Меня зовут Сол

К утру Мо пропала.

Ночью я слышала, как она встает, одевается и берет фонарик. Я решила, что она пошла пописать. Я лежала рядом с Пеппой и ждала Мо, а потом заснула. Когда я проснулась, уже светало, а ее не было.

Опять похолодало, и даже на углях в очаге лежал иней. Ветра не было, и все вокруг как будто покрылось белым мехом. Я надела флиску, встала перед шалашом и прислушалась. Цепочка следов на снегу вела к уборной и обратно. Потом Мо прошла мимо шалаша Ингрид и ушла куда-то в лес. Я стояла и прислушивалась. Мое дыхание клубилось белыми облачками. Было так тихо, что я слышала шум крови в ушах.

Стоя у холодного очага, я пыталась составить план. Охотники стараются предугадать поведение дичи и понять, где и когда можно найти животное. Охотники знают, чего дичь хочет — например, еды или воды, — и используют это знание. Хищники стараются настигнуть свою жертву, когда она наиболее уязвима, например во время еды или в туалете.

Я знала, что Мо не гулять ушла и не в уборную. Тогда я решила рассмотреть следы у шалаша Ингрид. От конверсов остались отпечатки на подмороженной траве — глубокие, как будто Мо топала. Они уже замерзали снова, так что через час их было бы уже не видно. Вообще следы были беспорядочные, Мо то и дело сворачивала с пути к лесу, а потом возвращалась. Она уходила, когда было еще темно, и шла по свету фонарика.

Мне стало холодно, скучно и спокойно. Я вернулась в шалаш и прошептала Пеппе:

— Я пойду погулять с Мо. Когда встанешь, вскипяти воды и приготовь Ингрид кашу и сосновый чай. Мы вернемся через пару часов.

— Угу, — пробормотала она и снова заснула. Я проверила, хорошо ли она укрыта, и натянула одеяло повыше.

Деньги из рюкзака исчезли. Я взяла нож, винтовку и подзорную трубу. Положила в маленький рюкзак аптечку, паракорд и пакетик изюма.

Когда костер разгорелся, я подкинула в него побольше дров и зашла к Ингрид. Она сидела на лежанке, обмотавшись одеялом. Увидев меня, она улыбнулась.

— Мо ушла.

— Господи, Сол… — Она тяжело дышала.

— Я пойду ее искать. Следы остались. Пеппа приготовит вам завтрак.

— Она вернется к вам, — сказала Ингрид.

Я твердо посмотрела ей в глаза и качнула головой:

— Не вернется.

Сначала следы были видны очень хорошо. Мо шла тяжело, спотыкалась, я видела сломанные ветки и разбросанные листья. Она спустилась к барсукам, в маленькую долину с рекой. Вслед за ней я прошла между деревьев. Она сделала большой круг в самом начале, поэтому к реке вышла в неудачном месте, где сложно переходить. Однажды она упала на колени — там остались две ямки, а еловые иголки все разбросало полами пальто. От земли поднимался морозный туман, но между деревьев проглядывало солнце. Когда я спустилась ниже, туман стал плотнее, а земля оказалась совсем белой от инея.

Я увидела, где Мо перешла реку. «Лед там потрескался, в глине виднелся отпечаток ноги. На камнях она поскользнулась и, упав, стерла иней с большого куска земли. Еще на земле остались следы от пальцев, где она пыталась встать, и глубокий отпечаток ладони во влажных листьях.

После барсучьей норы стало сложнее. Она нашла тропинку, по которой мы шли вчера, и там еще оставались наши следы, но они замерзли сильнее, чем сегодняшние, так что я пока еще понимала, где ее искать. Иногда я замирала и слушала.

Она остановилась у первого большого холма и покурила, стоя у березы. В грязи валялся окурок, а на белой коре остался отпечаток руки.

Я почувствовала азарт. Все люди оставляют следы, но за одними следить проще, чем за другими. Теперь я понимала, куда она шла — по тропинке, к дороге и «Литл шефу», — и могла побежать прямо вперед, сквозь лес. Мо бегала куда хуже меня, и я думала, что сумею ее догнать, пока она не вышла на дорогу. Я знала, куда она идет и зачем: у нее появились деньги.

Мне пришлось карабкаться вверх, пробираться сквозь сосновую рощу и все время прислушиваться и посматривать направо, где вилась тропинка. Наверху тумана не было, и солнце ярко освещало верхушки сосен, но внизу, на тропинке, так и лежал туман.

