Глава 28

— Ты уверен, что это не ловушка, капитан? — негромко поинтересовался Геловани.

— Нет, — вздохнул я. — Я вообще ни в чем не уверен.

Во время планирования все это выглядело… скажем так, заметно проще. Дождаться, когда Сумароков прибудет из своего загородного имения под Гатчиной в Санкт-Петербург. Проследить за ним до порога доходного дома на углу Каменноостровского и Малой Посадской, где его сиятельство снимал пятикомнатные барские апартаменты и имел обыкновение останавливаться, когда прибывал по делам в столицу. Снова подождать — на этот раз до рассвета, чтобы провернуть все без лишнего шума и свидетелей. Вылезти из автомобиля, сделать знак дежурящим на той стороне дороги жандармам в штатском, пройти через двор, подняться по лестнице, выбить ногой дверь, вывести верховного заговорщика всея Руси под белы рученьки, упаковать на заднее сиденье и отвезти в Петропавловскую крепость.

Всего и делов.

Но реальность, как это нередко с нею случается, изрядно разошлась с ожиданиями. И сомнительные сюрпризы начались где-то между вторым и третьим пунктом плана. Сумароков прибыл в Петербург, устроился в апартаментах… и примерно через четверть часа к доходному дому приехал здоровенный черный автомобиль. За ним еще один, потом третий четвертый… В общем, где-то к полуночи мест у тротуара на Каменноостровском проспекте уже не осталось вообще.

Владельцы дорогих авто не спешили высовываться наружу, однако сыскари не зря ели свой хлеб, и уже совсем назвали нас с Геловани всех прибывших поименно. И я ничуть не удивился, когда узнал, что незваные ночные гости доходного дома примерно на две трети состояли из тех, кто не так давно стоя аплодировал речи Сумарокова на заседании Государственного совета.

«Левые» явились защитить своего предводителя. Несколько человек еще могли приехать случайно — втихаря обсудить политические перспективы, засвидетельствовать свое почтение или просто так, без особой причины. Но почти две дюжины сильных Владеющих, среди ночи, да еще и с охраной… Неспроста.

А значит, кто-то проговорился. Предупредил, что сегодня за князем Сумароковым придут.

— Еще одна машина. Генерал Куракин с сыновьями и племянником. — Геловани плюхнулся на сиденье рядом и сердито хлопнул дверцей. — С чего ты вообще взял, что твоей графине можно доверять?

— Доверять нынче нельзя никому. — Я пожал плечами. — Однако все это не слишком-то похоже на попытку избавиться от меня или вас. Есть способы и попроще.

— Согласен. Поэтому ничего и не понимаю, совершенно ничего! — проворчал Геловани. — Но все это явно неспроста!

— Явно. — Я кивнул и указал на остановившийся в десятке шагов перед нами автомобиль. — И это тоже, ваше сиятельство… Похоже, кавалерия прибыла.

Дверца распахнулась, и на дорогу выбрался Горчаков. И сразу следом за ним еще двое мужчин помоложе. Если не сыновья, то наверняка племянники или кто-то из ближайшей родни. Лиц в темноте я, конечно же, не разглядел, зато родовой Талант почувствовал сразу: могучий, тяжеловесный. Сдержанный, но уже скрученный в тугую пружину, готовую ударить.

Их благородия явно прибыли сюда во всеоружии. И даже если не собирались драться, вполне рассматривали и такой вариант развития событий.

— Так… А ну-ка посиди пока, капитан. — Геловани взялся за ручку на дверце. — Пойду поинтересуюсь, какого черта здесь забыли еще и эти.

Я послушно остался в машине. Не то, чтобы меня не интересовало, чего ради его светлость заявился сюда среди ночи, да еще и с «группой поддержки» — догадки имелись и так. А когда через четверть часа приехали еще трое друзей покойного Юсупова, мозаика сложилась окончательно.

Кто-то донес и консерваторам… Или они сами сообразили, что на Каменноостровском проспекте сегодня намечается та еще заварушка и тоже потянулись в центр города, чтобы ее не пропустить. «Правые» уступили своим недругам примерно час с небольшим, зато наверстывали упущенное с такой ретивостью, что когда небо над крышами домов начало розоветь, их уже насчитывалось раза в полтора больше — и это без охраны и подкрепления, которое наверняка оставили где-нибудь на соседних улицах.

Небо было ясным, однако над Петербургом стремительно сгущались тучи.

Я вытащил из кармана хронометр и щелкнул крышкой. До ареста Сумарокова оставалось еще чуть больше двух часов, но уже сейчас было ясно, что план развалился, как карточный домик. Не стоило и надеяться, что вся эта сердитая толпа… обе толпы по разные стороны дороги каким-то волшебным образом рассосутся к утра, и никто не помешает нам с Геловани зайти в доходный дом и выполнить свою работу.

Дело изрядно осложнялось тем, что загадочный доносчик мог точно так же предупредить и Сумарокова. Хотя ему и так наверняка уже позвонили — вряд ли в барских апартаментах его сиятельства не имелось ни одного телефонного аппарата или…

Из тягостных размышлений меня вырвала вспышка света. Почти бесшумная — сработала невесть откуда взявшаяся камера. И тут же со всех сторон послышалась забористая ругань. Аристократы держали себя в руках, зато жандармы и уж тем более городове в форме, которых согнали сюда с ближайших перекрестков, явно не отказывали себе в удовольствии поупражняться в изящной словесности.

