за соломинку.

Милютин хватался за все соломинки разом: под жилеткой я разглядел не только золотой крестик, но и шестиконечную звезду Давида, и магометанский полумесяц и, кажется, даже криво обломанный медвежий коготь. Вероятнее всего, так называемый оберег, купленный на бегу у хитрой старушки или какого-нибудь цыгана. Фальшивка без единой крупицы истинной силы — как и все, чем торгуют из-под полы жулики всех мастей.

— Боюсь, все это не поможет, — вздохнул я. — Едва ли ваше сиятельство успели искренне уверовать в Господа или начать следовать заветам Моисея или пророка Магомета.

— А что тогда поможет⁈ — Голос Милютина едва не сорвался на визг. — Господь милосердный, я пропал… Мне вообще не стоило сюда приходить!

— Да, пожалуй, не стоит исключать и такое. — Я пожал плечами. — Однако вы уже здесь, не так ли? И до сих пор живы. А значит, колдун или не имеет намерения от вас избавиться, или не знает, где и зачем вы находитесь.

Беднягу определенно стоило успокоить, хотя бы самую малость. Я пока мог только догадываться, какие именно причины привели его в мой дом на ночь глядя, однако он наверняка знал что-то полезное… Иначе не стал бы так бояться колдуна.

Видимо, у того были вполне осязаемые поводы гневаться на моего незваного гостя.

— О-о-о, я не был бы так уверен! — зловеще прошипел Милютин. — Ему известно многое. И если он хотя бы заподозрит, что я решил прийти сюда — я погиб… Но вы ведь не откажете мне в помощи⁈

— Смотря что для этого потребуется. — Я развел руками. — И что вы сможете предложить мне взамен.

Последнее я ввернул исключительно для того, чтобы добавить разговору хоть немного конкретики. Как известно, подобное не только позволяет перейти к делу, но и изрядно остужает голову. Даже самый озлобленный или перепуганный человек в таких случаях скорее переключится на детали и начнет торговаться, чем продолжит бултыхаться в собственных чувствах.

Так и случилось: глаза его сиятельства все еще бегали из стороны в сторону, но теперь уже заметно медленнее, а руки перестали теребить крестик, опустились на колени и, кажется, даже почти перестали дрожать.

— Уверен, они следили… так или иначе, — тихо проговорил Милютин. — И если вам будет угодно выставить меня вон — можете не сомневаться, утром на набережной найдут мой холодный труп.

— У меня и в мыслях нет подобного. — Я огляделся по сторонам и подцепил с круглого столика графин. — Вот, выпейте воды. И расскажите, наконец, кто именно и почему вам угрожает.

Милютин не стал отказываться и лязгая зубами о стекло залпом опрокинул стакан. Снова наполнил, и второй пил уже медленнее, оставив примерно половину.

— Теперь я могу надеяться только на вас, Владимир Петрович, — вздохнул он. — Если хотя бы половина слухов о вас — правда, вам под силу защитить меня от смертельного колдовства. И, возможно, даже отыскать самого колдуна.

— Возможно… — повторил я. — Но откуда такая уверенность, что вас хотят убить?

— Можете не сомневаться, Владимир Петрович. — Милютин опустил голову. — Ему неведомы ни милосердие, ни прощение. И если я скажу вам хоть слово…

— Вы уже сказали. И не одно слово, а куда больше, — проворчал я. — Так что прекратите причитать и объясните, какой именно защиты вы от меня ждете.

— Просто сохраните мне жизнь!

Милютин прижал руки к груди и подался вперед так сильно, что на мгновение даже показалось, что он сейчас рухнет передо мной на колени. Но, к счастью, его сиятельство вернул себе хотя бы крупицу самообладания — и остался сидеть.

— Моя вина слишком велика, и я не смею даже надеяться, что такой человек, как вы, станет укрывать преступника или поможет мне бежать, — прошептал он. — Я прошу лишь справедливости, Владимир Петрович. Самый строгий суд не может быть страшнее того, что ждет меня, если вы откажетесь помочь.

— Государ, без сомнения, справедлив, — осторожно отозвался я. — Однако рассчитывать на его милость следует не каждому… Итак, в чем же заключается ваша вина?

— Полагаю, вам уже многое известно о заговоре против его величества. — Милютин едва слышно всхлипнул и снова с опаской покосился в сторону двери. Будто вдруг засомневался, что стоит говорить дальше, что еще не поздно… Но потом все-таки продолжил: — Не далее, как полтора года назад, я имел глупость стать его частью.