Мертвецы Коммуны

Варлен,

сын народа и дитя собственных дум. Он родился в 1839 готу от бедных крестьян департамента Сены и Марны. На тринадцатом или четырнадцатом году он пришел в Париж ипоступил учеником к одному переплетчику.

В то время он не умел ни читать, ни писать. Но у него хватило энергии самому образовать себя, урывая время от тех немногих часов отдыха, которые оставляла ему работа в мастерской.

Делеклюз, человек происхождения буржуазного, воспитания якобинского, представлял собою тип революционера старого закала, перешедшего в социализм, благодаря одной искренней своей преданности делу, народа, делу справедливости.

Варлен, напротив того, воплощение Революции нового времени. Он весь принадлежит социализму воинствующему, и в ряду представителей последнего, образ его всегда останется одним из самых светлых, самых благородных, самых трогательных.

Он начал свою революционную работу, как главный деятель общества сопротивления рабочих переплетного мастерства. Затем он был основателем первых социалистических кухмистерских в Париже. Наконец, сделался одним из первых членов и неутомимейших агитаторов и распространителей Интернационала во Франции.

И теперь помнят его гордое и смелое поведение перед трибуналом империи, когда Наполеон III, убедившись, что ему не удастся ни обольстить, ни положить Интернационал, задумал бороться с ним, чтобы уничтожить его.

В редакции „Марсельезы“ познакомился я в первый раз с Варленом.

Никогда не забыть мне этой молодой, прекрасной головы, покрытой уже седыми волосами, этого глубоко го взгляда черных глаз, этого задушевного и ровного голоса и исполненного достоинства обращения.

Он говорил мало, не выходил из себя никогда. В нем соединялось великодушие героя и меланхолия мыслителя.

Роль Варлена в коммуне известна.

Он говорил в ней мало, а делал много. Занимался он в ней, преимущественно, администрацией финансов вместе с Журдом, но впоследствии перешел в интендантство, где мог приложить во всем их размере свои громадные организаторские способности.

Когда в Париж вошли версальцы, он геройски сражался до последней крайности и под конец был взят в плен победителями Коммуны.

Со связанными назад руками, осыпаемый ударами и бранью толпы подлецов, бесновавшихся вокруг него, покрытый плевками, грязью и кровью, он был водим ими по улицам Монмартра в течении двух с лишним часов, чтобы продолжить с утонченным зверством его предсмертную агонию.

Но и эта долгая пытка не могла поколебать его могучую натуру.

Бледный и спокойный, без слова, без движения нетерпения, гнева или слабости, он обводил палачей своих глубоким взглядом

Наконец, пули прекратили его мучения.

Он был так велик в своем бесстрашии; что даже его враги и палачи но могли не отдать ему справедливости.

Вот рассказ об его смерти, взятый целиком из одного реакционного .журнала того времени:

Варлен, арестованный на улице, Лафайэг, был поведен к Монмартру;

„Толпа росла все более и более, так что с большим трудом удалось достичь подошвы Монмартрских высот. Здесь пленник был приведен к какому-то генералу, имя которого ускользнуло из моей памяти. Дежурный офицер подошел к нему, что-то шепнул ему, и тот проговорил в ответ: „там, за этой стеной“.

„Кроме этих четырех слов я ничего не мог расслышать, и, хотя в смысле их нельзя было сомневаться, мне все-таки хотелось видеть до конца последний акт жизни одного из творцов этой ужасной драмы... Но мщение общества решило иначе“.

„Когда осужденный был приведен на указанное место, чей-то голос, тотчас же подхваченный другими, стал кричать из толпы: „Слишком рано! нужно еще поводить его“!

„Печальная процессия двинулась снова. Пришли на улицу Розье, но главный штаб, помещавшийся на этой улице, воспротивился казни“.

„Пришлось снова вернуться к Монмартру в сопровождении всей этой толпы, увеличивавшейся притом на каждом шагу“.

„Картина деялась все более и более зловещей. Человек этот, хотя знал с самого начала об ожидавшей его участи, шел такой смелей и твердой поступью, что, несмотря на все преступления. которое он мог совершить, зритель невольно начинал сам страдать при виде такой долгой агонии“.

„Но вот, наконец, осужденный прибыл на место казни. Его приставляют к стене; но пока офицер выстраивает солдат, готовясь скомандовать залп, один из солдат, конечно, вследствие недостаточного искусства в ружейных приемах, спустил курок. Но ружье дало осечку. В ту же минуту раздался залп, и Варлен упал“.

„Тотчас солдаты, опасаясь, что он еще не умер кинулись прикончить его ударами прикладов. Офицер сказал им: „Видите: он умер, оставьте“!

Таков рассказ врага, одного из тех диких зверей, которые яростно кинулись на побежденный народ и бегали на казни, как на праздники.

Этот рассказ, хотя и умышленно смягчённый, говорит о подлой свирепости палачей и о героизме жертвы, более, чем могли бы сказать целые томы.

Это картина — живая, забыть которую невозможно.

Таков был конец Варлена, увенчавшего мученичеством жизнь, целиком посвященную на служение праву и правде.

Я остановился так долго на этих двух фигурах, потому что они вполне олицетворяют собой две сторон коммунистического движения и могут быть названы двумя гранями Парижской Коммуны.

Делеклюз, это — буржуазный якобинец, который, забыв свое происхождение, свое воспитание, свои инстинкты и кастовые традиции, становится социалистом, чтобы соединиться с народом, пойти вместе с ним на завоевание социальный свободы.

Варлен, это — сам юный народ, поднимающий голову, овладевающий наукою, и и порывом геройства отождествившийся с Социальной Революцией, которой он — верный, прирожденный представитель, которой он — тело и кровь.

Первый говорит — Коммуне: „Ты — справедливость!“.

Второй , возвещает удивленному миру: „Народ готов!.

Но сколько теснится в памяти других имен, заслуживающих такого же апофеоза; сколько других фигур, олицетворяющих тот же глубокий и возвышенный дуализм, повторяющих те же слова, доказывающих те же истины.

Кто может забыть: