Материнская власть. Психологические последствия в жизни взрослых людей. Как начать жить своей жизнью

Мама Алены из последней истории была слишком занята, чтобы дать дочери достаточно ласки и внимания. Но все же она не пренебрегала дочерью, позволяя быть рядом с собой, когда могла. А в этой части книги мы поговорим о случаях, когда отношения между мамой и ребенком вообще лишены какого бы то ни было тепла. Если родителям из предыдущих двух частей, несмотря на их несовершенство, мы чаще всего сочувствуем, то одни истории этой части могут вызвать у читателя чувство страха и бессилия, а другие — глубокую грусть. Подобные истории встречаются в жизни, к сожалению, чаще, чем хотелось бы. Возможно, некоторые из них — о вас. Если в вашей родительской семье присутствовали насилие, равнодушие, злоупотребления, знайте: во-первых, вы не одиноки, во-вторых, со многими травмами можно работать и не давать им определять всю последующую жизнь.

«Иди учи уроки»

Эту историю рассказала моя клиентка Таня.

На одной из сессий Таня поделилась со мной горем: ушла в мир иной любимая бабушка, с которой у Тани с детства были особенные отношения. Она приезжала к Тане дважды в год на месяц, и еще один месяц летом Таня гостила у бабушки в маленьком городке. В Москве они ходили по театрам (бабушка была большим любителем оперного пения и романсов). Летом они вместе пололи огород, ходили в магазины и по грибы, по вечерам читали и пели песни. Когда Таня выросла, она с удивлением обнаружила, что другие родственники (двоюродные сестры, ее собственная мать, а также мамин брат, ее дядя) не разделяют ее чувств к старшей родственнице. Почему-то звонила бабушке и интересовалась ее здоровьем одна только Таня. Девушка не слишком вдумывалась в происходящее до тех пор, пока у бабушки не обнаружились серьезные проблемы со здоровьем. Родственники охотно скинулись деньгами на лечение, но заниматься подбором врача и клиники, ездить к бабушке или принимать ее у себя никто не хотел. Кроме Тани.

Таня задумалась о том, почему родственники не хотят общаться с бабушкой. Она задала этот вопрос двоюродной сестре, с которой была в хороших отношениях.

— Баба Валя? — удивилась двоюродная сестра. — Ну, она же такая железная всю жизнь, с ней никаких теплых отношений ни у кого нет. Она отталкивает всех, сочувствия не принимает, общих интересов ноль, поговорить не о чем. Неудивительно, что никто не хочет с ней возиться. Еще скажет что-нибудь жесткое. Неприятный она человек. И, говорят, была очень строгой училкой.

— Мама — человек советский, — сказал дядя (сам — большой добряк). — Я в детстве все пытался к ней приласкаться, а она только «отойди, занята». И еще типичная для нее фразочка: «Иди учи уроки». Что-нибудь спросишь, придешь поговорить, да и просто сядешь рядом… «Иди учи уроки». Мол, нечего без дела околачиваться. Телячьих нежностей тоже не любила. Меня еще хоть иногда под настроение по голове гладила, а маму твою вообще в хвост и в гриву гоняла. Что поделаешь — учительница.

— Ох, Таня, — сказала мама и вздохнула. А потом еще раз вздохнула. — Если бы ты знала, как я тебе завидую!.. Ни словечка теплого за всю жизнь мама мне не сказала. Только поучения и наставления. И режим. Утром встанешь, холодрыга. Растапливать печку — мне. Гладить воротничок и галстук каждый день, обязательно. Она еще и в той же школе работала, где я училась, у нас всего две тогда было в поселке. Так я вечно у нее на глазах, никаких поблажек — наоборот, еще и спрос больше. Все время на виду, всегда должна быть безупречной. Мама входит, я вздрагиваю и выпрямляюсь… Она для меня была вроде государственной институции. У меня не мама была, Тань, а начальник и следователь в одном лице!

Вот что рассказала мне клиентка. Я уже знала от нее, что ее собственная мама, та, которая столько натерпелась от бабы Вали в детстве, тоже много учила и жучила Таню, отчасти повторяя поведение своей матери. Правда, в отличие от бабы Вали, Танину маму иногда отпускало, и тогда она могла приласкать дочь… но вдруг спохватывалась и снова становилась строгой наставницей. Таня должна была показывать ей дневник и выслушивать нотации за каждую четверку; перемывать весь пол, если в одном углу была обнаружена пыль; приходить ровно в восемь вечера — ни минутой позже. Как ни странно, именно бабушка, железная баба Валя, дала Тане больше тепла и любви.

— Она была для меня отдушиной, — сказала Таня.

— А вы — для нее, — добавила я.

Неизвестно, по какой причине баба Валя, заставшая войну подростком, так заморозилась, что не могла проявлять чувств к близким. Важно, что с Таней, младшей внучкой, она наконец отыскала в себе тепло, нежность, ласку, которых никто не видел от нее раньше. Никто не знал такую Валентину Ивановну, такого человека, а Таня знала.

Дело, конечно, не в том, что баба Валя работала учительницей. Такие мамы встречаются и среди людей других профессий. Строгий контроль, формальные отношения, жесткость — следствия особенностей характера и/или детских травм. Иногда мама проявляет себя как строгая училка лишь по отношению к одному из детей, иногда — почти ко всем. Иногда с внуками женщине удается наконец оттаять, иногда она так и остается железной, неприступной и замороженной. Обычно для такого человека характерны следующие черты.

1. Любит порядок, чистоту, добивается идеального выполнения домашних дел и придает этому большое значение. Это (и еще забота об учебе) занимает решительно все пространство близких и семейных отношений. Ошибки неумолимо искореняются, за пылинками ведется охота, разболтанность и расхлябанность изгоняются. Не дом, а казарма.

2. Стремится, чтобы все выглядело хорошо, никогда не проявляет слабости и не терпит нытья. Поэтому маму-учительницу, например, невозможно расспросить о самочувствии — оно всегда нормальное. Как отвечала баба Валя на вопросы о своей болезни, «спасибо, побаливает».

3. Не любит телячьих нежностей, мало и неохотно обнимает детей и вообще избегает телесных контактов. Она как будто боится разморозиться, рассиропиться, считает, что не может себе этого позволить. Все, что относится к близости и нежности, у нее заперто глубоко в сердце, и часто очень сложно предположить, что эта женщина вообще способна любить.

4. Маму-учительницу интересует не успех детей (хотя он желателен) и уж точно не их счастье, а скорее их хорошее поведение. Таня не была паинькой, но с ней баба Валя расслабилась и относилась к ее шалостям и огрехам снисходительно. В возможность счастья, любви, да даже и серьезного жизненного успеха «училка» как будто не верит. Глубоко в ее душе сидит недоверие к жизни, возможно, страх или обида, в зависимости от того, почему она стала такой.

