Меморандум киллеров

1

Директор частного охранного предприятия «Глория» Денис Андреевич Грязное, родной племянник Вячеслава Ивановича, сидел во вращающемся кресле в своем кабинете и бесцельно рассматривал цветастый календарный лист. Романтические бело-голубые подснежники, изображенные на красочном листе, совсем не волновали его воображение. Мысли витали в совершенно противоположном направлении. Холодный март, перешедший в не менее отвратный апрель, словом, погода, будь она трижды… это хуже не придумаешь. Богатая клиентура разбежалась по заграничным курортам, где уже давно жаркое лето, в отличие от насквозь промокшей в непрекращающихся дождях России. И правильно сделала. И теперь жены изменяют мужьям, а мужья, соответственно, женам в дальних краях, куда сыщики «Глории» не могут выехать по вполне понятным причинам финансового порядка. А нет работы — нет и зарплаты. Как в старом кино: кончился контракт — начинается антракт!

Уверовавший в то, что он способен мысленными усилиями повернуть судьбу или хотя бы подправить ее блуждание там, в космических потемках, когда здесь, на земле, так не хватает удачи, Денис сосредоточился, подобно йогу, и призвал на помощь высшие силы. Нужен был богатый клиент. Но лучше — клиентка. Женщины хоть и безбожно иной раз торгуются, зато больше подвержены азарту сыска и неистовому ожиданию вожделенной добычи.

Он уже был близок к состоянию полной духовной невесомости, когда шумно отворилась дверь и раздался громкий голос Филиппа Агеева, дежурившего сегодня в приемной:

— Шеф, к вам посетитель! Точнее, посетительница, — добавил шепотом, видя, как Денис медленно возвращается к действительности. — Шеф, должен честно признаться, что, если ты поручишь ее дело мне, мадам тоже внакладе не останется.

— А что, приятная дама? — окончательно пробуждаясь и мысленно посылая благодарность «верхним силам» за помощь, спросил Денис.

— Более чем, шеф. Я знаю эту породу. Безумные стервы, зато в койке, шеф!.. — Филя мечтательно закатил глаза. — Сдовом, Андреич, если что, я готов приступить немедленно.

— Понял, приглашай, — хмыкнул шеф. — Пусть, кто там есть, да хоть бы и Макс, кофейку на всякий случай приготовит.

— Слушаюсь, шеф, но лучше я сам сделаю… А Макс пусть уж не отрывается от своих компов. — Филипп подошел к двери, открыл и, любезно улыбаясь, сообщил в приемную: — Шеф готов вас принять немедленно, мэм! Прикажете чай, кофе? Пирожные?

«Какие еще пирожные?! — перепугался Денис. — Откуда деньги?!» Потом сообразил, что Филю, образно говоря или повторяя сказанное об Остапе Бендере, несло.

В кабинет не вошла, а ворвалась дама. Словно фурия, или, правильнее, прекрасная ведьма — со сверкающими очами и облепившими голову патлами мокрых иссиня-черных, наверняка крашеных, волос. Ну да, на улице дождь, который начался с утра и, видно, не прекращался. Но что это, у нее нет зонтика? Она притопала в агентство пешком? Одну минуточку! Такое положение кардинально меняло дело! На какой гонорар можно рассчитывать, если клиентка прибежала в столь непрезентабельном, мягко говоря, виде? А Филя куда смотрел?..

Впрочем, куда он смотрел, Денис тут же сообразил, едва дама рухнула в кресло и в отчаянии, безвольным таким движением, закинула ногу на ногу. Ну… это другое дело, действительно, тут не отнимешь, нет…

Филипп оказался прав, что Денис и понял ровно через минуту после того, как дама начала свой почти истерический монолог.

Итак, речь шла, разумеется, о супружеской измене. Причем об измене коварной и жестокой! Абсолютно незаслуженной и потому категорически непрощаемой! Но чем больше эпитетов такого рода употребляла дама, тем почему-то меньше верил ее искренности Денис.

И обильные слезы ее, стекавшие по щекам, казались искусственными, будто в кино, где все хорошо знают, каким образом они делаются. Неожиданно, просто до оторопи, возникло сравнение с «крокодиловыми слезами», которые, как известно, вызываются вовсе не болью или страданием, а возникают в процессе поглощения этой гадиной своей жертвы. Брр!..

Не перебивая излишне эмоциональной, насыщенной гневными восклицаниями исповеди, сопровождаемой резкими движениями всего тела, отчего слушателю поневоле приходилось «стрелять глазами» совсем не туда, куда следовало бы, Денис выбрал-таки удачный момент и сдержанным, солидным жестом остановил Анну Николаевну. Подумав при этом, что сейчас он с гораздо большим удовольствием назвал бы ее Анютой и ласково так погладил бы ее разлохмаченную головку, а потом — круглую коленочку, а там, глядишь…

Но, сдержав невольный смешок, он остановился на той мысли, что лучше, конечно, передать эту благородную миссию именно Филиппу, и тогда уж точно осечки не будет. Тем более что остальные сыщики находились в вынужденном отпуске, не отзывать же их! А Филе как раз очень нравятся, сам уверял, такие вот несдержанные, темпераментные и обязательно кем-то больно обиженные дамочки с крепкими и обихоженными телами, пышущими нерастраченным здоровьем. Им бы, понимаешь, всего-то в чью-нибудь жилетку другой раз поплакаться, да некому, потому и звереют. А тут — нате вам! — Филя, безукоризненно владеющий массой способов насытить оскорбленную женскую душу или, может, правильнее, плоть, хотя все-таки и душу тоже, сладчайшей местью.

Как там говаривал, бывало, Филипп? Ей, бедняжке, просто жизненно необходимо хотя бы на короткое время ощутить собственное сексуальное величие и полнейшую физическую ничтожность своего обидчика, не важно, кто он — неверный муж или коварный любовник. А что для этого требуется? Только личный, причем лучше неожиданный, опыт! Прямо по Пушкину? «И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг, и случай, бог изобретатель»! Вот именно, все вместе. Главное, чтоб только клиентка потом не успокоилась и не передумала, а, напротив, еще крепче уверилась в своей правоте. Тогда игра, пожалуй, стоила бы свеч.

С неприкрытым уже вожделением, не имевшим, впрочем, никакого отношения к сексуальным играм, смотрел теперь на клиентку, посланную, несомненно, судьбой, директор агентства «Глория», а в голове его прокручивался следующий монолог:

«Ах, Анюточка! Наша нечаянная радость, наша надежда, наша… хм, хм… Твои несравненные фиалковые «анютины глазки», в темной глубине которых полыхает грозное пламя мести, указывают на то, что гонорар за это, в сущности, пустячное, хотя и, как обычно, сволочное дело будет прямо пропорционален той страсти, с которой ты излагаешь свою кровную обиду! И дураку ясно, что «изменщику» не поздоровится! Но чтобы это произошло, тебе нужны веские, неопровержимые доказательства. Так мы их добудем, любовь ты наша!..»

И еще подумал, что напор, с которым излагала свое дело Анюточка, и ее безапелляционность, убеждали, что и с оплатой она не поскупится-Однако лишняя проверка не мешала.

— Так насколько я понял, уважаемая Анна Николаевна, ваш супруг — крупный бизнесмен и в средствах не нуждается. Вы, судя по вашим словам, тоже. Мир, который царил в вашей семье, не связан с финансовыми проблемами, но разрушился в одночасье. Я не ошибаюсь?

Она уже устала, поэтому только кивнула утвердительно.

— Прекрасно… То есть я хотел сказать, что это ужасно, ибо причины вам совершенно неизвестны. А что, физиологии здесь никакой?

