Меч-кладенец

«Раб — это не имя»

Утренний, только что проснувшийся ветер охватил невидимыми ладонями лицо Вела, пригнул высокие стебли трав, волной пробежал по их светлым метелкам. Вел раскапывал нору земляного зайца, когда ветер донес до него едва уловимый запах дыма и печеного хлеба, запах жилья. Вел осторожно привстал над высокой травой. Так и есть! В той стороне, куда он шел и откуда сейчас прилетел ветер, виднелись крыши жилищ. Одна, две, три… Пять крыш. Большой род в тех жилищах живет!

Вел снова прилег на землю, крепким, широким ножом принялся дальше раскапывать нору. Но запах хлеба лез в ноздри, дразнил, смеялся над Велом. Жилища людей неудержимо влекли к себе его мысли. Может быть, он сумеет раздобыть там не только хлеб, но и одежду? Плохо ему в одной только набедренной повязке. Правда, кожа его за то время, что он скитался в степях, уже привыкла к жаркому солнцу, стала темной и крепкой. Да и тепло уже стало, лето пришло. Но как без одежды ходить?

Посмотрев на глубоко уже разрытую нору земляного зайца, Вел усмехнулся:

— Хороший, заботливый у тебя Дух-хранитель! Ладно, оставайся живой, заяц. Вел к жилищам людей пойдет, не тронет тебя.

Встав на колени, Вел еще раз внимательно осмотрелся. До жилищ было не меньше десяти полетов стрелы. Вот почему ночью их не было видно. И ветер тогда с другой стороны дул. Из всех жилищ только над двумя дымок поднимался. Нет, не так уж много людей в тех жилищах живет. Обернув пучком травы нож, чтобы не блеснул случайно на солнце, Вел взял его в зубы и, пригнувшись, стал на локтях и коленях быстро пробираться сквозь травяные заросли. Ему не надо было вставать и осматриваться, чутье и слух безошибочно вели его к жилищам конных людей. Все слышнее ржание коней, тявканье собак у жилищ. И чем ближе, тем осторожнее полз Вел. Хорошо, что против ветра заходить не надо, ветер дует навстречу Велу, помогает ему, относит запах Вела назад.

Двое конных воинов гнали табун коней от жилищ. Вел лег в траву, стал дожидаться, когда подальше они отъедут. Ближе к Велу кормился еще один конь. Время от времени он поднимал голову, неуклюже прыгал, потом снова начинал кормиться. Вел знал, что это значит. Конные люди, когда пускают коня пастись, передние ноги ему ремнем связывают, чтобы не мог далеко убежать. Значит, где-то рядом должен быть воин, хозяин коня. На коне чехол с луком висит, но воина не видно. Наверно, в траве лежит, отдыхает. Немного в стороне от коня двигаются в ряд женщины, низко склонившись. Делают что-то. Плохо их видно из-за высокой травы.

Вел подполз ближе. Вот и конец травяным зарослям. Дальше черное, взрыхленное поле идет. Вел пересчитал женщин. Два раза по пять получилось и еще две. Но они далеко, дальше, чем конь со связанными ногами и воин, у коня отдыхающий. Вот он! На подстилке из шкур бараньих лежит, как Фабан во время ночевок. И одежда у него как у Фабана, и борода, и длинные волосы. Каф это! А женщины все плохо одеты, в лохмотьях. Да и не нужна Велу одежда женщин. Ему надо воина этого захватить. Какое копье у него! Наконечник как нож большой — широкий, блестящий. Воин лежит, не ждет нападения. Видно, женщин работающих сторожит. Даже стыдно убивать такого беспечного воина. Вел прикинул на глаз расстояние. Не больше пяти прыжков до него.

Бородатый воин повернулся на своей подстилке, посмотрел на женщин и опять, зевнув, закрыл глаза. Вел ждал. Пусть заснет. Всегда у кафов и людей города так: одни работают, другие лежат, ничего не делая. Сколько уж раз видел такое Вел! И всегда те, что работают, в отрепья одеты, а те, что лежат, — в самые лучшие одежды. Почему так?!

Когда воин захрапел, Вел поднялся, неслышными шагами пошел по мягкой, взрыхленной земле прямо к спящему. Смотрел не на него, а мимо, чтобы тот не проснулся, почувствовав взгляд человека. Вел подошел так близко, что ногой мог наступить на копье воина. Он так и сделал. И тут же крикнул вдруг страшным голосом. Воин дернулся всем телом, вскочил, уставился на Вела круглыми от страха глазами.