— Довольно, господа! — Я выбрался из машины наружу. — У нас высочайшее указание не допускать прессу!

Без толку. Репортер — тощий мужичок с висячими длинными усами — послушно ретировался, отступая в тень на безопасное расстояние, и оттуда снова защелкал затвором фотоаппарата. Кто-то из Горчаковской родни пригрозил ему кулаком, но через несколько мгновений вспышки полыхнули и на той стороне дороге и откуда-то с крыши и, кажется, даже под аркой доходного дома, где остановился Сумароков.

Кровь еще не пролилась, однако акулы пера будто учуяли ее заранее. Кто бы ни проболтался о грядущем аресте, он явно сделал это не просто так. И ему зачем-то необходимо было сделать из всего этого самое настоящее шоу с максимально возможной оглаской.

Я мысленно пообещал себе медленно и мучительно убить Воронцову, которая, конечно же, знала втрое больше, чем потрудилась мне рассказать, и неторопливо двинулся к Геловани, который, похоже, уже готов был взорваться.

— … меня арестовать вас, Александр Михайлович! Или хотя бы потрудитесь объяснить, что здесь происходит. Кто эти люди, и чего ради они изволили пожаловать сюда посреди ночи? — Во все стороны от его сиятельства разошлась волна энергии, от которой ближайшие фонари тут же сердито зажужжали, мигая и искрясь. — В последний раз повторяю: отправляйтесь домой и ложитесь спать! Или, клянусь богом, я буду вынужден…

— Держите себя в руках, Виктор Давидович! — огрызнулся Горчаков. — Если мне не изменяет память, никто не вправе запретить дворянину прогуляться там, где ему вздумается.

— Я вправе. — Геловани сложил руки на груди. — Сегодня здесь работает тайный сыск. А значит вам, Александр Михайлович, придется выбрать для прогулки какое-нибудь другое место. И желательно подальше отсюда!

— Как вам будет угодно. — Горчаков склонил голову — и вдруг указал на другую сторону дороги. — Сразу после того, как те господа отправятся по домам.

— С ними у меня будет особый разговор, можете не сомневаться, — буркнул Геловани.

И, развернувшись на каблуках, заложил руки в карманы плаща и быстрым шагом двинулся к «левым». Те засуетились, но нападать на верховного сыскаря империи, все же не посмели. Ветер донес до меня только обрывки фраз, в которых не было ничего неожиданного или удивительного: Геловани увещевал и грозил, а их благородия слушали, покорно кивали, однако расходиться, конечно же, не спешили.

— Наследник… — негромко произнес кто-то за моей спиной. — С нами цесаревич!

Я не успел заметить, когда Иван приехал. Но, похоже, он был тут уже несколько минут: вполне достаточно, чтобы успеть пробиться сквозь толпу к Горчакову, по пути получив от «правых» положенную титулу порцию почтения и обожания.

— Господь милосердный, что тут вообще происходит? — Иван поднял воротник, будто это каким-то образом могло помочь ему остаться неузнанным. — Александр Михайлович, вы ведь не собираетесь?..

— Мы здесь лишь для того, чтобы никто не препятствовал государеву правосудию, — хмуро отозвался Горчаков. — Велите этому сброду разойтись — и мы тоже не станем задерживаться.

— Будто они меня послушают!

Глаза Ивана сверкнули в утреннем полумраке сердитыми огоньками, и я вдруг подумал, что он был бы совсем не против, вздумай «левые» выкинуть какую-нибудь глупость. Не напасть, конечно же — достаточно просто позволить себе неосторожное высказывание, просто встать на пути у карающей длани императора или помешать жандармам работать… Что угодно, любой предлог, которого хватит, чтобы в ход пошел Талант — и царственный взгляд начнет нарезать оппозицию аккуратными ломтиками.

И такие мысли, похоже, посетили не только меня.

— Нас больше почти в полтора раза. Со мной племянники, а в той машине Бельский с сыном. — Горчаков чуть понизил голос. — Лучшего момента может и не представиться.

— Что… что вы имеете в виду, Александр Михайлович? — тихо спросил Иван.

— Мы все здесь знаем, что я имею в виду. — Горчаков осторожно покосился в мою сторону. — Одно слово вашего высочества — и мы размажем эту шушеру по проспекту. Здесь собрались самые наглые, те, по кому уже давно плачет виселица… Можно покончить с ними одним махом!

— Вы хотите просто убить всех этих людей⁈ — прошипел Иван. — Но мой отец…

— Победителей не судят, друзья мои. — Горчаков сложил руки на груди. — И уж конечно его величество не станет казнить собственного сына и единственного наследника. Если сегодня случится… что-то — это назовут трагической случайностью. И уже через неделю…

— Достаточно! Полагаю, его высочество услышал даже больше, чем следует, ваша светлость! — Я схватил Ивана под локоть и с силой потянул, расталкивая обступивших нас князей плечами. — Позвольте, милостивые судари…

— Куда ты меня тащишь? — проворчал Иван.

— Подальше от таких разговоров! — Я замедлил шаг, оборачиваясь. — Только бойни в центре города нам и не хватало!

— А что нам, по твоему, нужно делать?

— Лично я собираюсь делать свою работу. — Я прищурился, выглядывая на той стороне дороги Геловани. — А ты пока проследи, чтобы их сиятельства не сцепились, пока мы не выведем Сумарокова.

Загрузка...