Мемуары ротного придурка

Глава VII. НЕИСЧЕРПАЕМАЯ ТЕМА

Теперь, дорогие читатели, от высокой стратегии спустимся к продовольственно-фуражному снабжению (ПФС) на ротном уровне. Должен отметить, что этот вопрос совершенно не разработан военно-исторической наукой. И. В. Сталин обошел его в своих трудах, так как, будучи генералиссимусом, не состоял на солдатском пищевом довольствии. Естественно, я могу этот вопрос осветить лишь с точки зрения бывшего ротного придурка (впоследствии окончившего первый курс вечернего Университета марксизма-ленинизма при Центральном доме работников искусств.)

Насчет роли ПФС существуют различные мнения. Друг моего детства и покровитель Карл Маркс утверждал, к примеру, что пища является самым необходимым условием, без которого классовая борьба невозможна. Исходя из этого, марксизм-ленинизм учит, что при капитализме недостаток пищи приводит к революционным ситуациям (восстание на броненосце "Потемкин", Ленские события в 1912 году и, наконец, Февральская революция в 1917 году, начавшаяся с демонстраций петроградских женщин и окончившаяся падением царского режима).

Но известный марксист, академик Евгений Варга придерживался несколько иного мнения: революции, контрреволюции, войны и прочие социальные бедствия происходят оттого, что многие люди едят больше, чем следует. Кстати, академик Варга за несколько лет до Второй мировой войны выдвинул оригинальную теорию о том, что фашистская Германия не в состоянии вести войну из-за нехватки у нее полезных ископаемых и продовольствия.

Мой папа, будучи всего лишь кандидатом наук, позволил себе выступить с критикой этой теории маститого корифея, за что и поплатился карьерой, хотя был одним из немногих на планете людей, прочитавших почти все произведения классиков марксизма-ленинизма…

Как известно, теорию академика Варги опроверг лично товарищ Сталин (ничуть при этом не испортив своей карьеры). Великий вождь, в соответствии с советско-германским договором, предоставил в распоряжение маньяка Гитлера крайне необходимое для войны сырье и продовольствие.

Но теория академика Варги была вновь взята на вооружение в период Великой Отечественной войны. На ее основании газеты писали, что в Германии положение с продовольствием намного хуже, чем в СССР, поскольку у нас колхозы, а у фашистов и колхозов даже нету. Немцы, мол, уже с голоду до того дошли, что сосиски стали делать из древесных опилок, а пиво варят из... каменного угля. Мол, фашистская армия на одних эрзацах сидит, в самой Германии немцы всю кору с деревьев объели...

Сошлюсь на такой бесспорный военный авторитет, как Наполеон. Великий полководец придавал исключительное значение продовольственно-фуражному снабжению войск, о чем свидетельствует его крылатая фраза: "Путь к сердцу солдата лежит через желудок".

Однако наш замполит майор Пинин придерживался иного мнения.

- Путь к сердцу солдата лежит через политинформацию! - категорически заявлял замполит, выражая точку зрения Главного политуправления Красной Армии и ЦК. И сам полковой начхоз гвардии капитан Ковбаса не раз подчеркивал: "Наркомовская норма не для того дадена, чтобы кормить нашего советского бойца как на убой!"

Но я своим путем подошел к выявлению роли пищи, пользуясь разработанным мной на фронте "методом обонятельной локации". Правда, на этом методе я погорел, и гарнизонная медкомиссия признала меня симулянтом, когда я просил о демобилизации из-за плохого зрения.

- Знаем мы эти еврейские штучки! Почему тогда боевые награды нахватал, почему не попал в плен к врагу, ежели так уж плохо видишь? - спросил меня председатель комиссии под общий смех.

- Не попал в плен, потому что ориентировался по г...ну, товарищ полковник! - рубанул я по-солдатски.

- Ага, ты опять придуриваться?! Кругом... марш! - взъелся на меня полковник.

А между тем я ведь сказал ему истинную правду. Кто-кто, но он-то, как врач, должен был знать, что по дерьму можно многое определить. Моя теща, чтобы за примером далеко не ходить, работавшая участковым врачом, всегда говорила: "Каков стол, таков и стул".

Одним словом, мой метод обонятельной локации основывался на том, что на передовой, как правило, отсутствовала канализация. Наиболее действенен он был в ночное время, когда я видел как слепая курица, но зато все запахи чуялись намного острее, чем днем. Метод был очень несложен. В положении "лежа" следовало перевернуться на спину, чтобы удобнее было поднять повыше ладонь, предварительно ее послюнив. Таким способом точно определялось направление ветра. Затем нос надо было повернуть по ветру, держа его невысоко над землей, и как следует принюхаться. Если несло нашим советским дерьмом - значит, в той стороне наши, если немецко-фашистским - там враг! Соответственно и направление выбиралось, куда ползти. Вот и все.

Конечно, вся соль заключалась именно в том, чтобы определить, советским дерьмом несет или фашистским. Ведь ошибка могла привести к роковым последствиям. Но эту разницу мог постичь любой человек с нормальным обонянием - разве в мирной обстановке мы зачастую не определяем по запаху, где находится общественный туалет? Разве многие при этом не чувствуют на расстоянии, где мужской туалет, а где женский?

В общем, разница в немецко-фашистском "букете" дерьма и "букете" советском была настолько вопиющей, что ошибка просто-напросто исключалась. (Пусть простят мне читатели столь неэстетичные материи - война есть война.)

Если в изречении моей покойной тещи - да будет ей земля пухом - проследить обратную связь, то выходит, что солдатское дерьмо в конечном счете отражает социальные системы воюющих государств и их военно-промышленный потенциал.

Но можно ли на основании этого метода определить, какая из сторон победит в войне? Оказывается, можно. Обобщив свой фронтовой опыт ротного придурка, я пришел к следующему парадоксальному выводу: массовый героизм находится в обратно пропорциональной зависимости от еды. Иначе говоря, чем сытнее солдатская жратва, тем ниже охват личного состава массовым героизмом и наоборот.

Разве всемирно-историческая победа Красной Армии над немецко-фашистскими войсками не служит убедительным подтверждением моего вывода?

Взять, к примеру, Керченский плацдарм, где наша Отдельная Приморская армия вела бои с фашистами почти пять месяцев, после чего перешла в наступление и освободила от врага южный берег Крыма.