С пожилой мамой-«учительницей» бывает непросто и взрослым детям. Выход — адресоваться напрямую к ее скрытой мягкости, к ее уязвимой сердцевинке, которая у нее, конечно, тоже есть. Мама-«училка» не жестока, она просто рыцарь, закованный в броню. Рыцарь порядка, правильности, пятерок, знаний, терпения и других советских пуританских добродетелей. Но мы выросли. Мы уже не должны добиваться пятерки и заслуживать ее зубрежкой и оттиранием пятен со стола. Мы можем вести себя как на выпускном вечере.

— Я была не очень послушной и не особо опрятной девочкой, — поделилась со мной Таня. — Но я, сама того не подозревая, показала бабушке, что просто любить внучку, просто баловать ее — приятно. Что можно снять с себя ответственность за воспитание. Помню, как мы ходили на экскурсию, а потом бабушка купила мне второе мороженое. Был очень жаркий день, а я капризничала. «Эх, порчу я тебя, Танька», — сказала бабушка и засмеялась. Мороженое быстро таяло, капало мне на платье, а бабушка намочила платок в фонтане, оттирала пятна и ворчала просто для порядка, беззлобно. Возможно, это был ее первый такой опыт — просто находиться вместе с другим человеком и получать удовольствие.

Вашей маме-«учительнице» тоже нужен этот опыт: просто быть рядом с ребенком и получать удовольствие от общения с ним. Возможно, с вами (как это ни горько) ей уже не удастся расслабиться — но во всяком случае вы можете на своем примере показывать, что, уважая и любя ее саму, вы больше не принимаете всерьез ее дисциплинарных мер, оценок и замечаний. Обращайтесь к ней поверх всего этого. Она вам: «За тобой вечно приходится все вытирать» или «Вы вообще не умеете экономить», а вы ей: «Да, мам, мы действительно бываем растяпами и разинями. Я тебя обожаю». Она будет сердиться, но со временем — чуть меньше. А потом еще чуть меньше. И, возможно, когда-нибудь вы с удивлением увидите на ее лице смущенную улыбку.

Любовь, которую невозможно заслужить

Катя родилась болезненной, хрупкой девочкой. Мама оставила работу и посвятила себя здоровью и развитию своего единственного ребенка. Она пекла пироги, ходила с Катей по врачам и содержала дом в идеальном порядке, а муж работал на двух работах, чтобы обеспечить быт семьи.

Дома маме Кати было скучно, она «кисла». Красивая и умная, острая на язык девушка, она привыкла блистать во всех компаниях, где бы ни появлялась, но не успела получить жизненный опыт и получше узнать людей. Теперь они с Катей засели дома. Жизнь в маленьком городке, дом и быт (1990-е годы — приходилось и в очередях постоять), постоянные тревоги о здоровье дочки испортили мамин характер. Она и по природе никогда не была особенно доброй и сочувствующей. Но в молодости многие бывают эгоцентриками: эмпатия часто развивается вместе с жизненным опытом, постепенно приходит умение видеть и чувствовать чужие эмоции, понимать, каково другому человеку, влезать в его шкуру. Социальное и эмоциональное развитие Катиной молодой мамы остановилось на полпути. Язвительная, брезгливая, с вечно поджатыми губами и недоверчиво сведенными бровками, она казалась неспособной на теплое отношение к кому бы то ни было.

Дочь не стала исключением. Катя должна была всегда оставаться чистой и опрятной: грязных детей никто не любит, утверждала мама. Хотя проблемы со здоровьем Катя вскоре переросла, оздоровительные процедуры были возведены в культ. Чтобы заслужить ритуальный поцелуй (прикосновение губами к щеке), Катя должна была идеально прибраться в детской, сделать свою часть домашней работы (надо признать, не слишком большую — Катина мама была практически идеальной хозяйкой и не делегировала ребенку такие важные вещи, как чистка поверхности плиты или добавление изюма в воскресные булочки). Точно так же четко Катя должна была выполнять все врачебные предписания и мамины запреты: играть только во дворе — ни шагу за его пределы; дружить только с хорошими девочками — дочка дворничихи не подходит. Разумеется, когда Катя пошла в школу, никаких других оценок, кроме пятерки, мама не признавала. Она никогда не ругалась, не повышала голос; она язвительно замечала:

— Да уж, вот это постаралась… В следующий раз Елизавету Андреевну попрошу за такое сразу тройку ставить.

То же касалось любого Катиного творчества, любых поделок. Ни разу Катя не видела искреннего, теплого участия. (Похвалы необязательны — достаточно просто заинтересоваться тем, что ребенок делает, отнестись к этому со вниманием.) Всегда — снисходительный беглый взгляд; часто — замечания, полностью обесценивающие сделанное. «Ну да, неплохо станцевала, но можно было бы и получше. Вот смотри, как Аня, как Петя, — видишь разницу?» Или в телефонном разговоре с подругой: «Катя моя на рисование тут ходить вздумала. Конечно, ну какое там рисование, это же не Дом творчества. Так, каляки-маляки».

Катя старалась. Очень. Она тянула носок, рисовала опрятные картинки, получала только пятерки, никогда не огорчала маму. Кате хотелось, чтобы мама была ею довольна, чтобы ее наконец-то признали достойной и еще чего-то такого, чего она никогда не видела и не переживала. На самом деле Катя бессознательно жаждала проявлений маминой любви, искреннего заинтересованного внимания. Не дежурного поцелуя. Не снисходительного «молодец, неплохо». Но добиться этого было невозможно. И лет в 13 Катя наконец почувствовала, что старается зря. Вернее — что если стараться и нужно, то не ради мамы, а ради собственных целей.

Катя стала скрытной. Она перестала быть хорошей девочкой и начала вести виртуозную двойную жизнь — отличницы и оторвы. Она дружила с самыми отпетыми девчонками и парнями, научилась врать, умалчивать и скрывать от матери свою другую сторону. Одновременно Катя продолжала прекрасно учиться, поступила в престижную школу, ставила перед собой амбициозные цели. Но она начала отдаляться от матери, избавляться от зависимости.

— Катя моя стала себе на уме, — заметила мама. — Хитрая растет.

К этому времени Катина мама наконец вышла на работу. У нее появились свои интересы, и она окончательно перестала обращать внимание на дочь.

А что же Катин отец?

Он был совсем другим. Правда, много работал, но, когда получалось, брал Катю на длинные прогулки, смешил ее, развлекал и баловал. Мама относилась к папиному воспитанию насмешливо, иногда выговаривала, что с ним Катя промочила ноги или съела что-то потенциально аллергенное. Но если бы не папа, Кате жилось бы в детстве намного хуже; она росла бы без живого сочувствия, участия, привязанности. К сожалению, отец умер, когда Кате исполнилось 17, а через год Катя уехала от мамы в другой город.

С тех пор прошло полжизни. Катя сделала отличную карьеру, дважды побывала замужем. С третьим мужем наконец решилась на ребенка. Родилась дочь.

