Меч-кладенец

Битва

Духам неба стало жаль ивичей. Видели они, как горели с таким трудом выращенные и собранные хлеба, видели, как разорялись жилища, как бежали к Городцу женщины с детьми на руках, чтобы укрыться за рвом и валом. Видели Духи и могучую силу кафов. Много их, вдвое, втрое больше, чем ивичей. Да к тому же все они на конях. А у ивичей коней совсем мало. Потому и нахмурилось небо, темными тучами себя и луну закрыло. Это для того, чтобы легче было Велу исполнить задуманное, помочь ивичам. Главный воин Тук молодого бычка не пожалел, Духам неба, ветра и туч отдал его кровь. Просил, чтобы темной и тихой была ночь, чтобы запах далеко было слышно. Духи приняли дар Тука, сделали все как надо: пришла на землю тихая и темная ночь.

Четыре тени бесшумно скользнули от частокола вниз по галечной круче к темной реке. Ни один камушек не скатился, не загремел. Первым вдоль берега пошел Кун, за ним Вел со шкурой медведя на плече. Был он совсем голый, только на ремне нож большой висел. Сзади неслышно ступали Ул и Кол с копьями. Миновали устье оврага, прошли под береговой кручей. Вот и место для водопоя. Здесь, у пологого спуска, Кун остановился, прошептал на ухо Велу:

— Тут тебя ждать будем.

Вел снял с плеча не успевшую еще высохнуть сырую шкуру медведя, расправил ее, натянул на себя, прикрыв голову пустой головой зверя. Раскрытую пасть и дыры от глаз так приладил, чтобы смотреть было можно. Ничего не сказав на прощание, встал Вел на четвереньки и медленно пошел в гору. Ивичи подивились искусству чужого воина: будто живой, настоящий медведь в гору лезет, даже головой покачивает, из стороны в сторону поводит, словно принюхивается…

Вел взошел в гору, огляделся, начал к табуну лошадей подкрадываться. Ближе и ближе табун. Вот один конь тревожно голову поднял, втянул ноздрями воздух. Вот второй, третий перестали траву щипать. Еще чуть поближе… Теперь пора, уже все кони встревожились, чуя запах зверя. Поднявшись во весь рост, Вел вскинул когтистые лапы, заревел по-медвежьи. Тут как раз луна из-за туч выглянула, осветила его. Завизжала от страха молоденькая кобылка, в ужасе шарахнулась в самую середину табуна, вскинулась на дыбы. И тотчас весь табун с места сорвался. Давя и кусая друг друга, кони ринулись к ограде. Наткнувшись на нее, повернули, очумело помчались прямо к оврагу, к невидимому в ночной тьме обрыву. А огромный медведь гнался прыжками следом, ревел во всю глотку. Увидев овраг, передние кони хотели повернуть, но задние, обезумев, били их копытами, сталкивали с кручи и сами валились туда же, ломая хребты и ноги. Кафские сторожа с копьями наперевес кинулись на медведя. А тот вдруг ударился оземь, и встал на том месте не медведь, а голый, освещенный луной человек.

— Оборотень! — закричали кафские воины и побежали что было сил прочь. А вслед им несся дикий, нечеловеческий хохот…

Подобрав шкуру, не спеша спустился Вел вниз к поджидавшим его товарищам.

— Нет больше у кафов коней! — сказал он. — А без коней они воины слабые.

Сияющими глазами смотрел на него Ул. Как хорошо, что сестра выбрала себе в мужья этого чужеродного воина! Как хорошо, что он всегда теперь будет с ними рядом.

Нападение «медведя» дорого обошлось кафам. Больше половины коней потеряли они этой ночью. До утра ссорились и дрались между собой, пытаясь отыскать и вывести со дна оврага уцелевших при падении лошадей. А ивичи на слух в темноте разили их стрелами.

Утром снова собрались кафы на военный совет. Кричали и спорили долго. А тут из-леса вылетели вдруг конные воины ивичей. Впереди в распахнутой ветром накидке мчался всадник с длинным копьем в руке.

— Яр с дружиной пришел! — закричали ивичи и бросились через ров бить растерявшихся кафов.

Много их, бесконных, полегло в этот день на широком поле перед Городцом. Только те, у которых уцелели их быстрые кони, смогли скрыться, уйти назад, в степи.