Основным продуктом питания личному и конскому составу Приморской армии служила так называемая "шрапнель", или, попросту говоря, ячмень, который полевые кухни из-за нехватки на плацдарме топлива могли доваривать лишь до степени посинения. Дальнейшая варка совершалась солдатскими желудками, которые с этой задачей не справлялись (с вытекающими последствиями). К шрапнели полагались мясо и жиры в виде N-ного количества граммов американской тушенки. Кухонные придурки клятвенно уверяли, будто получаемую с продсклада тушенку закладывают в котел, но в баланде лишь изредка проскальзывали слабые отблески жира. (Придурки божились, будто импортный продукт обладает способностью растворяться в баланде без остатка, сохраняя при этом все свои калории.)

Солдатский хлеб состоял из той же перемолотой шрапнели с какими-то неорганическими добавками. Буханкой такого хлеба можно было уложить фашиста в рукопашном бою - настолько крепка была корка. Под коркой же обнаруживалась быстро затвердевавшая масса, с виду смахивавшая на конский навоз. Кстати, лошади хлеб этот есть отказывались: он ужасно вонял мазутом, который целыми кусками был в него вкраплен. Дело в том, что ПАХ (полевая армейская хлебопекарня) работала на мазуте, распыляемом форсунками, но топливо из-за технических неполадок не полностью сгорало в печах, падая на хлеб. Кроме хлеба и шрапнели солдату выдавалась горсть гнилой хамсы, около 30 граммов мокрого сахарного песку, четверть пачки махорки и 100 граммов сильно разбавленной водки. Кормили два раза в сутки, причем на передовую посиневшая "шрапнель" доставлялась пищеносцами уже в остывшем виде...

Не зря такая шутка ходила на Керченском плацдарме: "Что надо сделать, чтобы фашистов победить без всякого боя? Надо их, гадов, посадить на нашу наркомовскую норму - через месяц вся немецкая армия капитулирует от поноса и язвы желудка!" (За эту шуточку немало солдат в СМЕРШ замели.) Полковая санчасть была переполнена доходягами и дистрофиками...

И тем не менее 11 апреля 1944 года пехота совершила с плацдарма феноменальный марш-бросок, преследуя отступавшего врага. С невиданным массовым героизмом 75 километров отмахала - с полной боевой выкладкой! - в результате чего стерла себе ноги и вышла из строя. (Дальнейшее преследование продолжал танковый десант.)

Хочу отметить, что в этой операции особо отличился доходяга Конкин из нашей саперной роты, не вылезавший из санчасти из-за дизентерии.

Он даже ухитрился обморозиться при температуре 0 градусов! Так вот, этого дистрофика послали в караул, и он каким-то образом захватил немецкую автомашину со штабными офицерами - здоровенными верзилами, каждый из которых мог бы его щелчком пришибить. А может, они сами захотели сдаться в плен, но так или иначе, рядовой Конкин за геройский подвиг был представлен к ордену Красной Звезды, после чего он из-за поноса снова выбыл в санчасть и в роту не вернулся. О подвиге Конкина в газете писали, он во всей Приморской армии стал известен.

Это не первый случай, когда в критические моменты именно дистрофики отличались, совершая героические подвиги. Наиболее активные боеспособные вояки почему-то быстрее отсеивались, а эти по своей хилости оставались в бою до последнего. Сытому в "наркомзем" неохота, естественный инстинкт самосохранения властно повелевает ему дрожать за свою драгоценную шкуру. Гамлетовский вопрос "Быть или не быть?" стоит перед ним во всей остроте, отрицательно воздействуя на его патриотизм, преданность делу Ленина - Сталина, морально-политическое единство и массовый героизм. Голодному же не до гамлетовского вопроса, ему лишь бы чем-нибудь брюхо набить. К тому же голодного почему-то намного сильнее вошь заедает, больше мучает триппер и особенно понос. Инстинкт самосохранения у него притуплен. Из кого составлялось боевое ядро, бравшее высоту или ходившее в контратаку? Как правило, из самых голодных доходяг.

К этому любопытному явлению я в дальнейшем еще вернусь, а сейчас перехожу к немецко-фашистскому ПФС. Пока мы под Керчью стояли в обороне, откуда наши солдаты могли знать, как у врага со жратвой? В основном из политинформаций и газет узнавали, что немцы вместо мяса жрут опилки. Правда, некоторые из пленных фашистов на голодающих вовсе не смахивали: у нас на весь наш полк только один толстяк был (сам начхоз гвардии капитан Ковбаса), а среди пленных подобные боровы пудов эдак на шесть-семь не так уж редко встречались.

Случилось однажды ЧП, когда в расположение нашего полка ночью заехала немецкая полевая кухня, запряженная ослами, но без поваров. В ней тоже оказалась "шрапнель", но не синяя, а доваренная до полной кондиции и, главное, напополам с мясом, а вовсе не с опилками. Запах от немецкой "шрапнели" такой шел, что наши солдаты, как голодные волки, на эту кухню набросились и давай из нее черпать - кто котелком, кто каской, кто прямо шапкой...

А тут откуда ни возьмись оперы из СМЕРШа: "Кто разрешил отравленное фашистское варево жрать?!" Приказали всем фашистскую кашу немедленно повыкидывать в море, а тех, кто успел ее съесть, забрали в карантин. Все обошлось, но СМЕРШ взял с этих счастливчиков подписки о неразглашении вражеской каши - чтоб держали в секрете сведения о фашистском ПФС. Но когда наша Отдельная Приморская армия перешла в наступление, эта тайна стала явной. Солдаты сами столкнулись с вражеским снабжением, захватывая в Крыму немецкие продсклады, кухни, консервные заводы и отбирая у пленных НЗ, состоявший из увесистых консервных банок с самым разнообразным содержанием. Каких только консервов в солдатских ранцах не попадалось: колбасный фарш, плавленые сыры, сосиски (немцы так насобачились набивать их опилками, что от свиных их нельзя было отличить), зеленый горошек, ветчина, джемы, паштеты, сгущенное молоко, тушенка, маринованный перец, шпроты, мармелад... Это не говоря уж о сигаретах, плитках шоколада, галетах, конфетах! О целых бутылках вина с красивыми этикетками! О маргарине, который можно было есть, как сливочное масло! О пачках меда, не уступавшего по вкусу настоящему!

Ей-богу, в мирное время в нашем "Гастрономе" на шоссе Энтузиастов я не видел подобного разнообразия продуктов, какое имелось во вражеском ПФС.

Без преувеличения можно сказать, что немецкий солдат получал такую "наркомовскую норму", какая в Красной Армии полагалась лишь генералам. (Разумеется, наших генералов от пуза кормили, но формально им тоже полагалась определенная норма.)

Таким образом выявилось, что отступавший враг имел подавляющее превосходство по части жратвы, но при этом терпел поражение от наших изголодавшихся войск.

