Восемнадцатая глава

Чтобы не психовать в ожидании, постоянно поглядывая то на часы, то на мобильный Димыча, я размышляла над словами Лены. Если я правильно её поняла, гиены со стёртой в своём мире памятью не будут знать, кого именно они убили. Но будут знать, что они убийцы. Как и все окружающие их.

Снова попробовала примерить на себя ситуацию. Вот я. Живу, зная, что на мне клеймо убийцы, но не помню своего страшного деяния. Живу в обществе, где убийства запрещены, потому что, сорвись хоть один представитель этого общества, — и будет ад. Ведь у каждого члена этого общества естественное оружие всегда с собой. А это значит… Начнись война — убийцей станет каждый. И сейчас, в мирное время, все на меня будут смотреть не только с презрением. И со страхом. Сторонясь… Ничего себе наказание.

Вот почему испугался Дир, когда Лелль перевёл на себя внимание отравленного Андрея. Гиена судил по себе. И решил, что небесная птица вот-вот натравит на приживал человека. А как дрались эти двое, Дир видел. И понимал, что против этих мужчин приживалам не выстоять.

… Мы все перебрались в комнату, где, с разрешения небесных птиц, Лариса Ивановна разглядывала волшебные шали и не могла удержаться от восторженных восклицаний. Даже помятый Михаил, зайдя на балкон и убедившись, что с Андреем, кажется, всё будет в порядке, стоял рядом у стола с шалями явно потрясённым.

Дети проснулись, но двигались вяло. Тоже устали. И тоже неудивительно: столько часов на ногах, пока взрослые плели то, что влияло на течения в пространстве. Брат с сестрой, небесные птицы, сидели с ними и устало молчали.

Мы с Димычем пристроились на одном кресле, благо большое и подлокотник, на который уселся братишка, у него широкий.

Ждали вестей. А их всё нет.

— Думаешь, у них всё получится? — прошептал Димыч, склонившись к моему уху.

— Получится, — сердито сказала я. Тяжело сидеть сложа руки, да ещё в неведении.

— Ты такая уверенная.

— Димыч, я начинаю понимать один из принципов исполнения желаний.

— И что это?

— Если брать конкретный пример… Чем больше народу знает, что натворили гиены, тем больше желание всех, чтобы они пропали с лица Земли. Так или иначе. Главное, чтобы их не было. Помнишь пожар у старого цеха? Молодые гиены все, как одна, хотели смерти для других. Их желание было выполнить легко. Тем более пьяному Эрику показали, как именно должны погибнуть люди. Сунули в руки зажигалку. И сейчас Лелль и Лена сделали то же самое. Они знакомятся с людьми, а мы рассказываем историю похищенных небесных птиц. Чем больше людей знает, тем быстрей исполняется желание миротворцев поймать нелегалов и вернуть всех в их мир.

— Тогда чего сидим? — насупился Дима. — Поехали в магазин — привезём ещё пряжи, пусть они продолжают.

— Эх, Димыч… Пожалей птиц хоть немного. Что-то я сомневаюсь, что Лена сейчас сумеет нормально вязать. Посмотри, как руки держит.

Братишка виновато примолк. С нашего места и правда было хорошо видно, что Лена опустила плечи, и руки её лежат почти бессильно.

Дима встал и вышел. Вернулся минуты через три и снова присел рядом со мной.

— В холодильнике остались только яблоки и груши. Может, сбегать за виноградом? Лид, ну не могу я просто так сидеть! Хоть что-то бы сделать!

— Димыч, а как их оставить? — прошептала я. — С кем? Понимаю, Михаил и Лариса Ивановна — хорошие люди. Но оставлять с незнакомыми Лену? Ей сейчас и так тяжело.

Ещё минут пять мы не решались даже на движение, зациклившись, что просто обязаны сидеть здесь. И мобильники молчат…

Внезапно Лелль что-то сказал Лене, и та заметно напряглась, но потом кивнула. Но согласилась с братом очень неохотно.

Лелль подошёл к нам, и мы встали.

— Лида, — нерешительно сказал он, — это очень сложно — найти для нас ещё немного пряжи? Пока миротворцы выполняют свои обязанности, нам бы надо поработать ещё на одно желание. Причём нужны нити светлых тонов.

— А вы сможете посидеть здесь без нас? — с тревогой спросила я.