— Ужасно, но я не могу не шпынять Дашу, — сказала Катя на нашей сессии. — Она так часто меня раздражает. Нахожу в себе ту же брезгливость, что у ее бабушки, моей мамы. Мне все время хочется ее исправлять. Заеды на губах, грязные волосы, не так держишь ноги… Сначала умойся, потом приходи… Что мне делать? Как мне научиться безусловной любви к ребенку? Ведь я-то, в отличие от мамы, понимаю, что так нельзя!

Мать Кати не успела социально и эмоционально созреть, она родила Катю слишком рано, и неблагоприятные факторы среды усугубили неприятные черты ее характера, не смягчили их. Вот так и вышло, что материнство не приносило ей особого удовольствия, а Катя не получила от мамы тепла и эмоциональной заботы.

Дело облегчалось тем, что у нее была не только мама, но и отец.

— Почаще представляйте себя своим папой, — посоветовала я на одной из сессий. — Представьте, что он мог бы прожить эти дополнительные 25 лет и водить внучку на прогулки, как вас. Родительские роли на самом деле не гендерные и очень условные. В вас есть и мамины брезгливость и оценочность, и папины молчаливая доброта, тепло, стремление радовать ребенка. Это не универсальный ключ к ситуации, но один из помогающих способов…

Катя поняла, что ей проще «воображать себя Дашиным покойным дедушкой» на прогулках, потому что с папой они общались в основном вне дома. А дома царила мама — и теперь, оставаясь с ребенком в квартире, Катя начинала вести себя «больше по-маминому». Катя удивилась тому, насколько прочно некоторые вещи впечатываются в нас на долгие годы.

Помогала и наша работа над текущими, актуальными отношениями с мамой. С годами, после приобретения опыта в общении с людьми, серьезных жизненных испытаний Катина мать смягчилась, стала больше ценить отношения, тактичнее общаться с людьми, перестала откровенно отталкивать близких. Ушли привычки красавицы, за которой надо еще побегать. Конечно, никакого материнского тепла и близости Катя так и не дождалась (и ждать их в таких случаях — обессиливающая иллюзия). Но пришло другое — нечто вроде взаимного уважения. Катя заметила, что мать втайне уважает ее за те вещи, которых не смогла добиться сама (карьера, заработанные деньги). Оказывается, самостоятельность дочери, ее «себе на уме» обернулись чем-то таким, что мать вполне могла оценить и в своей «валюте». В свою очередь, Катя зауважала мать за то, что с годами та не озлобилась, что ее не согнули тяжелые болезни и неудачи, что она приобрела свой круг общения и собственные интересы.

Однажды мать даже сделала нечто вроде признания:

— Рано я тебя родила, — усмехнулась она. — Надо было подождать лет 15. Вот ты Дашуньку родила в 35 — и правильно сделала.

Что делать, если ваша мать относится к вам так же брезгливо-снисходительно, как мама Кати к своей дочке; если ее любовь недостижима, но при этом вам дают понять, что ее надо заслужить?

1. Перестаньте стараться ради мамы. Кате повезло — она рано поняла, что матери не угодишь и причина не в ее собственных несовершенствах, а в мамином характере. Многие дети продолжают всю жизнь надеяться, что очередная пятерка наконец растопит лед. Нет и нет. Растопить его вообще не в ваших силах. Если лед и подтает, то это сделает сама жизнь (и обычно все же не до конца: превратить холодного и злого человека в теплого, доброго и эмпатичного может только сказочная фея).

2. Знайте о себе, что вы росли в дефиците любви и привязанности, и учитывайте этот факт в своих отношениях. Это на практике очень трудно и чаще всего требует психотерапии. У Кати был папа, у многих не было никого, кроме матери, до которой ребенок тщетно пытался дотянуться и достучаться. В таких случаях человек вырастает, как это принято выражаться в романтических книжках и блогах, несогретым — и, ну да, ищет любящую маму в других взрослых. Занятие это, опять-таки, безнадежное: партнер не мама и не психотерапевт. Не требовать от него этой роли подчас очень сложно, но необходимо. Осознанность — первый шаг к этому.

3. Если вы замечаете в себе «мамино» отношение к собственному ребенку, не стыдите и не ругайте себя. Помните, что вы ведете себя так не все время! Конкретные моменты, в которых вы ведете себя как она, зависят от вашей личной истории и вашего собственного характера. Есть триггерные зоны, общие для многих родителей, например школа или «чужие глаза» — когда родители боятся, что соседи или другие люди будут оценивать их детей, а значит, и их собственные родительские способности. Попробуйте подготовиться к этим моментам. Например, вы знаете, что на утреннике будете мысленно сравнивать «своего неумеху» с другими детьми, и, возможно, стоит послать вместо себя бабушку, а самой посмотреть утренник в записи.

4. Родительство — не такое сложное испытание, каким кажется многим современным мамам. Оно требует определенного вида усилий, которые можно назвать усилиями по развитию собственной эмпатии, эмоционального интеллекта. Именно эти усилия, сама их направленность, наличие стремления очень много дают ребенку.

Мне хотелось бы, насколько возможно, успокоить всех родителей, которые боятся, что их личная история помешает им растить детей в обстановке доверия и принятия. Это вполне возможно — при условии, что вы ориентируетесь в собственных трудностях и хотите их преодолеть.

Хорошие девочки

Недавно ко мне пришли две девушки — Аля и Вера, совсем молоденькие, 20 с чем-то лет, студентки экономического факультета. Пришли вместе (они подруги) и сказали:

— Мы бы хотели научиться что-то чувствовать. Как это — чувствовать? Мы никогда не пробовали. Что нужно для этого сделать, с чего начать?

Я расспросила девушек об их семье. Аля рассказала, что мама постоянно отсылала ее «чем-нибудь заняться» и никогда особо ею не интересовалась — кажется, просто не знала, что с ней делать. Да и родила ее случайно: внепланово забеременела спустя месяц после рождения старшего сына, не заметила беременности, а потом поздно было делать аборт, врачи не разрешили. Эту историю Але рассказали, когда ей было восемь… Все детство Аля была предоставлена самой себе. Училась на одни пятерки, но если брата обожали и опекали, то на нее всем членам семьи было, в общем-то, плевать.

— Все вокруг меня знают, что я прошу называть меня Аля. И только мама называет Саша, а то и Шура. Не потому, что хочет позлить, а потому, что не может запомнить. Ей просто все равно.

Вера поведала, что ее мать всегда требовала от нее безупречности во всем, и Вера до сих пор тянется, чтобы соответствовать этим высоким требованиям. Она не может себе позволить получить четверку даже за промежуточную сессию и по непрофильному предмету. Но ради чего она учится экономике, Вера не понимает.

— А куда еще идти? Я совсем не знаю, чего я хочу. Знаю только, чего хочет мама. Как узнать свои собственные желания?