А на поле перед Городцом, едва кончилась битва, начался победный пир. Принесли котлы и дрова, запалили костры. Кто раненых перевязывал, кто быков и баранов для пиршества свежевал. Девятерых погибших воинов, при всем оружии, омыв от крови, усадили на самое почетное место ивичи: пусть со всеми победу празднуют, пусть видят, как радуется их племя.

Сам Тук каменным топором (старик не любил бронзовых и железных новинок) ударил жертвенного быка по лбу. Тот упал как подкошенный. Подскочил молодой воин с ножом, пустил кровь из широкого бычьего горла. Тук подставил большую деревянную чашу. С чашей дымящейся крови подошел старый воин к Священному развесистому дубу, щедро окропил его ствол жертвенной кровью.

— Будьте и дальше милостивы к нам, ивичам, Духи войны и победы! Примите хвалу от нас!

Потом подошел к павшим воинам, из той же чаши каждому губы кровью помазал.

— Сегодня ночью уйдете вы в страну предков. Скажите им, что отбили мы набег кафов, что по-прежнему сильны наши воины. Пусть спокойно живут они в стране мертвых, не беспокоятся за племя свое. А вас хорошо мы в последний путь снарядим. Каждый коня получит. И мяса, и меда с собой дадим, и оружие ваше. Чтобы не было у вас ни в чем недостатка, когда в страну мертвых придете…

Поклонился покойникам Тук, чашу с кровью у ног их поставил. Сели рядом с убитыми их жены, сестры и матери. Обнимать стали, говорить с ними. И плачут и гордятся своими близкими, что за племя и род свой раньше срока к предкам ушли. Молчат мертвые воины. Закрыла Смерть их уста, тайным словом неподвижными сделала.

Сидят мертвые воины на почетном месте у главного костра, кажется, смотрят безжизненными глазами на поле, лес, небо, тучи. А вокруг них идет пир победный, резные деревянные чаши с хмельным медом из рук в руки ходят. Над углями целые туши быков и баранов жарятся, луком лесным и солью щедро приправленные. А пока не поспело горячее, угощают женщины воинов копченой рыбой, солеными грибами, моченой брусникой в меду. Все громче разговоры вокруг костров. Кто старыми, кто свежими ранами хвалится, спорят между собой, Духов и предков в свидетели призывают.

Больше всех пил и куражился молодой и кудрявый Яр — предводитель конных воинов племени. В легкой накидке из куньих шкурок поверх кафского боевого доспеха, плотно облегавшего его широкую грудь, ходил он с чашей от костра к костру, и везде встречали его приветственными возгласами. Заигрывал Яр с девушками, шутил, смеялся, лучших воинов из своей чаши угощал. Подошел он и к Велу.

— В обиде я на тебя!

Стоял Яр перед Велом, посмеивался, уперев руку в бок. На губах улыбка, а глаза как у коршуна — желтые, злые. И не поймешь, то ли шутит Яр, то ли вправду на Вела сердится.

— Перенял ты, воин чужого племени, кафского предводителя. Мой он был. А ты раньше успел. Будь славен, воин! Выпей из чаши моей.

Встал Вел, взял из рук Яра чашу резную, с хитро закрученными держалками, усмехнулся:

— Видно, не очень спешил ты, если пеший быстрее тебя, конного, с предводителем кафским управился.

Засмеялись сидевшие и стоявшие вокруг ивичи, но тут же спрятали ухмылки в густые бороды. Дерзок, смел этот пришлый парень. Не знает, видно, с кем говорит.

А Вел выпил всю чашу до дна, протянул ее Лане, чтобы снова наполнила.

— Теперь ты выпей, предводитель. Не любят вены в долгу оставаться.

— Смел ты, воин. Смел и силен. Иди в дружину ко мне!

— Когда для племени нужда настанет, приду.

— Сейчас иди. Кончим тут пировать, по другим селениям поедем. Жизнь у нас, у дружинников, вольная!

Удивился Вел: скоро снег ляжет, новых набегов до весны ждать нечего. Зачем же постоянную дружину держать, зря кормить столько ртов? По родовым селениям воинам расходиться надо. Там работы сейчас хватит.

— Молчишь? — усмехнулся Яр. — Смотри, в другой раз звать не буду.

И пошел не спеша, высокий, плечистый, к другому костру.

Долго пировали ивичи. Еще одного быка зажарили. Мальчишки от реки таскали свежую, только что пойманную рыбу. Женщины снова и снова хлебные зерна мололи, пекли лепешки. Наконец Тук поднялся, к вечерней заре руки простер, еще раз слова благодарности Духам войны произнес, потом повернулся к людям:

— Пора добычу делить!

