Вася Круглов, насвистывая веселую песенку, бойко спускался с холма. Где-то в стороне раздался хруст хвороста. «Дерево упало», — подумал Вася, продолжая быстро шагать. Но его нагнал окрик:
— Стой! Али своих не признаешь?
Из лесу вышел Зверев. Он вытер потное лицо засаленным рукавом куртки и, переведя дыхание, сердито сказал:
— Сколько времени за тобой бегу, никак не догоню. Больно прыток ты.
— Когда на душе весело, тогда и ноги легкие, — засмеялся Вася. — Ну, здорово, здорово. Что больно долго? Андрей Михайлович два дня назад приехал.
— Будто и долго, — ухмыльнулся старик. — Ежели бы вогул проклятый не соврал, то на день бы раньше пришел. А то, где он сказывал, я день-деньской лагерь искал, никак найти не мог. Ладно, тебя встретил.
— Лагерь за это время два раза место переменил. Никак за валунами угнаться не можем.
Они шли рядом, и Зверев с трудом поспевал за быстро шагавшим Василием.
— Куда ты в гору прешься, обойти можно, — запротестовал старик, когда Вася стал карабкаться на крутой каменистый склон.
— Мне нужно точку на вершине взять. Топографическую съемку спешу закончить. В лагерь придем, увидишь, какие горизонтали накрутил, сам черт ногу сломит, — пояснил Вася.
— Я вот что тебе, Василий, скажу, — тронул Зверев плечо коллектора, — я дорогу вспомнил.
— Какую дорогу?
— Да на Медную гору.
— Ведь ты сам говорил, что Медная гора у озера Амнеш.
— Там — особое дело… А то другая есть. Бога-атая гора! Верст сорок отсюда.
— Ну и что дальше? — усмехнулся Вася.
— А дальше — мое дело маленькое. Коли хотите руду посмотреть, надо на Медную гору идти, пока погода не испортилась.
— Э, нет, дед! Не выйдет! Валуны-то надежней проводника оказались! Поздновато вспомнил.
Лагерь встретил их веселым разноголосым шумом. Кто-то громко пел: «Мы все добудем, поймем и откроем…» С другой стороны слышался заразительный смех Григория Хромых. Никита Власов, стоя у большого костра, кричал:
— Да идите вы, черти, обедать! Похлебка остынет!
В стороне стояли нераспряженные олени. Они лениво щипали бледно-зеленый ягель и терпеливо ждали, когда их освободят из упряжки и отпустят на волю. На санях возвышались компактные тюки поклажи. Это полчаса назад прибыл сюда медленный обоз Никиты Оведьева. Теперь вся экспедиция была в сборе.
В центре поляны рабочие уже расчищали места для новых палаток и вбивали в землю длинные колья. Тут же прохаживался Корнев. Он беспрестанно шутил, потирал руки и, смеясь, говорил Григорию Хромых:
— Для чего сильно вбиваешь? Надсадишься! Все равно через два дня лагерь снимать, пропадет твоя работа. На Медную гору пойдем. Станем избу рубить.
Заметив коллектора, Корнев торопливо подошел к нему.
— Вася, нанеси поскорей новые точки, а то я без карты, как без рук. Нужно развязаться с обнажениями, что-то простирания не сходятся.
— Хорошо, Андрей Михайлович. Я сейчас.
Вася скрылся в палатке. Через минуту он уже склонился над листом ватмана, приколотым к чертежной доске. В палатку вошел Корнев. Он подсел к карте. Зеленые пятна габбро и амфиболитов вытягивались вдоль западного края планшета. С востока подходила желтая полоса известняков, а между ними вклинивались розовые граниты. Но белая, незакрашенная полоса отделяла розовый цвет от желтого. Андрей Михайлович показал карандашом на нее:
— Где-то здесь, Вася, граниты соприкоснулись с известняками. Как раз на контакте должна возвышаться Медная гора.
— Медная гора? Сегодня Зверев дорогу к ней вспомнил.
— Как, разве Зверев в лагере?
— Вместе со мной пришел.
— А ну, давай его сюда!
Старик вошел в палатку.