— Шо вы имеете в виду? — резко отреагировала она.

— Может быть, простите, с одной стороны, скажем, мужская импотенция — явление, увы, сегодня весьма распространенное, особенно среди бизнесменов, отдающих все время работе, а с другой… как бы потактичнее выразиться?

— Говорите прямо!

— Хорошо, — покорно согласился Денис. — А с другой стороны — ваша неудовлетворенность, завышенные требования, нет?

— Та бросьте вы! — заговорила она вдруг уничижительным тоном и с явным малороссийским акцентом, выдавшим наконец-то ее происхождение. — Какой вин мужик?! Залезет, крякнет и готов, храпит без памяти! Я ж и говорю, кабы это самое, так я б его и не толкала. Мне ж только свистнуть! Но вин же ж подлянку затеял, сволочь! Я, кажись, догадываюсь, кто вона, но мне нужна правда. Доказательства нужны! Появилась у него одна сучка — ни кожи, понимаешь, ни рожи, а туда же, курва ее мать! Ух, ненавижу!

— Вы успокойтесь, пожалуйста, Анечка, можно я буду так вас называть?

— Та валяйте! — отмахнулась она.

Денис окончательно понял, что дамочка вернула, мягко выражаясь, свое истинное обличье.

— Так вот, Анечка, мы все здесь, безусловно, на вашей стороне и сделаем все возможное для того, чтобы добыть для вас истину. Это наша работа. Но поскольку, как я сказал, она — работа, то, значит, и стоит определенных денег. У нас имеются расценки, я вам покажу, а вы решите, устроят ли они вас.

— Та я ж понимаю, — поморщилась она, пятерней расчесывая и встряхивая еще влажные волосы, — шо бесплатно нынче ж и воробей не чирикает. Короче, сколько?

— Час наружного наблюдения стоит сегодня сто долларов. Но слежка ведется, как вы понимаете, не круглосуточно. То есть один день может обойтись от пятисот до тысячи долларов, в зависимости от ситуации. Потом, вы сами сказали, что ваш муж постоянно посещает фитнес-клуб, а вход туда не бесплатный, но это все также входит в указанную сумму. Если вы желаете, чтобы мы завершили работу в течение недели, можете посчитать. Это будет где-то в пределах семи-восьми тысяч.

— Ну и шо? Я согласна. Да я бы вдвое переплатила, только чтоб поскорее получить доказательства! Вот тогда я из него всю его поганую душу выну!

— Хорошо, не будем горячиться, дорогая моя. Сейчас я приглашу сотрудника, и он вам поможет с оформлением необходимых документов. Это необходимо для того, чтобы всем нам, вместе с вами, действовать строго в рамках закона. Вот тогда у вас и окажутся все карты на руках, понимаете?

— А чего ж не понять? Туалет у вас тут имеется?

— Момент. — Денис нажал клавишу громкой связи и сказал: — Филипп Кузьмич, зайдите, пожалуйста! — И когда вошел непривычно торжественный, соответствуя моменту, Филя, продолжил: — Будьте добры, проводите Анну Николаевну в туалетную комнату. Предоставьте ей чистое полотенце, ну… и все, что она попросит. Затем напоите ее кофе или чаем, как скажет, и помогите оформить заказ. Затем прошу ко мне, на подпись.

— Славные вы тут, гляжу, мужики, — в первый раз улыбнулась Анна, отчего лицо ее стало просто невероятно обаятельным и милым, не имеющим ничего общего с той фурией, что ворвалась недавно в «Глорию». — Только, если позволите, мне бы не чаю, а покрепче. Я бы стаканчик виски пропустила. Нервы ж, понимаете?

— А вам потом не станет плохо? — озабоченно спросил Филя. — Погода, правда, мерзкая, дождь… Но я могу проводить вас до метро.

— А это еще зачем? — изумилась Анна. — Вон у меня джип за углом! Подвел только, зараза!

— Ах, так у вас водитель?

— Не, я сама!

— А как же тогда виски? — Филя с улыбкой уставился в ее глаза, демонстрируя один из неотразимых своих приемов — проникновенный взгляд.

— А шо — виски? Ребенку пятьдесят граммулечек не повредят! — засмеялась она, напомнив анекдот про гаишника, который предложил малышу в машине подышать в трубку. — Вот только там шо-то случилось, заглох, хорошо хоть рядом, а то насквозь бы вымокла. У вас никого нет, кто мог бы посмотреть? Я… — Она сделала всем понятное движение пальцами, показывая, что готова оплатить эту услугу.

Филя немедленно приосанился, а Денис, взглянув на него, сказал:

— Могу охотно рекомендовать вам лучшего специалиста по этой части. Он — перед вами, Анечка. Зовут Филиппом, как вы изволили слышать, Кузьмичом. Он не только ас сыска, но и замечательный мастер на все руки. У меня тоже джип — «форд-маверик», так что мы с вами коллеги. И когда в движке что-то не так, я не подпускаю никого, кроме Фили, извините, это мы так между собой. А я — просто Денис.

— Или Дэн, — добавил Филя. — Но исключительно для своих. Давайте ваши ключи, пока вы займетесь туалетом, я посмотрю, что там у вас. — И выразительно посмотрел на шефа.

Денис понял: взгляд означал — «Деньги давай!». Тут такие баксы засветились, нельзя же ими рисковать из-за отсутствия в конторе какого-то вшивого виски!

— Хорошо, проводи даму и возвращайся, я дам тебе необходимые бланки. И машинку ее заодно посмотри…

Все дальнейшее «образовалось» как бы само собой.

Туалетная комната в «Глории» была, как известно, оборудована всем необходимым и для мужчин, и для женщин. Клиентки нередко испытывали необходимость поправить макияж, то, другое, поэтому поневоле приходилось соответствовать. А потом ведь давно известно, что имидж фирмы чаще всего и определяется в глазах клиента именно такими вот, казалось бы, тля кого-то, возможно, вовсе и не обязательными мелочами. И когда они неожиданны, то становятся особо приятными, а отсюда и доверительная атмосфера…

Войдя в просторную туалетную комнату, Анна искренне удивилась, со значением взглянув на Филиппа, который открыл дверцу одного шкафчика и показал на чистые полотенца, а затем другого, где находились мыло, шампуни, фен и другие туалетные принадлежности, включая нераспечатанные зубные щетки. После чего вежливо удалился. Анна же, взглянув на себя в зеркало, откровенно ужаснулась. Эти черные потеки на щеках, копна влажных волос, сбившихся в совершенно идиотский колтун, темные круги под глазами никак не красили ее. И она поняла, почему с таким сожалением посматривал на нее симпатичный рыжий директор.

И пока Анна приводила себя в порядок — умывалась, причесывалась и сушила волосы с помощью фена и вообще наводила необходимый марафет, Филипп, получив от Дениса голубую «денежку» достоинством в тысячу рублей, смотался в ближайший магазин, где, огорченно вздохнув про себя, купил за семьсот сорок девять рублей большую бутылку шотландского виски «Баллантайн».

Денис посмотрел и нахмурился, получая сдачу.

— А что, не мог чего-нибудь подешевле? Обязательно ноль семьдесят пять? Меньше, что ли, не было?

— Откуда, шеф? Ты в каком государстве живешь? И потом, мы же не имеем права ударить в грязь лицом! А дамочка воспитана, видит бог, на дорогих напитках! Ну был там еще «Джим Бим», за семьсот семнадцать, тоже ноль семь, но его же приличные люди не пьют, а здесь — как-никак классика.

— Ладно, уговорил, ступай глянь ее тачку. А она чего там застряла, часом, не купаться задумала?

— Ну ты же видел, шеф, в каком девушка была виде! Вот и она едва увидела себя, так и обомлела. Надо понять.

