Мастера и шедевры. Том 3

«ДЕВУШКА В ФУТБОЛКЕ»

Метафора… Какой колдовской притягательной силой обладает это необъяснимое качество мыслить образами, рождающееся в душе художника. Результат его мировидения. Ощущения горя и радости, любви или неприятия.

Поистине метафора — сердце каждого произведения большого искусства. Вот почему картины, в которых родилась метафора, так притягательны для широкого зрителя. Эти полотна словно приглашают задуматься, попытаться раскрыть тайну очарования такого простого с первого взгляда холста.

Особенно ценен портрет-метафора. Ведь он отражает не только визуальное сходство с данным человеком, а подчас обретает характер символа целой эпохи. Портреты такого уровня входят в историю искусств наравне с самыми сложными и масштабными композициями.

Вспомним «Джоконду» Леонардо да Винчи.

Рядом с ней — скромный мальчик Бернардино Пинтуриккио, в котором соединились достоинство и пытливость юного существа, рожденного Ренессансом. Вспомним «Портрет молодого человека с перчаткой» Тициана — все это образы итальянского Возрождения.

Взгляните на могучую «Зеленщицу» кисти Жака Луи Давида. И вмиг окажетесь в конце XVIII века, в пору Великой французской революции.

Посмотрите на «Продавщицу креветок» Хогарта, героев холстов Франса Гальса, на стариков и старух позднего Рембрандта, и во всех этих картинах поразит правда времени, образ живого человека.

На фронтисписе этой книги, рядом с титулом — портрет «Девушки в футболке» художника Александра Самохвалова. Она создана в 1932 году.

Будто вольный ветер нашей эры колышет пряди ее волос. Она глядит на нас из полувекового далека, чуть пришурясь. В глазах девушки неуловимая грустинка. Мгновенное раздумье.

Ведь настоящая картина будто живое существо.

И эта девушка много повидала со дня своего рождения. Слыхала песни и смех своих веселых подруг начала тридцатых годов. Много, много она знала победного и страшного, немало пришлось ей пережить за пролетевшие годы. Но в ее чистом взоре, в смелом разлете бровей, в готовых раскрыться пухлых губах — вечная юность.

Вера и гордое сердце. Это дочь времени трудного, но неповторимого, полного драматизма, смены света и теней, правды и полуправды. Добра и зла. Цельность характера, духовность, стремление идти в завтра — создали ее такой чистой и тревожной, всегда молодой.

Сам Александр Самохвалов рассказывает, что для него составляло особую радость писать образы современников, изучать, искать черты нового человека формировавшегося социалистического общества. Он был полон идеалов и надежд.

Вдруг он нашел «прекрасную современницу», которую раньше никогда не встречал. Она, как показалось мастеру, могла стать символом времени. Он написал ее.

Когда он создал портрет, то многие друзья с предубеждением отнеслись к этому образу. Они были уверены, что лицо эпохи должно раскрыться в труде, в преодолении трудностей, стоящих на пути к достижениям. Тогда, по их мнению, «некогда было быть красивой».

Живописец с ними не соглашался. Он совершенно справедливо полагал, что творческий труд «это не только работа лопаты или молотка, но также напряжение ума и души человеческой».

Были и иные сложности. Когда портрет был уже создан, Самохвалов вспоминает, что тогда, в сороковых и даже в конце тридцатых в моду входила помпезная пастозность письма. А если говорить проще — группе художников, весьма влиятельных, нравилась размашистая, «псевдокоровинская» манера живописи. Она создавала иллюзию некой раскованной художественности, но чаще просто прикрывала огрехи рисунка, фальшь колорита.

Но что самое неприятное было в этакой разудалой манере письма — она частенько приглушала «за шикарной мазис-тостью» неглубокость, а иногда ложь. Такие огромные полу-панно-полукартины были, как правило, лакировочно-бездумны и лишены духовности.

Предоставим слово Александру Самохвалову. Он колоритно описывает диалог с одним из апологетов этого самого «псевдо-коровинского стиля». Эта сцена весьма убедительна.

— Александр Николаевич, отчего вы не хотите писать, как все?

— Вопрос меня очень смутил, — записывает Самохвалов. — Как это должен писать, как все? Кто это все? Ведь Пименов и Дейнека не пишут, как все. Отчего же мне нельзя писать так, как я пишу, следуя, руководствуясь своим ощущением реальности?

… Писать, как все. Эго же беда. Ведь ничего нет в искусстве страшнее, чем некая усредненность, отсутствие личностного, ярко выраженного видения. Ведь именно свобода самовыражения художника гарантирует искусство от засилья серости, становлению которой способствует всяческая регламентация.

Художник принадлежит своему времени. И если он настоящий Мастер, то в его картинах будет биться живое трепетное сердце искусства — метафора.

Грабарь, вкусу и чувству прекрасного которого можно верить, увидел «Девушку в футболке» (которую Самохвалов принес на выставку в 1932 году для утверждения на жюри). Игорь Эммануилович вскричал, долго предварительно вглядываясь то в смущенного художника, то в портрет:

— Эго брависсимо!

И обеими руками пожал руку живописцу.

Так увидела свет «Девушка в футболке».

В. Суриков. Портрет доктора А. Д. Езерского