— Сможем, — чуть улыбнулся небесная птица. — Этим людям нравится смотреть на шали… Им понравится и наша работа. Они к нам доброжелательны. Только вот у нас нет ваших денег на пряжу.

— Вы заставляете меня смущаться, — проворчала я, — деньги есть, и они получены именно за шали Лены.

— Мы вам отдадим и эти, — быстро сказал Лелль. — Желания всех выполнены, и эти связанные вещи нам уже не нужны.

Пытаясь не показать, как я ужаснулась, метнув взгляд на стол, заваленный эксклюзивными шалями: это же бешеные бабки! — я кивнула.

— Мы привезём вам пряжу.

Возмущённый Димыч дёрнул меня за рукав блузки, но я подбородком указала ему на выход. И уже за закрытой дверью услышала:

— Лидка, ты с ума сошла! Это же грабёж!

— Это реализм, — хмуро сказала я, морща нос: на площадке до сих пор пахло жутковатым сочетанием сигаретного дыма и уксуса. — И вообще, Димыч, меньше болтай. Нам сейчас времени на всё про всё слишком мало.

— А что ты хочешь сделать? — тут же заинтересовался брат.

— Что мы хотим сделать! — поправила я. — В первую очередь давай сюда телефон. Надо позвонить Аделии. Нет, подожди, в лифте лучше этого не делать.

Мы вышли на первом этаже подъезда, где было пустынно и прохладно, и брат отдал мне мобильный, предварительно найдя телефонный номер Аделии.

— Аделия, это я, Лида, — напряжённо сказала я, пытаясь сообразить, что происходит в магазине, да и на рабочем ли месте до сих пор моя напарница.

— Лида! — завопила та, и я в ужасе, не сообразив отодвинуть трубку от уха, отшатнулась от мобильника сама. — Тут так клёво теперь!

— Дура… — на периферии от телефона проворчал Димыч. — Чё орёт…

С силой почесав ухо ладонью, чтобы восстановить слух, я выждала, пока трубка замолчит, и быстро сказала:

— Аделия, слушай меня внимательно! Это срочно!

— Поняла, — деловито, но радостно сказала напарница. — Ну?

— Ты сможешь собрать ту пряжу, которую я тебе назову, и привезти по указанному адресу? — осторожно, в ожидании возмущённых воплей, спросила я.

— О, ты нашла новых покупателей! — обрадовалась Аделия. — Ну ты даёшь! Привезти могу! Мне тут Павлик свою машину показал — зверь, а не машина! А поскольку он сторожит меня, он и довезёт, куда надо, чтобы я под его присмотром оставалась.

— Э… Ну ладно. Блокнот под рукой? Записывай.

И я продиктовала Аделии, сколько и какую пряжу надо брать. Одновременно удивлялась, как быстро она пришла в себя, а ведь только недавно чуть не в истерике закатывалась. Но помалкивала. Кажется, новый кавалер ей очень понравился. Мне даже любопытно стало, каков из себя охранник, приставленный Валерой к Аделии.

И наконец продиктовала адрес:

— Рынок около кинотеатра «Сокол». Мы будем ждать на остановке.

— Хорошо! Мы быстро! — радостно сказала Аделия. Когда она проговорила адрес, записывая, в стороне низкий мужской голос пробурчал что-то успокоительное. Наверное, тот самый Павлик сказал, что без проблем отвезёт её на место.

— Весело мы живём в последние дни, — уже на улице задумчиво сказал Дима, стремительно шедший рядом. — Всё на бегу. Всё в спешке…

Он неожиданно замолчал, и я уже привычно взглянула туда, куда смотрел брат. Навстречу в толпе прохожих шла обычная женщина с дамской сумочкой и толстым, набитым явно продуктами, пакетом. Приживала. Стараясь не смотреть в упор, но кидать на неё только короткие взгляды, я подумала: «Если бы я не была Зрячей, решила бы, что эта женщина — самая обыкновенная. Наверняка из семьи со средним достатком. Торопится домой после работы, чтобы успеть к приходу мужа приготовить ужин… Приживала… Надо же. Для нас с Димкой теперь они — неотъемлемая часть обычной городской толпы».

— Привыкнем, — бодро бросила я Димычу.

— Думаешь? — с сомнением спросил он, а потом вдруг рассмеялся.

— Ты что? — улыбаясь его смеху, спросила я.

— Я бы предпочёл, чтобы в нашем городе жили не приживалы, а небесные птицы. И чтоб их побольше, побольше!