— Звал меня, Андрей Михайлыч?
— Да, садись.
— Я ничего, постою.
— Ну, как, устал с дороги?
— Нет, ничего…
— Тогда завтра со мной в маршрут пойдешь. Приготовься.
Старик мялся у входа.
— У тебя что, дело ко мне? Выкладывай.
— Да вот Василий сказывал, — нерешительно начал старик, — будто ты Медную гору нашел… Так это правда али так, в шутку сказано?
— Правда, правда, старик. Я на ней еще не был, но здесь она, здесь, совсем рядом.
— Где она? Которая?
Зверев придвинулся ближе к Корневу и замер, ожидая ответа.
— Верст десять-двенадцать отсюда будет… Прямо на север, может, чуть восточнее…
Зверев отшатнулся, побледнел и что-то невнятно забормотал.
— Ты что там под нос бубнишь?
— Да я так… — очнулся старик. — Промашку дал ты, Андрей Михайлыч, нет здесь Медной горы.
Зверев сделал короткую паузу, но через мгновенье продолжал с жаром:
— Хоть раз поверь старику… На слово поверь… В другой стороне Медная гора… Сними лагерь… Я прямиком проведу тебя к ней.
— Нет. Мы с тобой завтра прямо на север пойдем… Может, в последний маршрут за это лето.
— Нечего там делать, — неожиданно переменил тон Зверев.
— Как нечего?
— Как да как… Сказал — нечего, значит — нечего… Медной горы там и в помине нет.
— Ну, это позволь мне знать.
— А кабы и была, — не слушая Корнева, упрямо продолжал Зверев, — то какой толк от этого? Кому нужна какая-то руда на самом краю света?
— Конечно, не тебе.
— Конечно, не мне. Думаешь, тайга так просто к своему сердцу людей подпускает?
— Хватит, старик. Понял тебя…
Корнев выпрямился и прищурил глаза:
— На Медную гору мы завтра идем.
Зверев попятился, нашарил руками выход и грузно вышел из палатки.
По своему обыкновению он не пошел ночевать в палатку, а свалил сухостойную сосну, обрубил сучья и на опушке леса разложил жаркую нодью. Бедокура тоже потянуло на вольный воздух. Он наломал еловых веток, притащил брезентовый плащ и устроился с другой стороны нодьи.
В середине ночи Бедокур проснулся. Он протер заспанные глаза и увидел Зверева в полном охотничьем обмундировании.
— Ты куда это ночью собрался? — ничего не понимая, спросил Бедокур.
— Известное дело — на охоту. Сейчас птица самая смирная. Близко подпускает.
— На охоту? А зачем все барахло с собой берешь?
— А тебе-то какое дело? — раздраженно проворчал Зверев и направился к лесу.
— Стой, старик! — Бедокур поднялся и шагнул вслед за ним.
Зверев обернулся:
— Тоже начальство! Захвост проклятый.
Он по-волчьи съежился, сжал кулаки, но возвратился к нодье.
Но утром неожиданная весть облетела весь лагерь — Зверев исчез. Еловые ветки, на которых спал старик, еще были примяты, на траве, схваченной инеем, еще виднелись свежие следы, уходящие в глубь леса, но проводника нигде не было. Все его немудрое лесное имущество исчезло вместе с ним. Через полчаса Бедокур, недавно назначенный завхозом, пошел в склад, чтобы выдать кашевару продукты. К своему удивлению, он не досчитался двух караваев хлеба, а когда стал подробнее осматривать все продовольствие, то обнаружил, что из ящика пропало несколько банок консервов, а в мешке с солью были видны следы чьих-то крупных пригоршней.
Зверев, очевидно, отправился в далекий, трудный путь и предусмотрительно обеспечил себя всем необходимым.
Корнев вызвал к себе Бедокура и резко отчитал его:
— Знал ты, что человек он темный, что не раз пытался нас со следа сбить… Как же можно было упускать?.. Не на прогулку вышли, а государственное дело делаем.
Все утро прошло в разговорах о таинственном уходе старика. Было высказано немало предположений и догадок.
— Ничего, придем на Медную гору — все выяснится, — сказал Корнев за завтраком.