Аля и Вера вовремя задумались о психотерапии. Благодарить за это стоит новую моду на чувства. Люди стали чаще говорить о них, осознавать их как потребность, которую стоит уважать. Многие другие мои клиентки постарше годами молчали об этом, подавляли свои эмоции или вообще полагали, что никаких чувств у них нет. Им полагалось только одно чувство — долга. И главную роль в этом играла, как мне кажется, именно культура материнства, в которой долгое время не было принято уделять внимание эмоциональному развитию детей. Сыт, обут, учится — что еще нужно?

Да и в наше время эта новая мода распространилась лишь на некоторые слои общества. Многие мои клиенты, даже молодые, живут в среде, где культуре чувств не уделяется внимания. Мать, воспитывая ребенка, делает то, что нужно, дает образование и прививает привычки. Тепло, если и есть, по разным причинам уходит на второй план: ведь прежде всего нужно воспитывать. Отношения сами по себе не осознаются как ценность и приносятся в жертву чему угодно: необходимости работать и обеспечивать семью, желанию сделать детей дисциплинированными, родительскому недомыслию, равнодушию и лени. Родитель не находится в живом контакте с ребенком, а только такой контакт развивает у малыша эмоциональный интеллект, способ познавать себя и других через чувства.

Так вырастают хорошие девочки и хорошие мальчики, которые прекрасно учатся, усердно трудятся, но не понимают, чего хотят да и хотят ли чего-нибудь вообще. У них нет опыта разрешенных себе ярких симпатий и антипатий. Они заменяют желания социальными ожиданиями: надо работать, делать карьеру; хорошо бы еще завести семью, родить детей. Но все это «надо». Какую именно радость приносят дети? Какую карьеру делать и ради чего? Ответы на эти вопросы дает наше «хочу», индивидуальное и конкретное. Хорошие мальчики и девочки знают только «надо». Иногда они приходят, уже добившись всего, что было надо, и не понимая, почему это не принесло им ни малейшей радости. Аля и Вера еще молоды, им будет проще стать не только хорошими, но и счастливыми девочками.

Как начать воспитывать собственные чувства, если вы хорошая девочка или хороший мальчик? Как научиться понимать свои желания? И как вести себя с ребенком, если в вашем детстве эмоционального контакта с мамой было маловато?

1. Вам могут помочь те группы, курсы и практики, которые рассчитаны на воспитание эмоционального интеллекта. Как одну из множества возможных мер я порекомендовала Але и Вере внимательное чтение русских классических романов, где чувства подробно описаны словами. Театральные постановки и фильмы, в которых актеры достоверно показывают чувства персонажей, также могут быть полезными. Есть много простых упражнений, позволяющих научиться называть и распознавать собственные чувства. Например, найдите в интернете список эмоций и поработайте с ним: вспомните, когда и по какому поводу вы испытывали ту или иную эмоцию; в момент, когда чувства вас захлестывают, достаньте список и попробуйте разобраться, что беспокоит вас сейчас: гнев? вина? обида? Чтобы лучше замечать чувства у других людей и реагировать на них, чаще смотрите на их лица и задавайте себе вопросы: что значит их мимика, о чем говорит то или иное выражение лица. Обращайте внимание на улыбки и жесты своих знакомых, на то, как они хмурятся или вздыхают, и старайтесь предположить, о каких чувствах это может говорить. Пробуйте вообразить, о чем они сейчас думают, — и не бойтесь не угадать. В общении, на работе, наблюдая за людьми, вы будете обращать внимание на состояние и настроение окружающих, учиться называть чувства и реагировать на них.

2. Вам нужна легитимация собственных желаний. Вполне возможно, что в вашем детстве желания игнорировались или обесценивались: «Ты не можешь / не должна этого хотеть», «Тебе не может быть жарко», «Терпи», «Надо — значит, надо». Вы не виноваты в собственных желаниях, вы хотите чего-то не потому, что вы капризная или особенная. Не существует желаний хороших и плохих. Конечно, не все желания стоит исполнять: тяга к убийству соседей должна оставаться нереализованной во имя жизни на Земле, а страсть к выпивке лучше ограничивать, чтобы не стать зависимой от алкоголя. Но важно заметить, что именно легитимация и проговаривание желаний помогают как иметь желания, так и не попадать к ним в плен. Когда мы хорошо понимаем, что нас тянет выпить, чтобы снять тревогу, то с большей вероятностью найдем другой путь удовлетворения своей потребности.

Как сделать опыт общения с собственными детьми иным, более теплым, чем тот, который был у вас в детстве?

Ищите способ искренне заинтересоваться ребенком. Многим помогает замедлиться и приблизиться, буквально сесть рядом на корточки и наблюдать. Откройте для себя удовольствие спокойного наблюдения и маленького контакта. Жизнь хорошей девочки или мальчика часто напоминает бег с препятствиями. Именно материнство может стать желанной паузой в достижении целей. Попробуйте пять минут рассматривать желтый листок в луже или качать малыша на качелях, приговаривая «кач-кач!» и наслаждаясь его радостью. Пресловутое «качественное время для ребенка» (quality time) — это медленное время. Вам оно тоже будет полезно. Когда вы научитесь ему во имя ребенка, вы сможете замедляться и делать паузы для себя, тем самым предохраняя себя от выгорания.

Напоминайте себе о безоценочности. Хорошим девочкам и мальчикам иногда с трудом дается этот принцип: вы просто находитесь рядом с ребенком и говорите с ним, не ставя немедленной задачи что-то улучшить или исправить — ни по-крупному, ни в мелочах. Вы не одергиваете, не учите, не сравниваете. Когда вы рисуете вместе, важен процесс общения и вождения кисточкой по бумаге, а не красивый рисунок в результате. Безоценочный родитель — это желанный и безопасный объект любви для ребенка. Чем больше в вашей жизни будет такой любви «просто так», тем легче вам будет жить на свете.

Ребенок-инвестиция

Ко мне обратилась за консультацией Альбина, жена очень небедного бизнесмена. Обратилась не только ко мне и сразу призналась, что в ее списке восемь специалистов — психотерапевтов, психологов, психиатров.

— Речь о нашей младшей дочери, — сказала Альбина. — Ей 20 лет, и она не хочет жить. Психиатры пытаются подобрать таблетки, вроде становится лучше, а потом опять.

Я возразила, что вряд ли смогу быть полезной в таком случае. Дистанционная консультация в отсутствие самого пациента, взрослого человека в непростом состоянии, — заведомо неэтичная история.

— Тогда я хочу консультацию для себя, — попросила Альбина. — Я не понимаю, как мне себя вести в этой ситуации.

На это я ответила согласием. Альбина рассказала, что они с мужем вместе уже 40 лет и у них четверо общих детей — все уже взрослые. Старший сын стал полноценным партнером мужа в бизнесе. Старшая дочь — блестящий специалист-управленец, закончила Гарвард, но пару лет назад почему-то оставила работу, взяла длительный отпуск и с тех пор путешествует.

— Кажется, у нее тоже какие-то проблемы, — сказала Альбина, — но она об этом не рассказывает. Она вообще мало с нами общается.

Младший сын — предмет конфликтов между Альбиной и ее мужем — выучился в бизнес-школе и вдруг наотрез отказался делать карьеру, уехал в теплую страну, взял в жены какую-то местную девушку.