Так ничего и не успев понять, ушел кафский воин в страну предков. Оцепеневшие от боевого клича Вела женщины увидели только, как обнаженный большой человек, перешагнув через труп, не торопясь шел к стреноженному коню. С криком кинулись женщины бежать. Вел ждал этого. Пусть кричат. Пусть бегут. Конь, копье, подстилка из бараньих шкур, одежда кафского воина теперь у него. Кто догонит Вела на коне, да еще луком и стрелами вооруженного?

Не дойдя до коня, Вел остановился. Одна из женщин почему-то не убежала. Почему? Вел посмотрел на нее. Волосы светлые, длинные, ноги босые… А! Вот почему не убежала она: на ногах кольца и цепь между ними.

Вел подошел к женщине, нагнулся, потрогал цепь. Короткая. Не только бежать — шагом идти с трудом позволяет. Вел воткнул копье в землю, присел на корточки, перекрутил цепь так, чтобы одно кольцо на другое легло, чтобы одно другое ломало. Нажал. Крепкая цепь. Но и у Вела теперь сила была! Лопнуло кольцо, разошлось. На каждой ноге осталось по браслету и обрывки цепи. Встал Вел, посмотрел в лицо женщины, улыбнулся:

— Беги теперь! Иди куда хочешь.

Она откинула волосы, и Вел удивился: совсем молодая, девчонка. А он думал — старуха.

— Куда бежать? Поймают меня кафы.

Еще больше Вел удивился: откуда она язык венов знает? Хоть и не очень правильно некоторые слова говорит. И на женщин его племени похожа. Светлые волосы у нее и глаза синие. Красивая.

— Смотри! — тронула девушка Вела за руку.

Тот обернулся. От жилищ к ним скакали четыре конных воина.

Хитры и коварны кафы. Но и они допускают ошибки. Видя перед собой только одного пешего, обнаженного человека, они захотели поймать его живым. Это их и сгубило. Откуда им было знать, как ловко умеет Вел действовать мечом и копьем, как быстры его движения, как точен глаз и сильна рука? Конные воины ничего не знали об этом. И вот уже двое из них лежат на земле, а двое других, испуганные, отъехали подальше, за черные веревки свои взялись. Но Вел уже хорошо знал эти веревки. Он их тут же мечом рассек, едва его первая петля захватила. Тогда воины выхватили луки, заехав с двух сторон. Плохо стало Велу. Как ни крутись, а не уследить сразу за двумя лучниками. Вот уже одна стрела ему в бедро вонзилась, другая совсем рядом прошла. И не достать ему конных воинов ни копьем, ни мечом. Кружатся они, близко к нему не приближаются, все хотят в ноги Велу попасть, чтобы свалился он. Неожиданно в грудь одному из них впилась стрела. Потом второй воин на шею коня упал со стрелой в спине. Как и когда девушка с разорванной цепью подобрала лук и стрелы убитого кафского воина, Вел не видел, слишком занят был противниками.

Вдвоем с девушкой они быстро подобрали оружие, поймали коней. Вел привязал к спинам животных завернутые в кафские меховые подстилки копья, колчаны, одежду. Потом, прихватив каждый по луку со стрелами и по ножу в чехлах, оба сели на коней, взяв в повод по второму.

— Едем! — воскликнул Вел, направляя своего черного, как уголь, коня по прежнему пути, на полночь.

— Нет! Туда нельзя ехать. Кафы догонят. Вот сюда ехать надо, на заход солнца!

Видя, что Вел колеблется, девушка подъехала к нему ближе, обтерла ему кровь на бедре, сказала тихо:

— Я знаю. Два раза от кафов убегала. На полночь нельзя ехать. Там степь, воды нет. И спрятаться негде.

Вел думал. Да, эта меткая лучница правильно говорит. Надо к реке, к лесу ехать, если есть они здесь. Но не сейчас, на глазах у кафов, а ночью.

— Ничего. Пусть видят, что мы поскакали не на заход солнца, а на полночь! — сказал Вел и пустил своего коня вскачь.

Когда крыши кафских жилищ скрылись из вида, Вел слез с коня, надел на себя одежду кафского воина. И девушка тоже рубашку кожаную кафскую на себя натянула, сбросив свои отрепья. Дальше поехали рядом, не торопясь.

— Ты кто? Как тебя зовут, какого ты рода и племени? — спросил Вел. — Откуда язык венов знаешь?

— Язык венов? — удивилась та. — Значит, ты вен, а не ивич?

— Да, вен. Наше племя живет там, далеко в лесах, — показал Вел рукой на север.

— Знаю. Вас кожеедами называют! — прыснула в ладонь девушка. — Значит, ты вен. Вот почему ты так неправильно слова произносишь.