Я пыталась прикинуть, как далеко она ушла. Если она добралась до дороги, то могла бы пойти в «Литл шеф». Я не знала, продают ли там бухло, особенно по утрам. Но алкоголики всегда находят способ добыть выпивку. Им нельзя доверять. Если они говорят, что выпили один стаканчик, на самом деле стаканчиков было десять. Если они говорят, что не пили вообще, то двадцать.

Я остановилась над «Литл шефом», на краю крутого утеса. Тропинка была примерно в десяти метрах подо мной. Отсюда я видела парковку, с которой мы угнали «роллс-ройс». Я поползла вдоль склона, цепляясь за деревья. Услышала я ее раньше, чем увидела. Она плакала. В тумане плач походил на глухой кашель и еще отдавался эхом. Я припала к земле и поползла вперед.

Она сидела на краю обрыва, серая, как привидение, тряслась, как больная, и рыдала. Когда между нами оставалось метров пятнадцать, я остановилась и прилегла за заиндевевшей кочкой. Вытащила винтовку, прицелилась ей в затылок и замерла.

Она почти не двигалась, мой палец лежал на спусковом крючке, винтовка была накачана десять раз и заряжена. На таком расстоянии выстрел пробивает девятимиллиметровую фанерку. Я не видела ее лица — один глаз я закрыла, а вторым целилась в серую блямбу, на которую она была похожа в тумане.

Я сделала вдох и замерла. Вспомнила все дни и ночи, когда она спала или уходила. Зубы я сжимала так сильно, что мне стало больно. От земли шел холод, и я вся дрожала.

— Мо! — крикнула я.

Она повернулась, и я увидела ее лицо. Она вся была в соплях и слезах, а глаза покраснели.

— Сол? — тоненько спросила она.

— Ты нас бросила! — орала я, — ты Пеппу бросила!

Она сморщилась, как будто ей было больно, и шмыгнула носом. Эхо подхватило звук.

— Ты ее бросила, Мо! Она пришла за тобой, а ты ее бросила!

Она медленно встала и оглянулась вокруг. Я держала ее на прицеле.

— Сол, прости меня! Прости!

Я встала, и она меня увидела. Повернулась ко мне, протягивая руки.

— Это ты взяла деньги? — крикнула я, и она кивнула. Слезы стекали у нее по подбородку и капали в снег. Она сунула руку в карман, вытащила деньги и помахала ими. И сделала шаг вперед к обрыву, тропинке и «Литл шефу».

Я тоже шагнула, не опуская винтовку. Мо стояла у большого дерева и смотрела на меня. Спускаясь к ней, я видела ее все лучше и лучше. Она морщилась, глаза у нее были закрыты, а по лицу текли слезы. Я держала ее на прицеле. Сердце колотилось.

— Ты идешь выпить, — сказала я.

Она отвернулась, как будто не хотела смотреть на меня, кивнула еще раз и вздрогнула всем телом. А потом сделала шаг вперед, с обрыва.

Я услышала треск веток и тяжелый удар. Бросила винтовку и подбежала к краю. Мо лежала на боку, и пальто раскинулось вокруг нее, как юбка, серое на белом снегу. Она не двигалась. Одна рука была вытянута над головой, как будто показывала на что-то, другая лежала на земле. Ноги были скрещены.

Сердце у меня билось все быстрее и быстрее, в груди засел какой-то комок, и я мгновенно вспотела. Я сделала два шага назад, и меня затошнило. Тогда я вцепилась в дерево и попыталась дышать ровно. Воздух застревал в горле. Я схватилась за дерево сильнее, чувствуя пальцами шершавую кору. Наконец я смогла вдохнуть. Задержала дыхание. Пот замерзал на лбу, а в груди все горело. Я прижалась к дереву лицом. Кора царапала кожу. Я стояла, почти не дыша, и держалась за дерево, чтобы не упасть. При каждом моем вдохе жесткая кора обдирала губы. Все вокруг как будто почернело.

И тут я услышала мужской голос.

— Сол? — и еще раз.

А потом шаги на дорожке внизу и крик:

— Господи! Что с вами? Не двигайтесь. Сол? Сол?

Я отпустила дерево, добрела до края и посмотрела вниз. Адам стоял над Мо и смотрел наверх.

— Я был на парковке и видел, как упала женщина. — Он опустился рядом с Мо на колени, положил ладонь ей на лоб, ощупал шею. Посмотрел наверх: — По-моему, у нее сотрясение. Ей надо сесть.