— Понял. А что касается напитков, то она воспитана, скорее всего, на самогоне, причем свекольном, голову даю на отсечение. Можешь сам при случае у нее поинтересоваться.

— Твои слова, шеф, надо понимать в том смысле, что наблюдение за неверным супругом и все остальное ты уже поручил мне?

— Умница. Не отзывать же ребят из отпусков по мелочам?

— Согласен, шеф. Но ведь после виски… ну ты же понимаешь? Куда ей за руль?

— Вот видишь, и это ты уже очень грамотно предусмотрел. Поэтому действуй. При необходимости докладывай. Пусть она только подпишет свой заказ и оплатит аванс… Кстати, ехать к ней тебе так и так придется. Она, будучи в расстроенных чувствах, забыла захватить с собой фотографию мужа. Делай выводы. А Максу скажи, пусть вытащит из своего компьютера все, что может там оказаться на президента торгового дома «Земфира» Анатолия Сергеевича Юркина. Это ее супруг. Да, и последнее, — сказал, когда Филя уже открыл дверь. — Без нужды, пожалуйста, не рискуй и будь с ней поосторожней. Крокодилы, они опасные твари, а ты нам еще нужен…

— Чего сказал? — не расслышал или сделал вид Филя.

— Да так, это я себе… Не знаю, откуда такое ощущение…

2

Филипп потом почему-то все время раздумывал над словами шефа, сказанными ему вдогонку. И не мог понять, при чем здесь крокодилы. Уж во всяком случае, он не собирался соотносить фразу Дениса с Анькой, которая добралась домой, поддерживаемая твердой рукой Филиппа. Эта поддержка — и физическая, и она же моральная — оказалась просто необходимой, поскольку, пока оформлялись документы, «девушка» успела ополовинить бутылку виски, что получилось у нее не только вполне естественно, но как-то даже и забавно. Зато теперь она лыка не вязала. Или ловко делала вид, поскольку соображала — дай бог всякой!

И когда Филипп помог ей снять верхнюю одежду и отвел затем в «спальный будуар», как она назвала заплетающимся языком это просторное стойло, где находилась одна только кровать, Анька уже сама, немедленно и не стесняясь, скинула с себя нижнее белье, продемонстрировав отменные, налитые жизненными соками груди, бедра, ягодицы, и уверенным, совсем не пьяным, движением скользнула под легкое покрывало. А потом с удивлением обернулась к нему: чего, мол, ждешь-то? Подсказки нужны?

Нет, в таких делах подсказки бывают лишними. А твердость Филипповых мышц она успела прочувствовать еще в машине, когда бессильно валилась головой на его плечо, а он придерживал ее одной рукой, другую положив на баранку руля ее джипа «Мерседес — МЬ>. И если она все-таки не была, а только притворялась в дым пьяной, то, значит, запомнила и оценила. А тут еще этот соблазнительный процесс раздевания…

Он решил, что она заснула. Но едва осторожно, чтобы не разбудить ее, приподнял угол покрывала, как внезапно оказался в капкане ее проворных и нетерпеливых рук и ног, после чего ему осталось лишь с удовольствием покориться судьбе. И не спешить с проявлениями собственной инициативы, в чем и не было нужды. Она все умела делать сама, что теперь уверенно и демонстрировала. А от него требовалось пока только одно — держать себя в форме. Ну, этому учить не надо…

В одну из пауз, когда она отдыхала, громко и прерывисто дыша от пережитого ею только что сумасшествия, Филя выкинул неожиданный коник. Обратился к вальяжно раскинувшейся мадам почти официальным тоном:

— А скажите мне, уважаемая Анна Николаевна…

Она вздрогнула и посмотрела на него, как на идиота. Тихо спросила:

— Тебе со мной плохо, милый?

— Я хотел бы узнать от вас следующее… — гнул свое Филя.

— Нашел время! И вообще… Зови меня Анькой. Шоб совсем по-домашнему… А тот хмырь все — Ню-у-ура! Так бы и убила!.. Слушай, а шо тебе еще здесь надо? Ты свое получил, може, самое время уже отваливать на работу? А то твой клиент исчезнет с концами… Господи, вот уж я б тогда такую свечку-то поставила!.. Ну шо ждешь? — В ее голосе проявились грубоватые, сквалыжные нотки, как у хохлушки-продавщицы с вещевого рынка. Из тех, что проживают в Москве с фальшивой регистрацией, надеясь бог знает на какие перспективы, которые в конечном счете сводятся к подсобке в торговой точке, где с ней (а точнее, на ней) дружно оттягиваются равнодушные, зажравшиеся «азики»…

Филипп даже не представлял себе, насколько недалек был от истины — не в прямом смысле, а вообще, в принципе. Но в данный момент его не интересовали посторонние соображения, и на акцент он тоже не обратил внимания, поскольку мысли текли в ином направлении.

— Не-ет, дорогая, это ты свое получила, и теперь я собираюсь сделать то же самое… Поэтому принимай указанную позу и не противоречь старшим!

— Ска-ажите! — изумленно протянула она, тем не менее подчиняясь его рукам и неуверенно покачиваясь на подгибающихся коленях. — О-о?!

А он отработанным борцовским приемом перехватил ее талию, перевел, пользуясь той же терминологией, в партер и насадил с такой ошеломившей ее силой, что «девушка» способна была теперь лишь протяжно этак повизгивать, да еще взбрыкивать роскошными, нет слов, ногами. Будто лягушка, просто обязанная после такой мощной любви стать царевной. Потом она завопила истошным голосом, взорванная оргазмом, и отключилась. Но Филя, как истинный джентльмен, не позволил себе сделать остановку ввиду столь незначительного, по его убеждению, обстоятельства и завершил бурно начатое дело к полному собственному удовольствию. После чего оглядел объект своего влечения и снова пришел к выводу, что давно не встречал такой сладкой партнерши. А все эти «шо» и «може» — пустяки по сравнению с тем наслаждением, которое она ему сегодня доставила.

Взглянув затем на часы — шел второй час ночи, — он приказал себе проснуться ровно в семь, ибо у объекта его наблюдений рабочий день начинался в восемь утра. И чтобы доехать отсюда, с Арбата, к его офису в районе метро «Войковская», требовалось, по причине вечных московских пробок, не менее сорока минут, а для полной уверенности целого часа. Примерно так они и подсчитали с Анечкой, пока она могла еще о чем-то думать и говорить. Но теперь она пребывала в нирване, как наверняка заметил бы Денис Андреевич, а он силен в буддизме и утверждает, что эта самая нирвана есть состояние такой внутренней полноты, когда уже напрочь исчезают всякие желания. Или что-то в этом роде. А если говорить об Аньке, то у нее, уж во всяком случае, не могло больше быть никаких желаний вообще.

Ах, как, оказывается, ошибался Филя! И потому утром все его планы полетели к черту.

Ну, во-первых, как Анна объяснила утром, она, пожалуй, не стала бы настаивать, чтобы он немедленно ушел от нее, начиная свою слежку за Юркиным. Все равно никуда тот не денется, а найти его — вообще не проблема. Почему она так решила? А, по ее же словам, потому что дорвалась наконец до справного в любовном деле мужика. Это что ж выходит, за три года замужества она ни разу не получила законного своего супружеского удовлетворения?! Получалось, что так. Нет, были там две-три связи на стороне, это когда уж ей вовсе становилось невмоготу, но принимать их всерьез она не собиралась, ибо хотела быть супругой честной и достойной своего достаточно известного в бизнес-кругах мужа.

