Майор милиции

Глава X Грачев-Огурчиков-Бороздин

Работы в палисаднике заканчивались. Проводник собаки, записав результаты ее поисков, сидел на скамейке и, покуривая, ожидал дальнейших распоряжений Гончарова.

Молодой человек с комсомольским значком в петлице хлопотал над просушкой слепков следов и осторожно ножичком срезал с них наплывы гипса.

— Александр Иванович, — обратился к нему Гончаров, — что со следами пальцев на окне?

Молодой человек подошел к майору и тихо сказал, что следы уже обработаны и отправлены для срочной проверки.

— А почему из-под окна воду не отвели?

— А разве нужно? — спросил Александр Иванович. — Смотрите, товарищ майор, сколько мы отлили слепков. И ведь все равно там, в воде, следы вряд ли хорошо сохранились.

— Вы не мудрите. Это нужно сделать обязательно!

— Слушаюсь. Сейчас сделаем.

— Какие шажки мелкие и неровные! — заметил прокурор, поглядев на следы.

— Правильно! Очень интересные следы! — подтвердил Гончаров.

Я подошел к Александру Ивановичу, начавшему отводить воду из лужи под окном Марчевской.

— Скажите, — обратился я к нему, — что значит «интересные следы»? Я понимаю: интересная книга, интересная пьеса… Объясните, пожалуйста, как вы делите следы на неинтересные и интересные?

Александр Иванович засмеялся и спросил:

— Вы видите, куда ведут эти следы?

— Вижу. Кто-то подходил, а может быть, и влез в окно.

— Нет. Неверно. Никто не подходил, и никто не лез в окно.

— Но ведь следы обращены к этому окну. Вот ямка от каблука, впереди — от подошвы.

Александр Иванович покачал головой. Взяв из лежавшего рядом раскрытого чемодана резиновую грушу, он стал аккуратно отсасывать остатки воды из следов, отпечатавшихся в мягкой глине.

— Не кажется ли вам странной близость следов друг от друга? — заговорил он снова, отложив грушу и нарезая ножницами полоски из промокательной бумаги.

— Честно говоря, нет!

— Сразу видно, что вы не следопыт. Следы очень часты. Посмотрите, как короток шаг. Размер такого шага, если учесть размер обуви, никак несвойственен шагу взрослого человека, и линия пути ломаная. Это вам тоже ни о чем не говорит?

Я снова стал разглядывать дорожку.

Подошли Гончаров с прокурором. Они внимательно прислушивались к объяснениям Александра Ивановича.

— К этому следует добавить, — продолжал тот, — что человек, идущий нормальным шагом, ступает сперва всей тяжестью тела на пятку, а затем на подошву. Вы представляете себе движение пресса с промокательной бумагой по написанному чернилами письму? Нога, обутая в ботинок, точно так же ступает сперва на каблук, затем как бы прокатывается на земле от каблука на подошву. Таким образом, от заднего острого края каблука обозначается резче след. Понятно?

— Понятно, но ведь здесь вся ступня хорошо отпечаталась на глине!

— Нет, в данном случае произошло необычное явление.

Носок, вернее, его передний край, оставил след глубже и яснее, чем каблук.

Вмешался Гончаров:

— Человек пятился назад и ступал не на пятку, а на носок. Чтобы не поскользнуться и не упасть на мокрой, размытой дождем глинистой дорожке, он часто оглядывался. Вот вам объяснение, почему линия пути получилась ломаной. Далее… Человек не влез в окно, а выпрыгнул из него. Глубокие следы от прыжка находятся под самым окном, но там они были скрыты от нас лужей.

— Каким же образом окно оказалось запертым изнутри? — удивился прокурор.

— Это — главное, что я хотел вам показать. Никаких чудес здесь нет. Я осматривал окно: оно заперто только на нижний засов, который немного заржавел и может задерживаться в верхнем положении. При самом незначительном толчке засов соскальзывает вниз и, опускаясь в гнездо, запирает окно. Когда преступник захлопнул за собой окно, оно заперлось, и это обстоятельство ввело вас в заблуждение.

Гончаров помолчал, потом вновь заговорил:

— Мне кажется, история этого преступления такова. После убийства Орлова Грачев и Марчевская не сразу вернулись домой. Страх гнал их от дома. Дальнейшее пока можно только предполагать. Надо думать, что Марчевская увидела, в какую пропасть она брошена своим милым другом, а он понял, что Марчевская — опасный свидетель. Произошло объяснение, ссора — и в результате Марчевской не стало… Дождь перестал на рассвете, часов в пять утра, значит, этот человек выпрыгнул в окно и ушел от Марчевской позднее, когда дождь прекратился, иначе следы были бы размыты. Грачев, если можно так выразиться, лгал ногами. Он хотел, чтобы сотрудники милиции по направлению следов решили, что убийца проник в комнату с улицы, и на этом основании вывели заключение, что он посторонний человек и его надо искать вне круга знакомых Марчевской. А о том, что, кроме этих следов, оставлены десятки других, Грачев и не подумал.