Юноши привели кафских коней. Оружие, одежду, доспехи — все на пять равных частей старики разделили: по одной части каждому роду, пятую — конной дружине Яра. Так всегда, исстари, делалось. Но тут Яр вышел вперед, подняв руку, властным голосом произнес:

— Люди! Почему кафские воины неожиданно нападают? Потому что у каждого из них по два коня. Сегодня они здесь, а завтра — далеко в другом месте. Коней они на ходу меняют. А у моих воинов только по одному коню. Вот почему мы к вам так долго добирались. Хорошо, что все-таки вовремя прискакали. А в другой раз и опоздать можем. Надо, чтобы каждый воин моей дружины по два коня имел. И еще скажу: почему кафы в бою сильны? Потому что у них самое лучшее оружие. Каждый из них и топор, и нож, и копье имеет. А у меня в дружине кто с железным топором, а кто и с каменным или с рогатиной старой, дедовской… Самое лучшее оружие надо дружине отдать!

Сказал Яр и к дружине вернулся. Воины его подняли крик:

— Правильно Яр сказал!

— Лучшее оружие нам отдайте!

— И коней тоже!

Тук и старшие воины четырех родов сами понимали, что правильно Яр сказал. Надо, чтобы дружина сильной и быстрой была. Но ведь и самим надо от врагов отбиваться! С чем роды останутся? Не так уж много железных топоров у них есть да и копий хороших. Про коней и говорить нечего — как без них роду прожить? Долго спорили и ругались между собой ивичи, наконец приняли такое решение: каждому воину дружины по второму коню дать, у кого хорошего копья и топора боевого нет, тоже из общей добычи выдать. А что останется — на четыре части по числу участвовавших в битве родов поделить.

Воины Яра тут же самое лучшее оружие себе выбрали, самых лучших коней в сторону отвели. По три коня захудалых да по пять топоров после того на каждый из родов осталось. Совсем обозлились ивичи. Тут кто-то про коней Вела вспомнил: почему они на дележ не поставлены? Тук сказал, что те кони в другом бою Велом взяты, без помощи ивичей. Но его и слушать никто не хотел. Стали и этих двух коней делить. Вел молчал. А Лана не вытерпела:

— Стыдно вам, родичи! Разве не Вел кафского предводителя убил, разве не он ночью коней кафских в овраг загнал? А вы, вместо того чтобы часть добычи ему отдать, еще коней у него забрать хотите!

Опустили головы Тук, Кун и еще несколько ивичей. Стыдно им было. Но другие по-иному судили. Со всех сторон сердитые, злые выкрики понеслись:

— Ты, девка, молчи! Не твоего ума дело.

— Мы бы и сами с предводителем кафским управились!

— И коней кафских он зря загубил. Сейчас бы вон их сколько было у нас!

Плюнул с досады Вел при этих словах, ушел за вал, в Городец. А ивичи, закончив дележ, начали собирать своих павших воинов в последний путь. Тут же, на месте битвы и пиршества, выкопали девять ям. Потом привели девять коней в уздечках и со звериными шкурами на спинах. Глиняную посуду принесли и еду. Жердей натаскали из леса. Сделали из них в ямах небольшие жилища без крыш.

Закричали, заплакали женщины, прощаясь с уходящими сыновьями, мужьями, братьями. Воины отстранили их, подняли тела погибших и понесли от места пиршества к их новым жилищам. Как сидел мертвый воин на пиру, так и лег на бок в могилу, будто уснул после множества выпитых чар. Рядом с каждым кувшин с водой поставили, лучшие куски мяса положили, копья, луки, ножи — все, что понадобится воину, когда снимет с него Смерть заклятье молчания и снова поднимется он для жизни в неведомой стране предков.

— Вот, — сказал Тук, — каждому из вас даем по коню. Юноши, подведите коней к могилам, пусть запомнят их воины, чтобы сразу узнать потом. Когда станут нужны вам кони, к себе позовите их. А пока пусть ваши кони у нас побудут, пусть пасутся вместе с другими, силу на сочной траве набирают. Юноши, уведите коней!

Настилом из крепких жердей закрыли сверху каждую могилу. Плотно закрыли, чтобы звери лесные — барсуки и лисицы — не проникли к ним, не потревожили сна умерших. А сверху землей засыпали. Много земли натаскали. Каждый, и старый и малый, всю ночь носил землю. Кто в совке деревянном, кто в пригоршнях. Носили до самой зари, большие кучи земли насыпали над могилами.

