Мертвые девушки

VI. Две оплошности и одна неприятность

Сестры Баладро открыли казино «Дансон» вечером 15 сентября 1961 года. На празднике присутствовали: адвокат, личный секретарь губернатора штата План-де-Абахо Каналес, адвокат, личный секретарь губернатора штата Мескала Санабрия, депутат Медрано, железнодорожный магнат, два аграрных лидера, управляющий банком Мескалы (точнее, филиалом в Сан-Педро-де-лас-Корьентес), несколько коммерсантов и хозяин животноводческой фермы на сто голов крупного рогатого скота. Двое из трех приглашенных руководителей округов прибыли в два часа ночи, едва завершилась в их муниципалитетах церемония «Клич»[11] и другие мероприятия. В этот день сестры Баладро достигли вершины социального успеха, но об этом еще не знали, им казалось, что впереди у них много непокоренных вершин.

В двенадцать ночи (праздник затянулся) стеклянная дверь распахнулась, и на балкон вышли Арканхела и адвокат Каналес; она держала колокольчик, а он — национальный флаг. Арканхела позвонила в колокольчик, призывая к вниманию, и все, стоявшие внизу, зааплодировали. В наступившей тишине адвокат Каналес помахал флагом и крикнул:

— Да здравствует Мексика! Да здравствует независимость, да здравствуют герои, подарившие нам свободу, да здравствуют сестры Баладро, да здравствует казино «Дансон»!

Стоявшие внизу поддержали адвоката Каналеса приветственными возгласами. Говорят, Арканхела двумя руками подняла вверх колокольчик и снова зазвонила.

(В этом состояла первая оплошность: депутат Медрано и аграрный лидер сочли, что объединять в одной здравице национальных героев и сестер Баладро — невиданное святотатство, донесли позднее губернатору Кабаньясу, и тот немедленно лишил адвоката Каналеса своей дружбы, а заодно и должности, оставив сестер Баладро без поддержки в губернаторском дворце штата План-де-Абахо.)

На праздник по случаю открытия казино сестры впервые в жизни надели вечерние туалеты (Серафина называет свое платье «переливающимся») и встречали гостей в столовой, а когда все собрались, открыли кабаре. Внутреннее убранство произвело на собравшихся неизгладимое впечатление. Когда восхищенные возгласы стихли, появились женщины, красиво одетые и накрашенные. Серафина объявила, что в эту ночь казино работает бесплатно. Ее слова вызвали некоторую неразбериху: гости решили, что бесплатно все, включая женщин, а женщины, наоборот, решили, что раз никто не оплачивает расходы, то они не обязаны ложиться с клиентами в постель.

В свидетельских показаниях говорится, что после импровизированного «клича» Арканхела проводила гостей в салон Багдад, где впервые прошло представление с участием трех девушек. Некоторые господа так возбудились, что приняли бы личное участие в представлении, если бы им не помешала Арканхела. Когда все вернулись в кабаре и начали танцевать, произошла вторая оплошность.

Вот что случилось: адвоката Санабрию, за которым никто прежде не замечал предосудительных наклонностей, охватила какая-то темная страсть, и он потащил танцевать Лестницу (тот как раз зашел в кабаре с поручением). Под испуганными взглядами присутствующих мужчины исполнили дансон[12] «Нереиды» от начала и до конца, но больше никто танцевать не решился. Когда музыка смолкла, Лестница раскланялся и исчез. Санабрия попытался пригласить на танец еще нескольких господ, но они отклонили приглашение. Он понял, что стал посмешищем, и затаил злобу на всех, кто оказался свидетелем его позора, а особенно — на сестер Баладро, подвергших его искушению. Как мы увидим позже, его злая воля сыграет важную роль в нашей истории.

А теперь — о неприятности:

Как случилось, что губернатор Кабаньяс удумал такое, что никому в штате План-де-Абахо не приходило в голову за все сто сорок лет независимости, а именно: запретить проституцию?

Существует несколько версий, и все они произрастают, как ветки одного куста, из общего корня: Кабаньяс отличался от прежних губернаторов План-де-Абахо тщеславием и непреклонностью. В то время как другие добирались из своих провинций до губернаторского дворца уже полностью выдохшись, губернатор Кабаньяс явился в него бодрехонек, и был готов не останавливаться и достигнуть большего. Его самовлюбленность, подкрепленная размышлениями о том, что в стране сто двадцать лет не правил уроженец План-де-Абахо, вселила в него веру в свою «президентопригодность».

Он установил в штате порядки, как в маленькой республике: налоговую инспекцию переименовал в министерство финансов, совет по благоустройству — в министерство общественных работ и так далее, попробовал доказать, что может управлять первым и мог бы управлять вторым, если бы «сверху» ему предоставили такую возможность.

Не остановившись на названиях, Кабаньяс затеял грандиозные стройки: дворец, шоссе, туннель, которые обошлись штату в круглую сумму и привели к дефициту бюджета. Чтобы устранить проблему, Кабаньяс был вынужден поднять налоги.

