Мертвые возвращаются?..

Глава 15

В Дублинский замок на следующее утро я попала лишь к одиннадцати. Сначала хотелось сбросить с себя обычные дела — позавтракать, съездить вместе со всеми в город, чтобы поработать в библиотеке. Пусть народ займется делом, успокоится — глядишь, вряд ли кому взбредет в голову увязаться вслед за мной. И знаете, сработано. Нет, Дэниел, конечно, не удержался и предложил свои услуги, когда увидел, что я встаю из-за стола и надеваю жакет.

— Может, тебя все-таки проводить, хотя бы для моральной поддержки?

Я отрицательно покачала головой. Он не обиделся, а лишь понимающе кивнул и вернулся за стол.

— Ты… это… не переусердствуй, — счел нужным сказать свое веское слово Раф. — Чтобы твой О'Нил тоже поломал голову.

Скажу честно: перед самым входом в отдел уголовного розыска я перетрусила. Я просто не могла заставить себя переступить порог: войти, подобно рядовой посетительнице, назвать себя дежурному у стойки, вытерпеть несколько минут пустой болтовни с нашей администраторшей Бернадеттой; затем у всех на виду ждать, гадая, кто же спустится в холл, чтобы отвести меня в нужный кабинет, как будто раньше я сама ни разу не ходила по этим коридорам! В общем, я позвонила Фрэнку и попросила его спуститься за мной.

— Ты выбрала удачный момент, — похвалил он меня, высовывая наружу голову. — У нас как раз небольшой перерыв. Скажем так, нужно внести кое-какие коррективы в оценку ситуации.

— Куда-куда внести коррективы? — переспросила я.

Фрэнк придержал для меня дверь.

— Увидишь сама. У нас все утро дурдом. Но ты и впрямь отделала его под орех.

Фрэнк оказался прав. Нейлор сидел в комнате для допросов, сложив на груди руки. На нем был все тот же выцветший джемпер и старые джинсы, а вот красавчиком сегодня его можно было назвать лишь с большой натяжкой. По «фонарю» под каждым глазом, одна щека распухла и побагровела. Нижняя губа рассечена надвое, переносица разбита всмятку. Я попыталась вспомнить, как он пальцами пытался попасть мне в глаза, вспомнить, как врезал мне коленом в живот, но ни одно из этих воспоминаний не вязалось с тем, кто сидел сейчас передо мной, раскачиваясь на задних ножках стула и что-то напевая себе под нос. От одного только вида, что мы сотворили с ним, мне сделалось не по себе.

Сэм, засунув руки поглубже в карманы пиджака, стоял в соседней комнате, пристально наблюдая за Нейлором сквозь зеркальное окно.

— Привет, Кэсси, — сказал он, моргая. Вид у него был усталый.

— Господи! — ужаснулась я, мотнув головой в сторону Нейлора.

— Это ты так считаешь. Он утверждает, что на полном ходу свалился с велосипеда и врезался лицом в стену. Вот и все, больше из него не вытянешь ни слова.

— Я только что сказал Кэсси, — добавил Фрэнк, — что дельце совсем не подарок.

— Точно, — вздохнул Сэм и потер глаза, словно заставляя себя проснуться. — Не подарок. Во сколько мы притащили Нейлора сюда? Часов в восемь утра? И с тех пор, как ни бьемся, так и не раскололи его. Он лишь таращится в стену и что-то напевает себе под нос. В основном песни протеста.

— Правда, ради меня он сделал одно исключение — прервал свой концерт, чтобы обозвать меня вонючим предателем, которому должно быть стыдно, что он лижет англичанам их грязные задницы. Кажется, он ко мне неравнодушен. Но есть и хорошая новость. Мы получили «добро» на обыск его логова, и ребята из бюро только что принесли все, что удалось там отыскать. Как сама понимаешь, мы рассчитывали найти окровавленный нож или одежду, но ничего подобного. Но… нас ждал сюрприз.

С этими словами Фрэнк приподнял со стола пакеты с вещдоками и покачал ими у меня перед носом.

— Рекомендую взглянуть.