Так же обстояло и с трофейным конским составом. В артбатарее на радостях впрягли огромных бельгийских битюгов, а наших советских одров просто побросали. Сперва битюги, как тракторы, тянули, но спустя всего две недели они уже копыта откинули: у немцев ведь эти бегемоты привыкли жрать по мешку отборного овса зараз и на наркомовской норме, положенной советскому коню, даже собственных копыт не смогли таскать. Ничего не попишешь, пришлось батарейцам опять впрягать наших одров, еле копыта таскавших... и пушки поехали!

И в полковом обозе заграничные битюги быстренько копыта откинули, продемонстрировав тем самым на примере конского состава превосходство советского общественного строя (это явление можно было бы назвать "копытолизмом" - от слова "копыто"). Дело в том, что буржуазный конь на одном голом питании привык работать, в то время как для советского коня решающее значение имел моральный стимул в форме солдатского мата, а также фактор социалистического принуждения в виде кнута (на личный состав аналогичное воздействие производили политорганы и СМЕРШ.) Этим и объясняется то, что наши клячи, как ишаки, вкалывали на наркомовской норме. А буржуазный конь к битью не так привычен, ежели его с плеча стегануть вдоль и поперек, он в амбицию становится или вообще норовит на брюхо лечь. К тому же он русского мата не понимает ни в зуб копытом...

...Поскольку речь коснулась мата, я должен сделать небольшое отступление, чтобы больше к этому феноменальному отрицательному явлению не возвращаться. Но здесь я хочу подчеркнуть его положительную роль в Великой Отечественной войне. Больше того, я беру на себя смелость утверждать, что если бы личный состав Красной Армии не взял на вооружение мат, Красная Армия не выстояла бы против фашистского врага в критические моменты Великой Отечественной войны. Говоря по-научному, Красная Армия пользовалась особым каналом для передачи матерно закодированной информации, в то время как у врага подобный канал отсутствовал, несмотря на его техническое превосходство в области связи.

Матерная информация передавалась и принималась безотказно, в любой боевой обстановке. Она отличалась краткостью, смачностью, а главное - высоким эмоциональным накалом. Емкость ее поистине безгранична, одним словом из трех-пяти букв передаются любые чувства и состояния: благородная ярость к врагу, советский патриотизм, преданность делу Ленина - Сталина, радость, горе, восторг, отчаяние, удивление - все что угодно.

Матом отдавались боевые приказы и распоряжения, матом и поощряли, и распекали личный состав... С матом на устах совершались героические подвиги, с ним ходили в атаки и контратаки. Он облегчал муки проливших кровь за Родину. И даже в любви объяснялись матом. В общем, мобилизующее и организующее воздействие мата на личный и конский состав недооценивать нельзя. В суматохе и грохоте боя при возникновении неожиданных ситуаций только на мате и выезжали...

Я мог бы привести достаточно примеров из практики саперной и стрелковой рот, когда мат спасал положение в бою, но по понятным читателю причинам этого сделать не могу. Должен подчеркнуть, что и на фронте матерная информация передавалась исключительно в устной форме, в результате чего писари должны были переводить ее на "цензурный" язык, которым писалась документация. К примеру, командир второго стрелкового взвода нашей роты лейтенант Гмырь, поднимая своих бойцов в атаку, кричал (прошу извинения за многоточия):

- Встать, б..., кому говорят... в... м!.. Перестреляю!.. А ну, вперед! Ура-а... твою м... нехай!!!

Я же, составляя наградную на лейтенанта, переводил это так: "С возгласом: "Вперед! За Родину-мать и лично товарища Сталина... Ура!!! Смерть фашистским оккупантам!" - гвардии лейтенант Гмырь повел свой взвод в атаку, в которой личный состав проявил массовый героизм, захватив огневые позиции врага..."

Так что вряд ли сохранились письменные источники, которые когда-нибудь донесут до потомков живую речь участников Великой Отечественной войны наподобие того, как "Слово о полку Игореве" донесло до нас речь древнерусских воинов.

В отношении же массового героизма можно сказать, что он без мата был бы просто немыслим. Мат также оживлял политработу на ротном уровне, способствуя доходчивости до масс большевистской агитации и пропаганды.

К примеру, наш батальонный парторг лейтенант Кваша, который меня в партию оформил, вообще считал, что материализм происходит от слова "материться", а истмат означает - "истинная матерщина". Этот "идеолог", проводя в ротах политбеседы, без "истмата" двух слов не мог связать.

Конечно, затронутая мной тема требует специального исследования, я же не являюсь ни языковедом, ни психологом. Итак, вернемся к ПФС, чтоб рассмотреть важнейший его аспект, непосредственно связанный с массовым героизмом.

Как я уже указывал, в состав наркомовской нормы входило 100 граммов водки крепостью 40 градусов, выдаваемой личному составу действующей армии. Прежде хочу оговориться: я рассматриваю лишь положительное воздействие спиртного на моральные факторы, сыгравшие решающую роль в победе.

Всем известно, что спиртное способно усиливать советский патриотизм, благородную ярость к врагу, преданность идеалам коммунизма. Оно повышает готовность к подвигу и самопожертвованию. "Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем..." - так пелось в популярной патриотической песне. В этом плане, надо признать, спиртное дает больший эффект, чем политработа, положительно воздействуя на массовый героизм. Однако от наркомовских 100 граммов подобный эффект не получался, учитывая, к тому же, что личному составу водка выдавалась пониженной крепости и обычным явлением был недолив.

По опыту стрелковой роты я полагаю, что оптимальная норма для повышения массового героизма личного состава составляют 200 граммов, или один стакан (из расчета крепости водки в 40 градусов). Но для дальнейшего поддержания массового героизма эту норму необходимо выдавать дважды в сутки при каждом кормлении подразделения.

Что касается офицерского состава, на котором в бою лежит наибольшая ответственность, то командирам взводов в боевой обстановке обычно наливали полную флягу емкостью 800 граммов, а командир роты обеспечивался по потребности.

К слову, о роли фляги в Великой Отечественной войне мало написано, а она заслуживает того, чтобы скульпторы увековечили ее в монументах наравне со знаменитым танком Т-34. Ведь фляга помогала командирам поднимать в атаки и контратаки личный состав и успешно выполнять боевые задачи.

...С автоматом в одной руке и флягой в другой - таким мне запомнился командир нашей 4-й стрелковой роты капитан Коломейцев в бою за высоту 99 (Темирова гора) под Керчью. Командир нашего 323-го горнострелкового полка гвардии майор Барабаш тоже крепко прикладывался к фляге, отбиваясь вместе со штабом от прорвавшихся на КП фашистов. И сам генерал-майор Колдубов, командир нашей 128-й гвардейской Туркестанской горнострелковой дивизии, прикладывался к фляге, когда неожиданно оказался со своим штабом в боевых порядках пехоты во время вражеской контратаки. Так или иначе, генерал не растерялся - за этот бой он получил звание Героя Советского Союза.