А во-вторых, и это сейчас для нее было гораздо важнее, она вдруг почувствовала к Филиппу не просто чисто физическое влечение ну и естественную благодарность, она увидела в нем родственную душу. Во как! На это Филя не рассчитывал. И что же должно теперь последовать после такого признания?

Оказалось, что у нее возникли по этому поводу некоторые соображения, которыми в данный момент ей делиться со своим неожиданным любовником — так и сказала — пока еще рано. Она собиралась узнать его поближе. Впрочем, мысленно усмехнулся Филя, куда уж ближе-то! И что это у нее за тайна?

Нет, если таковая имелась, она не выдала, а вот о себе стала рассказывать охотно. Видно, ей и самой очень нравилась ее собственная душещипательная история, будто нарочно содранная с какого-нибудь латиноамериканского сериала. Чувствуя, что ей невтерпеж посвятить его в эту мелодраму, Филипп без особого труда убедил Анну, что с большой охотой выслушал бы наверняка трогательную историю обиженной злыми людьми Золушки из забытой Богом украинской глубинки, сумевшей выйти-таки замуж за московского принца и сесть за руль личного навороченного джипа. Ведь ежели рассуждать «по понятиям», так круче взлета по нынешним временам и не бывает…

Филя вспомнил, как среди ночи, по совершенно непонятной причине, во всяком случае, он никакого повода ей не давал, Анна вдруг расплакалась. Да не просто прослезилась, как это случается с нервическими женщинами порой и без видимой причины, а натурально зарыдала, словно неожиданно потеряла близкого человека. Потом она как-то слишком быстро успокоилась и ринулась его целовать и облизывать, а он ее обнимал и ласкал, отчего ее слезы перемежались соплями нежности и новыми истеричными взрывами, теперь уже против мужа, который больше недели не ночевал дома, не звонил и ничем не интересовался, мерзавец. Именно по этой причине, понял Филипп, он, скорее всего, и был приведен сегодня в супружескую постель — как вариант отмщения, и не более. Поэтому не стоит строить иллюзий, все гораздо проще, чем представляется.

Он был знаком с этим типом женщин. В моменты страсти в их голосах появляются такие глубокие, завораживающие интонации, что ты теряешь себя, но едва меняется настроение, буквально оглушают их визгливые крики и жалобы, и ты уже не знаешь, в твой ли они адрес или того, кого сейчас нет с нею рядом. Вот тогда и понимаешь, откуда такое воспитание, взращенное, по меткому выражению Дениса Грязнова, на свекольном самогоне. Абсолютно точное, между прочим, наблюдение. Хотя шефу-то откуда об этом знать?..

Однако для того чтобы заниматься размышлениями, необходимо было иметь информацию к ним. Филя и проявил на рассвете свою якобы незатейливую любознательность, ибо понял, что и сам больше не заснет, да и не дадут ему этого сделать. Ну что ж, решил он, сериал так сериал. Нехай будэ Латыньска Амэрика! Это он уже заговорил ее языком…

Родилась красавица Анечка Колошенко в селе Липчаны Винницкой области, на границе с Молдавией, в те застойные годы, когда каждый малец, даже из глухой деревни, мог быть уверен, что дорога, к примеру, в МГУ ему вовсе не заказана и все зависит лишь от твоего желания и способностей. У Аньки способностей хватило бы на десяток подобных ей, да, пока росла, все в стране и в ее жизни перевернулось, и к восемнадцати ее годам огромной страны не стало. Не стало и отца-кормильца. Друзья и подруги укатили в чужие города, а ей надо было теперь кормить разом постаревшую мать, работая в колхозе.

Однажды, вернувшись с работы, взглянула мимоходом на себя в зеркало, с ужасом увидела, что писаная красота ее стала увядать, а ведь только четверть века разменяла! Открытие показалось поистине страшным, оно и подсказало решение — бросить все и уехать. Мать далеко не старуха, сама способна прокормиться, да и мир не без добрых людей, не дадут помереть с голоду. А вот Анне явно грозит безвременная старость. Сойдет красота — куда потом деваться? Тоже до смерти навоз возить? Не желала она себе жизни, прожитой родителями. А помогать матери можно ведь, работая в городе.

Нелегким было начало, поскольку на ее красоту находилось немало охотников до свободных, необременяющих отношений. И устоять, не давая полной воли инстинктам, которые постоянно смущали ее грешную душу, было очень трудно. Да чего греха таить, иной раз просто и невозможно. Так что всякое в той короткой городской жизни познать пришлось. Но Аня не теряла надежды, словно ждала трубного призыва судьбы. И дождалась-таки.

Московский торговый дом «Земфира», заключивший долгосрочные контракты с Украиной и Молдовой, теперь уже самостоятельными государствами, открывал в России широкую сеть магазинов, куда требовались симпатичные продавщицы, желательно из этих бывших советских республик. Владельцам казалось, что, если у прилавков будут стоять красавицы украинки или молдаванки, торговля станет живей и прибыльней. Наверное, в том имелся свой резон. Пока девушкам предоставлялись места в общежитиях, а дальше? Ну а потом видно будет. Был, разумеется, риск. Но ведь как прежде говорили герои книжек, которые доводилось читать на русском, кстати, языке, поскольку в доме Колошенок говорили традиционно по-русски? Отец был родом из Донбасса, а мать — местная, и ее родной, местный язык, состоящий из жуткой смеси украинских, польских, румынских и венгерских слов, Аня с детства так и не усвоила. Отец понимал жену, но предпочитал, как он говорил, свой великий и могучий… Так вот, в тех книгах было сказано, что тот, кто не рискует, в конечном счете и не пьет шампанского. А пить его очень хотелось, потому Аня и рискнула. И, как показало время, не прогадала.

Были, конечно, трудности. Общежитие — оно и есть общежитие, со всеми его жестокими законами и откровенными пороками. Но и тут старалась Анна не сорваться, не пойти вразнос.

А потом однажды увидела его, своего принца, которого ждала, казалось, всю жизнь. Позже выяснилось, что та же самая мысль обрушилась и на него, едва он заметил симпатичную, потрясающе похожую на дорогую куколку продавщицу в отделе народных промыслов. Заметил и — обомлел.

Это было упоительное время. Толя забрал ее с работы, предоставив многочисленные заботы об огромной квартире, а затем и шикарном загородном доме. Вот только с ребенком, обязательно девочкой, почему-то все откладывали. Толя словно выжидал чего-то. Опять же и тещу свою он сперва хотел забрать в Москву, а когда та отказалась, не стал настаивать, хотя вполне приличные суммы денег переводил ей «за границу» регулярно.

Почти три года продолжалось это непонятное счастье. Толя возвращался домой усталым, измотанным — большой бизнес доставался ему тяжким трудом. А ей нужен был веселый, заботливый и сильный муж, но оказалось, что ни первым, ни последним он уже не обладал. Началось с мелких размолвок, потом пошли ссоры, инициатором которых, по понятным причинам, выступала молодая супруга. Да, она все понимала и винила себя, но ничего не могла поделать — страсть незаметно перерастала в полное неприятие, а с некоторого времени — даже в ненависть. И тогда он ушел из семьи. Точнее, из квартиры. Перебрался в свой дом на Истре. А позже, через подругу Риту, Анна узнала, что ее супруг закрутил шашни с дочерью президента Экстра-банка.