— Много хочешь… — всё ещё улыбаясь, вздохнула я.

— Лид, а Лелль правду сказал, что он нам оставляет эти шали?

— Думаю, да. А что?

— Если отдать деньги за нитки в магазин, то остаётся огромная сумма. И всё-таки это грабёж, а не реализм.

— Опять… Димыч, а ты смотри на это дело дальше своего носа, в перспективе, — посоветовала я, когда он придержал передо мной большую дверь крытого рынка. — На то, что останется, нам придётся поработать ещё ой-ёй-ёй как!

— Почему ты так думаешь? — удивился брат, когда мы подошли к прилавку с овощами и фруктами.

— Ты не забыл, что сказали миротворцы? Мы пока видим лишь приживал, но границы порваны и на стыке с другими магическими мирами. Так что эти деньги нам — на такси, если будут снова поиски и погони. На продукты для представителей иных миров, если они, конечно, будут нашу пищу есть.

Брат замолчал надолго. Видно было, как появилась морщинка между бровями. А я была рада его молчанию. Честно говоря, я немного устала от общества, в котором пребывала до сих пор. Димыч — это хорошо. Он всё-таки брат и вообще молчать умеет — время от времени. Но рядом есть и остальные. Быть на виду у них, даже доброжелательно относящихся к нам, тяжеловато. Я вздохнула. Захотелось вернуться в свою комнату, закрыться ото всех, сунуться носом в книжку и забыться в придуманном чужом мире, который безопасен хотя бы уже тем, что заключён в рамки книжных страниц.

Набрав два больших пакета винограда и цитрусовых с гранатами, мы вышли на остановку, спустились ниже, к эстакаде, а через минуту на здешнюю автостоянку подъехал шикарный «рено-дастер», из которого легко выпорхнула, несмотря на свой немаленький вес, Аделия. Пока мы откровенно таращились на неё, вышел и водитель. Чуть не расхохотавшись вслух, я сжала кулаки. Говорят, идеальные пары — те, в которых муж с женой похожи даже внешне. Павлик оказался грузным и представительным типом. И блондином! Но что самое интересное — он был недоволен тем, что Аделия выскочила из машины раньше, чем он успел открыть ей дверцу! Это он солидно и выговорил ей в лёгком упрёке. Сияющая Аделия кокетливо фыркнула на его укор, послала ему воздушный поцелуй и поспешила к нам, а Павлик подхватил из салона пару набитых пряжей пластиковых мешков и последовал за нею.

— Приветствую, — всё так же солидно сказал. Наверное, Аделия нас представила ему как коллег, которые временно отсутствуют в деловых поездках. Но затем его взгляд зацепился за тяжёлые пакеты в наших руках. И Павлик, кажется, даже обиделся.

Димыч не успел и глазом моргнуть, как наши пакеты с продуктами и пряжей оказались в багажнике, а мы — в «рено», на заднем сиденье. Защебетавшая от предвкушения новой поездки Аделия устроилась рядом с водителем.

— Адрес говорите, — недовольно сказал Павлик и добавил, объясняя свою позицию легкомысленным людям, которые не понимают, что он всегда выполняет дело до конца: — Адрес, куда надо вас отвезти. Ну?

— Лида, не стесняйся, — заворковала Аделия. — Время у нас есть. Я предупредила Регину, что мы отлучаемся на время, чтобы передать крупный заказ. Она согласилась, что эта отлучка важна для дела. Так что…

Так что мы под напором влюблённого серьёзного мужчины и тающей от его влюблённости девицы выдавили из себя адрес и с комфортом подкатили к «резиденции» миротворцев. Пока ехали, Димыч, чуть не открыв рот, слушал кокетливое лепетание Аделии. Когда нас высадили у подъезда и поверили нашим уверениям, что груз нам нетрудно самим втащить на нужный этаж, потому-то наши помощники-благотворители могут спокойно ехать назад, братишка долго смотрел отъезжающей машине вслед, а потом, уже в лифте, с недоумением спросил:

— Лид, Аделька — что, втюрилась, что ли? Я такого голоса у неё никогда не слыхал! Как будто мультяшная кукла говорит! И этому дядьке… — Он помолчал, озадаченный, а потом чуть не с возмущением выдал: — Этому дядьке понравилось, как она говорит!

— А тебе — нет, не понравилось? — поддела я его.

