Меридиан

Глава 24

Я легла на диван рядом с Кустос; я уже привыкла к ее ночным звукам. Сон не шел. Когда же я все-таки уснула, мне приснился сон.

Мне снился наш единственный в жизни семейный отдых — в Австралии, в разных ее местах. Я думаю, что мои родители пытались обогнать смерть и следовали за мной как сиамские близнецы.

В первый день в Австралии мы поехали на такси в австралийский зоопарк. Папа хотел увидеть самую старую живую гигантскую морскую черепаху. Вокруг нее было множество споров — правда ли Дарвин привез ее в Англию с Галапагосов. Мне было девять лет. Мне было не очень важно, но папа думал, что мы должны увидеть черепаху, рядом с которой мог находиться великий Чарльз Дарвин.

В зоопарке были толпы школьников и других туристов. Казалось, что мы часами стояли в очереди на вход. Папа разговаривал со всеми вокруг, "собирал разведанное" — так он любил говорить. Черепаху звали Харриет, сокращенно "Этта". Пару недель до этого она страдала от инфекции дыхательных путей, но в тот день она достаточно выздоровела чтобы выйти в свой вольер. Люди выстроились чтобы поглазеть на нее, а я думала, чувствовала ли она себя так же как я, когда люди глазели на меня.

Я вжалась в стекло, притиснутая толпой. Я смотрела, как черепаха подползала ближе к стеклу и ко мне. Все думали, что это так здорово — она подходит поздороваться с нами. Но я помню свой ужас. Я хотела, чтобы она пошла другой дорогой, ведь она была такая большая и красивая. Ее панцирь напоминал гигантские песчаные дюны. А глаза были бездонными.

Я знала, что сейчас произойдет, и ничего не могла сделать.

Я попыталась закрыть глаза, но она продолжала ползти ко мне. День был пасмурным, но вдруг возник просвет в облаках. Появился луч солнца, и черепаха остановилась в нем. Она повернула голову и я увидела один ее глаз. Один прекрасный, глубокий, чистый глаз. Казалось, я вижу начало времен в этом глазу. Я смотрела на нее не отрываясь.

Она опустила голову на залитый солнцем песок и вздохнула. Все решили, что она собирается поспать. Но я столбом стояла там добрые пятнадцать минут, родители никак не могли оттащить меня. Я помню, что Этта сказала, что ждала меня. И хочет что-то мне сказать.

На диване. Я проснулась только для того, чтобы беспокойно перевернуться на другой бок. Затем глаза Этты затянули меня обратно в страну сновидений.

Вдруг ее глаза превратились в глаза Преподобного Перимо. Радужки глаз, вращаясь, будто солнечные пятна, исчезли, и осталась только столь глубокая тьма, такая затягивающая, что я испугалась, что провалюсь в нее. Он сказал мне:

— Не верь им, Меридиан. У тебя может быть все. Ты сможешь его вернуть. Ты сможешь жить вечно. "Ребенок умер? И они сказали, что он умер". - руки Селии дотронулись до меня, я отпрыгнула и побежала.

Я бежала вдоль старого поезда. Улыбающийся молодой человек в солдатской форме потянулся ко мне и позвал, но меня схватил кто-то сзади.

Я вывернулась из железной хватки и вдруг обнаружила себя лежащей возле дивана, запутавшейся в одеялах. Кустос подняла голову и заскулила.

— Я в порядке. Засыпай. — Я поднялась, укуталась в одеяло и потопала на кухню. Там я погрузила ложку в коробку кофейного мороженого.

— Ее лихорадка спала, — сказал Тенс, входя в комнату.

Я аж подпрыгнула.

— Черт, как ты меня напугал.

— Прости. — Тенс тоже взял ложку из буфета и сел напротив.

— Мне чего-то не хватает, я это чувствую, — сказала я, разочарованная в себе.

Тенс просто молчал и ел мороженое.

Я с трудом ощущала свой любимый запах.

— Это здесь, я знаю.

— Может быть, ты слишком стараешься? — он продолжал есть и смотрел на меня.

Я посмотрела в темное окно.

— У меня был сумасшедший сон. Боже, он был таким реальным.

— Ты поймешь. Перестань думать об этом, и все придет само. Если хочешь, я посижу с тобой, — предложил Тенс.

— Нет, я в порядке.

— Тогда ступай наверх и ложись. Я покараулю Кустос. Никто не смог бы хорошо поспать на том колючем диване.

Я улыбнулась.

— Конечно. Спасибо.

__________

На следующее утро я поставила воду кипятиться и замесила тесто. Нашла в холодильнике нераскрытую упаковку ветчины и поставила ее жариться.

Я подпрыгнула, когда тетушка неожиданно поприветствовала меня сзади:

— Доброго утра, маленькая.

— Ну хватит уже так делать! — я поставила чашку чая перед ней. — Как ты?

