Материнская власть. Психологические последствия в жизни взрослых людей. Как начать жить своей жизнью

Четвертая часть моей книги посвящена борьбе за власть между матерью и выросшим или растущим ребенком (чаще дочерью). К родительской любви нередко примешиваются ревность, чувство собственности. Эти несимпатичные черты трудно осознать в себе и еще труднее с ними справиться. Но мы можем пытаться это делать, возвращая себе уважение к субъектности[2] ребенка, смиряя свое желание полной власти над ним. Однако, если мы испытали на себе тяжесть родительской власти и боль унижения, мы можем преодолеть последствия этого опыта и не вести себя так, как наши родители.

Поправить воротничок

Моя клиентка, 30-летняя Марина, говорит о своей девятилетней дочке:

— Машка — такая недотрога. Невозможно даже воротничок ей поправить — она сразу передергивается вся и отпрыгивает. Хорошо еще, если не шипит. И кричит: «Мне так неудобно!» — абсолютно всегда, что бы я ни сделала.

— А зачем? — говорю. — Зачем вы ей воротничок поправляете?

— Ну я же чувствую, что ей неудобно! Не может быть человеку удобно, когда воротничок шею трет. Или колготки сморщенные. А раньше вообще ужас, сидит человек с соплями и гоняет их туда-сюда. Я прямо физически чувствую, как они там внутри клокочут… Платочек ей даю — ни в какую! Почему она такая упрямая?

— А когда вам самой неудобно, вы это тоже хорошо чувствуете?

— Да я когда шапку надеваю, восемь раз ее поправлю, чтобы сидела в точности так, как я хочу.

Марина высокочувствительна. И ей кажется, что она чувствует не только себя, но и своего ребенка. Судит по себе: ну не может быть удобно вот так — с соплями! Тело дочери в каком-то смысла кажется ей частью собственного тела. Когда речь о младенце, это естественно. Но Маше уже девять.

Многим родителям знакомо чувство, что ребенок — часть их тела, как рука или нога. До определенной поры ребенок и в самом деле отчасти лишен субъектности, так как не может заявить о ней. В течение почти всей человеческой истории эта «определенная пора» длилась до совершеннолетия и даже дольше. Ребенок был существом бесправным — вплоть до того, что во многих обществах его убийство никак не каралось. Взрослые члены семьи могли сделать с ребенком что угодно. Еще в XIX веке велись горячие споры о том, до каких пределов простирается «естественное право родителя бить детей»: если он плетью бьет трехлетку за украденную горсть винограда, не следует ли вмешаться?

В России, крестьянская культура которой была общинной, контролировать ребенка традиционно могли и другие взрослые. В советское время «коллективное тело» формировалось в коммуналках, бараках, избах, армии. Там, где все спят вповалку на полатях и делают детей на глазах у других детей, приватности и субъектности не существует в принципе. Там поправить сыну воротник — это все равно что поправить его себе самому. Там бабушка говорит молодой маме: «Шапочку ему надень». Это общинная забота: бабушка тревожится за чужого внука, потому что для нее нет границ между чужими и своими малышами. А уж если это ее собственный внук, то она и подавно лучше знает, когда он голоден, а когда ему холодно. Просто по праву старшинства.

Сейчас мы растим индивидуумов, обладающих собственной свободной волей. А значит, субъектность ребенка для нас — приоритет, и развивать ее принято начинать очень рано. Мы предлагаем на завтрак выбор — творог или кашу, спрашиваем, какую одежду малыш хочет надеть. И, разумеется, мы рано приучаем ребенка к тому, что его тело — только его собственное, а не мамино и не чье-либо еще.

Конечно, месячного младенца не спрашивают, когда менять памперс. Его тело пока ему не вполне принадлежит. Но подросший ребенок учится сам контролировать свое желание сходить в туалет, собственные сопли, чистоту и то, каким образом на нем надеты вещи. Например, трехлетнему ребенку может быть очень важно обуться самостоятельно. Допустим, он надел ботинок не на ту ногу, родитель его переобувает, а ребенок снова садится, снимает ботинок и надевает опять — но обязательно сам. Помочь себе не дает, бросается в крик. Выглядит смешно, но это необходимый этап развития. Если в этот момент переборщить с родительской опекой, ребенок может продолжить настаивать на своем и бороться за свою телесную независимость. Потребность в развитии в этом возрасте так сильна, что малыш не боится даже поссориться с мамой.

В шесть-семь лет и тем более в десять сыну или дочери особенно важно, чтобы родители не трогали их при других людях. Когда мать начинает, например, собственноручно стирать следы шоколада со рта дочери-школьницы, она может ощущать это как унижение, потому что с ней обращаются как с маленькой, то есть как с объектом заботы. А она уже не объект, а субъект. Ей важно иметь отдельное, собственное тело, к которому никто не притрагивается без разрешения с целью внести какие-то усовершенствования. Обнимать себя они в этом возрасте обычно все-таки еще разрешают даже без спроса. К 13 годам лучше уже просить разрешения: «Можно, я тебя обниму?»

Это вовсе не значит, что вы никогда больше не сможете без разрешения обнять собственного ребенка: к 17–18 годам, когда субъектность полностью завоевана и освоена, молодой взрослый начинает чувствовать те моменты нежности, иронии, новой дружбы между родителем и выросшим ребенком, когда старший может похлопать по плечу или приобнять — и это уже не ощущается как присвоение, низведение до малыша.

К сожалению, бывают мамы, которые продолжают поправлять детям воротнички, даже когда тем уже 50 и они приехали домой на праздники. И делают это отнюдь не бережно и трепетно, а бестактно и бесцеремонно: ну иди сюда, кровиночка, замарашка, весь изгваздался, испачкался, хрюшка моя. Почему это я не имею права, ведь это же мое, ты для меня всегда остаешься ребенком. За этими маленькими проявлениями бесцеремонности стоит большая проблема уважения к человеку, которого родитель когда-то «на горшок сажал».