— Конечно! Если моя девчонка таким голоском заговорила бы!.. — с жаром начал Димыч. — То я!.. Нет, не понимаю! — с новым возмущением закончил он.

После недолгого молчания я задумчиво сказала:

— Просто Аделия — не твой тип девушки.

Он поперхнулся.

— Это как?

— Просто. Если бы все девушки были похожи на ту, которую ты себе представляешь, мужчинам было бы неинтересно. А тут все разные — и можно выбрать из них, что тебе по душе или по сердцу. Как и мужчины. Ты же видел, что этому Павлику Аделия понравилась. И чего тогда возмущаться? Ему нравятся такие, как Аделия. Тебе — другие. Мы все разные. И вкусы у нас — тоже разные.

Димыч посмотрел на меня странно, но промолчал. Но, судя по сосредоточенному виду братишки, он продолжал серьёзно размышлять над неожиданно открывшейся ему стороной взрослой жизни…

Двери лифта открылись, и только мы принялись за его разгрузку, как обнаружили на нужной лестничной площадке двух… приживал. Мужчина и женщина обернулись к нам. Судя по тому, как они стояли, видимо, они хотели попасть именно в нашу квартиру. Ой, «нашу»… Мужчина, несмотря на озабоченный и даже обеспокоенный вид, бросился к нам и, несмотря на остолбенение Димыча, помог вытащить всё, что сумел. А женщина, в простеньком летнем платье в мелкий цветочек, чуть отошла в сторонку, чтобы не мешать. Взглянув на неё, я сама нахмурилась: мне показалось, она недавно плакала — и очень сильно. Припухлости под глазами указывали на рыдания недвусмысленно.

— Вы в эту квартиру? — спросил Димыч, когда груз оказался на площадке, а лифт, вызванный снизу, уехал.

— Да, мы сюда, — помявшись, ответили оба.

Кажется, Димыч хотел спросить — зачем, но вопросительно уставился на меня. Что, мол, дальше делать? Я еле приподняла плечи: сама, мол, не знаю.

Но действовать пришлось. Не оставаться же на площадке тогда, когда нас ждут в квартире с ценным для некоторых грузом. Вглядевшись в лица приживал, уловила в них странное отчаяние и грусть… И позвонила в дверь.

«Глазок» посветлел, потом потемнел. Звякнул замок — и я успела заметить, как удивлённо уставились на нас приживалы, а потом всмотрелись в мешки, узнали пряжу — и их брови взметнулись так высоко, что стало ясным всё: они поняли, что в квартире находятся небесные птицы и что здесь-то их точно не ожидали встретить. Что ж, ещё одна мелочь в копилку их благонадёжности.

Открыл нам Михаил. Помог нам втащить груз и вопросительно взглянул на приживал. Те снова замялись, но я спокойно сказала:

— Заходите. Олега пока нет, но он скоро будет.

Оба нерешительно вошли, а буквально через секунды на мужчине повисла Арина, плача от радости и целуя его, одновременно тянясь рукой обнять женщину.

— Папа! Мама!

Пришлось предложить воссоединившейся семье пройти в комнату, где снова расплакавшаяся женщина-приживала никак не могла отойти от дочери и всё повторяла:

— Ну почему нам не сказали, что дочь нашлась?! Почему?!

Рыдая, за ответом она обращалась не к растерянной от неожиданности Ларисе Ивановне или Михаилу, смущённому из-за открытия, что здесь, оказывается, ещё и преступление было. Она обращалась к небесным птицам, которых угадала по тому, что они стояли у стола, заваленного пряжей. Но и те тоже не могли ничего толком объяснить, и в разговор вступила я, как наиболее осведомлённая о происходящем.

— Простите — не знаю ваших имён. Арину мы нашли недавно, а рассказать о ней вам пока не представлялось возможным. Ситуация такая была, что приходилось её прятать. Садитесь, пожалуйста, и успокойтесь.

— А вы кто? — всхлипывая, поинтересовалась женщина.

— Зрячая.

Михаил метнул на меня удивлённый взгляд.

— Я тоже Зрячий, — сказал Димыч, втаскивая в комнату мешок с остатками пряжи — первый небесные птицы уже распаковали и примеривались с чего начать вязание и плетение. Рядом со столом стоял и Эрик, посматривавший на Арину. Кажется, он побаивался, что резать нити придётся в одиночку.