Одним словом, без фляги не обходилось на всех уровнях командно-штабной работы - начиная от взвода и кончая Ставкой Верховного главнокомандования. Вероятно, у читателя возникнет вопрос: каким образом эти фляги командно-начальствующего состава наполнялись, в то время как и рядовому, и генералу полагалось лишь 100 граммов водки? Откуда же дополнительная водка появлялась, которая повышала массовый героизм и уровень оперативно-штабной работы? Отвечаю. Водку эту раздобывали ротные придурки самыми всевозможными способами: выкраивали за счет разбавления водой (и добавления горьких химикалий), за счет недолива солдатам с помощью мерок уменьшенной емкости, за счет невыдачи непьющим и т. д. и т. п.

Был еще способ - во время боев держать на ротном довольствии некоторое количество "мертвых душ" с целью получения на них водки и жратвы. Каждый ротный писарь ежедневно в 6.00 утра был обязан представить в штаб батальона строевую записку, где указывался численный и боевой состав подразделения. И вот в этой строевой записке я занижал боевые потери, в результате чего едоков в роте оказывалось на целое отделение больше, чем было в действительности (а иной раз и на целый взвод!). В общем, тех, кто выбывал в "наркомзем" и "наркомздрав", я снимал с довольствия с опозданием на сутки. Никто меня не мог проверить в суматохе боя - да и кто бы стал проверять? Начальство, которому от этой махинации водка шла? Но если едоков в роте оказывалось больше, то "штыков" в бою, соответственно, оказывалось меньше, чем числилось. За обман солдат меня бы сняли с должности писаря, за обман ПФС - в штрафную бы сунули, а тут дело пахло расстрелом...

К чему могла привести подобная порочная практика добывания водки, видно из несложного подсчета: ежели в период боевых действий в каждой стрелковой роте числилось хотя бы одно отделение из "мертвых душ", то в батальоне уже недоставало взвода, в полку - целой роты, в дивизии - батальона (!), в корпусе - полка (!!), в армии - дивизии (!!!), на фронте - корпуса (!!!!), а на всех фронтах Красная Армия недосчитывала двух-трех армий (!!!!!). Однако мне думается, что эта недостача личного состава с лихвой компенсировалась повышением массового героизма за счет полученного на мертвых душ спиртного.

В свое оправдание могу лишь сказать, что пополнение офицерских фляг славным горючим являлось священной обязанностью ротных старшин и писарей, по выполнении которой командование судило бы об их соответствии или несоответствии занимаемым должностям. А как я мог в строй вернуться с моей-то близорукостью, да еще без очков?

Теперь коснусь того, как рядовой и сержантский состав обеспечивал себя дополнительным спиртным для поднятия массового героизма. Придурки выдавали солдату лишь наркомовские 100 граммов (а фактически не более 2/3 от этого, учитывая разбавление и недолив), где же он брал остальное? Конечно, можно было водку у гражданских приобрести по цене 800 рублей бутылка, но откуда у солдата такие деньги, когда его денежное довольствие составляло 40 рублей в месяц? Оставалось лишь на трофеи рассчитывать да на солдатскую смекалку. Хотя такая практика способствовала повышению массового героизма, но, с другой стороны, она была чревата ЧП, приводившим к потерям личного состава и нарушениям воинской дисциплины. Свидетелем подобного ЧП я оказался во время освобождения нашими войсками города Алушты в марте 1944 года.

Ворвавшись на территорию винсовхоза "Путь к коммунизму", солдаты бросились штурмовать громадные чаны с вином. Вино лилось рекой в буквальном смысле этих слов... но в его потоках, увы, немало солдат захлебнулось. Были жертвы и в результате вспыхнувшей шальной перестрелки, и в чанах потонуло несколько человек. Слава богу, что враг в этот момент отступал, но если бы фашисты перешли в контрнаступление, случилась бы большая беда...

Саперная рота в этом наступлении захватила в качестве трофея большую бочку выдержанного портвейна, но, к сожалению, ценный трофей удержать не удалось - его отбили у нас придурки из ПФС во главе с самим капитаном Ковбасой.

Дело было так. При вступлении нашего полка в оставленный фашистами Ай-Гурзуф саперная рота первой подоспела к винзаводу № 2. Саперы написали на всех входах "Мины!", чтобы посторонние не совались, и начали "разминирование". Конечно, искали главным образом вино, никаких мин не оказалось, и полковой инженер приказал выставить напоказ старые корпусы от немецких мин - для острастки!

Сам полковой начхоз капитан Ковбаса и старший оперуполномоченный СМЕРШа капитан Скопцов очень интересовались результатами "разминирования", но, конечно, саперы держали находку в тайне. Полковой инженер капитан Полежаев разработал хитроумную операцию с целью обмануть бдительность начхоза и СМЕРШа. Он якобы наложил дисциплинарное взыскание на командира 2-го взвода лейтенанта Темина, послав его вне очереди в полковой наряд, а лейтенант заступил в наряд вместе со всем взводом. Таким образом караул оказался из наших людей, что позволило ночью скрытно перебросить бочку портвейна из подвала винзавода в ротную хозячейку. Ей-богу, ни одно боевое задание так самоотверженно не выполнялось: сорокаведерную бочку на руках поднимали, откуда сила бралась! Бочка была замаскирована на повозке, где перевозили минно-подрывной резерв и где согласно инструкции должен был пост стоять. К ней провели тонкий резиновый шланг, по которому вино поступало непосредственно в рот личному составу, причем дозу отпускал старшина, зажимая шланг, когда считал это нужным. (Такая тщательная конспирация соблюдалась во избежание выноса вина из расположения роты.)

Поскольку со старшиной отношения у нас были натянутые, он отпустил мне лишь несколько глотков волшебной влаги. А сержанту Шлыкову, первому обнаружившему бочку под грудой старой клепки, такую "клизму" поставил, что того от портвейна развезло. И надо же было сержанту нарваться на самого начхоза капитана Ковбасу, который по обонятельной локации сразу усек, в чем дело. Сержант спьяну раскололся и выдал начхозу тайну... На следующую ночь Ковбаса со своими придурками выкрал у нас бочку портвейна, обойдя опера. Кому было жаловаться?

