Майор милиции

Глава IX Дверь закрыта изнутри

Казалось, все предвещало скорое окончание расследования. И вот столкнулись с новой драмой, с новой загадкой.

Вернувшись из ближайшего отделения милиции, где он говорил по телефону, Гончаров предложил Дроздову снять посты.

— Я это уже сделал, — ответил Дроздов.

— Передайте Коваленко, пусть пойдет к Фагурновой, успокоит ее и осторожно допросит.

Когда Дроздов вышел, Гончаров откинулся на спинку стула, устало потянулся, но тут же резко встал, потер лоб, голову, взлохматил волосы. Считая, видимо, достаточной эту встряску, он подошел к большому старинному зеркалу в золоченой раме, висевшему в простенке между окнами, причесался, достал папиросы и предложил мне закурить.

— Вы много курите, товарищ майор. Это вредно, — заметил я.

— Вредно! — согласился Гончаров и сделал сильную затяжку.

— Федор Георгиевич, скажите, что здесь произошло, убийство или самоубийство?

Гончаров затянулся, медленно выпустил дым и стал старательно сдувать с плюшевой скатерти какую-то пылинку.

— Ничего нельзя утверждать, пока не будут произведены осмотр и судебно-медицинская экспертиза. Однако полагаю, что и здесь убийство.

— Но каким образом, находясь в садике, вы догадались, что оно произошло? Неужели по следам на дорожке?

— Да, по следам.

— Тогда, значит, кто-то влез к Марчевской в комнату?

— Сейчас мы все узнаем точно. — Майор встал и пошел навстречу входящим в комнату врачу, сотрудникам милиции, прибывшим со служебной собакой, фотоаппаратами, осветительными приборами.

Сзади, стараясь тихо ступать, с серьезными, торжественными лицами шли понятые — двое пожилых граждан: мужчина в защитном кителе без погон и высокого роста худощавая черноглазая женщина.

Гончаров наметил порядок работы, все его одобрили и тут же направились в комнату Марчевской. Зажглись яркие лампы, начался осмотр и фотографирование.

Вскоре приехал прокурор, плотный мужчина с большой лысиной, в коричневой форме советника юстиции. Пробыв в комнате убитой минут тридцать, он вышел обратно и, приняв меня за сотрудника милиции, попросил пригласить к нему квартирохозяйку. Я пошел на кухню, где Коваленко вела допрос старушки, и передал просьбу прокурора.

При появлении Фагурновой прокурор встал, придвинул ей стул и, дождавшись, когда она села, опустился в кресло напротив нее. Коваленко, вошедшая вслед за старухой, протянула ему начатый протокол. Он поблагодарил, пригласил Коваленко сесть рядом, пробежал глазами протокол и обратился к Фагурновой с просьбой рассказать, как давно проживала в этом доме покойная и что известно о ее жизни.

Фагурнова стала рассказывать, нередко отвлекаясь воспоминаниями, вздыхая и причитая.

Прокурор терпеливо слушал, не поправляя старушку, не подсказывая просившихся слов, когда та в затруднении останавливалась.

— Приблизительно полгода тому назад появился этот Вадик, — рассказывала Фагурнова, — Вадим Александрович Грачев, ох, лучше бы его совсем не было…

— Почему? — поинтересовался прокурор.

— Изменилась Валюша, как с ним познакомилась. Так собой он ничего, приятный, обходительный. Меня все бабусей да бабусей звал. А Валю вроде как подменили. Раньше мы жили тихо, спокойно, а за последнее время забежит она ко мне, поплачет, повздыхает, чувствую, что хочет мне довериться, да все не решается. «Валя, — говорю, — что у тебя на сердце?» — а она только рукой махнет, слезами зальется. «Боюсь я его, — говорит, — тетя Саша, не думала, не гадала, что у меня так жизнь сложится». Да я и сама замечать стала… Тихий-то он тихий, а она его пуще смерти боится.

— Где он живет? Где работает?

— Не знаю. Ничего мне Валя про то не говорила. Только начну о нем спрашивать, она насупится, губы задрожат, побледнеет, рукой махнет и уйдет к себе.

— Грачев помогал Марчевской деньгами?

— Да что вы! — Старушка сокрушенно закачала головой. — Какие деньги, батюшка? Раньше-то, до Вадика, Валюша жила хорошо, а как он появился, стала жаловаться на трудности. Как пиявка, он у нее все вытягивал.

Прокурор помолчал немного и спросил:

— Сколько, вы думаете, лет Грачеву?

— Лет тридцать, а может, и меньше.

— У него есть какая-нибудь специальность?