Эта молодая стерва возглавляет в банке отца кредитный отдел, владеет четырьмя языками и училась в Кембридже. Ну, конечно, какой Юркину интерес общаться со своей женой, у которой ничего нет, кроме десяти классов деревенской школы да трех-четырех коридоров универмагов, в которых пришлось провести молодые годы. О чем с ней дома разговаривать? А в постели? Вот то-то и оно. А ведь был момент, когда она, чтобы не отстать от мужа, быть ему ровней, даже учительницу себе наняла, и та учила ее правильно выражаться по-русски, все же украинская глубинка нет-нет да и давала о себе знать. И обо всем ей рассказывала — о политике, обо всех новостях, об умении правильно вести себя в обществе, в светской компании, одеваться, самой принимать гостей и так далее. Только, как оказалось, не пригодилась ей эта школа…

А подруга Маргарита, вместе с которой Аня работала в «Земфире», была единственным человеком, кто не порвал с ней отношений после того, как она якобы окрутила генерального директора, чтобы стать Юрки-ной. Такие разговоры тогда пошли, и они, собственно, и стали той главной причиной, по которой Аня прекратила всяческие контакты с бывшими подругами. Но чтобы знать, какими делами и, главное, слухами полнятся торговые помещения «Земфиры», было вполне достаточно Риты с ее длинным языком и острым слухом. Вот она и принесла, будто сорока на хвосте, убийственную новость. И уже после этого никакая совместная жизнь с мужем Анне не представлялась возможной.

Впрочем, она бы охотно простила Толю, но если бы он сам пришел домой и повинился и выбросил из головы ту дрянь, которая наверняка тоже положила глаз на удачливого бизнесмена. Банк-то банком, а торговый дом с устоявшимися поставщиками и партнерами — ничуть не хуже. Банк может прогореть, а торговый дом с обширными и прочными международными связями — куда денется? Вот и тянутся всякие суки на сладенькое…

Исповедь как-то не очень растрогала Филю. А интонация, с которой Анна поминала неверного мужа, сама при этом страстно отдаваясь первому же встречному, хотя не хотелось бы о себе так думать, вовсе ему не понравилась. Слишком много мстительности при обещании простить, если муж… и все такое прочее. Искренности не было в словах и мыслях брошенной супруги, а вот расчет здесь явно присутствовал. Так чего же ей теперь не хватало? Вопрос, между прочим, не такой уж и праздный.

Квартиру муж оставил ей. Отличную машину — тоже. Деньги у нее были, и немалые, судя по тому, как легко она согласилась с той суммой, в которую вылилась оплата наблюдения за супругом. Может, Анечке всего этого было мало? Или она уже и на дом в Истре глаз положила? И на пакет акций торгового дома, которым владел супруг? Желание отомстить казалось у нее не результатом вспышки ярости, а хорошо продуманным решением. И это было плохо. Задумавший месть человек способен далеко пойти. И эти новые, возникшие у Фили соображения он просто обязан был высказать Денису Андреевичу. Чтобы в дальнейшем нечаянно самим не попасть впросак.

Оставалось выяснить последний важный вопрос: каким образом Анна Николаевна вышла на агентство «Глория»? Кто ей посоветовал? Вряд ли здесь имелась какая-то случайность.

Оказалось все проще простого. Анна достала толстый справочник, полистала, нашла детективные агентства и стала выбирать. Среди бесконечных «Аргусов» и «Легионов» название «Глория» привлекло ее внимание своей женственной мягкостью. Вот и все. И никто не советовал, своим умом дошла.

Филе ничего не оставалось, как похвалить ее за находчивость и, перед тем как покинуть гостеприимную спальню, еще раз основательно закрепить волнующую близость. Это чтобы у дамы не оставалось никаких сомнений в том, что ее исповедь могла хотя бы в малой степени пошатнуть его нежное отношение к ней.

Но уходил он на службу, провожаемый благодарными поцелуями, тем не менее в весьма противоречивых чувствах. Было над чем задуматься…

3

Мистер Юркин подождет, сказал себе Филипп Агеев, никуда он не денется. В данный момент его гораздо больше интересовала Маргарита Ионовна Кодряну, задушевная подруга Анны Николаевны. На глазах этой дамы, как он полагал, и развивалась подлинная история взаимоотношений Анатолия Юркина и Анны Колошенко, о чем, вполне вероятно, Аня умалчивала. Да и нельзя требовать от женщины, пребывающей в ярости, объективного изложения событий.

Рита оказалась крупной и по-своему яркой женщиной, которую в фольклоре принято называть бой-бабой. Ее броская, какая-то цыганская, что ли, привлекательность сразу обращала на себя внимание, однако вот размеры этой привлекательности настораживали. Но Филя руководствовался железной истиной убежденного советского человека, самую малость перефразируя ее, что нет таких крепостей, которых испугались бы большевики. И скоро понял, что и крепость — совсем не крепость, и упоминание имени Анны Юркиной открыло магическую дверцу доверия, вероятно, не менее щедрой, чем Аня, ее подруги. Одно было заметно — ее, кажется, смущало неброское телосложение Фили. Да он и не годился в Тарзаны, по которым сходят с ума вечно неудовлетворенные хохлушки средних лет. Но Филя вовсе не собирался демонстрировать этой «прекрасной кариатиде» другие свои достоинства, в полной мере оцененные накануне ее подругой, ему бы просто вызвать Маргариту на откровенность. Упустил Филя из виду, что большие женщины предпочитают некрупных любовников, и потому пробуждающийся к нему интерес принял за смущение.

Одним словом, она охотно разрешила взять у нее интервью — именно так и сказала, — соблюдая при этом главное условие: Анна ничего не должна об этом знать, иначе могут быть непредвиденные неприятности, а для этого Филе предлагалось заехать в конце рабочего дня и самому обозначить спокойное и удобное место для откровенного… гм, разговора на интересующую его тему. Давать же интервью у себя дома она не могла по ряду причин, о которых промолчала, а Филя и не решился настаивать — мало ли какие это причины! Да и женщина она была, по словам Ани, незамужняя, следовательно, нетрудно предположить, что соседи не прочь побеспокоить ее своим пристальным вниманием.

Вообще-то он не собирался совершать бесконечную череду подвигов, но карта, как говорят игроки, ложилась таким образом, что истина сейчас становилась дороже ряда обстоятельств, указующих дорогу к ней.

Верно заметил кто-то из классиков, что наихудшего предательства можно ожидать именно от самого близкого тебе человека. Надеясь на это, Филипп привез «кариатиду» домой к Николаю Щербаку. Тот в настоящее время вместе с женой резвился на сочинском пляже, бесплатно проживая почти в самом центре города, на конспиративной квартире Вячеслава Ивановича Грязнова, где не раз уже отсиживались некоторые клиенты и свидетели, с которыми работали сыщики агентства и за жизнь и безопасность которых приходилось отвечать в первую очередь самой же «Глории». Так отчего бы теперь и сыщику не отдохнуть? А московская квартира у Коли в Северном Бутове была самая обыкновенная, лишенная каких-либо запоминающихся ориентиров. И район отдаленный, и дом стандартный, и все остальное — при вечернем-то освещении — поразительно типичное. Иной человек, даже если и захочет запомнить, куда его, к примеру, привезли, обязательно потом заблудится — таковы удобные по-своему особенности новостроек.

Маргарита, видимо, решила, что, раз уж повезло, незачем упускать случай, и, оглядевшись в незнакомом помещении, быстро нашла место, наиболее удобное, по ее мнению, для продолжительного интервью. Этим местом оказался довольно большой по площади диван с множеством расшитых подушечек. Вовсе не робкого и чаще первым проявляющего в рискованных ситуациях инициативу Филю стремительно ввергло в крутой оборот. Попав в решительные объятия этой хохлушки-молдаванки, он поначалу подумал, что сдуру ввязался в схватку с явно превосходящим его по напору и ловкости тяжеловесом. И тут в полузадушен-ном организме Фили мелькнула единственно умная мысль, испокон века утверждаемая во всех боевых искусствах Востока: «Сделай силу противника его слабостью». И тогда он немедленно расслабился, не пытаясь больше противопоставлять ее силе собственную силу, он просто отдался той страсти, которая вулканом обрушилась на него. И… выиграл первую схватку. Когда вулкан, достигнув наконец пика извержения, исторгнул все свои лавины, камнепады и сели, Филя, оказывается, был готов уже к новому штурму кратера, в то время как сама гора, ну, разве что слабо курилась остаточным дымком великого катаклизма. М-да… Как там у альпинистов-то? «Но мы выбираем трудный путь, опасный, как военная тропа…» Все верно, и, значит, придется энергично постараться, чтобы окончательно и бесповоротно утвердить на самой высшей точке свой флаг.