Более опасный оборот принимало дело, когда в качестве трофея солдаты захватывали не портвейн, а метиловый спирт, употребляемый врагом для технических целей. Во 2-й стрелковой роте целый взвод им отравился и выбыл в "наркомздрав" - к счастью для солдат, отравление оказалось не смертельным, но трое человек временно ослепли. А в соседней с нами минометной роте жуткое ЧП произошло: вся рота в полном составе выбыла в "наркомзем", отравившись этим проклятым пойлом...

Должен все же отметить, что в малых дозах это мерзкое вещество было не опасней одеколона или политуры для разведения красок либо амортизационной жидкости, которая употреблялась в артиллерии. В малых дозах метиловый спирт неплохо влиял на массовый героизм, вполне заменяя водку. Я сам его пил, разбавляя сладким чаем, и не отравился. Однако мог ли солдат в бою точно соблюдать безопасную дозировку? До этого ли ему было, когда он одной ногой, можно сказать, стоял в "наркомземе", а другой - в "наркомздраве"?

"Погибать, так с музыкой!" - говорили солдаты, повышая настроение с помощью метилового спирта.

В общем, любые вещества, заменявшие спиртное, солдаты охотно употребляли - лишь бы поднять массовый героизм. И зависимость массового героизма от спиртного была прямой: чем спиртного больше, тем героизм выше (но, разумеется, если доза превышала два стакана, действия личного состава могли выйти из-под контроля политорганов и СМЕРШа.)

Но представим себе, дорогие читатели, что получилось бы, если бы советского солдата ПФС не держало в черном теле, а посадило бы на генеральскую норму? Разве стойкость и боеспособность Красной Армии увеличились бы? Безусловно, нет!

Дорвись наши солдаты до генеральской житухи - такая бы деморализация пошла, такая пьянка, что пропили бы и всемирно-историческую победу, и лично самого товарища Сталина. А голодный солдат, к тому же измотанный на маршах без сна и отдыха, на любой героизм способен...

Представлю это примерами...

Когда я после ссоры со старшиной Мильтом был поставлен в строй (с сохранением за мной писарских обязанностей), моим напарником стал ефрейтор Чернов - мы с ним на пару получали котелок баланды и сухой паек. Несколько слов о Чернове. В роте он считался лучшим воякой, посылался на задания в тыл врага, был награжден двумя орденами Славы и являлся кандидатом на представление к Славе I степени. Этот ротный герой постоянно мучился от голода, парень был здоровый, и наркомовской нормы ему лишь на один зуб хватало. К тому же бедняга страдал язвой желудка - у него иной раз так живот схватывало, что он аж белел весь и на землю ложился... Я же, наоборот, был едок слабый - даже хлеб у меня оставался. Помимо хлеба Чернову от меня еще махорка перепадала. В общем, я для него напарник был выгодный, и он меня очень оберегал.

Однажды старшина выдал всем НЗ, строго-настрого запретив без приказа его есть: НЗ был с настоящим салом, такое мы впервые получали! Помимо сала в него входили две пачки горохового концентрата и две буханки хлеба - все это я сложил в свой вещмешок, зная, что Чернову продукты доверять нельзя: съест без приказа, не утерпит. А на следующий день наш взвод неожиданно напоролся на немцев. Когда мы шли копать наблюдательный пункт для командира полка, вдруг ударил фашистский пулемет и прижал нас к земле, не давая головы поднять. Взводный тогда крикнул, чтобы Чернов выдвигался вперед и подавил огневую точку врага. Но Чернов первым делом подполз ко мне. "Лев, давай сало съедим, жалко, ежели пропадет", - прошептал он, глотая слюну. Ему не жизни было жалко, а сала... Мне в тот момент не до сала было, откровенно говоря, но я без слов отдал ему пакетик, в котором, судя по надписи, было запечатано 125 граммов соленого свиного сала, полагавшегося нам на двоих. Чернов, мигом вытащив из-за голенища нож, попытался его разрезать. Но не тут-то было: в пакетике оказался кусок окаменевшей свиной шкуры, покрытый волосами и солью, нож ее не брал.

- Давай сосать по очереди, сперва я, потом ты? - предложил Чернов, отчертив ножом мою половину.

- Соси, - согласился я, и он, засунув в рот свою часть и зачмокав, полез под ураганным пулеметным огнем вперед.

Через несколько минут раздался взрыв гранаты и пулемет смолк: Чернов выполнил приказ, но в момент броска гранаты был убит наповал. Так он и погиб со шкурой в зубах и так был похоронен - зубы не удалось разжать... Тут и обнаружилось, что НЗ он вскрыл самовольно и поэтому на орден Славы I степени не потянул - за геройский подвиг ефрейтор Чернов посмертно был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Дивизионная многотиражка напечатала очерк о его подвиге, где говорилось, что Чернов погиб с возгласом "За Родину, за товарища Сталина!", а получив приказ, целую патриотическую речь толкнул, идя на самопожертвование, подобно Александру Матросову. Но как он мог речь толкать и возгласы произносить, когда у него в зубах была зажата эта шкура? Он даже материться вслух не мог.

Конечно, каждый солдат, который голодал и которому наркомовской нормы не хватало, старался какой-нибудь еды раздобыть: кто картошку воровал на огородах, кто кур, кто грибы собирал или ворон стрелял. Некоторые конину ели - с убитых лошадей, иные рыбу глушили гранатами.

О другом распространенном способе рассказал мне Петька Курицын, с которым мы после войны вместе демобилизовались из рядов Советской армии. Петька служил в саперном батальоне, занимавшемся разминированием в прифронтовой зоне. Наркомовская норма у них была жиже, чем на передовой, а водки им вообще не полагалось. Петька говорил, что совсем дошел бы с голодухи, если бы его верный друг Кабыздох не выручал. Дело в том, что Петькин батальон разминировал при помощи собак, которые тоже состояли на довольствии в ПФС. Солдатам на их псов выдавали собачью норму, но Петька своего друга не объедал: он вместо большого пса завел себе совсем малюсенького, который в кармане шинели умещался. Мины тот обнаруживал даже лучше, чем большой, но жрал совсем мало, и львиная доля его собачьей нормы Петьке перепадала. Как мне помнится, и в нашем полковом обозе кое-кто за счет ишаков подкармливался - когда там зерно выдавалось от ПФС. Елдаши, к примеру, варили себе плов из ячменя - в общем, каждый как мог солдатскую смекалку проявлял, чтобы желудок чем-нибудь наполнить.

Но в стрелковых ротах подобными способами невозможно было подкармливаться: там ни собак, ни ишаков на довольствии не держали - только 1 (один) обозный конь полагался для перевозки ротного хозимущества, который на наркомовской фуражной норме сам еле копыта таскал.