Девочка, счастливая, хоть и с распухшим от плача носом, сидела на диване, прижавшись к матери.

Я немного боялась, что тот ангел, которого видела, выходя из квартиры, с появлением родителей превратится в маленькую приживалу, но этого не случилось.

— Эти Зрячие спасли Арину, — спокойно заметил Лелль.

Изумлённые родители девочки потребовали подробностей.

Пришлось наскоро рассказать, что произошло возле старого цеха.

Михаил и Лариса Ивановна присели на стулья и с тревогой выслушали нас. Меня. Димыч только вставлял дополняющие реплики. Кажется, о том, что пожар и автокатастрофа устроены представителями иного мира, они не знали.

Поскольку я стояла в комнате слева от двери (так уж получилось), я видела всех. Удобно для рассказчика. Повествование оказалось не слишком длинным, но ещё в самом его начале я заметила странную вещь. Если мама Арины сидела на диване, то отец стоял рядом. Но общим было одно: оба нервничали. Страшно нервничали. Видно было по их рукам, которые они не знали, куда девать. Отец то закладывал их за спину, то слегка поднимал, потирая ладони. Мне показалось даже, что он потирает их не просто так, а потому что они потеют. Мать прижимала к себе дочь, то внимательно слушая меня, то вдруг уходя в свои мысли — и её взгляд тогда упирался в противоположную стену, становился пустым и отстранённым. Иногда он замирал на небесных птицах, которые, прислушиваясь к тому, что уже знали, почти машинально вязали и плели.

Как только родители поняли, что я закончила, отец резко сказал:

— Мы решили не пересылать Арину домой. — Он так и сказал — «домой». — Она останется здесь, с нами!

Небесные птицы застыли от неожиданности, с изумлением глядя на приживал.

Мать встала, потянув за собой сбитую с толку девочку. Эрик, стоявший у стола и резавший нити, шагнул к Арине, но её мать ощутимо дёрнула дочь за руку и буквально поволокла её за собой в прихожую — так торопливо, словно боялась: Арину не просто оставят здесь, в комнате, но вообще отберут у неё.

Девочка не упиралась, не просила оставить её, но умоляюще оглядывалась на Лену.

Лена выступила из-за стола. Растерянный Лелль просто опустил руки.

— И вы ничего не объясните? — тихо спросила Лена мужчину.

— Это наша дочь! — огрызнулся тот. — И, пока она несовершеннолетняя, она будет слушаться нас! Без объяснений!

И бросился за женой и дочерью — слишком явно испуганный, чтобы даже я не могла этого не заметить. Но испугался он не того, что небесные птицы заставят его остановиться и вернуть Арину. Он боялся чего-то другого!

— Михаил, пожалуйста, на всякий случай!.. — бессвязно крикнула я и кинулась за приживалами.

Димыч догнал меня у входной двери — за ним, топая, бежал Михаил.

Лифт гудел, уходя вниз. Я даже думать не стала — помчалась по лестницам. «Что-то не то! Что-то не то!» — стучало сердце в такт шагам.

Когда донизу оставалось добежать две лестницы, я услышала мелодичный звон домофона. Семья приживал уже открыла подъездную дверь. Ничего, до ближайшей остановки — минуты три ходьбы. Почему-то в тот момент я не подумала, что они могли приехать на машине.

Дверь здесь закрывалась медленно — и я бежала к ней так, словно, закройся она, и моя жизнь закончится. Но хлопнула перед моим носом, и я поспешно ткнула в кнопку, слыша за собой сопение двух запыхавшихся мужчин. Господи, как же долго она открывается!.. Мы выскочили на крыльцо подъезда. Сделали пару шагов. Оцепенели… Хотя нет. Михаила пришлось ловить за рукав рубашки и сквозь зубы почти прорычать:

— Стой!

Семья приживал приехала на машине. Мужчина поставил её на приподъездную площадку, благо широкая. Вся семья была внутри, но выехать с площадки не могла. Параллельно дому, закрывая путь пытавшимся удрать приживалам, всё ещё ехали и вставали другие легковушки. Из первых остановившихся уже выходили, небрежно хлопая дверцами, молодые приживалы и лениво направлялись к застрявшей по их милости машине… Я сжала кулаки. Может, сразу бы я их и не узнала. Но этот ряд машин, стоявших плотно одна к другой… Сволочи — среди бела дня?!