Из этого же ряда — рассказывание полуумилительных-полуунизительных историй из детства при знакомых подросшего ребенка. Например, коронный номер свекрови или тещи — поведать что-нибудь из такого при женихе/невесте. Рассказывая об этом, мать бессознательно возвращает взрослого ребенка под свою власть и одновременно делает его в глазах любимого/любимой слегка смешным, чуточку обесцененным. Известная ведь шутка: если чересчур влюблен — представь свою принцессу на горшке; так что эти рассказы могут быть не столь уж невинны. За ними стоит, конечно, ревность и попытки напомнить всем: этот человек когда-то был моей частью — и сейчас в каком-то символическом смысле остается ею.

Ваши родители до сих пор, условно говоря, поправляют вам воротничок? Конечно, я не советую подросшим детям разоблачать матерей, когда те практикуют подобные мелочи. Если дело ограничивается только прикосновениями и шутками, мы понимаем, что мама может таким образом сбрасывать накопившиеся чувства — ревность, смятение, грусть от того, что малыш вырос, а она постарела. Если вас все это не слишком беспокоит, дайте ей эту отдушину. Но если мама постоянно пытается установить над вами контроль и в более важных вещах — обратите внимание в том числе и на эти мелкие проявления и постарайтесь их мягко пресечь. Конечно, чем лучше ваши отношения с родителем, тем мягче стоит действовать, чтобы их не испортить.

Если речь о вас и мама — это вы, попытайтесь ввести ваше желание обнимать ребенка или гладить его по волосам в некий контекст. Лучше всего, если вы делаете это иронично и нежно. Например, одна моя знакомая комически преувеличивает разницу в росте с сыном — привстает на цыпочки, как будто не может достать до его шеи, чтобы обнять. Другая в минуты особой нежности называет 45-летнюю многодетную дочь по имени-отчеству и добавляет ласковое слово: «Анна Сергеевна, птичка моя!» Убедитесь, что сам выросший ребенок не воспринимает ваши прикосновения как попытки установить контроль или исправить его. Тело и одежда — вещи деликатные. Этот человек уже давно не ваш, но вы его любите. Исходите из этого. Нежность и уважение подскажут вам, как себя вести.

«Здесь нет ничего твоего»

Лиза росла в крепкой, многодетной трудовой семье. Родители в начале 1990-х не растерялись, отец завел небольшой бизнес, потом еще один. Разбогатеть не разбогатели, но жили, по меркам их провинциального городка, в достатке: подержанная иномарка, в каждой комнате по телевизору, запасы на черный день. При этом мать вела обширное хозяйство: не было разве что коровы, а козы, куры, огород и сад — обязательно. От детей ждали помощи, сначала в рамках «подай-принеси», от старших — более существенной. У Лизы никогда не было возможности распоряжаться своим временем. Мать зорко следила за тем, чтобы каждую свободную минуту дочь посвящала дому и хозяйству. Иногда Лиза думала: «Зачем нам столько всего? На это уходит уйма сил, можно было бы купить, вышло бы дешевле». Но мама просто не могла остановиться. Причины оставим за кадром: предки-кулаки, чью собственность отобрали во время коллективизации, детство, проведенное в бедности.

Когда Лиза стала подростком, она принялась отстаивать свое право на свободное время. Да, ей хочется гулять, а не полоть грядки — что тут такого? Мама жестко призывала Лизу к послушанию, та огрызалась, слушалась через раз. Жизнь в семье походила на небольшой колхоз: общее дело было делом каждого, а собственных занятий и личного пространства у детей существовать не могло. Мать могла в любой момент войти без стука, залезть к Лизе в шкаф или в ее тетради, чтобы проконтролировать учебу или порядок в одежде.

— Это моя комната! — пыталась возражать Лиза.

— Тут нет ничего твоего! — парировала мать. — Все куплено нами и на наши деньги. А ты просто эгоистка. Помогаешь через раз, а как доходит до «ее», видите ли, комнаты, так и не тронь ничего.

В этой логике было что-то фундаментально несправедливое, но Лиза не могла понять, что именно. Вроде бы все так и есть: ведь она, Лиза, еще не могла зарабатывать сама — только помогать взрослым. И действительно, все ее вещи были, получается, как будто не ее. Но и собственность семьи, в уход за которой Лиза вносила свой вклад, тоже не была Лизиной…

По мере того как Лиза росла, обстановка накалялась все сильнее. В конце концов девушка выскочила замуж в 17 лет — не только потому, что влюбилась, но и потому, что спешила поскорее выбраться из душной атмосферы упреков и принуждения к труду на благо семьи. Подростком Лиза пыталась отстаивать свободу, но упреки основательно въелись в подсознание. Еще много лет она не могла без угрызений совести полежать в ванне с книгой (в голове звучало: «Бездельничаешь? А полы не помыты!»). Ей сложно было полностью принять свое право на личное пространство и время.

Однако Лиза и частенько ловила себя на мысли: «Теперь меня никто не заставит!» Когда нужно было сделать что-то не очень приятное, трудозатратное, но необходимое, она чувствовала сильное внутреннее сопротивление, как будто результат был нужен не ей самой, а какому-то другому «хозяину».

С этой проблемой Лиза ко мне и пришла. Иногда это называют самосаботажем: человек как будто специально вредит себе, срывая сроки работы или делая ее спустя рукава, не прилагая усилий, которые должны привести к важной цели. Лиза не хотела слушаться саму себя, подсознательно отождествляя свою взрослую часть с приказывающей мамой. Кроме того, ей давно хотелось открыть свой бизнес, и необходимые навыки присутствовали, но мешало внутреннее ощущение, которое можно было бы определить как «тут нет ничего твоего».