Как бы в подтверждение этих слов подошедшая Коваленко доложила, что в адресном столе Грачев Вадим Александрович двадцати восьми — тридцати лет, по профессии шофер, не значится, но что по отпечаткам пальцев на стекле окна и на разных вещах в комнате Марчевской личность убийцы установлена. Это преступник-рецидивист, неоднократно судившийся за грабежи.

— Грачев — его настоящая фамилия? — поинтересовался прокурор.

— Нет, — ответила Коваленко, — Грачев Вадим Александрович, он же Огурчиков Сергей Иванович, ранее был зарегистрирован как Бороздин Николай Степанович.

— Недурно! — усмехнулся прокурор. — У этого человека содержательное прошлое.

— Грачев-Огурчиков-Бороздин? Этого субъекта я немного знаю… да-да. Я читал его дело после одного из арестов, — сказал майор. Он потер лоб, вспоминая ускользнувшие из памяти детали, и неторопливо заговорил:

— Из школы его выгнали за пьянство, за хулиганские выходки. В компании таких же бездельников он пропадал на бегах, в ресторанах, добывая для этого деньги любыми путями. Отец его, помнится, занимался какими-то темными, спекулятивными махинациями.

— Но куда скрылся Грачев? Где его искать? Ведь нет никаких данных! — огорченно сказал я.

— Неверно! — возразил Гончаров. — Не забывайте, что до последнего дня Грачев открыто встречался с Марчевской, открыто навещал ее. Это многого стоит. Убитая здесь жила не один год, у нее, должно быть, немало подруг и просто знакомых…

Вернувшись в дом, я чувствовал себя слегка утомленным. Сказывались волнение и напряженность прошедшего дня. Я присел возле окна и задумался о том, как нужно не любить жизнь, людей, чтобы совершать подобные преступления.

— Мечтаете? — раздался знакомый, чуть глуховатый голос майора. — Но почему у вас такой унылый вид? Устали?

— А чему радоваться, Федор Георгиевич? Оснований для веселья маловато.

— Ну, знаете, в нашем деле пессимистом быть нельзя… Пессимизм везде вреден, а в нашем деле особенно.

Майор сел за стол и закурил. Вскоре он сам нарушил молчание, как будто продолжая недавний разговор:

— Вот вы сказали, нет данных… Никитин и Фагурнова характеризовали Марчевскую как веселую, жизнерадостную женщину. Мы установили, что у нее была подруга, которая часто заходила к Марчевской, и они делились своими сердечными тайнами. Так было раньше, так было и в первые дни знакомства Марчевской с Грачевым.

— И вы нашли эту подругу?

— Нашел и даже побеседовал с ней. — Гончаров закурил вторую папиросу.

— За последнее время Марчевскую словно подменили. Она стала избегать людей, сторониться знакомых. Это произошло, как можно догадаться, с того момента, когда она увидела настоящее лицо своего ухажера… С этого времени если Марчевская и говорила что-нибудь о своем приятеле, то только ложь. Она уже была целиком под его влиянием, она боялась и выполняла его волю. Но меня интересовал более ранний период, когда Марчевская еще не была посвящена в преступные планы Грачева… Подруга Марчевской Дуся Преображенская живет недалеко отсюда. Сейчас у нее находится Коваленко. Женщинам легче будет потолковать по душам, пооткровенничать, обо всем договориться.

В комнату стремительно вошла Коваленко.

— Ну как? — спросил Гончаров, вставая.

— Все в порядке. Дуся знала Грачева. Марчевская их познакомила. Он ей понравился. Недели две назад Марчевская спросила Дусю, не может ли она указать кого-нибудь, кто сдал бы комнату на время за городом.

— Понятно. Прописка в Москве не устраивала преступника.

— По-видимому. Такую комнату Дуся нашла. Вернее, не она, а молочница Лина, которая носит ей молоко. В Локтеве, где живет сама.

— А фамилию молочницы Дуся знает?

— Нет. Лина сегодня днем была здесь.

— Обидно. — Гончаров потер лоб. — Локтево… Если не ошибаюсь, это тридцать девятый километр от Москвы. Жаль, что уже порядком стемнело. Но ничего не поделаешь, нужно ехать сейчас же Не такая уж сложная задача разыскать молочницу Лину. Товарищ Дроздов, подготовьте людей к операции. Кстати, Вера Анатольевна, как выглядит Лина, вы поинтересовались?