— Неправда! Это ты неправильно на языке венов говоришь! — рассердился Вел. Он почему-то не мог прямо смотреть на свою спутницу, все украдкой поглядывал, прячась. Потому и рассердился сам на себя. — Это тебе надо учиться правильно наши слова говорить.

Подавив улыбку, девушка согласно кивнула головой:

— Хорошо. Я буду учиться. Скажи, как правильно произносить твое имя?

— Вел… Не Вель, как ты говоришь, а В-е-л…

— Я поняла: Вел. А меня — Лана.

Вел опять украдкой посмотрел на ее длинные, рассыпавшиеся по спине волосы, на брови, как ласточкины крылья, на смеющиеся губы. И ему стало хорошо. Он усмехнулся добродушно.

— Смелая ты. Ловкая. Из лука метко стреляешь. И красивая. Никогда еще не видел таких.

Лана притворилась, что не расслышала этих последних слов. Повернулась назад, сказала задумчиво:

— Кафы, наверно, уже в погоню пустились…

— Нет. Я их знаю. Ночью они спать любят. Утром каждый возьмет двух коней. Помчатся тогда по нашему следу. Надо запутать их. В лесу следы назад повернем, покружим, не найдут они нас… Я хитрый!

— Да, ты очень хитрый: взял да и вышел прямо из травы! Мы так испугались, я и другие рабыни.

— Рабыни? Тебя же Ланой зовут! Скажи: почему у кафов так много людей с именем Раб и Рабыня? Я только и слышал везде: Раб да Раб… Даже меня там, в городе, Рабом называли. Путали с кем-то.

Онемев от удивления, Лана широко раскрытыми глазами смотрела на Вела. Поняв, что он не шутит и не смеется над ней, подъехала совсем близко к нему, сказала печально:

— Раб — это не имя. Так называют побежденных в бою, живыми захваченных. Их кормят и заставляют работать вместо себя. Каф может убить раба, или обменять на другого, или за деньги продать… Ты не знал этого?

— Нет… Но ведь такого не может быть! Пленных или убивают, или отпускают на волю.

— Тебя кафы не отпустили? И меня тоже. А когда убежала, поймали и на ноги цепь надели.

Вел замолчал, задумался. Так вот почему Фабан не дал убить его людям с косичками! Он сохранил Велу жизнь, привез в город, чтобы там обменять на те блестящие кружочки, которые деньгами зовутся. А потом Безволосый продал его Теоклу. Но почему Теокл сначала так хорошо кормил Вела, а потом пятнистого зверя к нему пустил? Зачем?

Спрашивать об этом ему не хотелось. И думать больше ни о чем не хотелось. Хотелось пить, лечь на траву, вытянуть в покое болевшую ногу. Ранка маленькая совсем, а нога вся распухла. Трудно бока коня сжимать. А ослабить ноги нельзя: конь может на землю сбросить ослабевшего всадника. Так учили его конные воины Фабана. Конные воины… Раб… Зверь пятнистый… Море… Прохладные соленые волны…

— Что с тобой, Вел? Ты спишь?

— Нет…

— Скоро река. Слышишь запах воды?

— Слышу. К реке ехать надо. Напиться…

Вечерело. Кони, почувствовав близость воды, сами пустились вскачь. Из темноты выплыли черные кроны деревьев. Сильно запахло тиной. Копыта коней зачавкали по влажной земле. Сквозь кусты кони один за другим вышли к реке, опустив головы, начали жадно пить. Вел соскочил, скрипнув от боли зубами. Стоя на одной ноге, нагнулся, захватил пригоршней воду, освежил сухой рот, обтер влажной рукой лицо. В голове прояснилось. Плохо! Хворь на него напала. Забыл он тогда, перед боем, Духов степных одарить. Да и нечем было. Вот и мстят они Велу. Хворь на него наслали. Через рану в бедре она вошла. Надо бы трав поискать, приложить к ране да в укромном месте залечь, ждать, пока Хворь выйдет. Но нельзя: с рассветом кафы по следу поедут, догонят, найдут, снова рабами их сделают. Всю ночь надо ехать, следы хорошо запутать. Река небольшая, мелкая. На конях можно прямо по воде скакать вверх или вниз. Лучше вниз, на полдень, назад. Ведь кафы знают, что им с Ланой на полночь надо. Вот и обманем их, в другую сторону поедем.

Напившись, Вел с трудом влез на коня, первым выехал на середину реки, повернул вниз по течению. Вода местами была глубокой, но чаще они ехали по быстрым и мелким перекатам, подгоняя коней, все время пытавшихся выбраться то на один, то на другой берег. На одной из песчаных кос кони все-таки выскочили на берег. С большим трудом Лане и Велу удалось снова загнать их в воду. Плохо: следы остались. Поймут теперь кафы, что вниз по реке беглецы пустились. Это он, Вел, виноват. Коней своих не сдержал.