К этому времени Лиза полностью дистанцировалась от жизни родительской семьи, но некоторые не самые конструктивные убеждения, вынесенные оттуда, застряли в ее голове. Мама, учившая детей слушаться, не передала им ощущение собственности, которое было так сильно в ней самой. Ведь чтобы человек любил хозяйство, оно должно ощущаться как личная ответственность. У меня есть другая клиентка, Алина, она выросла в семье фермеров, и куры были полностью на ней, когда Алине еще не исполнилось семь. Она сама кормила своих подопечных, убирала в курятнике, сама продавала яйца и тратила деньги как хотела. Это был ее маленький отдельный бизнес, которым Алина гордилась и который научил ее быть самостоятельной. У Лизы в семье было совсем не так: она чувствовала себя скорее батраком или колхозником, чем хозяйствующим субъектом. Делаешь все из-под палки, а результат к тебе никак не относится.

Психотерапевтическая работа принесла плоды. Лиза научилась присваивать свои большие цели, труд перестал вызывать у нее сопротивление. Она открыла собственный бизнес.

Но недавно Лиза написала мне сообщение и призналась, что иногда ее так и тянет сказать подросшим дочерям, когда они отказываются помогать или выступают с какими-то претензиями: «Тут ничего вашего нет и не было, а вы — ленивые эгоистки». Правда, Лиза, в отличие от ее мамы, в такие моменты глубоко вдыхает, делает паузу, а потом договаривается с дочками или спокойно, аргументированно отказывает им. Не всем удается этому научиться. Я знаю женщину, которая не захотела рожать своих детей, потому что в детстве была нянькой для четырех братишек, родившихся после нее. Она воспринимала орущих младенцев как агрессоров и никогда не умилялась им. Забота о малышах навсегда осталась для нее историей о принуждении, насилии. Печальная история: у нее было украдено и детство, и материнство…

Как помочь себе, если вы были батраком в родительской семье, а мать бесцеремонно врывалась к вам, рылась в вещах, читала дневники? Что делать, если у вас не было ничего своего — иногда даже личного уголка и права заниматься в свободное время собственными делами?

1. Не поддавайтесь на призывы «срочно полюбить себя» — прежде всего потому, что непонятно, что под этим понимать. Есть то, что нравится, — это любовь к себе или нет? А если нравится питаться одним фастфудом? Но и истязать себя диетами — тоже не значит себя любить. Чтобы начать любить себя, надо сначала понять, кого именно я в себе люблю, что мое, а что не мое. А вот этого-то люди, выросшие в семье, где «ничего твоего не было», и не знают. Себя нужно не полюбить, а сначала, если можно так выразиться, присвоить. Вот как можно это сделать.

2. Собирайте свой мир из кусочков. Лучше начинать с объектов, которые не смогут сформировать с вами сложные отношения. Это может быть машина, морская свинка или даже особенно удобная сумочка. Находите самоидентификации, роли, в которых вы чувствуете себя как дома. Например, вы ловко управляетесь с бухучетом, быстро обслуживаете клиентов в ресторане или красиво поете в церковном хоре. Потом, постепенно, вы сможете осваивать-присваивать и более сложные вещи, такие как жилье, отношения с любимым человеком, детьми.

3. Возможно, у вас есть та же проблема, что у Лизы: вы бессознательно воспринимаете усилия, труд или неприятные обязанности как нечто навязанное. Вы можете прекрасно понимать, что обязательно нужно пойти к врачу или убрать в доме, но вашему уму кажется, что вы как будто заставляете сами себя это делать, и тут вы сами же против себя бунтуете. Это один из механизмов прокрастинации и самосаботажа. Конечно, присвоить медицинские обследования гораздо труднее, чем любимую сумочку, и, возможно, вам всегда придется себя заставлять. Но вы можете делать это ласково или иронично. Себя можно уговорить, слегка подкупить, пообещать что-то приятное. И обязательно благодарите себя за выполненную вовремя работу, если вам было трудно. Вы заслуживаете искреннего «спасибо»!

«Слопает с косточками»

Борьба за власть между матерью и дочерью — страшная штука, особенно если обе — натуры темпераментные. Именно так и получается в семье моей клиентки Майи и ее дочери-подростка.

— Она берет мою помаду! — бушует Майя. — Вообще любые мои вещи берет не спрашивая! Ванная завалена ее салфетками, ватными палочками, пудреницами, тюбиками из-под крема. Музыка из комнаты на всю квартиру. И запах ее тоже везде. Придет домой и съест все, что есть в холодильнике.

— И как вы на это реагируете?

— Слова не работают, договоренности тоже. Мне стыдно, но я ору, угрожаю, сгребаю все подряд и швыряю к ней в комнату. Кричу, что это наша общая квартира и что главная здесь пока еще я, а не она.

— А что дочка отвечает на это? Злится, обижается?

— Ой, да ее ничем не проймешь! Только рассмеется и скажет: «Мам, да не принимай ты близко к сердцу все эти мелочи. Давай не будем ругаться и портить отношения из-за такой ерунды». А это не ерунда. Мне действительно некомфортно с ней жить. У меня иногда ощущение, что она меня саму скоро слопает с косточками.

Прошу Майю вспомнить, не было ли чего-то похожего в ее собственной юности.

— Нет, ничего подобного не было, — отвечает Майя. — Мама меня очень строго воспитывала. И жили мы тесно. Вещей было немного, порядок в комнате соблюдался космический. Не дай бог на родительской половине комнаты что-нибудь оставить — сразу выволочка.

— А отношения у вас какими были? Могли бы вы сказать ей, как ваша дочка: «Ой, мам, да не обращай ты внимания, это ерунда»?

— Боже упаси, — смеется Майя. — Сразу было бы: «Как ты с матерью разговариваешь?!»

Дочь-подросток осуществляет самую настоящую экспансию. Это вполне естественно для ее возраста, особенно учитывая ее энергию и темперамент. Когда-то давным-давно физическое взросление совпадало с социальным, подростки начинали самостоятельную жизнь и отделялись от взрослых одновременно с половым созреванием. В наше время физически созревшие девушка или юноша социально еще долго остаются детьми. Они не могут жить самостоятельно, так как наш мир гораздо более сложен, чем десятки тысяч лет назад, и требует от них — для того, чтобы их жизнь была полноценной, — обладания множеством навыков. Это один из источников подросткового конфликта с родителем. Дочери «тесна родная хата», она бессознательно показывает: теперь это моя территория, и я на ней — самая сильная, здоровая, крупная и молодая особь. А вы, маменька, потеснитесь. При этом отношения у них очень неплохие, дочка маму любит — это видно по ее здоровой реакции на мамины вопли.