Внутри оказался набор игральных костей, ручное зеркальце в черепаховой оправе, дрянной акварельный пейзажик с изображением сельской дороги и серебряная сахарница. Не успела я перевернуть сахарницу, чтобы проверить монограмму — изящную, каллиграфическую букву М, — как мне уже было ясно, откуда эти вещички. Мне известно лишь одно место, где можно увидеть нечто подобное, — кладовая дяди Саймона.

— Нашли под кроватью у Нейлора, — пояснил Фрэнк. — Лежало в коробке из-под обуви. Готов поспорить, если ты как следует поводишь носом у себя в Уайтторн-Хаусе, то наверняка найдешь к сахарнице молочник. Что, в свою очередь, заставляет нас задаться резонным вопросом: как все это оказалось в комнате у Нейлора?

— Благодаря краже со взломом, как еще, — высказал свое мнение Сэм. Он вновь вернулся на свой наблюдательный пост. Теперь Нейлор сидел, небрежно развалившись на стуле, и смотрел в потолок. — Вернее, четырем кражам. При желании Нейлор мог унести оттуда целый чемодан приглянувшихся ему вещей, и Марч бы ничего не заметил.

— Или же, — подал голос Фрэнк, — он купил эти вещички у Лекси.

— Точно, — согласился Сэм, — или у Дэниела, или у Эбби, или у двоих остальных, или даже у самого Саймона, если на то пошло. С той единственной разницей, что у нас нет ни малейших доказательств, что он это сделал.

— Правда, никого из них почему-то не пырнули ножом и не обыскали до нитки в полумиле от собственного дома.

Судя по всему, они спорили уже какое-то время, в голосах обоих слышался хорошо знакомый мне боевой ритм. Я положила пакеты с вещдоками обратно на стол, прислонилась к стене и стала ждать, что за этим последует.

— Нейлор работает за гроши, на которые содержит родителей-инвалидов, — сказал Сэм. — Откуда у него деньги на покупку антикварных безделушек? Да и на кой черт они ему сдались?

— Еще как сдались, — упирался Фрэнк, — если учесть, что он на дух не переносит Марчей и при первой возможности рад им насолить, а еще потому, что — как ты сам только что заметил — сидит без гроша в кармане. Пусть у него самого нет денег, зато желающих приобрести эту дребедень хоть отбавляй.

Только сейчас до меня дошло, о чем они, собственно, спорят и почему в комнате атмосфера такая, как перед грозой: достаточно чиркнуть спичкой, и прогремит взрыв. Пусть название «отдел по делам антиквариата и произведений искусства» звучит дурацки, пусть там работает горстка очкариков не от мира сего, но то, что они делают, достойно уважения. В наши дни черный рынок пустил щупальца по всему миру; более того, он сросся с миром преступным так, что их невозможно отделить друг от друга. Из-за чего только не убивают людей — из-за произведений искусства и из-за партии героина, полотна Пикассо меняются на автоматы Калашникова, и так по всему миру.

Сэм раздраженно фыркнул, покачал головой и устало прислонился к стеклу.

— Лично я хочу одного, — произнес он. — Выяснить, убийца этот парень или нет, и если да — арестовать его. И мне наплевать, чем он там занимается в свободное время. По мне, пусть хоть Мону Лизу украдет, меня это не касается. Если вы серьезно считаете, что он занимался сбытом антиквариата, что ж, его можно передать ребятам из соответствующего отдела. Пусть повозятся. А пока он для нас — подозреваемый в убийстве. И никто другой.

Фрэнк вопросительно выгнул бровь.

— То есть ты считаешь, что никакой связи здесь нет? А теперь подумай сам. До того как эти пятеро появились в доме, Нейлор отводит душу тем, что швыряет камни и марает стены краской. Стоило пятерым поселиться в доме, как он еще, так сказать, по старой памяти, пару раз бьет там окна, а потом бац! — Фрэнк даже для пущей выразительности щелкнул пальцами, — на Западном фронте без перемен. Все тихо. Он что, проникся к жильцам симпатией? Увидел, как они там наводят порядок, и решил не мешать? Не портить свежую краску?

— Они попытались его поймать, — процедил Сэм сквозь зубы. Было видно, что он вот-вот сорвется. — Не думаю, что ему понравилось, когда из него попытались сделать мешок с дерьмом.