На берегу реки лес густой, темный. И чудится Велу, что он снова в родных местах. Голос Бала из леса звучит: «Иду, Вел, иду… Держись!» Потом Колдун откуда-то сзади шепотом: «Соль! Много соли…» Прохладная, ласковая рука обняла Вела за шею. Веса, с белым венком на голове, сказала голосом Ланы:

— Потерпи. Скоро приедем!

Лана давно уже заметила, что с Велом происходит что-то неладное. Рана небольшая, легкая, а сидеть на коне не может, обмяк весь. И жар сильный, весь горячий. Неужели стрела с ядом была? Есть у кафов такие стрелы… Если так, то погоня уже не главное. От яда надо Вела спасать! А река все шире, все глубже делалась. Наконец нашлось хорошее место, островок, дубами заросший. Кони вылезли из воды, встряхнулись, сразу же принялись щипать траву. Пусть кормятся. Уложив Вела на подстилку из шкур, девушка с ножом в руке нырнула в кустарник. На запах, на вкус в ночной темноте искала нужные травы. Весь островок на коленях исползала и нашла то, что нужно. Нажевала одной травы, к ране на бедре приложила, перевязала потуже. Другую траву, истерев на камне, водой развела, заставила Вела выпить. Потом, укрыв его всеми шкурами, что у них были, сняла с коней груз, села верхом на самого рослого жеребца, схватила уздечки других коней и погнала назад, снова по реке, но уже против течения. Стегала ремнем без жалости, торопила, на зарю начинавшуюся смотрела: подожди, не торопись, заря алая! Дай врагов обмануть, Вела спасти. А заря не слушает, все ярче и ярче разгорается, ночь прогоняет.

Гонит коней Лана, хлещет ремнем по их мокрым спинам. Вода от копыт во все стороны брызжет. Еще не вырвалось солнце на волю, когда добралась она до места, где кони на берег вышли, следы на песке оставили. Тут выехала она из реки, покрутилась, натоптала следов еще больше, потом через кусты со всеми конями выехала, пустила их вскачь по привольной степи. Отъехав подальше, соскочила со своего скакуна, сняла уздечки с коней, хлестнула их по спинам: скачите, кони, в степь, уводите погоню от реки, от острова, где ее Вел лежит! Вскинулся вороной жеребец, почувствовав волю, заржал звонко, обскакал вокруг табунка и повел его за собой в степные просторы.

Умчались кони. А Лана, закинув на плечо связку уздечек и поплотнее привязав к ногам обрывки цепей, легким, стремительным бегом пустилась к реке. Но не прямо, не по прежним следам, а далеко стороной от них. Теперь надо было до реки раньше погони добраться, чтобы никто ее не заметил. Босые ноги девушки почти не оставляли следов на сухой степной почве. Нет, не заметят кафы то место, где соскочила она с коня. Дальше по конским следам поедут, думая, что за беглецами они идут.

Только в полдень, мокрая и усталая, добралась Лана до островка, где лежал Вел. Шла по воде, чтобы не оставить следов. Вздрагивала каждый раз, как утка взлетит или косуля из кустов выскочит. Все казалось, что кафы ее выслеживают. У островка остановилась, долго прислушивалась, озиралась вокруг. Нет, все тихо, спокойно на заросшей камышом и чернолесьем реке… Склонилась над Велом. Живой! Губы от жары иссохли, а лоб мокрый, холодный. Прижалась к щеке, старый рубец от раны на плече Вела поцеловала.

Сняв и расстелив на траве одежду, чтобы просохла, Лана снова пошла за травой, помогающей от кафского яда. Надо часто повязку менять, все время настоем травы Вела поить. Теперь, отведя погоню, она уже ни на шаг не отходила от Вела, не давала ему заснуть, то и дело заглядывала в его помутневшие, бессмысленные глаза, поила настоем травы.

К вечеру у Вела усилился озноб, начались судороги, Лана легла рядом с ним, обхватила руками, согревала дыханием, накинула сверху все меховые подстилки кафов. И все-таки дрожал Вел под ними, как только что родившийся ягненок.

— Не умирай! — шептала ему на ухо Лана. — Не уходи в страну предков. Вернись! Иди на мой голос… Слышишь? Я здесь, в стране живых. Иди ко мне! И Вел услышал ее. Он открыл глаза, улыбнулся слабо, беспомощно и тут же уснул. Теперь Лана не мешала ему. Знала, что не тот это сон, от которого не просыпаются.