Еще одна важная фраза дочери: «Не будем портить отношения». Этим дочь показывает, что она знает: мать дорожит отношениями так же, как она — отношениями с матерью (или еще сильнее). Дочь как бы говорит: «Ну я же знаю, что ты меня любишь и что я тебе нужна! А раз так — потерпи мои привычки».

Дочку все устраивает — а Майе не по себе. Она в свои 40 так же полна жизни и энергии, как ее дочь, и при этом ощущает себя вытесняемой из собственной квартиры. Разумеется, сдаваться она не хочет и невольно ввязывается в конкуренцию и борьбу за власть.

В юности Майи ее собственная мать соблюдала очень строгие границы. Но какой ценой? Ценой близости, тепла, дружбы с дочерью-подростком. Однако Майе, которая сохраняет близость с дочкой, некомфортно с ней жить, и это парадоксальным образом тоже портит отношения.

Можно оставить все как есть и ощущать себя в доме бедной родственницей, а дочку — наглым захватчиком. Или вообще оставить квартиру ей на разграбление и снять отдельную комнату. В общем, сдаться. Чему это научит юного члена общества? Тому, что сила и обаяние всегда правы, а уступать и договариваться необязательно. И тому, что можно шантажировать других людей отношениями. «Давай не будем ссориться, а значит, отдавай мне все. А не то дружить не буду». Не очень хороший урок.

Можно шарахнуться в другую крайность и начать вести себя как собственная мама. Произнести сакраментальную фразу из предыдущей истории: «Здесь нет ничего твоего». Вся квартира — моя. Ты здесь не хозяйка. Ешь то, что дают. Моих вещей не касаешься пальцем под страхом смерти. В мою комнату не ходишь. В ванной ничего не разбрасываешь. Но сработает ли это? Закручивать гайки в жизни с подростком — не такое уж простое занятие. А цена даже за неудачную попытку очень высока — это полный конец близости, которая (дочь права) очень нужна и ценна Майе.

Выход? Пройти между Сциллой и Харибдой. Воспользоваться теми самыми хорошими отношениями, чтобы установить границы вместе. Сесть, поговорить и записать правила, которые будут подходить обеим. Следить за соблюдением правил будет, конечно, взрослый. Но это окажется проще, чем каждый раз одергивать дочь или подолгу терпеть и срываться на нее.

Например: «Ты можешь иногда брать вещи из моего шкафа, кроме моего белья. Но сначала ты должна сказать мне об этом. Например: „Мама, я возьму твою юбку“. Как правило, я буду разрешать. Если я не разрешаю, ты не берешь вещь». (Майя больше не обнаруживает неожиданные пропажи, дочь учится уважать собственность и при этом почти всегда получает желанные вещи из маминого шкафа.) «Мы выделяем для тебя в ванной три отдельные полочки. На них может твориться что угодно. В остальной ванной должен быть порядок».

Что, если правила не соблюдаются? За это должны быть предусмотрены неотменяемые санкции. Какие именно — зависит от ребенка и родителя. Обсуждать их нужно вместе и потом в случае несоблюдения правил (а такие случаи обязательно будут) спокойно обращаться к правилам, которые, написанные, висят на стенке. Ничего личного, никакой ругани, эмоций, порчи отношений, строгости. Мы отвязываем правила от эмоций. Все обсудили заранее, договорились, разделили границы и соблюдаем.

Именно так проще всего сохранять мир и хорошие отношения с подростком, не страдая от его бессознательных побуждений слопать нас, взрослых, с косточками. При этом мы подаем молодому взрослому пример того, как можно в спорных случаях договариваться, идти на уступки и отстаивать свои границы.

Моя вторая матка

Андрей рос обаятельным парнем, душой компании. У него было много друзей и подруг, в том числе подруг нежных. Он не стеснялся с девчонками, мог поговорить по душам, помочь и в то же время умел подбирать ключики к сердцам. В общем, девушки у Андрея никогда не переводились. Он часто влюблялся, но отношения не длились долго — максимум год, а обычно несколько месяцев; и сам Андрей, и его девушки не жаждали чего-то более серьезного.

Когда Андрею исполнилось 30, его мама начала сперва исподволь, а потом и более настойчиво намекать: «Женись, женись, хочу внуков», «Неужели не доживу, не понянчу?!», «У всех подруг уже есть, а у меня нет, ну что за дела!», «Андрей, неужели ты расстался с Леной?» (Андрей охотно знакомил своих девушек с мамой, и со всеми она стремилась дружить, а с некоторыми продолжала видеться и после того, как Андрей с ними уже расстался.) «Жалко! Она была такая хорошая, у вас могли бы родиться прекрасные дети!»

Андрей относился к этому давлению вполне добродушно и не спешил размножаться только потому, что так хочет его мама.

Но вот наконец к 36 годам Андрей и сам дозрел до серьезных отношений. Вместе с девушкой Олей, которую мама к тому времени, как обычно, просто обожала, он пришел к маме, и они объявили, что идут подавать заявление.

И тут случилось кое-что неожиданное: приятная улыбка мигом исчезла с маминого лица. В глазах появился нехороший блеск.

— Что случилось, мам? — забеспокоился Андрей.

— Ничего, — сказала мама. — Ничего, сынок.

Они пошли пить чай, и вдруг мама, обратившись к Оле, устроила ей настоящий допрос:

— Сколько ты зарабатываешь? А твои родители? Сколько ты хочешь детей? Каковы вообще твои планы на жизнь? А с жильем у вас как? А не было ли в роду наркоманов и самоубийц? — Тоном следователя мама забрасывала опешившую девушку бестактными вопросами.