— Сейчас он шалопай, который не хочет заниматься ничем всерьез, достигать жизненных целей. Плывет по течению. У него свой маленький бизнес — ресторанчик у дороги. Сам готовит для гостей, живет в свое удовольствие, играет на барабанах в маленькой группе, рисует и собирает деньги на лечение диких животных.

И, наконец, младшая дочь:

— Мы столько в нее вложили! Она с самого начала была своенравной и с небольшими проблемами в развитии. Потребовалось много усилий: логопедический детский садик, верховая езда, балет, теннис. Училась хорошо, естественно, — репетиторы, да и я не давала ей спуску. Но, знаете, чуть слезешь с нее — и сразу лениться, сразу в отказ. Старшие были не такие, они сами рвались, а эта как будто ничего не хотела.

11-летняя девочка была отправлена в английский пансион, и там, казалось, дело пошло на лад.

— Как будто поняла, что другого выхода нет, — так выразилась Альбина. — Стала учиться, пошла в рост.

Окончив школу, дочь успешно поступила в университет, но там сразу же начались проблемы. Сначала с алкоголем, легкими наркотиками, дебошами. Потом — депрессии, попытки суицида, самоповреждения.

— Мне сначала казалось, она просто привлекает к себе внимание. Знаете, она демонстративная такая, яркая. Ну, я подумала, может, это мода — у всех какие-то психические проблемы, вот и она себе надумала. Но потом мне страшно стало, психиатры все ей ставят диагнозы — один круче другого: то пограничное расстройство, то биполярное. Не представляю, что мне делать! Неужели она и правда больна?! Муж в ярости, ведь дети — моя епархия, и вот я уже второй раз сделала что-то не так, да и со старшей дочкой непонятно получается…

В этой истории примечательно решительно все.

Обратите внимание, в каких выражениях Альбина описывает дочь и то, что с ней происходит: «Мы столько в нее вложили», «Поняла, что другого выхода нет», «Пошла в рост». То ли животное, которое ведет себя не так, как от него ждут, то ли акция, не оправдавшая вложений. И в довершение Альбина проговаривается, что рассматривает выращивание детей, в сущности, как свою часть работы, за которую отвечает перед мужем: «Он в ярости, ведь дети — моя епархия». Альбина переживает не за дочь, которой плохо, а за себя: она не вырастила мужу достаточно хороших наследников. Лишь первый вполне успешен, а с остальными все сомнительно. Какова же тогда ее, Альбины, ценность как жены и матери?

Дети в этой семье очевидным образом рассматриваются как инвестиция. Они должны оправдать вложения — но получается не очень хорошо, а побочные эффекты перекрывают основной. Почему сейчас эта практика представляется токсичной и неприемлемой? Разве это не почтенная традиция, разве когда-то, век назад, родитель не мог строго спросить с ребенка, в чье образование было многое вложено?

Да, когда-то родитель мог открыто считать вложения в ребенка своими инвестициями, гордиться удачным сыном и стыдиться неудачного. Но времена изменились. Теперь дети в среднем гораздо более самостоятельны. Обычно они так или иначе идут своим путем и без особых вложений в них. А если деньги и вкладываются, то могут быть рассмотрены не как инвестиции, а как дополнительные затраты, призванные облегчить ребенку путь к его собственным целям. Родитель в наши дни не может купить ребенку достойное положение. Ситуация на рынке быстро меняется, да и преуспевают сильнее те, кто относится к делу с энтузиазмом, а не просто идет туда, куда его подтолкнули.

В наше время отношения между ребенком и родителем основаны не на экономической базе, а на привязанности. Лучшее, что мы можем вложить в детей, — наше время с ними, нашу к ним любовь и другие нематериальные ценности. Альбина и ее муж заменяют это прямым инвестированием — а любви в их отношении к дочери как-то совсем не чувствуется. О потребностях ребенка речь не идет, и даже последний крик о помощи (попытка суицида — что может быть страшнее?!) рассматривается лишь как досадная помеха: «Компания обанкротилась, акции обесценились, что делать?»

Конечно, в душе Альбины все было на самом деле сложнее и драматичнее, чем в моем поверхностном описании. Именно поэтому мы продолжили работу. Альбина и сама догадывалась, что отношения, которые сложились в их семье, глубоко дисфункциональны и вредят детям. Со временем передо мной развернулась сложная картина, в которой нашлось место и детству мужа, и характеру самой Альбины, и разным отношениям родителей с каждым из детей. К счастью, младшей девочке удалось помочь (ею занималась не я, но психотерапия с мамой также сыграла свою роль). Средние же дети до сих пор почти не общаются ни с Альбиной, ни с отцом.

Не инвестируйте в своих детей. Не вкладывайтесь в них. Не тащите их к успеху и счастью, которые вы для них сами придумали. Вы можете тратить на них деньги, но не заменяйте этими тратами личное участие в их жизни, понимание, любовь и привязанность.

Если же вы сами были подобным ребенком-инвестицией, помните: скорее всего, родители не умели проявлять своих чувств к вам как-то иначе. Может быть, они не могли и обнаружить этих чувств в своей душе. Как правило, это не злая воля, а следствие глубокой эмоциональной некомпетентности и тревоги за ребенка. Я сочувствую всем, кто рос в атмосфере обязательных достижений. Часто психотерапевтическая работа может помочь преодолеть последствия такого детства, если они продолжают мешать вам во взрослой жизни.

Обучение смерти

Женя — молодая девушка, которая уже несколько раз госпитализировалась по собственной инициативе в отделение неврозов. Диагнозы ставили разные. У Жени никогда не было ни бреда, ни галлюцинаций, она не выпадала из реальности, не совершала попыток суицида, сохраняла работу и социальную жизнь. Но жилось ей очень и очень нелегко: то сильнейшая тревожность, панические атаки и фобии, то вялотекущие, но неприятные депрессивные состояния с соматическим компонентом (боль, тошнота и другие тягостные симптомы без медицинских причин). Такие состояния требуют не только лекарственного лечения, но и обязательной психотерапии.

Речь о маме зашла на первой же сессии.

— Да, я думаю, что это наследственность, — сказала Женя. — Мама постоянно страдала от депрессий — тогда мы не знали, как это называется. Ничего не могла делать, сидела с застывшим лицом, иногда до вечера не вылезала из кровати. Шторы у нее в комнате были вечно задернуты — исключений почти не помню. К нам ходила тетя, убирала, кормила нас. Все повторяла, чтобы мы берегли маму. Да мы и сами понимали и очень старались. Нам так хотелось ее развеселить! У мамы была особенность: любые сильные эмоции, даже радость, вызывали у нее слезы, и ей было трудно перестать плакать. Нарисуешь ей котенка, а она рыдает — это было так… страшно. Когда мы подросли, то научились говорить с ней небрежно, грубовато, без нежности, чтобы она не умилялась нам и не плакала так сильно.