— Намного лучше. Прямо как весенний дождь на пшеничных полях.

Я ей не поверила, но поняла по ее лицу, что дальше спрашивать не стоит. Я кивнула, решив делать так, как она хочет, пока снова не представится возможность предложить ей поехать в больницу.

— Есть хочешь? — спросила я

— Умираю с голоду.

— Я тоже. — я усмехнулась, увидев Тенса, босого, одетого в потертую футболку и джинсы с дырками на коленях.

— Вкусно пахнет. — Он уселся на стол, взял яблоко и откусил.

— Вечно голодный, — захихикала тетушка. — У меня появилась идея. Нам стоит поехать и отмокнуть в горячих источниках чуть дальше по шоссе.

— Горячие источники? — переспросила я.

— Они великолепны. Как раз нужной температуры. Они еще излечивают тело и душу. Я уже несколько лет там не бывала. Сама не знаю почему — это одно из моих любимых мест на земле. — тетушка погрузилась в задумчивость.

— Что ж, поедем, — сказал Тенс.

— Конечно. — Я перевернула два блина со сковородки, положила бекон, и поставила тарелку перед тетушкой. — Хватай.

— Я, наверное, не смогу все это съесть.

— А ты попробуй. Я думаю человек-пылесос тебе поможет, если что-нибудь останется. — Я захихикала над наигранно-обиженной физиономией Тенса.

Я приготовила еду Тенсу, потом себе. Мы жевали в солидарной тишине. В кухне было мирно, такого спокойствия я не ощущала со своего дня рождения. С удивлением я поняла, что именно так чувствуют себя счастливыми.

После завтрака мы уселись в Ленд Ровер и тетушка показала путь к горячим источникам. Я позаимствовала у нее один из старинных банных костюмов с шортами и верхом с длинными рукавами. В мокром костюме я бы оказалась почти голой, но мне было все равно.

Она казалась молодой, свободной, счастливой. Она напоминала куропатку, из тех, что порхали вокруг — постоянно меняющиеся в зависимости от времени года, сейчас снежно белые, в совершенной гармонии с миром.

Мы плескались и отмокали в каждом бассейне. Это был наш день.

— Я так рада, что мы приехали — сказала тетушка, обняв меня, и посмотрев на небо. Она глядела на него так внимательно, что я подумала, что она видит кольца Сатурна невооруженным глазом. — Все меняется, Меридиан. Все временно, кроме неба. Когда ты окажешься загнанной в угол ужасами или героями этой жизни, посмотри вверх. Не смотри вниз. Все, что под ногами, утечет; только небо твердо, постоянно, постоянно готово к тому, что солнце взойдет утром, а луна вечером. Знаешь, они на самом деле не заходят никогда. Они всегда восходят, просто для кого-то другого.

— Ты права, — я оглянулась в поисках Тенса, но он пошел обратно в машину за полотенцами. Мы с тетушкой были наедине в тот миг.

— И это пройдет. Сейчас твой восход. Я только должна закончить одеяло. Желтая клетка первой любви, стальная синева семейных ответвлений. Я верю, что ты — ярко-красная юношеская страсть. Я уже и забыла. Мне было шестнадцать, кажется, вечность назад.

Я сглотнула. Я никогда бы не разглядела сюжета в лоскутках материи, которую тетушка находила и сшивала с точностью хирурга. Я решила задать мучающий меня вопрос.

— Тетушка, а что происходит с душами, которые не хотят уходить?

— Их либо утаскивают те, кто находятся на той стороне, либо они остаются здесь с теми, кого они побоялись оставить.

— А если никого из нас не окажется поблизости — что тогда?

— Перерождение. Еще один цикл. Все не так просто на самом деле, но суть такая. Смерть — это не конец, которого люди так боятся. Все восходит, детка.

Тенс вернулся с полотенцами.

— Мне кажется, вы обе уже сморщились от воды.

— Это от возраста, дорогуша, — хихикнула тетушка. — а не от воды.

— Эй! — запротестовала я.

— Мы должны идти, прежде чем зайдет солнце и дорога снова оледенеет.

— Взойдет, — поправила я на автомате.

— Именно. — тетушка поцеловала меня в щеку и с помощью Тенса выбралась из бассейна.

Я посмотрела на небо, пытаясь увидеть то же, что и она, пытаясь найти умиротворение, которое она излучала с каждым выдохом. Я вздохнула.

— Эй, тормоз, ты идешь?

— Для тебя — Мадам Тормоз! — я с плеском выскочила из бассейна и побежала к машине, надеясь что обогреватель избавит меня от дрожи — вода к этому времени остыла до температуры окружающего воздуха.

К тому времени, когда мы перевалили за холм, солнце уже садилось.

— Что так светится? Неужели мы оставили столько включенных ламп? — спросила я.

— О, нет. — слова тетушки повисли в воздухе, когда мы приблизились.