Тогда я побежала вниз, к длинному пологому склону, а потом снова наверх, к Мо. Адам уже усадил ее. Она мотала головой и моргала. Он держал ее лицо в ладонях, смотрел ей в глаза и говорил:

— Все будет хорошо. Вы меня слышите? Как ее зовут?

— Клэр.

— Клэр… вы упали и ударились. Вы меня слышите?

Глаза у Мо закатывались. Потом она качнула головой и сказала:

— Сол?

— Сол тут, — отозвался Адам.

Тут Мо обмякла и закатила глаза. Адам подхватил ее. Он осторожно гладил ее по щеке. Лицо у нее было все в грязи, а голова повисла, как будто была слишком тяжелая для шеи.

— Клэр… — тихо повторял Адам.

На нем была голубая флиска и джинсы. Флиску он снял и накинул Мо на плечи. Под ней оказалась футболка. У него были очень большие мускулистые руки, и он очень нежно держал Мо.

— У нее шок. — Он повернулся ко мне. — Хорошо, что она упала сюда, тут мягко. Думаю, она просто потеряла сознание. Я шел к машине, оглянулся и увидел, как она упала. А потом увидел тебя и сразу понял, что это ты, Сол.

На земле лежала куча подмороженных листьев. Если бы тут была Пеппа, она бы сказала, что Мо повезло приземлиться на задницу.

— Это моя мать, — пояснила я. — Мы гуляли, и она не увидела обрыва.

— Неудивительно, в таком-то тумане.

Мо как будто заснула. Адам неловко посмотрел на меня.

— Я положу ее на землю.

— Лучше шлепните ее, вдруг она очнется.

Вместо этого он осторожно уложил ее.

— По-моему, травмы головы нет. Она дышит.

— Положите ее на бок, — попросила я, — ну, так, когда первую помощь оказывают.

Он подхватил ее под колено и перевернул на бок. Она открыла глаза, дернулась, открыла рот и рыгнула, как будто ее тошнило. Потом она сделала вдох и снова позвала меня.

— Мо, я тут.

Глаза у нее были закрыты, и она тяжела дышала. Адам вытащил из-под нее флиску и накрыл Мо сверху. Она лежала на боку с закрытыми глазами несколько минут, а потом вдруг сказала:

— Господи, что случилось?

— Вы упали, — объяснил Адам, — с обрыва.

— Сол…

Она заерзала, и Адам помог ей сесть. Она медленно села и поморщилась. Открыла рот, как будто что-то глотала. Распахнула глаза. Покосилась на меня.

Адам присел рядом с ней и стал растирать ей ноги. Мо даже чуть подпрыгнула. Лицо у нее было грязное и красное, но она смотрела на Адама. Он поднял палец и поводил у нее перед лицом.

— Сколько пальцев видите?

— Один.

— А меня сколько?

— Тоже одного, — улыбнулась она.

Адам снова взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза. Потом потянул ее за палец.

— Чувствуете?

— Да.

— Как вас зовут?

— Клэр Браун.

— А ваших дочерей?

— Солмарина и Паула, но их все зовут Сол и Пеппа.

Адам нашел взглядом меня:

— Как там Пеппа?

— Нормально. Осталась в лагере с бабушкой.

— Вы знакомы? — медленно спросила Мо.

— Мы встречались у замерзшего озера, — объяснил Адам. — Я там на лыжах катался. Да, я знаю Пеппу. Как ее забудешь. — Он рассмеялся. В глазах у него светились искорки, и я подумала, что он очень красивый.

Он помог Мо встать и спросил:

— Где болит?

— Попа, — сказала Мо, и он снова рассмеялся.

— Вам повезло. Могло быть хуже.

— Очень хочу есть, — призналась Мо. Она посмотрела на меня и вдруг обняла изо всех сил.

— Не извиняйся, — буркнула я.

Она прижалась губами к моей шее и сказала:

— Не буду.

И сунула деньги мне в руку.

Мы пошли в «Литл шеф». Мо хромала и иногда хваталась за поясницу. Адам объяснил, что ехал обратно в универ, остановился позавтракать и увидел нас, когда вышел из машины. В кафешке было тихо, и мы сели в углу, так чтобы я видела дверь. Мы с Мо взяли по огромному завтраку, а Адам заказал кофе.

— Будьте поосторожнее, — сказал он Мо, — возможно, у вас сотрясение мозга. Если вас затошнит или вы потеряете сознание, лучше сходить к врачу.

— Хорошо, — согласилась я, — у нас есть врач.

Адам спросил меня, сколько мне лет, и удивился — он думал, что больше. Я покраснела. Мо положила руку мне на голову и сказала:

— А вот и нет, она еще совсем малышка.