Андрей не верил глазам: мама из приятной собеседницы вмиг превратилась в сущую мегеру! Он перехватил инициативу и попытался выяснить, что же такое случилось. Мать от ответа ушла. Не удалось ничего выяснить и наедине: Андрей вопрошал, в чем дело, — мама отмалчивалась.

— Ничего, все нормально, ничего такого не имею в виду, просто… — наконец проговорилась она, — просто у меня есть сомнения, что Оля — достойная тебя пара.

Таким поворотом дел Андрей был, без преувеличения, просто ошарашен.

— Как? — только и мог он сказать. — Да ведь ты же с ней дружила, симпатизировала… И внуков хочешь… Я думал, ты будешь рада!

— А я вот не рада, — поджав губы, вымолвила мама.

Больше ничего из нее вытащить не удалось. Андрей и Оля поженились, но отношения со свекровью у невестки не сложились категорически. Они оставались плохими и после рождения внуков. Андрей с детьми ездил к маме, Оля в эти дни оставалась дома. «Мама не одобряет», — извинялся он перед ней. Оля понимающе вздыхала и благодарила Андрея за то, что тот остается буфером между ней и свекровью.

А вот что. Часто случается, что женщины, выйдя из детородного возраста, бессознательно сожалеют об утраченной возможности материнства. Отчасти этим обусловлено страстное желание поскорее понянчить внуков. Однако сие от них не зависит, их дети теперь самостоятельные люди. Феминизм называет такое капанье на мозг репродуктивным насилием: мать давит на дочь или невестку, заставляя ее непременно и как можно скорее забеременеть и родить. Утратив фертильные функции, свекровь как бы делегирует их невестке. Некоторые женщины, как мать Андрея, перебирают девушек сына, стремясь найти наиболее достойную матку для вынашивания внука, которого они воспринимают отчасти как собственного ребенка, свое продолжение.

Мать Андрея хорошо принимала всех девушек сына (лишь бы он был счастлив!), но только пока речь не зашла о браке. О, теперь все серьезно, ведь она может родить от моего сына моих внуков! А достаточно ли хорош генетический материал? А не нищеброды ли они? А не отнимут ли моего внука? А умна ли она, ведь ум передается по женской линии? Как вообще все сложится?! В голове свекрови сладостные картинки сменяются чудовищными, и возникает настоящая паника: на кону смысл жизни, буквально — бессмертие, продолжение рода! При этом ужас в том, что от нее уже ничего не зависит: решение принимают двое самостоятельных взрослых, а ее никто ни о чем не спрашивает, с ней не советуются, и даже права вето у нее нет. Кошмар!

Вы находитесь в положении Андрея: мать, увидев вашу девушку или осознав, что у вас с ней все серьезно, вдруг по непонятным вам причинам превращается в параноика или бестактного монстра?

Работайте не с ее раздражением, а напрямую с самим триггером. Дайте ей понять, что ее переживания вам понятны, и ответьте на них. Отнеситесь к маме тепло и с уважением. Этот разговор лучше проводить наедине, без вашей избранницы. Снова и снова снимайте мамино напряжение, рассеивайте подозрения и страхи. Возможно, это не удастся сделать быстро; наберитесь терпения. Выберите интонацию, которая лучше подходит вашей маме: серьезную и почтительную или ласковую и ироническую.

Если же вы — та свекровь, которая вдруг неожиданно для самой себя принимается «налетать» на милую девушку вашего прекрасного сына, постарайтесь осознать происходящее. Механизм, описанный мной, универсален. Он срабатывает даже у профессоров психоанализа. И здесь мой совет будет тем же: расскажите сыну прямо, что вас волнует. «Пойми, я переживаю, какими будут мои внуки! Я хочу нянчить их и чтобы девушка не сбежала с ребенком в неизвестном направлении!» «Будут ли у меня гарантии общения с внуком в случае, если вы, балбесы, разведетесь?» «Не проявится ли у малыша какой-нибудь генетической патологии?»

Ваш сын — взрослый человек. Когда он был маленьким, вы были проводником его эмоций, помогали ему справиться с гневом, тревогой, обидой. Теперь пришел его черед немножко помочь вам. Только не наезжайте: говорите о своих чувствах без обвинений и обидных подозрений. Будьте тактичны, соблюдайте культуру беседы, и, надеюсь, ваш сын будет поступать по отношению к вам так же.

«Проституткой станешь»

Моей клиентке Лене 35, ее маме — 70. Мама Лены росла в советское время в среде, где важна была «духовность». Ценились походы в театры и музеи, умение читать серьезные книги и делиться прочитанным. В то же время телесного принято было стыдиться; нет, даже не стыдиться — как бы не замечать, не придавать ему значения. Советская культура по своей сути не была светской, она предполагала господство идеи над материей, а духа над телом. Тело и его желания были непознанным и грешным миром, а слушать себя казалось невозможным. Что там слушать, чего там может быть хорошего?

Лена же росла в 1990-е, когда сексуальность россиян раскрепостилась. Мама была шокирована происходящим: журнал «Птюч», яркие мини и топы, подростки в клубах. Лена многое скрывала от нее, но даже то, что маме удавалось увидеть, ей сильнейшим образом не нравилось. Не в силах бороться с духом времени и его влиянием на дочь, мама выражала свое бессилие словесно:

— Ты хоть понимаешь, что так красятся те, кто хочет привлечь к себе внимание мужчин? Хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Это не просто неприлично, это максимально неуместно и смешно!

Мама опасалась, что жажда красивой жизни увлечет Лену в пучину криминала, сделает продажной женщиной, заставит отказаться от получения образования. Чтобы предотвратить такое развитие событий, мама Лены напирала на то, что внешность дочери не настолько хороший товар и ее невозможно продать дорого, а значит, не стоит и делать на нее ставку. В попытках изменить поведение Лены мать постоянно внушала ей:

— У тебя неформатная фигура, тебе надо брать умом. Ты из серых мышек, как и я. Волосы у тебя, конечно, не фонтан, зато глаза красивые, глубокие.