— Да, товарищ майор. Невысокого роста, лет сорока пяти, одинокая. Ничего примечательного Дуся мне сообщить о ней не могла.

— Ну что же, и на том спасибо. Собирайтесь, товарищ Дроздов. А вы, — Гончаров ласково посмотрел на Коваленко, — идите отдыхать. Отвезите документы в управление — и домой.

Коваленко крепко, по-мужски, пожала мне руку и вышла из комнаты, следом за ней вышел Дроздов. Мы снова остались вдвоем.

— Федор Георгиевич, — спросил я, — имеет ли смысл ехать ночью? Не лучше ли утром, когда станет светло?

— А если он сегодня еще кого-нибудь убьет? Нет. Медлить нельзя. Надо ехать, и как можно быстрее.

Однако на этот раз судьба нам улыбнулась. За дверью послышался шум. Кто-то с кем-то отчаянно спорил, доказывал, уговаривал, временами повышая голос. Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге мы увидели мужчину лет сорока, высокого, с худым остроносым лицом. Мужчина казался очень взволнованным. Его бледное лицо было влажно. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Вместе с незнакомцем на пороге появился милиционер.

— Я просил вас, гражданин, немного подождать. Разве можно так… напролом! — с возмущением говорил милиционер, пытаясь оттеснить посетителя из комнаты. Обращаясь к Гончарову, он объяснил: — Они говорят, из Локтева приехали, срочное дело, к вам рвутся.

Гончаров широкими шагами шел им навстречу.

— Очень хорошо, что вы приехали, очень хорошо!.. — Он долго тряс руку пришедшего. — Прошу, садитесь. Вы хотите нам рассказать про человека в сером костюме, не правда ли? Да вы садитесь, пожалуйста!

Милиционер удивленно пожал плечами и вышел. Вновь прибывший в изумлении уставился на Гончарова.

— Вы меня знаете? — испуганно спросил он.

— Нет, я вас не знаю. Но вы сказали, что хотите что-то сообщить срочное, что же тут удивительного? Советский человек хочет помочь милиции, так у нас всегда бывает. Прошу вас.

Мужчина вынул из бокового кармана пиджака паспорт и, протягивая его Гончарову, сказал:

— Моя фамилия — Кривошеев, Сергей Михайлович.

— Очень приятно познакомиться, Сергей Михайлович, — ответил Гончаров, даже не посмотрев на паспорт.

Кривошеев внезапно умолк, побледнел и схватился обеими руками за голову.

— Что с вами?

— Я страдаю головными болями, — словно извиняясь, объяснил посетитель. — Был контужен. Сейчас пройдет. Разволновался. У меня это часто бывает.

— А вы не волнуйтесь, рассказывайте все по порядку, лучше всего с того момента, когда вы в первый раз увидели мужчину в сером костюме.

— Я увидел его в первый раз, — словно отвечая заученный урок, начал Кривошеев, — недели две назад. Его привела ко мне соседка по даче — Ушакова Акулина Павловна.

— Молочница Лина?

— Да, так ее зовут все. Она попросила меня сдать этому человеку верх дачки. Одну комнату с террасой. У меня маленькая дачка в Локтеве. Я согласился. И вот ко мне приехал еще молодой мужчина, точно, в сером костюме. Он принял все мои условия. Переехал. А сегодня я встретил Лину. Она мне рассказала, что Марчевская, которая брала у нее молоко, убита… А человек, которого она привела ко мне, — друг Марчевской. Она даже у него не раз на даче бывала. Вот у меня и мелькнуло подозрение, не имеет ли этот человек отношения к убийству. Я спросил у Лины адрес и приехал.

— А почему вы его заподозрили? — поинтересовался Гончаров.

— Видите ли, — запинаясь, проговорил Кривошеев, — у моего жильца какие-то неполадки с паспортом. Живет он без прописки, нигде не работает, в общем, странный образ жизни ведет… Я, конечно, понимаю, что нарушил паспортный режим, но…

Гончаров усмехнулся.

— Но… жилец предложил вам хорошую плату, и вы решили пойти на такое нарушение.

Кривошеев молча опустил голову.

— Когда вы его в последний раз видели?

— Сегодня он не ночевал дома. Приехал на дачу незадолго до моего отъезда.

Гончаров посмотрел на часы.

— Сейчас без четверти одиннадцать. Надо поторопиться.

— Надо торопиться! — как эхо, повторил Кривошеев.

— Вы, Сергей Михайлович, поедете с нами. Главное, не мешкать.