— Ничего себе, — сказала я. — А на работу она ходила?

— Периодами, когда становилось получше. Мы даже не знаем толком, с чего все началось. Какие-то семейные тайны. Сестра говорит, что вроде бы тетя однажды проговорилась, будто бы у нас был старший братик, который умер во младенчестве, и вот с тех пор мама и заболела. Однако на маминых поминках ее подружка говорила, что мама, еще когда они вместе жили в общежитии, иногда так же ложилась лицом к стене… Не знаю.

— Значит, вы с сестрой старались ее развеселить?

— Да, — сказала Женя. — И развлечь. Или хотя бы отвлечь. Но получалось редко. И мы чувствовали, что виноваты.

Материнская депрессия сильнейшим образом влияет на ребенка. Не только такая глубокая, длительная и повторяющаяся, как у мамы Жени, но и такая, как, например, у мамы моего клиента Андрея в одной из предыдущих глав. Дети депрессивного родителя страдают и меняют свое поведение в зависимости от состояния мамы так же, как это делают дети родителей-алкоголиков. Вообще любое психическое заболевание или зависимость родителя заставляет ребенка подстраиваться и пытаться уравновесить, вытащить его. Таким образом ребенок стремится спасти себя, ведь без родителя детенышу не выжить. Тот нужен ему любым: «Ты только живи, мама, я буду тебе помогать». Но такая помощь ребенку не по силам. Он занят не детской жизнью и обычным развитием, а тем, что улавливает малейшие изменения в мамином настроении или состоянии, принимает на себя заботу о ней. Иногда происходит парентификация: родитель и ребенок меняются местами. Детство оказывается непрожитым.

Кроме того, материнская депрессия дает толчок проявлению депрессивных склонностей ребенка. Женя говорит о генетике, но в случае депрессии или зависимости трудно отделить наследственность от фактора среды. Депрессия — не чисто биохимический феномен, она поддерживается и на уровне поведения и мышления. Например, когда родитель, потерпев неудачу, опускает руки и восклицает: «Я неудачница, у меня никогда ничего не получится!» — ребенок видит этот пример и может бессознательно обучаться подобным реакциям.

Что-то похожее произошло с Женей. Мама чувствовала себя плохо, когда сталкивалась с жизненными трудностями. Женя реагирует на проблемы так же — уходом в депрессивное состояние.

Подрастая, дети могут не выдержать непосильного бремени и начать дистанцироваться от вечно несчастной мамы. Невозможно вечно сочувствовать и переживать, бояться за ее жизнь, зависеть от колебаний ее настроения. Подросток проводит все свое время вне дома, перестает сочувствовать матери, не помогает ей. Иногда, вырастая, подобный ребенок впоследствии чувствует вину: маме было так плохо, а мы не спасли, не смогли, хотели жить своей жизнью. Это чувство вины иногда скрывает грандиозную обиду, которую человек не решается признать: обижаться грешно, ведь мама была так больна.

Что делать, если вы мама и у вас бывают депрессии или другие трудные состояния, но вы не хотите, чтобы они влияли на ваших детей?

1. С любым плохим настроением, которое длится дольше месяца, необходимо что-то делать. Обратите на это особенное внимание. Возможно, вы работаете и заботитесь о детях, как и прежде, но заниженный эмоциональный фон, тяжесть на плечах, постоянная усталость, когда все делается через силу, уже становятся значимыми и влияют на отношения с близкими.

2. Ищите помощи. Старайтесь, чтобы дети не чувствовали себя незащищенными, не брали на себя ответственность за ваше здоровье и благополучие. Лучше повесить свои проблемы на других взрослых, чем на сына-подростка или старшую дочь.

3. Не бойтесь обращаться к специалистам. Возможно, они порекомендуют вам антидепрессанты и/или психотерапию. Да, антидепрессанты помогают не всем, и их нужно подбирать. Но, во-первых, вполне возможно, что вам они и не понадобятся: есть эффективные психотерапевтические методы, которые включают в себя немедикаментозную самопомощь. Во-вторых, даже не самое эффективное лечение с побочными эффектами — это лучше, чем нелеченая депрессия, которая длится годами. Речь здесь не только о ваших детях, но и о вас.

4. Не вините себя, если у вас проявляются депрессия или другие психические расстройства! Все сказанное выше относится именно к нескорректированному недугу, а сильнее всего — к такому, на который не обращают внимания или пытаются «лечить» его алкоголем. Я знаю детей, родители которых болели шизофренией, но — сами и с помощью близких — сумели сделать так, чтобы болезнь как можно меньше влияла на жизнь их семьи. Дети таких родителей получают гораздо более позитивный опыт — они видят пример преодоления трудностей.

А если вы ребенок, мать которого часто пребывала в депрессии, была психически больна или страдала зависимостью?

1. Признайте и прочувствуйте, насколько трудно вам жилось в детстве. Ваши чувства имеют право на существование. Обида, гнев на родителей, ощущение, что вы не получили необходимой заботы, тепла и любви, — все это обязательно надо прожить и отреагировать. В какой-то момент вы можете ощутить, что ненавидите мать. Если чувства захлестывают вас, имеет смысл проживать их в сессии с поддерживающим психотерапевтом. Вам могут помочь техники, связанные с письмом. Записывайте все, что думаете о своем детстве, и все, что чувствуете по поводу прошлого. В какой-то момент ваши переживания станут более терпимыми. После этого вам будет легче думать о маме, и к вам вернутся те хорошие моменты, которые вы пережили с ней (если такие были). Помните: милосердие по отношению к родителю, который был нездоров, приходит только через переживание неизбежной обиды и гнева, а не через насильственное смирение и чувство вины.

2. В некоторых случаях депрессия матери продолжает напрямую влиять и на выросших детей. Иногда дело и вовсе не в болезни, а в том, что мать — не только нездоровый, но и плохой, злой человек, а болезнь лишь усугубляет ее особенности. Вы не должны все прощать маме, потому что она нездорова. Если в вашем случае никакого тепла и привязанности нет и не было — дайте себе возможность не общаться, не контактировать, держаться подальше и сохранить себя.

Наша работа с Женей была успешной. Сейчас девушка обходится без медикаментозной поддержки, работает, путешествует и любит жизнь. У Жени по-прежнему часто меняется настроение, проявляется высокая тревожность, но она справляется со своими особенностями лучше, чем раньше.

Сама виновата

Рузанна провела детство в маленьком городе. Отец погиб в пьяной драке, когда ей было только три. Мать снова вышла замуж. Отчим Кирилл был непьющим и работящим, но угрюмым и полным чувства собственного превосходства над окружающими. Благодаря Кириллу семья переехала из барака в пятиэтажный дом. Отчим много работал, а на выходных не знал, куда себя деть. Ему хотелось преуспеть в жизни, но он, сколько ни бился, не мог выбраться из городка. При этом Кириллу казалось, что он — человек высшей касты, не чета всем, кто его окружает. Свое дурное настроение он вымещал на семье, придираясь по мелочам. В доме все должно было блестеть: Кирилл любил порядок, наведенный чужими руками. Мать старалась как могла, чтобы угодить мужу. Она становилась все более робкой и забитой.