На освобождаемое от фашистского ига гражданское население особо рассчитывать солдатам не приходилось, наоборот, чаще население у полевых кухонь подкармливалось. Но когда Красная Армия, выполняя свою освободительную миссию, перешла государственную границу СССР и вступила на территории оккупированных фашистской Германией капиталистических стран, положение в корне изменилось. От освобождаемого от фашистского ига заграничного населения солдатам стало поступать продовольствие, позволявшее им обходиться без ПФС. Результаты не замедлили сказаться: морально-политическое единство личного состава и массовый героизм резко снизились, боеспособность войск упала. Все усилия политорганов, СМЕРШа и придурков из ПФС выправить положение ни к чему не приводили.

И тогда товарищ Сталин внес новый вклад в сокровищницу марксизма-ленинизма, разрешив личному составу действующей армии брать трофеи и пересылать их полевой почтой в тыл на адрес семей. Таким образом, на заключительном этапе Великой Отечественной войны вступил в действие фактор материальной заинтересованности, вызвавший небывалую волну массового героизма не только на передовой, но и в тылах. Трофеи-то главным образом придуркам перепадали да тыловому начальству, которые целыми вагонами их хапали (особенно СМЕРШ отличался).

Но вернусь к ПСФ, чтоб показать, каким образом повышение солдатского рациона привело к понижению морально-политического состояния нашей 2-й стрелковой роты и других подразделений 128-й Гвардейской Туркестанской горнострелковой дивизии.

Дивизия, действуя в составе 18-й армии (начальником политотдела которой, как я узнал спустя четверть века, был полковник Л. Брежнев), в сентябре 1944 года перешла советско-чехословацкую границу и во время наступательных боев в Восточной Словакии получила удар, который вывел наше ПФС из строя. Удар этот был нанесен не вражеской авиацией и не артиллерией противника, а пшеничным хлебом, выпекавшимся местным населением. В селах охотно снабжали наших солдат этими вкуснейшими караваями из крупчатой муки. Такого белого хлеба многие солдаты и в глаза никогда не видали даже в мирное время. Правда, солдаты самых старших возрастов утверждали, что подобный сорт и в России имелся при царе Николае: сожмешь его, а он потом сам расправляется.

Помимо белого хлеба солдат и молоком всегда угощали, и сало в каждом доме имелось - да какое! Розовое, в полторы ладони толщиной...

Как голодные волки, накинулся личный состав на эту райскую жратву, после которой воняющий мазутом пээфэсовский хлеб просто в горло не лез, а на баланду и смотреть не хотелось. Солдаты свои постылые черствые буханки выбрасывали прямо на дорогу, туда же кухонные придурки и полевые кухни освобождали, так как вся баланда оставалась в котлах.

Отказ от наркомовской нормы сразу же привел к ЧП политического характера. Личный состав на почве белого хлеба с салом буквально рехнулся. Общее настроение выразил рядовой 2-й стрелковой роты Иванов, который вместо благодарности за угощение, учинил скандал, заорав на освобожденных от фашистского ига заграничных жителей: "У меня в колхозе баба с детьми с голода околевают, а вы тута белый хлеб жрете, буржуи проклятые?! Да зачем за вас кровь-то проливать, зачем вас освобождать-то? Это нас освобождать надо!"

Конечно, Иванова в СМЕРШ замели - только его и видели... Но в подразделениях участились случаи дезертирства и самострела (под видом несчастных случаев при чистке оружия). Политорганы переполошились. Был созван по тревоге партийно-комсомольский актив дивизии, что практиковалось чрезвычайно редко. На этот актив и я побежал, поскольку по совместительству с обязанностями писаря и помкашевара являлся также ротным комсоргом. Об особой важности мероприятия свидетельствовало и то, что с докладом выступал не кто-нибудь из политотдельских придурков, а сам Колдубыч - как солдаты величали гвардии генерал-майора Колдубова, командира нашей дивизии, пользовавшегося большим авторитетом. Вот ему и было поручено восстановить покачнувшуюся веру личного состава в превосходство советского общественного строя. Колдубыч призвал партийно-комсомольский актив немедленно провести во всех подразделениях политинформацию и довести до сердца каждого солдата его слова.

- К сожалению, в наших рядах оказались отдельные несознательные люди, которые, впервые столкнувшись с зарубежной действительностью, решили, что при капитализме, мол, население лучше живет, чем в нашей советской стране. Но они глубоко ошибаются, товарищи! - заявил генерал под аплодисменты активистов (откровенно говоря, тоже так думавших).

И он сообщил, что бывал в этих местах в Первую мировую войну рядовым солдатом русской армии и что эта местность особая - по ней судить о капитализме нельзя. Не зря она называется "Золотой долиной": ее войны обходили стороной, здесь никогда не было разрухи, поэтому население живет зажиточно. А дальше на запад - все беднее и беднее...

После генерала инструктор политотдела майор Вайнилович прочитал нам лекцию "Марксизм-ленинизм об абсолютном и относительном обнищании трудящихся при капитализме", затем был проведен инструктаж агитаторов.

Все силы партийно-комсомольского актива дивизии были брошены на проведение политинформации и политбесед о текущем моменте. Но лишь благодаря авторитету Колдубыча положение немного удалось выправить. ЧП пошли на убыль, показатели массового героизма перестали снижаться. Когда же дивизия вновь двинулась в наступление, то оказалось, что Колдубыч малость сплоховал: чем дальше на запад, тем население жило не хуже, а вроде бы, наоборот, лучше, чем в Восточной Словакии. Невзирая на фашистскую оккупацию, население домашним консервированием увлекалось. В подвалах домов солдаты обнаруживали целые горы стеклянных банок. Какой только снеди в них не было: телятина, гусятина, поросятина, курятина...

Ясно, что солдаты домашнее жаркое предпочитали нашему ПФС. Как я уже говорил, массовый героизм удалось поддержать с помощью трофейного ажиотажа.

Каждый старался первым в населенный пункт ворваться, за трофеи солдаты в огонь и воду шли. Чудеса совершали! Что там говорить: накануне всемирно-исторической победы вся Красная Армия превратилась в одну сплошную трофейную команду.

Это привело к тому, что абсолютное и относительное обнищание трудящихся при капитализме произошло на наших глазах, подтвердив марксистско-ленинскую теорию.

Теперь перехожу к прямому влиянию придурков на массовый героизм. Хочу напомнить читателям, что, называя массовый героизм важнейшим фактором победы, верховный главнокомандующий генералиссимус Советского Союза товарищ Сталин подчеркивал при этом, что массовый героизм Красной Армии - совершенно новое явление в истории, свойственное лишь советскому общественному строю.

