Мексиканские ночи

ГЛАВА ХХХ. Выступление

Мирамон сдержал слово и в пять часов утра во главе своих войск выступил из Мехико.

Его силы были незначительны — три с половиной тысячи пехотинцев и кавалерии.

Для скорости передвижения за спиной каждого кавалериста на лошади сидел пехотинец.

Операция, предпринятая президентом, была рискованной, но именно поэтому имела шансы на успех.

Сам генерал ехал со своим штабом во главе армии. Глядя на его спокойное и веселое лицо, можно было подумать, что никакие мрачные мысли его не тревожат, что, покинув Мехико, он снова обрел беспечность юноши.

Свежее утро обещало прекрасный день. От земли поднимался легкий туман, в лучах восходящего солнца он постепенно рассеивался. То здесь, то там на равнине виднелись стада. По дороге в Мехико двигались караваны. Насколько хватало глаз простирались возделанные поля без всяких следов войны — сельские жители вопреки грохоту оружия занимались своим обычным делом.

На дороге встречались также индейцы — одни гнали в город быков, другие несли фрукты и овощи, все торопились и пели песни, чтобы скоротать время. При появлении президента все с удивлением останавливались, снимали шляпы и почтительно кланялись.

Вскоре по приказу Мирамона солдаты свернули на глухую тропинку, где лошади пробирались с трудом. Тропинка становилась все круче, движение все быстрее, солдаты шли в полном молчании. Чувствовалась близость неприятеля.

Часов около десяти остановились на привале. Здесь следует сказать, что мексиканская армия в походе в высшей степени любопытное зрелище — за каждым солдатом следует жена, нагруженная провиантом, и на стоянке готовит пищу. Эти несчастные женщины обречены переносить все ужасы войны. На привале они располагаются на некотором расстоянии от солдат. Поэтому мексиканское войско во время похода издали можно принять за кочующие племена.

Во время сражения женщины остаются безучастными зрительницами, прекрасно понимая, что в случае поражения они станут добычей победителей, и, покоряясь своей участи, относятся к ней с философским спокойствием.

На сей раз все было по-другому. Генерал запретил женщинам следовать за армией, солдаты взяли с собой уже готовую пищу, и теперь не пришлось тратить время на разведение костров.

В одиннадцать часов по звуку горна все заняли свои места.

Уже недалеко был Толух. Место, где генерал собирался дать бой неприятелю. Все чаще попадались крутые овраги, дорога становилась почти непроходимой. Но с Мирамоном шли самые лучшие его солдаты, верные сторонники, сражавшиеся рядом с ним с самого начала войны. Они смело преодолевали препятствия, воодушевляемые своим молодым генералом, который храбро шел впереди, являя собой пример упорства и отваги.

Генерал Кабос выслал вперед двадцать надежных разведчиков, приказав им при появлении неприятеля тотчас же известить об этом.

Вдруг Мирамон увидел трех всадников. Они мчались прямо к нему. Генерал пришпорил коня и поскакал им навстречу.

Двое были солдаты, третий — с виду крестьянин, но хорошо вооруженный и на отличной лошади.

— Что за человек? — спросил президент у одного из солдат.

— Этот человек, ваше превосходительство, явился к генералу и требовал свидания с вами — хочет передать вам какую-то важную бумагу.

— Кто тебя послал? — спросил президент, стоявшего навытяжку перед ним крестьянина.

— Не соблаговолит ли ваше превосходительство прочесть сначала письмо, — ответил крестьянин, доставая из-под плаща конверт и почтительно подавая генералу.

— А, так вот кто тебя послал, — произнес президент, внимательно оглядев крестьянина. — Как твое имя?

— Лопес, ваше превосходительство.

— А твой господин близко отсюда?

— Да, генерал, в засаде, с ним триста конных.

— Значит, он послал тебя в мое распоряжение?

— Так точно, пока во мне будет надобность!

— Скажи мне, Лопес, ты хорошо знаешь эти места?

— Как же не знать! Я здесь родился, ваше превосходительство.

— Можешь указать дорогу?

— Так точно. Куда прикажете?

— А расположение неприятеля знаешь?

— Знаю, ваше превосходительство. Во главе — колонны генералов Бериосабала и Дегольядо, примерно на расстоянии лье от Толуха они сделали привал.

— А сколько отсюда до Толуха?

— Лье три, ваше превосходительство.

— Далековато! А ближе дороги нет?

— Есть. На целых две трети.

— Прекрасно! — воскликнул генерал. — По ней и отправимся.

— Только по дороге этой артиллерия не пройдет, кавалерия и то с трудом!

— У меня здесь нет артиллерии!

— Тогда позвольте, ваше превосходительство, дать вам совет.

— Говори!

— Вперед пропустите пехоту, а кавалеристы пусть спешатся и идут вслед за ней, ведя коней на поводу.

— Но это замедлит движение.

— Нет, ваше превосходительство, так мы скорее пройдем.

— Через сколько же времени мы будет в Толухе?

— Через три четверти часа.

— В таком случае ты получишь одиннадцать унций.

— Благодарю, только не ради денег я взялся вам помочь, — с улыбкой ответил Лопес. — А вообще-то я могу считать, что эти деньги у меня в кармане.

— Тогда получай их прямо сейчас, — сказал генерал, протягивая Лопесу кошелек.

— Спасибо, ваше превосходительство. В путь отправимся, когда пожелаете, только отдайте приказ солдатам не шуметь, не разговаривать, чтобы застать врага врасплох.