Мама у Лены была культурным человеком, она не переходила границ. Не топтала, как многие другие мамы в ее ситуации, одежду дочери, не выплескивала воду в накрашенное лицо, не орала: «Проституткой вырастешь!» Но и Лена была не такой уж бунтаркой. Она освоила множество уловок, с помощью которых можно было сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы: краситься в лифте или школьном туалете, скрывать «порочные» черные чулки со стрелкой под джинсами, а мини-юбку выносить из дома в рюкзаке и потом переодеваться. Но именно потому, что Лена не была бунтаркой, а с мамой у нее всегда были неплохие отношения, она, к сожалению, верила всем ее словам о собственной некрасивости. (Подростки вообще гораздо более уязвимы и внушаемы, чем кажутся. Они могут яростно спорить с вами и отрицать вашу точку зрения, а потом вы случайно услышите, как они так же яростно отстаивают ее перед сверстником — не выдавая первоисточника, а может быть, и забывая о нем.) Лена всей душой поверила, что она некрасива, что у нее «хомячьи щечки», «короткие кривые ножки», «попа как груша», «узенький лобик» и «жиденькие волосики».

Итак, Лена росла в противоречивой среде. С одной стороны, это было общество потребления, полное ярких красок и бурных эмоций, общество, в котором высока ценность отношений и общения. Притом это было не вполне эмансипированное общество, в котором женщина должна была показывать максимум — быть одновременно сексуальной и раскрепощенной, угождать мужчинам и нравиться, соответствовать глянцевым идеалам. С другой — мамины принципы и запреты (которые удавалось обойти), а также ее пренебрежительные замечания (которым Лена верила).

Стоит ли удивляться, что Лена выросла со столь же противоречивыми ощущениями по поводу собственного тела, внешности, желаний, сексуальности, удовольствия?

— Надо собой заниматься! — говорит Лена. — По-хорошему во мне надо все изменить. Живот подкачать. Нанять стилиста. Ухаживать за волосами, ногтями. Но я не хочу. Махнула на себя рукой! Все равно ведь я неженственная… Наверное, не люблю себя…

В этом монологе каждая фраза симптоматична. Тут и идея о бесконечном совершенствовании, без которого так и останешься дурнушкой (на этой идее основаны фильмы вроде «Не родись красивой», «Служебный роман» или «Моя прекрасная леди»). И порицание собственной лени, с которой невозможно стать «настоящей женщиной». И стереотипы о женственности и красоте. И мысль о том, что она, эта самая женственность, необходима, а если ее нет — это значит, что человек себя не любит и не принимает. (Хотя вполне возможно, что гендерная идентификация просто не является необходимой для этого человека.)

— Никогда не понимала, что хорошего в сексе, — говорит Лена. — Мне всегда неловко от этого действа. Нелепо как-то и смешно. Удовольствие случалось, но неловкости гораздо больше, и она чаще. А после развода я вообще забыла, что такое секс, и не скучаю по нему. Это ж надо сначала себя в порядок приводить, потом наряжаться, тащиться куда-то знакомиться — да ну! Не стоит оно того.

Для Лены секс — это что-то вроде яхты, на которой два горячих любовника из сериала предаются огненной страсти. Картинка сколь идеализированная, столь же (для умной Лены) и безвкусная, китчевая. Лена, может, и хотела бы заняться сексом, но совершенно не представляет себе, каким образом вписать его в свою картину мира. Она не видит себя в сексе, не знает и не чувствует, какова ее собственная сексуальность, как она соотносится с ее телом и с ней самой как с социальным существом. Где знакомятся? Как заинтересовать себя другим человеком, а его — собой? Как перейти от дружбы к близким отношениям? Когда-то этот путь был проделан Леной с ее мужем, но сейчас он ощущается как что-то, во-первых, непосильное, а во-вторых, смешное (ну в самом деле, не молоденькая уже, и внешность не та… «И волосики жиденькие, и складочки на бочках»). Да, мама тут как тут. Не только она, но с нее все это началось.

И это еще Лену не срамили, не стыдили, не позорили. Не врывались к ней, когда она мастурбировала. Не обзывали шлюхой. А у многих девушек было и это — настоящая символическая кастрация в попытке отбить удовольствие от секса, от собственного тела.

Что стояло за поведением мамы? Сразу несколько причин.

1. Зависть к молодости и страх собственной старости. Мама часто пользовалась умилительными интонациями и уменьшительными суффиксами при описании тела Лены. Ей как бы подсознательно не хотелось, чтобы дочь взрослела, ведь это означало, что сама она стареет.

2. Зависть к тому, что Лена взрослеет в другое время, в гораздо более свободном и бурном мире, полном приключений, опасностей и ярких чувств. Ей самой не удалось так «зажечь», когда она была подростком: приходилось смиряться, стараться, прыгать выше себя, чтобы попасть из глубокой провинции в Москву, а о свободе нравов тогда и вовсе невозможно было помышлять.

3. Искренний страх за ее будущее и моральные устои.

Лишь последний довод был осознанным, потому что за первые два маме пришлось бы стыдиться, если бы она их в себе осознала.

Если вы — мама, никогда не стыдите ребенка за его телесные и сексуальные предпочтения. Никаких насмешек. Только принятие. Если вам страшно, посоветуйтесь с хорошим сексологом или психотерапевтом, почитайте книги о сексуальном воспитании, просвещении. Обязательно говорите с подростком о безопасном сексе, вручите сыну (или дочери) презервативы, напоминайте, что он или она всегда имеет право сказать партнеру «нет». Если же ваш ребенок-подросток действительно гиперсексуален, склонен пускаться во все тяжкие, думает только о сексе, постоянно меняет партнеров, а возможно, еще и пьет и вы опасаетесь, что он может заниматься сексом без презерватива, — проблема вовсе не в его нравственности или воспитании, а в том, почему он удовлетворяет свое влечение именно таким рискованным способом. Причины гиперсексуальности могут быть как психологическими, так и медицинскими, и их невозможно решить путем внушений или наказаний. Такое поведение — «красный флажок» для визита к хорошему педиатру или подростковому психотерапевту с медицинским образованием.