Кирилл часто указывал матери на то, что Рузанна растет недостаточно опрятной и собранной. «Пьяные гены», — говорил он презрительно. Мать стала смотреть на растущую дочь глазами Кирилла, часто дергала и пилила ее, стремясь воспитать приличным человеком.

Однажды вечером мать ушла на смену, а Рузанна и Кирилл остались дома одни. Отчим вошел в комнату 10-летней девочки, велел ей сесть на колени и стал совершать развратные действия. Рузанна окаменела, она не могла пошевелиться. Негодяй действовал так уверенно, будто имел на это право. «Имей в виду, я никого не боюсь, — сказал Кирилл, выходя из комнаты. — Ты делала это сама, никто тебя не заставлял, так что мать будет на моей стороне. Не советую ей докладывать».

И Рузанна не посмела ослушаться. Ужас повторялся всякий вечер, когда матери не было дома. Отчим насиловал Рузанну несколько лет подряд. В какой-то момент, отчаявшись, Рузанна решила рассказать матери о происходящем. Но та не только не поверила ей, но и назвала предательницей.

— Все ясно с тобой, — сказала мама с негодованием. — Отомстить ему захотела. А за что? В чем он виноват?! Из-за каких-то мелочей, из-за папиных попыток воспитать тебя человеком ты хочешь, чтобы он сел в тюрьму? Да ты не только неряха, но и предательница…

Отчим продолжал безнаказанно насиловать ее. Жизнь Рузанны превратилась в кошмар. В школе она не могла сосредоточиться на уроках, съехала на тройки. По совету Кирилла мать начала бить дочь за плохие отметки, но и это не помогало. Рузанна кое-как окончила девятый класс и, ухватившись за соломинку, поступила в колледж заодно с несколькими подругами. Специальность не выбирала — лишь бы дали общежитие. В 15 лет она уехала из дома. Но лучше ей не стало. Начались пьянки и гулянки, все ее подруги уже спали с мальчиками. Рузанна не получала никакого удовольствия ни от встреч, ни от секса. Позже, стремясь почувствовать хоть что-то, она меняла партнеров, пробовала групповой секс, садо-мазо, сочетала секс с наркотиками, но и такие практики не доставляли ей удовольствия.

Рузанна еще дважды пробовала рассказывать о том, что происходило с ней в отрочестве. Сначала сестре, которая была старше Рузанны на 14 лет и уехала из дома после свадьбы мамы и отчима. Ей всегда говорили, что Рузанна — трудная девочка, что мать с ней мучается. Сестра выслушала Рузанну и предположила:

— Наверное, ты сама с ним кокетничала. Кухня у вас тесная, а одеваешься ты как шлюха — вот он и не выдержал, на такой-то близкой дистанции. Ты даже сама не замечаешь, как себя ведешь. Так что я не удивлена…

Второй раз Рузанна пыталась говорить о пережитом насилии с психотерапевтом. Не на первом сеансе, а на пятом или шестом, когда Рузанне уже казалось, что она может доверять. Но, услышав ее рассказ, психотерапевт побледнела, руки у нее задрожали, и она объявила, что Рузанна для нее слишком сложный случай и она не может дальше работать с таким клиентом.

Многие женщины с началом жизни как у Рузанны так и не смогли оправиться от травмы. У нее, к счастью, получилось иначе — благодаря как ее собственным усилиям, так и помощи обретенных близких друзей и психотерапии (конечно, у других специалистов, в числе которых была и я).

Рузанна прошла большой путь. Нет, она никогда не освободится от своего прошлого — это невозможно. Но можно сделать так, чтобы травма не определяла ее жизнь. И этой цели Рузанне удалось достичь. Правда, в цену ее независимости и счастья входит полный разрыв отношений с родней. Она уже пять лет не только не разговаривает с матерью, но даже не знает, что с ней. В случае Рузанны это единственный возможный выход. Отчим еще жив, и любые контакты с семьей сопровождались упреками в ее адрес: опорочила хорошего человека, он для тебя столько сделал…

Насильник в семье — страшная ситуация, гораздо более частая, чем многие думают. Бо́льшая часть таких ситуаций никогда не становятся известными даже близким родственникам. Сколько незримого горя носят в себе девочки и женщины! Сколько подонков мирно уходят из жизни безнаказанными! (Полагаю, они горят в аду, но это слабое утешение для их жертв.)

Меня всегда занимал и пугал тот факт, что другие члены семьи почти во всех случаях становятся на сторону насильника и не верят жертве. Позиция эта, конечно, защитная. Подобно гражданам страны-агрессора («Наши мальчики не могут убивать мирных жителей, это ложь, они сами напали»), мать Рузанны готова до последнего предела не верить фактам. Даже если бы она застала мужа в постели с дочерью, скорее всего, она приняла бы точку зрения своей старшей дочери — что порочная девчонка сама соблазнила Кирилла. Мощное отрицание сохраняет психику матери, обороняя ее от жуткой реальности. Ей было бы невыносимо знать, что она столько лет живет с человеком, который насиловал ее дочь, и поэтому она закрывает на это глаза.

Но, понимая мать Рузанны, оправдывать ее я, конечно, не буду. Она тоже жертва, но она и соучастница преступления и как взрослый человек несет за это свою долю ответственности. Тот факт, что взрослый не поверил, что родная мама предала ее, продолжая жить с насильником и отвергая дочь, — это главная часть травмы Рузанны. Изнасилование само по себе — несчастье, беда; но неизгладимые следы оно оставляет именно по вине неправильной реакции окружающих, особенно самых близких. Если бы мать поверила девочке, заявила в полицию или хотя бы выгнала Кирилла из дома, травма не была бы настолько серьезной (и не длилась бы так долго). Ее можно было бы пережить и переработать как мучительный, но случайный эпизод.

Если вы — тот ребенок, которому пришлось пережить насилие, издевательства, развратные действия и чьи близкие отвергли его, не поверили, встали на сторону его мучителя, — я глубоко сочувствую вашему горю! Вы заслуживаете помощи и поддержки. Ищите ее, если еще не нашли. Прошу вас: не отчаивайтесь! Вы не одиноки. Многие люди, пережившие сходный с вашим опыт, прошли свой путь и овладели этим опытом, научились реже проваливаться в травму, не давать ей губить их.

Если вы мать, прошу вас: будьте бдительны. Напомню (это напоминание никогда не бывает лишним), что 95 % насилия в отношении детей осуществляют их близкие, родственники, знакомые, друзья дома, учителя, тренеры, вожатые. Незнакомый ребенку «педофил из кустов» — скорее исключение, чем правило. Помните: ребенка могут подкупить, запугать; прискорбно и кажется невероятным — но подонком может оказаться человек, на которого вы бы никогда не подумали: близкий родственник, дед, старший брат, лучший друг. Изучите правила, связанные с этим аспектом безопасности вашего ребенка, и следуйте им, не впадая в паранойю, но и не закрывая глаза на «красные флажки».