— При чем тут Медная гора? — пожал плечами Круглов.
— Молод ты еще, Вася, простых вещей не видишь. А раскинь-ка мозгами и поймешь: все вокруг Медной горы вертится. Вся загвоздка в ней.
Завтрак кончился. Корнев позвал Бедокура:
— Ты со мной в маршрут пойдешь вместо Зверева.
— Ладно.
Затем Корнев наметил маршруты Бурова и Васи Круглова, дал задание Угрюмому и через четверть часа вместе с Бедокуром покинул лагерь.
Они прошли несколько километров, лишь изредка перекидываясь короткими замечаниями. Их путь лежал по краю ущелья, крутые склоны которого поросли густым малинником, репьем и крапивой; кой-где, впиваясь корнями в расщелины скал, лепились неприхотливые березы. Внизу сверкала река, расчесывавшая длинные седые гривы между косыми зубцами камней. Мощный гул кипящей воды поднимался со дна ущелья.
Верстах в пяти отсюда возвышалась гряда невысоких отрогов. Корнев остановился, разложил на коленях карту, навел компас на среднюю вершину гряды и вынул из сумки масштабную линейку. Бедокур, любопытствуя, заглядывал через его плечо.
— Так, так… чуть восточнее… все в порядке, — поворачивая компас, твердил Корнев. Наконец он свернул карту и поднялся с камня. — Вот и Медная гора! Сейчас пойдем вдоль ущелья, а потом прямо на ту гряду.
Они медленно продвигались по краю ущелья. Корнев внимательно следил за чередованием пород. Вдруг он заметил на самом дне ущелья выход белой, сверкающей на солнце породы, затерявшейся среди однообразной массы гранита.
— Что, по-твоему, может быть, Бедокур? — спросил Корнев.
— Может, кварц, а может, скарн — кто сверху разберет?
— Придется спуститься.
Корнев уже одолел половину спуска, когда сверху, расшатанные его руками, посыпались мелкие камни. Вначале они катились тонкими маленькими ручейками, но эти ручейки увеличивались с катастрофической быстротой. Вот и большие увесистые камни пришли в движение. Один из них больно ударил Корнева в плечо, другой пролетел рядом с головой. Андрей Михайлович отпрянул назад и, как канатоходец, потерявший равновесие, забалансировал над обрывом. Но в это время еще один камень ударил его по ногам. Корнев не устоял, но, падая, ухватился за ствол низкорослой березки и, смешно болтая ногами, повис в воздухе. Корни деревца не выдержали четырехпудовой тяжести, и Андрей Михайлович вместе с березкой полетел вниз.
Бедокур испуганно вскрикнул и стал торопливо спускаться. Корнева он нашел на небольшой горизонтальной площадке, сплошь заросшей густым малинником. Кусты задержали падение. Андрей Михайлович лежал раскинув руки, лицом вниз, неподвижный, окаменевший; ветер трепал серебристые волосы, а из проломленной головы тонкой струйкой стекала по бледной щеке густая, смолистая кровь. Пятна крови темнели на камнях, на песке, на желтых листьях малины. Бедокур, задыхаясь от быстрого спуска, склонился над Корневым и тихо позвал:
— Андрей Михайлыч!
Корнев не подавал признаков жизни.
Бедокур, задыхаясь, позвал еще раз:
— Андрей Михайлыч! Не слышишь, что ли? Бедокур, не помня себя, обхватил Корнева за плечи, перевернул и начал отчаянно трясти. Корнев слабо застонал. Свинцовые веки приподнялись, и на Бедокура взглянули мутные, безжизненные глаза.
— Это ты… Бедокур… а я… как видишь… того… Бедокур, осторожно взвалив начальника на спину и сгибаясь под тяжестью грузной ноши, пошел вдоль реки, выбирая удобное место для подъема. Когда он поднялся на верх ущелья, порывистый ветер донес до его слуха далекое, почти не различимое тявканье собаки. Он остановился, прислушался, но ветер затих.
— Ишь, куда проводник утопал, — проворчал Бедокур и быстро зашагал к лагерю. Корнев грузно лежал на его спине.