Фрэнк расхохотался.

— А ты думаешь, такие обиды проходят за одну ночь? Черта с два! Нейлор нашел какой-то новый способ причинить ущерб дому — в противном случае он просто продолжил бы уродовать стены и бить окна, это я тебе точно говорю. А теперь смотри, что происходит, когда Лекси больше нет и, соответственно, больше некому втихаря снабжать его антиквариатом. Он ждет пару недель в надежде, что еще сумеет как-то связаться с ней, а когда она не дает о себе знать, возвращается и швыряет камнем в окно. Он ведь не слишком опасался, что его за это отделают так, что родная мать не узнает.

— Ты утверждаешь, что видишь здесь некую закономерность. Что ж, вот тебе еще одна. Когда в декабре Нейлора прогнали, это только обозлило его еще больше. Но он не собирается мстить всем сразу. Нейлор начинает шпионить за ними и выясняет, что одна из них имеет привычку выходить по вечерам на прогулку, тайком крадется за ней и убивает. Когда выясняется, что его жертва все-таки жива, он от ярости теряет контроль над своими действиями, возвращается и бросает в окно записку с угрозами. Как, по-твоему, он воспринял события этой ночи? Если одна из пятерки вновь захочет побродить по сельским дорогам, что, по-твоему, он решит предпринять?

Фрэнк пропустил его патетическую речь мимо ушей.

— Вопрос в другом, — спокойно произнес он, обращаясь ко мне, — что нам сейчас с ним делать? Арестовать за кражу со взломом, вандализм или что-то еще, что взбредет нам в голову, и, скрестив на счастье пальцы, ждать, что он потеряет бдительность и тогда мы, глядишь, сумеем вытащить из него хоть что-нибудь про убийство? Или же вернем ему вещички, поблагодарим за содействие расследованию и отправим домой, а сами посмотрим, куда он нас приведет?

По большому счету этот поединок был неизбежен с той самой минуты, когда Фрэнк и Сэм одновременно прибыли на место преступления. Детективы, расследующие убийство, народ упертый. Для них самое главное — постепенно свести все отвлекающие моменты к минимуму, до тех пор пока на мушке не окажется один только преступник. Что касается нас, тайных агентов, то мы обожаем отвлекающие моменты, это наш хлеб. Мы только и делаем, что прорабатываем самые разные версии. Никогда не знаешь, куда приведет тебя на первый взгляд малозначимая зацепка, какая дичь вдруг высунет голову из кустов. Главное — уметь посмотреть на ситуацию под совершенно новым углом. Образно выражаясь, мы готовы поднести спичку ко всем обнаруженным нами концам бикфордова шнура, лишь бы проверить, какая из пороховых бочек взорвется.

— А что потом, Мэки? — спросил его Сэм. — Давай на секунду предположим, что ты прав. Лекси снабжала нашего героя антиквариатом, чтобы он торговал им на черном рынке, и Кэсси возобновила их деловое сотрудничество. Что потом?

— Потом, — ответил Фрэнк, — у меня состоится милая беседа с ребятами из отдела произведений искусства. Я слетаю на Фрэнсис-стрит и куплю там для Кэсси пригоршню блестящих побрякушек. Отсюда и начнем разматывать дело дальше.

Фрэнк улыбался, но глаза его пристально следили за реакцией Сэма.

— И как долго?

— Столько, сколько понадобится.

Спецы из отдела произведений искусства используют тайных агентов постоянно — те выдают себя за покупателей, скупщиков краденого, продавцов со своими каналами и таким образом медленно, но верно подбираются к настоящим воротилам. Их операции длятся месяцами, если не годами.

— Я здесь расследую убийство, — процедил сквозь зубы Сэм. — Или ты уже забыл? И не имею права арестовать человека по подозрению в убийстве, пока его жертва жива, здорова и в придачу ко всему подворовывает серебряные сахарницы.

— Что из этого следует? Что мешает нам повесить на него незаконную торговлю антиквариатом? Если повезет, мы установим мотив и связь между ним и жертвой, и тогда останется лишь расколоть его. А то, что он расколется, я тебе гарантирую. Не повезет — значит, просто потеряем немного времени. А его у нас предостаточно.