Суть массового героизма выражают слова популярной советской песни:

"Когда страна прикажет быть героем,

у нас героем становится любой..."

Что касается боевых потерь, то чем выше боевые потери, тем, следовательно, шире охват личного состава массовым героизмом. Поэтому ответственность за высокий процент боевых потерь с командования снималась. Ежели солдаты сами прут на рожон из патриотических побуждений, стремясь отдать свои жизни за Родину и лично товарища Сталина, то почему командир роты и комбат должны под трибунал идти?

В нашей 2-й стрелковой роте перед форсированием Одера 51 процент личного состава на массовый героизм списали: командир роты спьяну ночью не сориентировался в обстановке, в результате чего солдаты окопались спинами к врагу. Немцы на рассвете вдарили из пулеметов, и полроты как не бывало: кто в "наркомзем" отправился, кто в "наркомздрав", оставшиеся отступили. На массовый героизм не только роты списывали, а целые армии. К примеру, под Керчью 16-я Армия полегла в 1942 году.

Когда требовала обстановка, для поддержки массового героизма Красной Армии использовались войска НКВД, открывавшие огонь по отступавшим частям, как это имело место при обороне Сталинграда.

Вот тут мы и подходим к влиянию фантазии ротных придурков, в частности писарей, на массовый героизм в подразделениях. Дело в том, что данные по массовому героизму представлялись в политчасть батальона. А на основании батальонных сводок мой кореш Мироненко, придурок при полковой политчасти, составлял "Отчет о политико-моральном состоянии личного состава 323-го гвардейского горнострелкового полка", который в соответствующий срок представлялся в политотдел дивизии. Дивизионные придурки в свою очередь составляли отчет по дивизии, направляя его в вышестоящие политорганы, и, наконец, придурки в Главном политуправлении на основании фронтовых отчетов составляли сводный "Отчет о политико-моральном состоянии личного состава Красной Армии", который представлялся в политбюро.

- Но при чем тут фантазия писарей? - может спросить читатель.

Во-первых, при том, что основным показателем охвата массовым героизмом являлась так называемая "награжденность" личного состава, которая выводилась путем деления суммарного количества орденов и медалей личного состава на его численность. По этому показателю о командире роты судили, достоин ли он продвижения по службе. А командир роты в свою очередь по "награжденности" судил о работе писаря: на месте тот или надо другого грамотея подыскать, который ловчее сможет наградные листы составлять? Подвиг подвигом, но нужно уметь так его расписать, чтобы, скажем, вместо ордена не пришел приказ на медаль. Поэтому ротный писарь, дабы не загреметь из придурков в строй, проявлял творческую фантазию при составлении наградных листов, поднимая тем самым показатели массового героизма в подразделении. К примеру, я в бытность заштатным писарем саперной роты с помощью известной доли фантазии - чего другого, а этого мне было не занимать - поднял "награжденность" и вывел роту на первое место в полку по охвату личного состава массовым героизмом (и следовательно, политико-воспитательной работой).

В то же время в разведроте командиры менялись как перчатки, не справляясь с работой. И все потому, что у их писаря Коли Серегина фантазия дальше пресловутого "взятия языка" не шла. Коля сменил перо на штык, и новый придурок оказался более смышленым: разведрота по "награжденности" стала наступать нам на пятки.

Во-вторых, статусы правительственных наград были так сформулированы, что подвиги приходилось подгонять под установленные шаблоны, соответствующие тем или иным орденам и медалям. А тут от писаря тоже требовался полет воображения и, если хотите, отвага, поскольку ему приходилось преодолевать пропасть между утвержденным Президиумом Верховного Совета СССР статусом и фронтовой действительностью.

Вот типичный пример. Писарю надо составить наградную на рядового Иванова. Учитывая, что Иванов впервые участвовал в бою и при этом остался в строю, командир роты поначалу представляет его к медали "За отвагу", чтобы тот в следующем бою старался себя не хуже вести, если хочет орден заработать. (Два боя в пехоте редко кто выдерживал без отправки в "наркомзем" или "наркомздрав".)

Но, согласно формальному статусу, медалью "За отвагу" награждались лица, уничтожившие в бою вражескую огневую точку (то есть пулемет) или до трех солдат противника либо нанесшие врагу иные эквивалентные потери в живой силе и технике. А чтобы, скажем, орден Отечественной войны II степени получить, требовалось уже целую пушку уничтожить, или подбить вражеский танк, или захватить в плен офицера, сообщившего важные сведения, и т. д. и т. п.

Таким образом, для того чтобы рядовой Иванов получил свои честно заслуженные в бою награды, писарь должен был сочинить ему какие-нибудь подвиги с обязательными патриотическими возгласами, предназначенными для инстанций, издающих приказы о награждениях (мол, штабные придурки не решатся отказать в награде, если солдат уничтожил липовую огневую точку с возгласом: "За Родину, за Сталина!").

Читатель ошибается, если думает, что ротные писари в бою только и занимались тем, что строчили наградные. Тогда не до этого было. Лишь когда полк выходил из боя и штаб батальона спускал приказ: "К 24.00 представить наградной материал на отличившийся личный состав", придурки давали волю своей фантазии. Бывало и так: ни командира роты, ни взводных в строю не оставалось, только несколько доходяг имелось в наличии, которые даже не знали, кто в бою отличился. Но приказ есть приказ, и к 24.00 наградные в штаб представлялись. А из поступившего от рот наградного материала с описанием подвигов личного состава политчасть черпала данные для отчетов в вышестоящие политорганы.

К примеру, лично я за год пребывания в саперной роте в качестве заштатного писаря с помощью фантазии и трофейной авторучки "подавил" до 50 огневых точек врага, подорвал на минах в общей сложности три артиллерийские батареи, дивизион танков типа "Тигр", несколько автоколонн с пехотой противника, уничтожив и взяв в плен до батальона фашистов. Вот на что был способен всего один ротный придурок!

Но в полку-то не одна рота имелась, а больше двух десятков, и в каждой свой придурок находился, который тоже фантазировал как мог, повышая, с одной стороны, "награжденность", с другой - потери врага. У моего кореша Мироненко, придурка при полковой политчасти, по отчетам выходило, что наш гвардейский горно-"ишачиный" полк за каждую боевую операцию в среднем уничтожал и брал в плен до двух фашистских дивизий. (Поскольку массовый героизм присущ лишь советскому социалистическому обществу!)