— Валя говорила, он хороший шофер.

— Какой он из себя?

— Я уж не знаю, как описать его. Высокий, здоровый, не то чтобы красивый, но ничего.

— Как одевается?

— Обыкновенно. Пиджак серый, рубашка, галстук. Скромно одевается.

Коваленко поднялась и попросила разрешения справиться о Грачеве в адресном бюро.

— Кто еще проживает в вашей квартире? — спросил прокурор.

— Никто, мы вдвоем.

— Когда Вадим Александрович был у Вали в последний раз?

— Вчера.

— Когда ушел?

— Не слыхала я. Наверное, поздно. Я спать легла.

— Сколько ключей у вас от комнаты Марчевской?

— У Вали один ключ. Другой находится у меня. Я отдала его вот им. — Фагурнова показала на меня. Она снова всхлипнула и поднесла к лицу мокрый от слез платок.

Прокурор подождал, пока Фагурнова успокоится, и спросил:

— Как запирается наружная дверь?

— Парадную я запираю на дверной ключ, а на ночь, да и днем иногда держу на засове. У меня хороший, крепкий засов, еще покойный муж сделал. Иногда я цепочку набрасываю.

— Значит, сегодня утром дверь оказалась отпертой?

— Нет! — удивилась старушка. — Дверь на засове была. Утром гляжу: Валя не встает. Стучу к ней, молчит. Потом смотрю: наружная дверь заперта, засов на месте.

— Вы твердо помните, что утром дверь была закрыта на засов и заперта на ключ? — переспросил прокурор.

— А как же! И сегодня и вчера. Сегодня-то я и вовсе не выходила. Плохо себя чувствую. Весь день пролежала.

— Странно, — вполголоса заметил прокурор; подумав немного, он спросил: — У вас есть еще двери на улицу?

— Есть из кухни, только она забита наглухо. Мы ею не пользуемся.

— А окна? Все запираются?

— Я каждый вечер, батюшка, проверяю и в кухне и везде, и даже ставни закрываю.

— В какое время вчера пришел Вадим Александрович?

— Они вчера вечером часов в одиннадцать вместе явились. Я им открыла. Валя мне сказала: «Мы, наверное, скоро уйдем». Вот я сегодня утром и подумала… Стара стала, все забываю, небось, спросонья дверь за ними сама закрыла, а потом и запамятовала. Вы уж извините, товарищ начальник, как-никак, семьдесят третий годок пошел…

— Будьте добры, товарищ, — обратился ко мне прокурор, — позовите сюда майора Гончарова. А вы, — обратился он к вернувшейся Коваленко, — заканчивайте допрос.

Коваленко с Фагурновой ушли на кухню, я пошел за Гончаровым и в передней столкнулся с санитарами, выносившими тело Марчевской для отправки в морг.

— Федор Георгиевич, оказывается, не только окна, но и двери сегодня утром оказались запертыми изнутри, — этими словами прокурор встретил вошедшего Гончарова.

— Да, я обратил внимание на это обстоятельство, — ответил Гончаров.

— Но если из квартиры никто не выходил, — продолжал прокурор, — значит, никого, кроме Марчевской и Фагурновой, не было. Кто же тогда убил Марчевскую?

— Я надеюсь, вы не предполагаете, что Фагурнова причастна к преступлению? — спросил Гончаров.

— Конечно, нет! — улыбнулся прокурор. — Надо полагать, что к этому преступлению имеет отношение знакомый Марчевской — Грачев. Но исчезновение его отсюда мне непонятно. Может быть, у вас имеются новые данные?

— Товарищ прокурор, — вопросом на вопрос ответил майор, — вы были в палисаднике?

— Нет. А что?

— Пойдемте. Я вам покажу кое-что интересное.

Прокурор с Гончаровым вышли из квартиры. Я пошел вслед за ними.

У ограды двора уже толпился взволнованный народ. До меня донеслись реплики.

— Что делается! — вздыхала пожилая женщина в синем с горошком платье и белым кружевным воротничком. — И откуда среди нас такие изверги берутся?

— В семье не без урода, — ответил чей-то низкий мужской голос.

— Я бы с такими паразитами, — ожесточенно говорил молодой мужчина с новым детским велосипедом и продуктовой сумкой в руках, — я бы с такими гадами, как с самыми лютыми врагами, расправлялся!

— Надо еще словить их, — возразил тот же низкий мужской голос.

— Будьте спокойны, всех переловят, — уверенно сказал стоявший впереди всех мужчина в летнем полотняном пиджаке с двумя рядами орденских планок.