— Нет! — обиделась я, и Адам засмеялся.

Мо ушла в туалет, а я осталась сидеть с Адамом.

— Адам, пожалуйста, не рассказывайте никому, что нас встретили. Мы не должны быть здесь. Нас ищут, и нам придется прятаться в лесу какое-то время. Не выдавайте нас.

— Не буду, — согласился он. — А кто вас ищет? Я мог бы помочь.

— Нет, мы в безопасности. Просто нам надо остаться здесь. Я за ними присматриваю. За Мо и Пеппой. У меня есть нож, и я могу их защитить. Я ничего не боюсь.

Адам посмотрел мне прямо в глаза.

— Да, наверное, не боишься. Ты настоящий разбойник.

Я согласилась, а он улыбнулся и сказал:

— Не верю, что тебе всего тринадцать.

Мо вернулась, и он встал. Она сказала ему спасибо и пожала руку, а он посоветовал ей сходить к врачу.

Мы смотрели вслед его маленькой голубой машине с багажником на крыше. Там лежали лыжи.

— А он симпатичный, Сол, — заметила Мо.

— Пеппа в него прям влюбилась.

— И я. — Мо засмеялась.

Она взяла меня за руки и тихо сказала:

— Я была голодная и очень злая. И чувствовала себя очень одиноко. И очень устала. И испугалась. А когда я боюсь, я убегаю. Я хотела найти чего-нибудь, чтобы забыться, Сол. Я всегда так делала. Когда я увидела вас с Пеппой и поняла, что ты сделала и зачем… я просто захотела убежать и забыться, как всегда.

Глаза у нее снова были ясные. Она не накрасилась с утра, а в туалете умылась, и лицо сияло.

— Я подумала, что ты хочешь и меня убить.

— Я и хотела. И убила бы, если бы ты бросила Пеппу.

Она вздохнула и поцеловала мне руки.

Мы расплатились и купили в магазинчике ибупрофена для Ингрид и молока. По дороге обратно я сбегала наверх и захватила винтовку. Мы шли по тропинке очень медленно, потому что у Мо болели ноги.

Мо рассказывала мне о своем детстве. Ее взяла под опеку пожилая пара, Клифф и Мэри, потому что ее собственная мать не могла за ней присматривать. Мо никогда не видела своих родителей и не знала, кто ее отец. Клифф говорил, что он был бандитом. Клифф и Мэри были в принципе нормальные, но старые, и Мо думала, что они взяли ее в семью только из-за денег. Они ее так и не усыновили. Мо мечтала найти свою настоящую мать или хотя бы узнать, жива ли она. Клифф и Мэри жили в новом квартале, у них был садик и гараж, и они ходили в церковь. Мо сказала, что ей нравилось в церкви и в воскресной школе, и она читала Библию, а однажды, когда ей было одиннадцать, они ездили на каникулы в Испанию. Клифф работал электриком в местном совете, а Мэри готовила обеды в школе.

С моим отцом она познакомилась в школе. Он был на год старше, его звали Джимми, но все называли его Маз. Мо сказала, что школу она ненавидела, чувствовала себя глупой и ничего не понимала. Вместо уроков она торчала в парке, пила и накуривалась с другими ребятами. Она сказала, что первый раз напиться было очень круто. Как будто во всем мире включили свет.

— Я не такая умная, как ты, Сол. Я ничего не знаю. Я даже не знаю, как бросить пить.

— Просто не пить, — объяснила я, — ни одной рюмки.

Она кивнула. Мы перешли реку и присели отдохнуть на камень. Мо закурила, а я стала искать ясень. Я хотела сделать лук, из нескольких слоев дерева. В результате я срезала ветку толщиной со свое запястье.

Мы шли обратно в лагерь. Солнце уже стояло высоко, и снег таял. Я попросила Мо не говорить Пеппе про Адама и про ее побег в «Литл шеф», и Мо согласилась.

В лагере Ингрид сидела у костра, обмотавшись одеялом, строгала деревяшку и учила Пеппу немецкому. Пеппа пыталась заточить палочку новым ножом.

— Смотри, я делаю стрелы! Для твоего лука. Подходят?

Я посмотрела и сказала, что понадобится еще оперение и грузик, чтобы они летели прямо.

— А по-немецки стрела будет pfeil. У них вечно P и F рядом в одном слове, например, паприку они называют pfeffer, а меня бы звали Пфеффереппа. Почему в разных странах все называется по-разному?