Когда взошло солнце, старый Тук приказал:

— Снова костры разжигайте! Проводим в дальний путь братьев и сыновей наших. Готовьте еду, женщины, несите вино и мед.

Второй после битвы день начался новым, погребальным пиром. А Вел и Лана сидели в это время на берегу тихой, спокойной реки, слушали доносившиеся сюда печальные погребальные песни. Им не хотелось идти на пир.

— Железные кольца на ногах до самых костей вгрызлись. Снять их хочу! — жаловалась Дана, тесно прижавшись к Велу.

Вел молчал, только еще плотнее укутывал ее в теплую кафскую накидку, сшитую из бараньих шкур. Не знал, что с железными кольцами делать. Не может он железо сломать. Сколько раз пробовал.

— В тайном месте, в лесу, — нашептывала Лана, — старый колдун живет. Никто не знает дороги к нему. Раз в году приходит он в наши селения, приносит ножи, наконечники для стрел из железа. Только он может кольца с моих ног снять. К нему надо идти.

— Завтра же пойдем в лес искать его, — сказал Вел. — Попроси у родичей зерна и соли, в путь приготовься. Найдем мы того колдуна!

— Ты найдешь, Вел, я знаю… — доверчиво улыбнулась ему Лана. — Ты все можешь, ничего не боишься.

Наутро Лана и Вел по уже наведенному мосту вышли из Городца. Их сопровождал Ул с конем, на котором лежала поклажа. У свежих могил и Священного дуба понуро стояли под мелким, моросящим дождем быки, коровы, овцы. Тут же толпились воины Яра и поселяне.

— Что они делают? — спросил Вел.

— Скот делят, — сказала Лана. — С каждого рода Яр по быку, по две коровы и по пять овец берет.

— Почему? За что?

— За то, что от кафов спас.

Вел остановился, хотел что-то сказать, да так и остался стоять с открытым ртом. Такое удивление было у него на лице, что Лана расхохоталась. А он рассердился:

— Не хочу у ивичей жить! Не останусь у вас. Глупые вы, сами у себя скот отнимаете. Разве Яр и его воины не из вашего племени? Разве не все ивичи наравне с ними против кафов дрались?

Вел пошел было дальше, но к ним подбежал молодой воин из дружины Яра.

— Предводитель тебя зовет!

— Нет войны сейчас! — сердито ответил Вел. — Не должен я больше исполнять приказы предводителя. Если нужен ему, пусть сам подойдет.

Недобрая улыбка тронула губы Яра, услышавшего эти слова. Погладив светлую, курчавую бородку свою, не спеша подъехал он к Велу.

— Куда путь держишь, воин? Что гостил мало? Или еда наша не по вкусу пришлась, по вареной коже соскучился?

Гневно сдвинулись брови Ланы, а стоявшие вокруг воины засмеялись. Вел же насмешки не понял. Забыл он, что ивичи их, венов, кожеедами называют.

— Идем мы в лес, — спокойно ответил он. — Колдуна искать вашего. Пусть железные кольца у Ланы с ног снимет. Еда же у вас хорошая. И по коже я не соскучился. Ее только во время большого голода люди едят. О чем еще спросить хочешь?

В цепких, ястребиных глазах Яра отразилась растерянность. Что сказать этому странному парню? Глуп он как пень или хитер чрезмерно? Никак на ссору его не вызовешь. Да и стоит ли ссориться?

А Вел ясным, чуть презрительным взглядом смотрел на него и ждал новых вопросов. Что надо этому человеку? Почему мысли прячет? Почему и он, и Фабан, и Теокл, и Безволосый, и даже многие ивичи между собой постоянно враждуют? Неужели из-за вещей, из-за коней и быков, из-за этих баранов мокрых?

Вел повернулся, молча пошел в лес. За ним Лана и Ул с конем. На опушке Вел снял поклажу с коня, перекинул себе через плечо.

— Поезжай назад, Ул. Дальше мы с Ланой одни пойдем. Пусть не думают ивичи, что Вел забрал их коня с собой.

Попрощались брат и сестра. Ул поехал назад, а Вел и Лана пошли по густому, темному лесу. Куда — оба они не знали. Зато хорошо знали, за чем идут. Надо, обязательно надо разыскать колдуна, что железом повелевает.