И еще он подумал, что вполне мог бы стребовать с шефа и прибавки — за работу в экстремальных условиях, учитывая, как ни говори, высшую сложность избранного маршрута. Но, поразмыслив, решил, что, в конце концов, с его стороны такой демарш мог быть расценен дорогим начальством как безудержное хвастовство, и потому оставил все как есть.

А гора между тем уже не под натиском грубой силы, а благодаря подлинному мастерству скалолаза высшей квалификации безудержно открывала новые тайны, после чего безудержно таяла и распадалась. Невостребованные больше мрамор и лед покоренных вершин превращались в традиционный в Малороссии еще с гоголевских времен набор приданого для невесты, состоящего, как известно, из бесчисленных пуховых подушек и перин. И все они теперь обещали исключительно тихое умиротворение. И черт с ними, в конце концов, со всеми этими опасностями и с теми же Юркиными!..

Но жаркая и распаренная, словно из бани, Маргарита тем не менее не забыла главной темы дня. И, отдышавшись, не оставила камня на камне от возвышенного строения, коим мог бы именоваться брак Анатолия Юркина с Анной Юркиной, в девичестве — Колошенко. Кому же еще, как не единственной подруге, знать про Аньку решительно все?! И о прежних любовниках из общежития, и о мерзком характере, который в замужестве превратил просто жадину от рождения в монстра, не упускающего в буквальном смысле- ничего, плывущего мимо рук. А оттого, что все никак не насытится, даже детей не может завести, хотя Толя так ее об этом просил, сама же и рассказывала. И удивляется теперь, почему ушел. Так с ней же, кроме как, извини, вот этого самого, и разговаривать-то не о чем! Нет, все, кто с ней занимался любовью, отмечали, что это как раз она умеет представлять в лучшем виде. Но если потом с девкой даже и поговорить не о чем, какой же приличный любовник долго выдержит? А у Толи два высших образования, стажировка в Штатах, у него настоящий талант, который или уж есть, или — извините! Так конечно ж ему интереснее с новой своей пассией — Кристинкой из Экстра-банка. Там же ж и ум, и образование тебе, и сама выглядит — дай, Господи, каждой! И семья — можно обзавидоваться — та еще перспектива! А дома что у него? Деревня! Какой была, такой и осталась, хоть и поднатаскала ее та училка с гимназии. Нельзя же всю жизнь думать только про койку да про деньги, верно?

Вот такой выдала она монолог, что называется, на одном дыхании.

Ох, как верно, думал Филипп. И вспоминал фразу из давно читанного романа советского классика Леонида Соболева о том, что обед без вина — это как любовь деревенской бабы: сытно, полезно, но… не вкусно. Ну да, конечно, особенно если тебе эта самая баба уже хуже горькой редьки, то есть приелась по самое не могу. А с другой стороны, смотря на чей вкус. Филя ж вот не отказался — и не жалеет. Отчего ж, разок-другой можно вполне. Но речь-то у Маргариты шла не о временном состоянии, а постоянном. Да, тут бы и терпеливый Филипп, пожалуй, не выдержал…

Еще оказалось, что Анька — отвратительная дочь. Толя не раз предлагал забрать одинокую Варвару Тимофеевну в Москву, но это именно Анна была категорически против ее переезда. Знать, не любила свою родную мать.

Характер у молодой супруги, как было сказано, испортился вконец, и, когда в семье Юркиных возникали скандалы, можно было заранее быть уверенным, что инициатором их являлась она. Уже и соседям по дому было неловко слушать истошные крики разъяренной мадам Юркиной. И на работе все о том тоже знали и по-своему даже жалели Анатолия Сергеевича. Только что толку от этой жалости!.. А когда стало известно, что он ушел из дому, ликованию не было предела, однако все закончилось довольно быстро — свои же кумушки и донесли, к кому ушел. Тут и понурились головки подружек от разрушенной надежды на «а вдруг?».

Многое узнал в этот вечер, благополучно переходящий в ночь, Филипп Кузьмич о своей клиентке. В том числе и о размеренной, спокойной, подчиненной твердой внутренней дисциплине служебной деятельности Анатолия Сергеевича Юркина, который практически не менял своих привычек так же, как и рабочего расписания. Поэтому по нему, говорили в генеральной дирекции, запросто можно проверять время, чего не скажешь о других работниках.

А между прочим, зря Филя подумал о своей новой «осведомительнице» как о доверчивой простушке, клюнувшей на возможность со вкусом ублаготворить свою плоть, используя при этом некоторые неоспоримые, в чем она успела уже убедиться, достоинства нечаянного партнера. И он сам тоже обаять-то ее обаял, да вот мозги так и не запудрил. И в какой-то момент, когда он, усталый, несколько расслабился, Маргарита задала простенький такой вопрос: а зачем ему, собственно, все это необходимо знать? Или, может быть, Анька затеяла какую-нибудь очередную свою авантюру и объявила сезон охоты на сбежавшего супруга? Ах ты, умница!

С серьезным видом Филипп стал объяснять недоверчиво улыбавшейся подружке, что в данном конкретном случае он выступает в роли своеобразного психолога. Да, есть и такая должность в их агентстве. А суть дела в том, что Анна попросила специалистов разобраться в причинах охлаждения к ней супруга. Вероятно, для того, чтобы знать, как поступить в дальнейшем — давать ему развод или попытаться склеить семью?

— Ой, ой, да вы ж только побачьте! — Маргарита залилась смехом. — Шоб Анька — и чего-то клеить?! Да это ж против ее гадского характера! Вот убить его — это она способна! А вернуть? Да никогда! Не смешите ж меня!

— Ну зачем же так уж сразу и страшно? Убить!.. Человека, Ритулечка, дорогая моя, убить не так просто, поверь мне, я воевал, знаю…

Филя, конечно, не стал ей говорить правду о том, что он призван осуществить плотную слежку за Юркиным и удостовериться в том, в чем, получается, давно уже ни у кого сомнения не было. Разве что обличающих фотографий пока не имелось, ну так то — дело элементарной техники. Но высказанная Филиппом полуправда его самого вполне устраивала, поскольку не требовала встречных вопросов, а вместе с ними не создавала и ненужных проблем. Да только Маргариту обвести вокруг пальца оказалось совсем не просто.

— И это Анька-то не знает?! — воскликнула она насмешливо. — Ой, да не смешите меня! — И вдруг с подозрением взглянула на него, будто следователь на пойманного карманника. — Слушай, голубь мой, а вы там с ней… уж не того ли, а? Она ж девка скорая, все при ней наготове, а охмурить вашего брата — как те твои два пальца… Ну-ка ж, быстро в глаза мне гляди!