Разъярённая донельзя, я бросилась к машине приживал и, вцепившись в дверные ручки, рявкнула:

— Выходите! Быстро!

Первой вылетела Арина — за ней родители.

— Звоните в домофон! — продолжала орать я. — Квартира 168!

Молодые приживалы ускорили шаг, ухмыляясь на попытки семьи приживал спрятаться в подъезде. Михаил насторожённо спросил, не оглядываясь на меня, но жёстко присматриваясь к подходящим:

— Что происходит?!

— Это они! — снова рявкнула я, не в силах удержаться от злобного крика. — Они устроили катастрофу около старого цеха! Я помню эти машины! Все!

— Это абсолютно точно? — сухо переспросил Михаил.

А когда я кивнула, не в силах больше говорить из-за ярости и слёз, он побежал по газону к последней припарковавшейся машине. Молодые приживалы проводили его слегка удивлённым взглядом и снова уставились на меня.

— Арина спряталась, — тихо сказал Димыч и взмахнул неизвестно откуда взявшимся железным прутом, демонстрируя его приближавшимся к нам гиенам.

Те остановились в трёх шагах от нас, и один пренебрежительно спросил:

— Зрячие, что ли?

Он чувствовал себя очень самоуверенным и безнаказанным, как и те, что подходили и вставали за его спиной.

— Да, Зрячие! — с силой сказала я, глядя с ненавистью в его ухмыляющиеся глаза. — Понаехали тут из других миров, гады! Свиньи, блин! Порядки свои пытаетесь навести?! Не будет такого, ясно? Нелегалы чёртовы! Думаете: пробрались украдкой — сумеете здесь устроиться как белые люди? Как были свиньями — так и остались! У вас у всех была возможность стать выше, чище — небесными птицами! Вы же предпочли остаться свиньями! Пачкуны и гиены! Убийцы! Дома, небось, так себя не вели, морды жуткие?! А ну, брысь отсюда, поросята!

Видеть, как ухмыляющиеся морды и в самом деле в продолжение моей ругани превращаются в оскаленные свинячьи, было… брезгливо! Не страшно! Чем больше я выплёвывала всё, что о них придумала раньше и думаю сейчас, тем гиены становились страшней — не для меня. Они скалились, запугивая меня. Носы противно раздувались. Глаза горели грязно- жёлтым огнём. Они уже и сами сжимали кулаки… Но я знала, что не уступлю, что буду драться с ними, шагни только хоть один ко мне с намерением ударить.

Димыч рядом со мной вдруг чуть не простонал сквозь зубы:

— Ну?! Давайте! Давайте — двиньтесь только!

И я, не оборачиваясь, поняла, что он обеими руками прихватил свою палку.

Звон стекла — я машинально взглянула в сторону. Как и молодые гиены. Михаил, леденяще жуткий в своём гневе, как и внешне страшный — испятнанный пластырями и распухший от побоев, разбил заднее стекло последней остановившейся машины, после чего, как будто ничего не произошло, как будто не замечая выскочивших из салона, вопящих на него молодых гиен, двинулся вдоль ряда машин с блокнотиком в руках, останавливаясь возле каждой и записывая номера.

А потом запел домофон.

И на крыльцо вышли небесные птицы. Лелль и Лена держали за руки Эрика.

Молодые гиены сразу узнали всех троих и сразу забыли о странном мужике, бившем стёкла, а теперь старательно записывающем номера их машин.

— Мы знали! — заорал тот, что стоял передо мной. — Мы знали, что они приведут нас к ним! Сами вышли! Хватай их!

Что-то не больно-то каждый из гиен торопился выполнять его заполошный приказ!

Димка, бледный от переживаний, поднял палку. Я развернулась и рванула было к Лене. Ну зачем? Зачем они вышли?! Они же не умеют драться! Не умеют защищаться!..

Но дверь подъезда всё не закрывалась. И я разревелась от облегчения, когда из-за спин небесных птиц появились высоченные фигуры широкоплечих мужчин с тату на скулах и с тесёмками на лбах. Небесные птицы отошли в сторону, потеснились на подъездном крылечке, пропуская их мимо себя. Здесь нет ни Аскольда, ни Ингольфа! Но этих — гораздо больше!

Как будто замороженные одним только видом решительных мужчин, молодые гиены остались на месте, покорно позволяя каждому из миротворцев спокойно зайти себе за спину, чтобы скрутить им руки за спину.

Загрузка...