Общеизвестно, что в Красной Армии помимо массового героизма существовал и героизм личный, которого - я это особо подчеркиваю - моя теория не касается. Целая дивизия Героев Советского Союза сражалась на фронтах Великой Отечественной войны, однако и к личному героизму придурки иной раз тоже прикладывали руки.

Взять хотя бы подвиг рядового Александра Матросова, известный всему миру. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза (посмертно) рядовой Матросов закрыл своей грудью амбразуру вражеского дзота и обеспечил успех боя, пожертвовав своей жизнью.

Но, не подвергая ни малейшему сомнению личный героизм рядового Матросова и отдавая дань его бессмертному подвигу, все же рискнем задать вопрос: можно ли солдатской грудью шириной не более 40 см закрыть пространство шириной более 3 метров? Любознательный читатель может сам вычислить ширину амбразуры дзота путем решения несложной геометрической задачи со следующими условиями.

Дзот - это деревоземляная огневая точка, или оборонительное сооружение из дерева и земли для защиты пулемета и пулеметного расчета из 2-3 человек от огня полевой артиллерии. Чтобы выдержать прямое попадание 3-дюймового снаряда, его земляные стены должны иметь толщину не менее 3 метров. А сектор обстрела пулемета должен составлять 1200 - дзот с меньшим сектором обстрела пехота просто-напросто обойдет с флангов.

Иными словами, амбразура дзота представляла собой открытый дощатый ящик в форме усеченной призмы.

В саперной роте мне не раз приходилось иметь дело с вражескими дзотами - разумеется, уже с пустыми, оставленными фашистами, - я их срисовывал и обмерял по заданию дивинженера подполковника Рязанова. Так что я интереса ради пробовал бросаться на амбразуры различными частями тела.

Думаю, читатель сам убедится: для закрытия амбразуры дзота потребовалось бы целое стрелковое отделение в составе пяти-шести солдат. Причем это лучше было бы не грудями сделать - чтобы головы не мешали, а, наоборот, задами, поглубже усевшись на край амбразуры, как на скамейку, и плотно сдвинувшись, чтоб закрыть доступ света в дзот.

Конечно, все отделение геройски погибло бы, но дзот был бы блокирован, что позволило бы пехоте продвинуться вперед.

Впоследствии мне довелось видеть картины и рисунки, изображавшие подвиг Матросова: амбразуры на них были нарисованы с вопиющим нарушением немецкого устава инженерной службы и подогнаны под ширину груди героя. Вот к чему привело недомыслие придурков, составлявших наградную...

Как известно, в авиации процент Героев Советского Союза был намного выше, чем в пехтуре, но на то там и "сталинские соколы". И придурки в авиации были более интеллигентные, чем в стрелковых ротах: они таких подвигов попридумали, противоречащих законам аэродинамики, что в конце концов политорганы были вынуждены ограничить фантазию лишь количеством сбитых самолетов и числом бомбовылетов. Сбил столько-то "мессершмиттов" - получай Героя, и точка. Но и в этом направлении у авиационных придурков фантазия неплохо работала, о чем свидетельствует хотя бы присвоение звания дважды Героя Советского Союза сынку товарища Сталина Василию, который лишь пустые бутылки сбивал, развлекаясь во время кутежей.

Но все же на личный героизм придурки значительно меньше влияли, чем на массовый, ибо количество Героев Советского Союза лимитировалось. Существовал, скажем, лимит по национальностям, которого Президиум Верховного Совета СССР строго придерживался. Разумеется этот порядок нарушали евреи, которых в числе Героев Советского Союза оказалось больше, чем было отпущено по лимитам. Постепенно выяснилось, что некоторые евреи совершали героические подвиги, скрывая свою национальность.

К примеру, в нашем 323-м гвардейском "горно-ишачином" полку, несмотря на все старания придурков, никто на звание Героя не потянул, хотя воевали мы не хуже других. Поговаривали, будто ни одного Героя у нас нет из-за пресловутых ишаков, или, иначе, горно-вьючного транспорта, который нас ославил на весь фронт.

Итак, дорогие читатели, почему же Красная Армия победила? Разве не потому, что японский микадо, к нашему счастью, не открыл второй фронт против СССР, а напал на Америку? И разве не потому, что советское ПФС и политорганы обеспечили охват пехоты массовым героизмом, о котором говорил корифей наук и отец народов?

Читатели могут сказать: "Героизм героизмом, но разве советские танки Т-34, превосходившие фашистские "Тигры", разве прославленные "катюши", штурмовая авиация и прочее - разве все это не сыграло решающую роль в победе?"

Разумеется. Но имела бы Красная Армия столько танков, "катюш" и другого вооружения, если бы не сoветский общественный строй с его Органами? Ведь не только ГУЛАГ с миллионами рабов - вся страна превратилась в гигантский трудовой концлагерь. Сложно было в те воистину героические годы не оказаться в разряде подсудимых, заключенных или штрафников.

Я ведь тоже был осужден! Эвакуировавшись с папой в конце 1941 года в Уфу, я был там мобилизован на военный завод, где работали за баланду и кашу по 24 часа в сутки. Проработав буквально несколько дней, я был отдан под суд за небольшое опоздание и приговорен к шести месяцам принудработ с удержанием 25 процентов зарплаты. (Разумеется, эту судимость я впоследствии скрывал.)

А "катюши" действительно сыграли в победе над фашистским врагом роль, которую трудно переоценить. Я имею в виду не только прославленные гвардейские минометы, но и личные "катюши" образца 1941 года (до новой эры), состоявшие на вооружении советских солдат. Те самые, которыми и в Отечественную войну 1812 года русские солдаты пользовались, чтобы прикурить самокрутку: кремень, кресало и фитиль. Спичек-то ПФС солдатам не выдавало...

Нет, не зря отец народов и корифей наук утверждал, что всемирно-историческая победа означает в первую очередь победу советского общественного строя.

Кончилась война. Выполнив свой долг перед Родиной, я решил демобилизоваться, поскольку во время войны был признан непригодным к военной службе и получил "белый билет". Однако гарнизонная медкомиссия, когда во всем мире уже смолкли пушки, признала меня симулянтом.

- За что вы получили медаль "За отвагу"? - спросили меня.

- За высоту 718. Вырвались из вражеского окружения! - доложил я, не понимая, к чему комиссия клонит.

- А орден Славы за что?

- За Карпаты. Был контужен в бою, но не покинул строя!

- Орден Красной Звезды тоже получили на передовой?

- Так точно! Заменил раненого командира, - отрапортовал я, из-за близорукости не различая лиц членов комиссии. Комиссия, посовещавшись, объявила решение:

- Рядовой Ларский, 1924 года рождения, признан годным для прохождения строевой военной службы в рядах Советской Армии!