Хотя Филя и смутился, но взглядом — открытым и искренним — себя не выдал. Поглядела на него Маргарита с подозрением, а потом рывком притянула к своей груди и так глубоко утопила в тех самых жарких подушках и перинах, что только дружный стон вырывался из них обоих…

— Ох, ты ж мой сильный какой… ох, родненький!.. Да пусть бы и трахнул, — разрешила немного погодя. — Ну а шо такого? Вы ж все — кобели порядочные, мимо не проскочите, да и мы, бабы, тоже хороши. А у тебя ж еще и служба такая… Только не связывался бы ты с нею, с Анькой-то, ой, не доведет тебя до добра эта стерва… Я и сама ее иной раз побаиваюсь…

4

Честно исполняя задание, Филипп Кузьмич Агеев три дня вел неусыпное наблюдение за Анатолием Сергеевичем Юркиным. А вообще-то хватило бы и одного дня, поскольку служебная деятельность генерального директора была расписана с точностью до минуты. Филе же оставалось в этом только убедиться. Нет, он, разумеется, не лез в постель к любовникам, не беспокоил своим вниманием и Кристину Борисовну Ляхову, поскольку следить за ней, ее частной жизнью и прочими обстоятельствами, сопутствующими оной, ему не поручалось. Достаточно было пару раз убедиться, что Анатолий и Кристина вместе садятся в его автомобиль и отправляются к ней домой, на Пречистенку, и поэтапно зафиксировать все эти факты видеокамерой, чтобы затем со спокойной душой передать заказчице компрометирующий материал на ее законного супруга и получить остаток гонорара. Дело сделано, задание выполнено, факт адюльтера установлен. Ибо не для решения каких-то служебных проблем ездил к симпатичной молодой девице не менее симпатичный и молодой (правда, относительно все же) человек, у которой проводил всю ночь, а поутру они, опять же вместе, отправлялись на работу. Причем у Кристины имелась собственная машина — синий «ситроен», но предпочитала она ездить все-таки с Анатолием, в его черном пятисотом «мерседесе». И Юркин, как вежливый и любящий мужчина, сперва завозил подругу в ее банк, а затем отправлялся к себе в офис. Нужны ли иные свидетельства?

Денис лично просмотрел видеосъемку и согласился с тем, что наблюдение можно прекращать. Если, конечно, брошенной супруге не окажется этого мало. А вдруг ей взбредет в башку, что для вящей убедительности следует произвести еще и съемку этой сладкой парочки в постели? Тогда придется проникать сквозь все охранные сигнализации в квартиру Кристины, тайно устанавливать видеоаппаратуру, короче, сплошные нарушения закона. Да Анна потом и воспользоваться плодами наблюдения не сможет, кто ж рискнет ей отдать подобный компромат на самих себя? Ведь прикроют лавочку в одну минуту! И никакой генерал Грязнов не поможет…

Словом, на том и порешили. Денис Андреевич позвонил Юркиной и предложил ей подъехать в агентство ввиду того, что документальные подтверждения ее подозрений наконец получены, и она может с ними ознакомиться.

Ответ заказчицы восхитил Дениса. Озабоченно деловым тоном Анна Николаевна поинтересовалась лишь одним: какую сумму она должна еще заплатить агентству, с учетом уже выданного аванса? Причем сказала это так, что стало понятно — торговаться она не собирается, больше того, вполне возможно, что она имеет какие-то другие, новые виды на сотрудничество. У Фили неприятно засосало под ложечкой — неужели права лучшая подруга?.. Но Денису он о разговоре с Ритой ничего не сказал.

Анна примчалась в «Глорию» довольно быстро. Была она абсолютно трезва, собранна, деловита и… словно немного насторожена. Оно, собственно, и понятно — кого обрадует подтверждение того, что твой супруг открыто изменяет тебе с другой женщиной?

Филипп, чтобы не смущать женщину в не самый приятный для нее момент, вежливо удалился, предоставив Денису возможность, как лицу официальному в данном случае, закончить деловые отношения с клиенткой. И отправился к Максу — пить кофе и хрустеть вечными чипсами. А если быть при этом еще и абсолютно честным, то ему меньше всего хотелось теперь смотреть в глаза Анне. Не то чтоб совесть мучила, но что-то надломилось в нем — особенно после встречи с Маргаритой. Но «просквозить», как говорится, не получилось. Позвал Денис.

Филя вернулся в его кабинет и удивился реакции Анны. На все, что угодно, мог рассчитывать, включая дикий крик с битьем посуды, ну как это и положено у некоторых истеричек или у дам, желающих публично продемонстрировать свою оскорбленную невинность. Нет, мадам была поразительно спокойна, даже холодна, как незнакомая. Вот только цвет ее лица не румянился больше отменным здоровьем, а будто увял от поразившего ее «кино».

Денис осведомился, достаточно ли для нее указанных фактов. Она молча кивнула, укладывая переписанную для нее видеокассету в сумочку. Оттуда же достала пачку стодолларовых купюр и, когда Денис назвал сумму, механически отсчитала и положила на стол ровной стопкой. Остаток небрежно бросила обратно в сумочку.

— У меня последняя просьба, — сказала неприятно хриплым голосом, словно успела простудиться.

— К вашим услугам, Анна Николаевна. — Денис склонил голову.

— Не лично к вам, а… если позволите, к Филиппу Кузьмичу.

— Сделайте одолжение, — снова склонил голову Денис, при этом с хитринкой в глазах взглянув на Филю.

— Я хотела бы попросить его, — она упорно не смотрела на Филиппа, — помочь мне доехать домой. Просто проводить. Боюсь, шо после такого потрясения руль вряд ли будет слушаться меня. Но я ж могу рассчитывать?

Странное дело, обращалась вроде бы к Филе, а смотрела на Дениса.

— Я думаю, в этом деле он вам не откажет. Тем более что и время к вечеру… Ведь не откажете, Филипп Кузьмич? — Уже не ирония, а откровенный сарказм так и пер из Грязнова-младшего.

— Я вообще безотказная личность, — хмуро ответил Филипп, — потому именно меня все и используют… в хвост и гриву… — Последнее он произнес тише и как бы не для посторонних. — Разумеется, я готов довезти вас, Анна Николаевна, я хорошо понимаю ваше состояние, извините. К сожалению, это — наша работа, вы сами желали убедиться…

— Благодарю вас, — холодно заметила она, поднимаясь. — Не исключаю возможности новой встречи. До свиданья.

Сидя в машине справа от Филиппа, по-прежнему не глядя ему в глаза, Анна вдруг сказала, что раз уж выпала ей такая доля, так хоть голову себе не морочить…

Что она хотела сказать этим, он не понял. А она, помолчав, снова заговорила. Оказывается, «не морочить» означало действие простое и легко осуществимое. Для этого надо просто заехать в один клуб и хорошенько выпить. А клуб этот практически по пути к ее дому. Поэтому они вполне могли бы бросить сейчас машину и «отпраздновать горе» — такая постановка вопроса Филе еще не встречалась. Он подумал, что Анне в настоящий момент, если она только не притворяется, много не надо — выпьет и свалится. Можно и на руках донести. Но повторений уже однажды пройденного она не дождется. Да вряд ли до этого и дело дойдет.

Машина была оставлена на платной клубной стоянке, в районе Кудринской площади. Анна махнула рукой — до ее дома отсюда два шага, а джип она может забрать и завтра, ее тут уже знают.

Действительно, знали. И встретили, и проводили к тому столику, на который она указала, из чего Филя сделал естественный вывод, что Анна тут — свой человек. Сама она и сделала заказ. А пока Анна обсуждала с официантом, какая у них сегодня телятина, Филипп имел возможность оглядеться.