Лично я сильно сомневалась в том, что Лекси последние три месяца только тем и занималась, что снабжала Нейлора безделушками из Уайтторн-Хауса исключительно из спортивного интереса. Как только тест на беременность оказался положительным, она бы продала все на свете, лишь бы смотать удочки. Но до тех пор — нет.

При желании я могла бы озвучить свои мысли. Думаю, мне даже следовало это сделать. Но Фрэнк прав в одном: Нейлор был готов на любые, самые безрассудные выходки, лишь бы причинить ущерб Уайтторн-Хаусу. От безысходности он стал похож на обезумевшего кота, угодившего в клетку. Вот и вымещал всю злость на старом доме, олицетворявшем для него столетия унижений и бесправия; не имея иного оружия, пускал в ход баллончик с краской, бил окна. И если кто-то пришел к нему с пригоршней дорогих безделушек, да еще с парочкой интересных мыслей по поводу того, где все это можно продать, и заманчивым обещанием принести еще, то имелись все основания предположить, что Нейлор просто не мог ответить отказом.

— Давай заключим уговор! — воскликнул Фрэнк. — Даю тебе еще один шанс попробовать расколоть Нейлора. На сей раз действуй один. Нам с ним никак не удается найти общий язык. Не торопись, даю времени столько, сколько тебе нужно. Если вытащишь из него хоть что-нибудь, имеющее отношение к убийству — все, что угодно, даже самый малый намек, — мы его арестуем, поставим жирный крест на антиквариате, вытащим назад Кэсси и закроем дело. Если же ничего…

— Что тогда? — огрызнулся Сэм.

Фрэнк пожал плечами:

— Если твоя линия ничего не даст, ты вернешься сюда, и мы все хорошенько обсудим, но уже по-моему.

Сэм пристально посмотрел на него.

— Хорошо. Только без фокусов.

— Фокусов?

— Ну да. Например, не надо ломиться в дверь, когда я того и гляди что-то из него вытяну. Ну и все такое прочее.

От меня не скрылась, как у Фрэнка заходили желваки, тем не менее ему хватило самообладания, чтобы спокойно ответить:

— Хорошо, никаких фокусов.

— Отлично. — Сэм облегченно вздохнул. — Я, в свою очередь, сделаю все, что смогу. Кстати, ты никуда не торопишься?

Он обращался ко мне.

— Нет, — ответила я.

— Возможно, ты мне понадобишься. Может, я даже тебя приглашу. Определюсь по ходу дела.

Он перевел взгляд на Нейлора, который вновь что-то напевал, причем довольно громко, и это действовало на нервы.

— Пожелай мне удачи, — сказал Сэм, поправляя галстук, и вышел вон.

— Ну как, разве твой приятель не нанес ущерба моей добродетели? — поинтересовался Фрэнк, когда дверь за Сэмом закрылась.

— Если хочешь, можешь вызвать его на дуэль, — ответила я.

— Я всегда играю честно, и ты это знаешь.

— Мы все играем честно, или ты забыл? — парировала я. — Просто у нас разные представления о том, что такое честность. И Сэм не уверен, что его понятие о честности совпадает с твоим.

— Ты хочешь сказать, что нам никогда не купить домик в совместное пользование где-нибудь в Испании? — спросил Фрэнк. — Ладно, переживу. Скажи лучше, как тебе моя идея?

Я сквозь стекло следила за Нейлором, однако затылком буквально ощущала взгляд Фрэнка.

— Пока никак, — ответила я. — Слишком плохо я знаю этого парня, чтобы судить о нем.

— Зато с Лекси ты ох как хорошо знакома, пусть не напрямую, но все же. Ты знаешь о ней больше, чем мы оба вместе взятые. Как думаешь, была она способна на что-то подобное?

Я пожала плечами.

— В том-то все и дело, что никто из нас толком не знает, на что была способна эта девица.

— До сих пор ты не слишком стремилась раскрывать карты. Не в твоих привычках держать язык за зубами, особенно в тех случаях, когда от тебя требуется высказать то или иное мнение. Хотелось бы знать, на чьей ты стороне, если твой дружок вдруг выйдет оттуда с пустыми руками и мы будем вынуждены продолжить наш спор.