Я сказала, что не знаю, и я правда не знала. Но это хотя бы был нормальный интересный вопрос. Мо села рядом с Ингрид, которая обняла ее и тихо спросила, все ли в порядке. Мо кивнула и тут же заревела.

Мы с Пеппой смотрели на нее. Я часто видела, как она плачет, и мне было все равно, а вот Пеппа испугалась.

— Мо, может, ты хочешь поговорить с богиней по имени Шерил? — спросила она.

Мо засмеялась и согласилась. Ингрид приняла таблетку и вернулась в шалаш поспать, а мы пошли в лес, к пустоши и к Магна Бра. Винтовку я оставила в лагере, но взяла с собой подзорную трубу и нож. И рюкзак с паракордом и пакетом изюма. А еще я налила в бутылку воды из чайника, чтобы у нас не было обезвоживания.

Пеппа болтала всю дорогу. Я шла последняя и все слышала. Она рассказывала Мо, что Ингрид говорила о богине, и о детстве Ингрид в Берлине, и об убийстве ее мамы, и о жизни с Клауси и Ганси. Она объяснила Мо кучу немецких слов (почти все были матерные). Мо только смеялась и говорила: «Пеппа!»

На краю пустоши снег был совсем мягкий, а еще мы увидели канюка. Чем выше мы поднимались, тем тверже становился снег. Где-то его совсем сдуло, а хребты наверху обледенели. Ветер тоже становился все сильнее — северный, холодный. Мы спрятались за каменным забором, поели изюма и выпили воды. Посмотрели вниз, на лагерь, и увидели свои следы. Ветер нес по небу облака — пухлые и серые.

— Это что там? — спросила Мо и ткнула пальцем.

Прямо под нами, метрах в пятнадцати, под заснеженным камнем сидел белый заяц с черными ушами. Мы притихли. Я навела на него подзорную трубу.

— Это заяц-беляк, — объяснила я, — он сменил шкурку на зиму.

Он к чему-то принюхался, и у него дергался нос. Но уши мирно лежали на спине, и вообще он нас не замечал.

— Сол, не убивай его, — попросила Пеппа.

— Я и не собираюсь.

Хотя он наверняка был вкусный, а из шкурки можно было бы сшить шапку.

— Такой милый, — сказала Мо.

Заяц просто сидел и смотрел на нас. Потом поскреб землю лапой. Он был очень большой, гораздо больше кролика. В подзорную трубу я видела серые пятна на белой шкуре. Глаза у него были желтые, с длинными ресницами. Иногда он моргал. Когда мы встали, заяц напрягся, а потом убежал подальше. Я разглядела подушечки больших широких лап. Мо улыбалась. Мы полезли дальше.

Когда мы добрались, Пеппа забегала вокруг камней с криками:

— Хайль, Шерил!

Мы с Мо огляделись. Вокруг лежали долины и озера, рос лес, а еще ниже мы увидели поля и реку. Городок был скрыт за холмом, а вдали виднелось что-то серо-голубое. Наверное, море.

— Тут… просторно, — сказала Мо.

— Площадь этого района составляет триста семьдесят пять квадратных миль, — вспомнила я. — Его видно из космоса, потому что тут нет искусственного освещения. Он похож на темное пятно на юго-западе Шотландии, прямо над заливом Солуэй-Ферт.

Мо потрогала верхушку камня, на который опиралась спиной. Там намерз лед, и казалось, что лишайник залит стеклом. Мо посмотрела на Пеппу.

— Она знает, что делал Роберт?

— Немного.

Мо вздохнула и сжала мою руку.

— Я хочу есть, — подбежала к нам Пеппа, и мы развернулись и пошли назад. По дороге Пеппа рассказывала Мо про Адама.

— Он клевый, и Сол из-за него покраснела.

Мо обернулась и улыбнулась мне, и я улыбнулась в ответ.

Пеппа понеслась вниз с холма, а Мо пошла рядом со мной.

— Я назвала ему ваши настоящие имена.

— Знаю. Он никому не расскажет.

Ингрид все еще спала. Уже темнело, и я приготовила на ужин рис, фасоль и солонину. Для Ингрид мы тоже отложили порцию, но она не захотела. Мо пошла посидеть с ней, пока я ошкуривала ясеневые ветки, а Пеппа читала книжку при свете фонарика.

Мо сказала, что будет спать в своем шалаше, и мы завернули горячий камень в полотенце, чтобы ей было теплее. Пеппа легла, Мо тоже, а я сидела у огня и смотрела на шалаш Мо до позднего вечера. Вокруг ухали совы.