Ну, во-первых, само заведение было, конечно, не элитарным, скорее, для круга людей вполне определенного достатка — может быть, чуть выше среднего бизнеса. И посетители по большей части были между собой знакомы. И Анну тут знали, ибо ее появление с Филиппом не прошло незамеченным. Немногие пока присутствующие ей кивали, даже посылали воздушные поцелуи, с улыбками, но без особого пиетета, возможно по привычке. Вот и официант вел себя с нею, как со своей знакомой, а на Филиппа не обращал ни малейшего внимания: вещь — она и есть вещь. Ну пусть спутник на короткое время. То есть он быстро понял, что в данном обществе ему делать абсолютно нечего, он здесь чужой. Ладно, это он, а ей-то зачем?

И вот тут возникало во-вторых. Значит, ни капельки она за себя не боялась, а вся ее игра с машиной — лишь способ о чем-то переговорить с ним. Что-то ей надо, и наверняка срочно. Если просто трахнуться, она бы сразу притащила его к себе в постель. А этот дурацкий клуб — он-то для чего? Просто поужинать и поддать с горя, назвав это мероприятие праздником для себя? Нет. Она слишком трезва и расчетлива. И еще никак не могла стереться в памяти Маргарита с ее характеристикой подруги… И похоже было, что все к тому и шло, о чем та говорила. Филипп в какой-то момент, поймав на себе оценивающий, холодный такой взгляд Анны, уже готов был поставить сотню баксов против рубля, что мадам замышляет преступление. А вот исполнителем, скорее всего, хочет назначить его, Филю. Уговорить, охмурить, заставить, пользуясь своими незаурядными способностями, нет слов, или попросту купить за хорошие деньги. Она же понимает, что, к примеру, устранение такого человека, как Анатолий Юркин, стоит дорого.

По привычке подвергать анализу всякое непонятное до поры действие Филипп прикинул, зачем бы ей это понадобилось. Из чувства мести? Чушь. Что тогда еще могло бы подвигнуть? Деньги? Жадина, превратившаяся в монстра, — так ее охарактеризовала ближайшая и, по всему видать, единственная подруга. Ну хорошо, будет развод. У нее останутся какие-то деньги и, скажем, квартира. Этого мало? Смотря из каких сумм исходить… Есть еще ведь и шикарный коттедж на Истре. Есть, в конце концов, торговый дом! А это уже не жалкие тысячи, тут миллионами может пахнуть… Странный у нее взгляд… Такое ощущение, что она все уже давно для себя решила, а теперь выбирает момент, чтобы посвятить в свои желания партнера. Если таковые у нее могут быть. Исполнители — с ними проще…

Ужин протекал спокойно. Ела вот только она слишком жадно, как изголодавшаяся. И пила тоже хорошо — любимое свое виски «Джонни Уокер», так сама и сказала. Впрочем, «Баллантайн», которым ее угостили тогда в «Глории», был тоже неплох. И на том спасибо. И чем больше она насыщалась, тем сильнее, заметил Филипп, становилось ее нетерпение. Ну чего тебе? Дом — рядом. Как было бы славно, думал Филипп, если бы дело закончилось именно этим. Все же иногда так хочется обрадовать себя тем, что ошибся в человеке — думал о нем плохо, а он, точнее, она оказалась нормальным, разве что несправедливо обиженным человеком.

— Ненавижу, когда меня мешают с грязью, — вдруг многозначительно заявила Анна и уставилась Филе в глаза, ожидая реакции.

Он неопределенно пожал плечами, выразив свое отношение.

— Меня в жизни слишком часто подставляли, — продолжила она, с задумчивым видом глядя на огонек традиционной свечи на столе. — Раньше горько плакала, не имея сил отомстить…

Вот оно!..

— …а теперь могу ответить ударом на удар. Есть такая возможность. И я не уверена, шо передумаю, испугавшись каких-то обстоятельств. Время у нас, Филя, такое.

Он хмыкнул и процитировал стихи, которые любит повторять Александр Борисович Турецкий:

— Времена не выбирают, в них живут и умирают…

— Вот-вот, и пусть умирают… — И она добавила такую грубую матерную фразу, что Филиппу показалось, будто он ослышался. Увы, слова были произнесены, в этом его уверили ее сверкнувшие глаза. Взгляд ведьмы. Она в упор уставилась на него не мигая. И вдруг спросила: — Скажи, тебе было со мной плохо?

— Мне было с тобой очень хорошо.

— Хочешь, шоб так было всегда?

— К сожалению, это невозможно. Ты не знаешь меня, а я — тебя. На одной страсти отношения между мужчиной и женщиной долго не продержатся. Ну год, другой, а дальше что?

— Он мне тоже говорил об этом, я знаю. А если я добавлю денег? Много денег! Подумай…

— Чудачка, — через силу улыбнулся Филипп, — ты хочешь меня купить? А для какой цели? За прекрасную возможность иногда спать с тобой мне деньги не нужны, ты сама можешь быть драгоценным подарком…

— Дорогим… но не драгоценным, — поправила она. — А вот драгоценным я могла бы стать только после того, как… — Она замолчала.

— Ну же, какие условия?

— Элементарные… Для этого я сама должна взять его дело в собственные руки.

— А он не отдаст, да?

— Конечно, не отдаст, — с презрением фыркнула она. — Только ведь можно и не спрашивать, правда? Ты ж ведь воевал, сам рассказывал, значит, должен знать, как это делается…

— Вот оно что… — Филя покачал головой с таким выражением, как говорится, и не то чтобы да, и не то чтобы нет.. — Если нельзя, но очень хочется, то, выходит, можно? Этот принцип?

— А чем он плох? — напряженным голосом спросила она. — Если на пользу… делу?

— Может, и не плох, только не по мне… А воевал я по другой причине, тебе, пожалуй, не понять.

— Тоже мне загадка! Послали — ты и пошел, а куда деваться? А я никого не посылаю. Мне нужно, шоб сам своим умом дошел, шоб прикинул все выгоды…

— Интересно получается: с одной стороны — грех на душу, с другой — выгода. А как же с Богом? Ну с собственной совестью?¹— Его уже раздражали ее бесконечные «шоб».

— А тут, парень, у нас с тобой всегда найдется возможность найти удобное для себя оправдание. Если захочется. И ты только не думай, шо я вся такая неисправимая и циничная, нет, иногда обстоятельства выше тебя, во так получается!.. А ведь ты хочешь. — Она подмигнула и засмеялась. — Очень хочешь! Да и я ничего против тебя не имею. Наоборот, любовь потом еще слаще будет казаться… Я тебя не тороплю. Но, шоб знал, я и ждать долго не стану.

— Да это я уже понял — ты женщина решительная. Уважаю таких. Но… боюсь, что разочарую. Такое предложение не для меня. Считай, что и разговора не было. Ну, в смысле, базара, да?

— Кай хочешь. — Она вмиг поскучнела. — Гуляй тогда… Свободен. За меня не бойся, я домой сама доберусь. И спасибо за откровенность. Прощай, хороший человек. — Она заметила, что Филипп полез в карман, решила, что за бумажником, и хмельным жестом отмахнулась: — Я уж как-нибудь… отдыхай… Но если… понимаешь? Позвони, я еще немного тебя подожду…

И она уронила голову на руки.

Разумеется, оставлять даму в таком состоянии было бы неправильно, но и продолжать с ней беседу в том же духе он не имел ни сил, ни желания. Да и не так уж она опьянела. Скорее всего, вид сделала, а это у нее получается очень неплохо. В определенных обстоятельствах.

Впрочем, зря он беспокоился. Сказано же, что свято место пусто не бывает. А место, которое он занимал до своего ухода, могло при его желании стать если не святым, то дорогим — уж точно. Что вскоре и произошло. А затем последовало продолжение, которое уж вовсе не было бы Филиппу Кузьмичу по душе, узнай он, чем закончится дело. Но Филипп этого не знал и вовремя ушел от резкого поворота в своей судьбе, о чем впоследствии ему не пришлось жалеть…