Ему хотелось проделать это наименее болезненно для плательщиков, поэтому он организовал Дни предпринимателя. В эти дни губернатор лично приезжал в города, собирал местных предпринимателей в казино и убеждал, что налоги, которые они платят штату, — это сущие гроши и что их необходимо срочно повысить. В ответ на этот призыв предприниматели отвечали, что их штат — настоящий свинарник и не заслуживает даже того, что они платят. Они сетовали на все, начиная с недостаточного диаметра канализационных труб и нехватки воды и заканчивая засильем притонов, «которым власть потрафляет».

В результате Дней предпринимателя Кабаньяс поднял налоги, а, чтобы немного успокоить жалобщиков, из всех недостатков устранил тот, который имел самое дешевое решение: приказал закрыть публичные дома.

Закон «О повышении морального облика населения» штата План-де-Абахо, запрещавший проституцию и сводничество и объявлявший преступниками даже тех, кто подавал в борделях напитки, был представлен конгрессу штата по инициативе губернатора Кабаньяса, обсужден в течение получаса и второго марта 1962 года принят единогласно под гром аплодисментов.

Новый нежданный закон коснулся тридцати тысяч человек, чьи доходы были связаны, прямо или косвенно, с проституцией, а также муниципальных бюджетов, на тридцать-сорок процентов пополнявшихся за счет налогов от публичных домов, и сотен чиновников, получавших от сводников взятки. Никто из пострадавших не протестовал.

(Известно, что Арканхела пришла в приемную судьи Перальты в сопровождении адвоката Рендона и предложила ему 5 тысяч песо за судебную защиту. Судья описывает свой ответ так: «Я постарался объяснить сеньоре Баладро, что она просит не о судебной защите, а о юридической уловке, которая освободит ее от исполнения закона, принятого конгрессом. Еще я сказал, что, даже если бы она действительно просила о защите, все равно я ни за какие деньги не смог бы ей помочь, потому что сеньор губернатор лично просил нас, судей, не препятствовать применению этого закона, в котором он имел особую заинтересованность».)

Закон «О повышении морального облика населения» вступил в силу в План-де-Абахо с беспрецедентной суровостью. К концу марта все публичные дома закрыли.

Серафина и Арканхела Баладро, следуя своей интуиции, которую можно считать пророческой, вывезли мебель из дома на Молино, но ничего не поменяли в казино «Дансон», где после того, как судейские власти опечатали двери, все кровати остались на месте. Сестры говорят, что их не покидало ощущение: Господь совершит чудо и позволит им скоро открыть горячо любимый, образцовый публичный дом.

В день закрытия на улице Молино, в Педронесе, разыгрывались драматические сцены. Там стояли шесть грузовиков, заполненных женщинами и мебелью, — только в одном этом квартале было три публичных дома. Женщины грустно прощались, потому что сестры Баладро отправляли одиннадцать из них работать в Гуатапаро, к одному типу, у которого там был бизнес. Тротуары заполнили зеваки — те, кто в жизни не переступал порога борделя и хотел поглядеть, что там внутри. Следившие за порядком полицейские угрюмо смотрели в землю: они теряли дополнительный заработок. Когда адвокат Авалос приехал опечатывать двери, он сказал Серафине:

— Уж вы не обижайтесь, донья Сера, я это делаю только потому, что обязан.

В течение четырех лет Серафина платила ему ежемесячно по пятьсот песо.

Когда двери были опечатаны, а грузовики загружены, какая-то горожанка подошла к Серафине и поблагодарила ее от имени всех соседей за то, что оплатила укладку тротуаров.

Женщины, стулья, кровати, умывальники, матрасы, узлы с одеждой добрались на грузовиках до Сан-Педро-де-лас-Корьентес на исходе того печального дня. Хозяйки приехали на машине, мрачные, как тучи.

Первые дни прошли тяжело; нужно было поселить двадцать шесть женщин там, где раньше жили четырнадцать, поэтому пришлось превратить комнаты в клетушки. Прораб запросил за работу целое состояние — так считала Арканхела и несколько недель пребывала в крайне подавленном настроении, уверенная, что их ждет нищета. Она даже начала переговоры с некоей сеньорой Эухенией, у которой был бизнес в Мескале, чтобы отправить туда еще восемь женщин, но сделка не состоялась, потому что начали приходить посетители. Среди них были старые клиенты из План-де-Абахо, пересекавшие штат в поисках привычных развлечений, новые клиенты из План-де-Абахо — те, что прежде не ходили в бордели, но после их закрытия и запрета поддались искушению. Наплыв приезжих, ищущих недозволенных удовольствий, в свою очередь, вызвал интерес у мужчин, живших в Сан-Педро-де-лас-Корьентес, и они тоже зачастили в кабаре. «Мужчины, как мухи, — говорит Серафина. — Чем больше их слетелось, тем больше их слетается».

В «Прекрасном Мехико» каждую ночь бывал аншлаг. По субботам женщины просто не справлялись. Серафина решила купить новый музыкальный автомат и сама за него заплатила. Капитан Бедойя, видя, что сестры так процветают в Сан-Педро-де-лас-Корьентес, начал переговоры о своем переводе в другой полк, стоявший от них поблизости, ведь больше всего его злило, что приходится дважды в день ездить на автобусах «Красная стрела», и он был уверен, что рано или поздно кончит свои дни в аварии на склоне Перро. Арканхела не переставала повторять, что еще никогда дела у них не шли так хорошо, и то, что Бог отнял у них одной рукой, вернул им другой. Наступил декабрь, и случилась беда с Бето.