Если вы — взрослый, у которого есть подобный опыт (родители стыдили вас за подростковую сексуальность, высмеивали вашу внешность, заставляли смывать косметику, врывались в комнату, когда вы целовались с девочкой/мальчиком, выслеживали и т. п.), — я вам очень сочувствую. Подобный опыт неприятен в любом случае, а для некоторых он может надолго оставаться травмирующим. В зависимости от того, насколько глубоко и сильно влияние родительских слов, вам может потребоваться собственная рефлексия над ними, несколько визитов к сексологу (этот специалист может помочь вам с принятием собственного тела и сексуальности) или психотерапия.

Мамодержавие

Женщину звали Людмила, и ей было 44 года.

— Знаете, — немного стесняясь, сказала она, — мы хотим развестись, а свекровь нам не дает.

— Как — «не дает»? — не поняла я. — Плачет, что ли? Говорит, что заболеет от горя?

— Нет. — Люда окончательно покраснела. — Понимаете, она управляет нашими деньгами. У нее — все деньги. Мои и мужа. Она нам выдает каждую неделю на текущие расходы. И квартира на нее оформлена. Получается, если мы разведемся, нам детей будет нечем кормить.

Всякое можно услышать на сессиях, но такое — редко.

— А вы можете попросить мужа как-то изменить ситуацию?

— Нет, — поникла Люда. — Он ее боится страшно. И действительно считает, что она лучше умеет управляться с деньгами. Отвык за столько лет.

— Но вы-то понимаете, насколько эта ситуация противоестественна? Двое взрослых самостоятельных людей с хорошей зарплатой живут как подростки, получая от мамы на карманные расходы. Зачем вам это финансовое рабство?!

— Ну, не то чтобы совсем рабство, — раздумчиво возразила Люда. — Ведь деньгами тоже заниматься надо… планировать… Так у нас подушка безопасности есть… А без свекрови мы бы, наверное, все растранжирили…

— Но когда вы разведетесь, вам все равно придется справляться самой, — напомнила я.

— Да почему же? — удивилась Люда. — Она же остается бабушкой наших внуков. Поделит наши деньги пополам и будет выдавать нам поровну. Чтобы все честно. А то мы с мужем ссориться будем, некрасиво получится… Но надо сначала ее уговорить, чтобы разрешила нам развестись. А она ни в какую. Вот я и хотела спросить у вас: как ее убедить, какие привести аргументы?

Эта история совершенно правдива. К сожалению, убедить Люду в том, что власть свекрови над ними чудовищна, не удалось. На вторую консультацию она не пришла.

Настолько экстремальные формы рабства, к счастью, редки. Но несколько раз в практике я встречала ситуации, в которых мама целиком и полностью держала в руках бразды правления в семье сына или дочери. Обычно это происходит, если сама эта старшая женщина еще полна сил и занимает господствующую позицию: у нее много денег или она работает на высокой должности. Люди пожилого возраста чаще властвуют не напрямую, а с помощью либо своего авторитета, либо шантажа («заболею, умру»). Причин много — в разных сочетаниях:

• недоверие «детям» (которые навсегда остаются детьми), желание их беречь и пасти, потому как сами они не справятся, тревога за них;

• желание рулить, властвовать, подминать под себя;

• скрытый страх, что с ней не будут считаться, бросят.

При этом властная «мамодержица» может жаловаться на то, что «только ей приходится принимать решения и обо всем думать», — но отдавать свою власть не хочет ни в какую. Взрослым детям приходится устраивать бунт, а то и настоящую революцию, после которой отношения между участниками портятся тотально и бесповоротно. Но чаще всего на бунт никто не решается. Ситуация длится так долго, что все привыкают к ней, превращаясь даже не в инфантильных девочек и мальчиков, а в домашних эльфов из «Гарри Поттера» — покорных существ, которые видят свое предназначение в служении хозяйке…

Итак, вы — мать, которая не готова выпустить из рук бразды правления?

Однажды у меня на приеме появилась такая глава семьи. Бывшая начальница, которую неожиданно и обидно уволили, когда ей исполнилось 60, была полна сил и энергии, которую ей просто некуда стало девать. И она взялась за семью. К счастью, моя клиентка выгодно отличалась от большинства властных мам, о которых я говорю. Она обладала критическим мышлением.

— От меня все стонут, — сказала она. — Я вмешиваюсь в их сделки с недвижимостью, разруливаю супружеские ссоры и выбираю школы для внуков. Я хочу это прекратить.

Такой уровень осознанности встречается редко. Но к нему можно стремиться, находя для себя место, где вы сможете кем-то руководить. Пусть это будет кружок по плетению из бисера или волейбольная секция, краеведческие или волонтерские группы. Вашу энергию необходимо перенаправить! Если у вас нет творческих идей, попробуйте найти людей, у которых они есть и которым пригодится ваш организаторский драйв.

Что делать, если вы находитесь на верном пути к превращению в домашнего эльфа при властной свекрови или матери?

1. Поймите, что ситуация вам невыгодна. Даже если «императрица» закрывает какие-то существенные для вас потребности, взамен она берет под контроль важную часть вашей жизни. Тот случай, когда делегирование обходится слишком дорого, потому что оно не вполне добровольное.

2. Иногда без ссоры не обойтись. Пойдите на этот шаг. Свобода важнее вечного мира на любых условиях. Конечно, до того как вступать в конфликт, убедитесь, что перепробовали все способы договориться и уладить дело.

3. Возьмите в союзники других членов семьи. Не бойтесь, даже если у властной матери есть реальные ресурсы (финансовые и организационные). Вместе вы точно сильнее ее.

Со мной никто не сравнится

Эта история — не о моей клиентке. Я прочитала о ней в соцсетях, и она поразила меня до глубины души.