Мирамон послал солдат к генералу Кабосу с приказом присоединиться к главному корпусу, затем велел кавалеристам спешиться и следовать за пехотой.

Объяснив генералу Кабосу в чем дело, Мирамон спешился и стал впереди войска, несмотря на настойчивые просьбы не подвергать себя опасности.

— Что, трогаемся? — спросил он Лопеса.

— Я готов, генерал!

Двигались в полной тишине, соблюдая порядок. Как и сказал Лопес, каменистая дорога была настолько крута, что пешему легче было передвигаться, чем конному.

— Все время будет такая дорога? — спросил президент Лопеса.

— Нет. Неподалеку от Толуха дорога становится шире, круто забирая вверх до самого перевала. Оттуда в Толух можно скакать галопом.

— Это и хорошо, и плохо, — сказал президент.

— Я вас не понимаю, ваше превосходительство.

— Очень просто. На высотах могут стоять неприятельские кордоны. Тогда план наш провалится. Вот об этом ты не подумал, когда повел нас этой дорогой.

— Извините, ваше превосходительство, враг уверен, что ваших солдат на поле боя нет, считает свою оборону вполне надежной, а меры предосторожности — излишними. Кроме того, высоты, о которых вы говорите, удалены от лагеря неприятеля, и никаких кордонов там быть не может.

Уже около получаса шли они по этой опасной дороге, как вдруг Лопес, внимательно осмотревшись, остановился.

— В чем дело? — спросил президент.

— За этим поворотом начинается крутой подъем, мы почти достигли Толуха. Позвольте мне разведать, свободны ли высоты и можно ли беспрепятственно продолжать путь.

— Иди, — сказал президент. — Я тебе доверяю, мы не двинемся с места до твоего возвращения.

Лопес снял оружие и шляпу, пополз по земле и вскоре скрылся в густых зарослях. По приказу генерала войско остановилось.

Через несколько минут к Мирамону подошли генералы. Лопеса все не было и волнение росло.

— Он, наверняка, предатель, — сказал генерал Кабос.

— Не думаю! — возразил Мирамон. — Я верю тому, кто его послал.

В этот момент из зарослей появился Лопес. Он с поклоном подошел к Мирамону и остановился в ожидании.

— Ну что? — спросил Мирамон.

— Я поднялся на вершину горы, — ответил Лопес, — осмотрел бивуак неприятеля — там нет никакого движения. Можете продолжать путь.

— Значит, нет часовых на высотах?

— Нет, ваше превосходительство!

— Проводи тогда меня до конца дороги — я хочу осмотреть местность, чтобы составить план действий. Лопес взял ружье и надел шляпу.

— Я готов! — сказал он.

Они пошли вперед. На некотором расстоянии от них двигалось войско.

Лопес сказал правду. Вокруг все было спокойно. Мирамон внимательно осмотрел местность и очень тихо произнес:

— Теперь я знаю, что делать. Потом обратился к Лопесу:

— Твой господин, говоришь, устроил засаду в тылу у неприятеля?

— Так точно, ваше превосходительство!

— Надо бы его предупредить, чтобы атаковал неприятеля одновременно с нами. Но как это сделать?

— Ничего нет легче, ваше превосходительство. Видите там, наверху, дерево?

— Да, вижу, ну и что?

— Мне велели срубить его верхушку, как только начнется бой. Это послужит сигналом для наступления.

— Слава Богу! — воскликнул Мирамон. — Твоему господину надо бы быть генералом, все предусмотрит. Отправляйся же быстрее к дереву и будь наготове: как только я подниму шпагу, руби верхушку. Понял?

— Так точно, ваше превосходительство. А потом что прикажете делать?

— Что хочешь!

— Слушаюсь. В таком случае, я присоединяюсь к моему господину!

И Лопес, ведя на поводу коня, направился к дереву.

Мирамон разделил пехоту на три отряда, кавалерию поставил в арьергарде. Войско двинулось к перевалу, и когда достигло его, Мирамон выхватил шпагу и, скомандовав «Вперед!», устремился вниз, увлекая за собой солдат.

Увидев, что Мирамон поднял шпагу, Лопес одним ударом срубил верхушку дерева, спустился на землю, вскочил на коня и помчался следом за войском.

Внезапное появление армии Мирамона повергло неприятеля в панику.

Разведка донесла, что все силы Мирамона — в Мехико.

Вражеские солдаты бросились было к оружию, офицеры попытались организовать оборону, но войска Мирамона уже ворвались в лагерь и с криком «Да здравствует Мирамон!» нанесли неприятелю удар.

Враги не растерялись, наскоро собрали солдат и открыли бешеный огонь, а вскоре была пущена в ход и артиллерия, угрожая пехоте Мирамона.

Дело приняло серьезный оборот: войска Хуареса численно превосходили противника, и с минуты на минуту можно было ожидать наступления.

Но неожиданно послышались воинственные крики и большой отряд кавалерии с пиками наперевес ударил врагу в тыл.

Тут же вступила в бой кавалерия Мирамона, и началась настоящая бойня. Атакованные со всех сторон войска Хуареса всеми силами старались пробиться сквозь вражеское кольцо, начали отступать, а потом обратились в бегство.

Генералы Бериосабал и Дегольядо с сыновьями, два полковника, все офицеры главного штаба и свыше двух тысяч солдат попали в плен к Мирамону вместе с четырнадцатью пушками. Со стороны Мирамона потери были невелики: семь убитых и одиннадцать легко раненных.

Бой длился около получаса и завершился полной победой Мирамона.

Последний раз судьба улыбнулась тому, кого уже обрекла на гибель.