Мертвецы Коммуны

Дюваль и Флуранс

Один из них — простой рабочий, как Варлен; другой — сын одного из сановитых ученых своего времени, профессора, академика, члена института — Флуранс.

Оба они отдали жизнь за то дело; а они они дали бы ему и победу, если бы героизм, посвященный на служение справедливости, был достаточен, чтобы восторжествовать над хитрой организацией буржуазного государства, этого сторукого чудовища, сторожащего привилегию и эксплоатацию против правды и справедливости.

Оба они были молоды; оба, как Делеклюз и Варлен, заседали в Коммуне; оба командовали отдельными отрядами на вылазке 3 апреля, когда Париж в единодушном порыве поставил на ноги свои двести тысяч человек, которых Тьер выставлял перед Францией, как „горсть разбойников, бежавших с каторги“.

Густав Флуранс давно уже стал известен своей смелой борьбой с империей. Странствующий рыцарь Революции, он ездил в Кандию сражаться против турецкого деспотизма за восставший греческий народ. По возвращении в Париж он снова возобновляет борьбу в „Марсельезе“ и в публичных собраниях. Во время осады, будучи командиром батальона, 31 го октября он сделал попытку спасти Париж и Республику. Правительство „Народной обороны“, которое он имел слабость пощадить, посадило его в Мазас, откуда он был освобожден народом 21 января.

4 го апреля он был захвачен врасплох в Рюэйле отрядом жандармов, окруживших дом, в котором он хотел отдохнуть на несколько минут. Он пытался защищаться, но один капитан, по имени Демарте, рассек ему череп; таким свирепым ударом сабли, что мозг брызнул наружу.

Труп его был брошен в гроб и отправлен в Версаль, где на него ходили смотреть светские дамы, эти „суки“, как называет их поэт в негодующем стихе, бегавшие лизать кровь раненых и ковырять раны пленных

Дюваль — этот был интернационалист — простой литейщик. Всего несколько дней заседал он в Коммуне, где тотчас же обратил на себя внимание своей энергией, деятельностью и мужеством, исполненным хладнокровия.

В собрании мне приходилось сидеть с ним рядом. Мало видел я людей более симпатичных, мало встречал таких, на лице которых так ясно отражалось бы великодушие, благородство и самоотверженность их натуры.

Он только прошел по сцене истории, чтобы сражаться и умереть. Но тот, кто раз видел его, никогда его не забудет.

Его взяли в плен вместе с его отрядом в Шатильонском плато, после отчаянной обороны.

Он и его отряд окружены; зарядов больше нет.

— Сдавайтесь, ваша жизнь будет пощажена! — говорят им от имени генерала Пелле, командовавшего войсками.

Они сдаются.

Тотчас же версальцы хватают солдат регулярной армии, сражавшихся в рядах федералистов, и тут же расстреливают их.

Впоследствии маршал Мак-Магон милует такого же маршала Базена, виновного всего лишь в том, что он сдал неприятелю Мец и свою армию!

Прочих пленных окружают двумя рядами стрелков и ведут в Версаль.

По дороге встречается им Винуа. тот самый, который с удовольствием принял на себя грязное дело сдачи Парижа.

Он спрашивает: „Кто тут начальник?“

— Я, — отвечает Дюваль, выступая вперед.

Другой выступает вслед за ним.

— Я — начальник штаба Дюваля, — говорит он.

Из рядов выступает третий.

— Я — начальник штаба волонтеров, — говорит он и становится рядом с двумя первыми.

— Вы все — сволочь паскудная! — говорит Винуа на своем языке кордегардии, — я вас сейчас расстреляю.

Дюваль и оба его товарища, не удостоив его даже ответом, сами становятся к стене, снимают шинели и с криком:

— Да здравствует Коммуна! — падают пораженные пулями.

Это были первые мученики Коммуны. Версальцы только что начинали ту бойню, которая должна была окончиться истреблением целого населения.

Они были первыми и самыми, счастливыми. Они умерли с верою в победу: это была, ведь, только первая битва. Позади себя они чувствовали Париж, грозный и могучий.

Спите же с миром, друзья, — ибо вы не ошиблись! Придет время и другие восстанут, чтобы продолжать то дело, которому вы отдали вашу молодость и вашу жизнь! Придет день, когда освобожденный народ громко назовет ваши имена, которые теперь едва смеет произносить топотом, и тогда своим мощным голосом он воскликнет;

— Честь вам и благодарение, мученики часа первого!

Рядом с этими, в славном Пантеоне мучеников будет вырезано имя