Женщине, которая рассказывает эту историю, сейчас около 40. Она (назовем ее Софьей) счастливо замужем, живет в далекой стране на другом континенте. Софья — маркетолог и влиятельный блогер, умеет захватывающе писать даже о мясорубках или ремонте, не говоря уж о косметике, стиле и воспитании детей.

Когда-то Софья жила в России. Ее родители были вполне состоятельными людьми: отец — известный журналист, ставший бизнесменом в 1990-е. Софья впервые вышла замуж в 20 лет. Молодой жених не был очень уж богат, но у него тоже был свой бизнес. (Все эти материальные подробности важны для нашей истории.)

Представьте себе: свадьба, устроенная без особого размаха, но со вкусом. Симпатичный ресторанчик, человек 30–40 гостей. Невеста в нарядном, но не в традиционном белом платье. Хорошие вина, интеллигентные люди. Кульминационный момент церемонии: жених преподносит невесте пышный букет желтых роз и кольцо с сапфиром. И тут на сцену врывается счастливая теща, мать невесты.

— Вносите! — кричит она и делает энергичные жесты руками.

Распахиваются двери — обе створки. И специально нанятые люди вносят гигантский букет красных роз. Это не просто букет — это венец творения, царь букетов, Вавилонская башня из цветов. Все потрясены.

— В нем 1975 цветков! Это число — год рождения невесты! — гордо объявляет теща.

Жених задумчиво смотрит на свой желтый букет. Рядом с букетом тещи он выглядит… скажем прямо, очень скромно. Это обычный букет, в нем нет ничего сверхъестественного, кроме того что он свадебный и подарен по особому случаю. Букет тещи буквально затмил его.

— Но и это еще не все! — кричит окрыленная успехом теща, как будто выкладывая перед покупателем свой товар. — ВНОСИТЕ!!!

Еще два специально нанятых человека вносят на хрустальном подносе ключи.

— Ключи!!! — кричит теща. — От автомобиля Porsche, уникальный дизайнерский тюнинг! И эти ключи мы дарим нашей дорогой, горячо любимой дочери в этот прекрасный день!

Жених совершенно раздавлен. Ему 25. Он отличный специалист, но он еще не успел заработать на Porsche. Конечно, он не может дать юной невесте столько, сколько может дать мама. Получается, что именно она — главная на этом празднике. А ему приходится делать вид, что все нормально, хотя он и испытывает некоторое смятение.

Невеста незаметно пожимает ему руку. Ей тоже не по себе от шикарных жестов матери. Она притворяется, что рада и поражена, как и другие гости, но на деле это не так. Жениху становится чуть легче.

— В тот момент я была в бешенстве, мне хотелось рыдать, — поделилась Софья со своими подписчиками. — Думаю, читая об этом, многие из вас не поймут, в чем проблема. Porsche на свадьбу и богатые родители — это же прекрасно! Большинство сталкивается с совершенно другими трудностями. Меня могут счесть неблагодарной или инфантильной. Но поймите: мы не выбираем, где родиться. И большие деньги родителей, и их нехватка могут вызывать проблемы. Просто эти проблемы разные.

Что стоит за жестом матери Софьи? Почему она повела себя подобным образом?

За этим стоит все то же желание власти над всем, что происходит в жизни выросшего ребенка. Причем не просто власти, а ее демонстрации. В данном случае мама украла у дочери свадьбу, присвоила ее. Она как бы показала: этот праздник не ваш, а мой. Вы никогда меня не переплюнете. Главный человек тут — я, а не жених. Я остаюсь главной фигурой власти для невесты, а ты — сопляк со своими микроскопическими букетиками и скромными сапфирчиками. «Ты ее не взял, она по-прежнему моя, — вот что, в сущности, говорит мать Софьи. — Ваша свадьба — это не по-настоящему, она все равно остается в рамках моей власти над дочерью. Я могу купить вас обоих с потрохами».

И Софья права — эта демонстрация власти отвратительна. Мать, как ни парадоксально, богатыми подарками унизила молодых. Важно, что и Софья, и жених на тот момент уже были самостоятельными молодыми людьми. Софья никогда не вела себя как золотая молодежь, рано начала трудиться в сфере, далекой от отцовских связей. Жених в свои 25 лет был успешным молодым специалистом-айтишником. Супербукет и Porsche как бы загоняли их в совершенно чуждую им роль балованных детишек, у которых нет своей воли.

Конечно, на этом мать не остановилась — унижения продолжались. Молодая семья оказалась уязвимой перед ними. Например, у них не хватило духа отказаться от подаренной машины. Спустя два года брак завершился. Не только из-за тещи, конечно, но ее вклад в развал отношений Софьи с первым мужем был значительным.

Ваша мать не останавливается ни перед чем, чтобы унизить вас, любой ценой загнать в роль несмышленого ребенка, присвоить ваши достижения или радости?

Вряд ли вам удастся договориться по-хорошему. Человек, который предпринимает активные действия, самоутверждаясь за ваш счет, не удовлетворится ничем, кроме вашего унижения. Это тот самый случай, когда придется идти на открытый конфликт. Немаловажно понять, насколько вы в реальности зависимы от матери. Постарайтесь по максимуму дистанцироваться и сделать это так же наглядно, как мать пытается присвоить вас. Не просто будьте независимы в реальности — настойчиво подчеркивайте это.

Если ваш случай тяжелее, чем у Софьи (у матери — деньги, влияние, она угрожает вам, или вы по каким-то причинам находитесь в реальной зависимости от нее), нужно искать помощи и поддержки, иногда и материальной. Певица Бритни Спирс много лет провела под опекой отца, запрещавшего ей выходить замуж и рожать детей под предлогом ее психического нездоровья. Ей удалось получить помощь и освободиться из-под отцовского ига. Не такими резонансными и наглядными могут быть истории обычных людей. Может сбивать с толку то, что человек, в зависимость от которого вы попали, — ваша мать. Но правда в том, что вы взрослый свободный человек и имеете право жить свою жизнь, а не быть покорным чужой воле, пусть даже воле близкого родственника. Путь освобождения от зависимости может включать юридическую, финансовую помощь и психотерапию.