Если же ребенок прямым, открытым текстом говорит вам о насилии, развратных действиях, издевательствах, посягательствах или намеках, поверьте ей/ему! Пусть в итоге все это окажется шуткой, провокацией или местью подростка, но сначала — поверьте.

Каблуком по зубам

Побои, насилие, отвержение — крайние проявления материнской власти, с которыми я очень часто сталкиваюсь на приемах. Взрослые женщины и мужчины рассказывают мне горькие, жуткие истории. Но гораздо больше подобных историй остается нерассказанными.

Дарье 35, и она пришла ко мне с запросом «как простить маму». Та обладала жестоким, немилосердным характером. Она била дочь туфлей с каблуком по лицу за тройки. Запирала на ночь в чулан. Тушила об нее окурки. В доме неделями не было еды, и девочке приходилось просить покушать у соседей по коммуналке. Наконец, когда Дарье исполнилось 10, мать отвела ее в детский дом по заявлению — и аккуратно приходила каждые полгода отмечаться, чтобы девочку не забрали в приемную семью никакие добрые люди. Теперь эта «бедная родственница» вымогает у Дарьи деньги, заявляя, что те необходимы ей на лечение, а сама тратит их на отделку квартиры. «Мне жаль ее, но есть и нехорошие чувства по отношению к ней, — признается Даша. — Как избавиться от злых чувств, простить и принять маму?»

Мысль о том, что мать непременно нужно прощать, широко распространена среди россиян. Есть целые псевдопсихологические направления, уверяющие нас в том, что если вы не сумели простить всех, кто сделал вам зло, то вы обречены болеть и умирать — и будете сами в этом виноваты. Предлагаются техники радикального прощения, благодаря которым вы сможете стать «светлым и теплым человечком» и отпустить грехи вашему мучителю, насильнику, человеку, который пытался убить вас или вашего ребенка, и т. д.

Предостерегаю вас от подобных взглядов и «учителей». Это ложь! Причем ложь очень вредная. Разберем по пунктам почему.

1. Если у вас есть чувство, невозможно перестать испытывать его по приказу. Раз-два-три, прости — так не работает. Таким образом можно лишь загнать чувство в подвал бессознательного, сделать его запретным, а запретные чувства куда более могущественны. Запрещая себе чувствовать злость, мы не проживаем и не осознаем ее, не можем рефлексировать по поводу своего чувства, оно возникает вновь и вновь с первоначальной силой и влияет на наши поступки. На психотерапии мы занимаемся противоположным: отыскиваем спрятанные от себя чувства по чуланам, смотрим на них при дневном свете, учимся не стыдиться их — и тем самым разминируем и обезвреживаем свои злость и обиду, чтобы эти переживания не мешали нам жить дальше.

2. Злиться на родителей — нормально. Почти все дети в тот или иной период своей жизнь злятся даже на очень хороших, теплых, понимающих родителей. Если у вас чувствительный характер, для вас нормально злиться и на «сущие мелочи». Вы можете одновременно стыдиться этого или понимать, что для ссоры с родителями нет серьезных оснований, но злость при этом никуда не девается. Единственный путь поладить с собой — хорошенько посмотреть на свои чувства, принять их, дать им место в собственном сознании. Тогда возможно будет отнестись к ним с иронией, не всецело ассоциироваться с ними. Да, злюсь на маму, ну и ладно. А уж если с вами действительно происходили в детстве плохие и опасные вещи, злость на родителей не просто приемлема, она вам совершенно необходима. Это абсолютно адекватная реакция, которую нельзя подавлять.

3. Некоторые вещи не следует прощать и принимать. Их можно понять — это да. Но понимание не означает сочувствия, а сочувствие необязательно требует сближения. Даже если мы хорошо понимаем, что у мамы было несчастное детство или психическое заболевание, иногда правильное действие — отойти как можно дальше и прервать все контакты. Например, Даша сочувствует маме, хотя в ее случае вполне могла бы ни капельки не сочувствовать — и не стала бы от этого плохим человеком. Но Даша сочувствует, жалеет ее, понимает причины ее агрессивного поведения. Но из этого не следует, что Даша должна давать маме деньги на квартиру! Понимая, что мать не может вести себя иначе, стоит максимально дистанцироваться от нее и прервать бесконечную цепь манипуляций и насилия. Не нужно давать ей себя съесть.

4. Трудность, однако, в том, что логика, описанная в предыдущем пункте, у Даши не работает. Если вы — жертва насилия родителей, эта логика может не работать и у вас. Для ребенка естественно любить свою мать, даже если она чудовище. И полностью порвать с ней может казаться слишком болезненным. Даже в экстремальных случаях, подобных Дашиному. Работает другая, вывернутая логика родом из детства: «Бьет — значит, любит», «Кто же меня еще защитит?», «Если я расскажу о побоях, меня отправят в детский дом», «Надо все скрывать и помогать маме», «Тот, кто не любит маму, будет проклят», и т. д. На эту вывернутую логику хорошо ложатся проповеди о радикальном прощении. Не вините себя, если это — ваш случай. Путь к осознанию своих чувств может быть длинным.

5. Даже если вы — христианка (христианин), этот путь обязательно будет лежать через злость, обиду и боль, через новые страдания. Это очень больно — понять, что у вас украли детство, что вы были унижены. Такой путь лучше всего проходить вместе с психотерапевтом. Но помните, что в конце этого пути вас, как награда, ждет освобождение и умиротворение. У вас будет выбор: понять, не сочувствуя (маме, которая не поверила в насилие отчима, сочувствовать почти невозможно); сочувствовать и жалеть, одновременно держа дистанцию (например, с мамой, которая шантажирует и продолжает пить); или попробовать наладить отношения (как в случае с жесткой мамой-«училкой»). И этот выбор — не морально-этического, а конкретно-практического характера. Как будет лучше в вашем случае? Что это вам даст? Не разрушит ли это вас?

Систематическое насилие в родительской семье всегда становится травмой для ребенка. Если вы найдете в себе силы начать психотерапевтическое лечение и вместе со специалистом пройдете через собственную боль, то принесете огромную пользу и себе, и своим близким. Существуют недорогие и даже бесплатные варианты помощи: многие хорошие и востребованные специалисты закладывают в расписание несколько бесплатных часов. Чтобы не попасть в ситуацию Рузанны из предыдущей истории и не столкнуться с неготовностью психолога работать с вашей «слишком сложной» проблемой, попробуйте обратиться в фонды, занимающиеся поддержкой семей в трудной ситуации (например, «Апрель», «Быть мамой»), — не за финансовой помощью, а именно за рекомендациями. В таких фондах вам обязательно смогут порекомендовать специалистов, умеющих грамотно работать даже с самыми болезненными ситуациями, такими как насилие, инцест, зависимости членов семьи и т. д.