Дверь, ведущая в комнату допросов, распахнулась, и, придержав ее плечом, внутрь шагнул Сэм с двумя кружками чая в руках. Вид у него был бодрый, даже слегка возбужденный: стоит оказаться лицом к лицу с подозреваемым, как усталость словно рукой снимает.

— Тише, — шикнула я на Фрэнка. — Дай понаблюдать.

Сэм сел, устроился поудобнее и подтолкнул одну кружку через стол Нейлору.

— Ну вот, — сказал он, и его деревенский акцент как по мановению волшебной палочки сделался еще сильнее: мол, мы с тобой почти братья в отличие от городских пижонов. — Я отправил детектива Мэки заниматься бумажками. Он нам только мешал.

Нейлор прекратил петь и задумался.

— Да, что-то мне этот парень не нравится.

Я увидела, как у Сэма скривился уголок рта.

— Вот и мне тоже. Но что поделаешь, приходится терпеть.

Стоявший рядом со мной Фрэнк негромко рассмеялся и шагнул ближе к стеклу.

Нейлор пожал плечами:

— Это вам. А мне-то зачем? Пока он тут рядом, вы и слова от меня не дождетесь. Даже не надейтесь.

— Отлично, — ответил Сэм. — И вот сейчас его нет, и я даже не требую, чтобы ты говорил. Наоборот, хочу сам кое-что тебе сказать. До меня дошли слухи, что в Гленскехи какое-то время назад что-то произошло. Насколько я понимаю, это могло бы многое объяснить. От тебя мне нужна самая малость — сказать, так оно или не так.

Нейлор подозрительно посмотрел на него, однако концерт не возобновил.

— Так вот, — продолжил Сэм, отхлебнув чаю, — в Гленскехи, примерно в годы Первой мировой войны, жила одна девушка…

История, которую он рассказывал, была ловко составленным попурри из того, что он услышал в Ратовене, и того, что мне стало известно из опуса дядюшки Саймона, а также фильма с участием Лилиан Гиш. Чего только не нагородил Сэм: мол, отец девушки выгнал ее из дому, и бедняжка была вынуждена побираться на улицах Гленскехи, и как местные жители плевали ей вслед, а подростки кидались в нее камнями… В довершение ко всему Сэм дал понять, что разъяренные жители деревни в конце концов устроили над несчастной самосуд. Будь это кино, за кадром наверняка вступили бы скрипки.

К тому моменту как Сэм закончил свою душещипательную историю, Нейлор вновь раскачивался на стуле. Во взгляде, которым он одарил Сэма, читалось неприкрытое омерзение.

— Боже упаси! Такого дерьма я не слышал за всю свою жизнь. Где вы все это взяли?

— Да так, — пожал плечами Сэм, — рассказали. И если кто-то не убедит меня в обратном, мне ничего другого не остается, как принять все за чистую монету.

Стул продолжал неприятно поскрипывать.

— Скажите мне, детектив, — подал голос Нейлор, — с какой это стати вас вдруг интересуют такие парни, как я, и наши истории? Мы ведь в Гленскехи люди простые и не привыкли, чтобы нами интересовались птицы высокого полета.

— Старая песня. Мы то же самое слышали от него, когда везли сюда в машине, — заметил Фрэнк и устроился поудобнее у окна. — Похоже, у нашего парня мания преследования.

— Ш-ш-ш!

— В Уайтторн-Хаусе последнее время происходили странные вещи, — продолжал тем временем Сэм. — Думаю, не мне тебе рассказывать. До нас дошла информация, что между обитателями дома и жителями Гленскехи отношения не самые лучшие. Хотелось бы уточнить кое-какие факты, чтобы решить, есть ли тут какая-то связь или нет.

Нейлор издал короткий, язвительный смешок.

— Не самые лучшие, — произнес он. — Что ж, можно сказать и так. Это вам наплели в Уайтторн-Хаусе?

Сэм пожал плечами:

— Мне сказали, что в местном пабе на них смотрят косо. Впрочем, удивляться нечему. Ведь они не местные.

— Везет же некоторым! Не успеет что-то случиться, как тотчас, откуда ни возьмись, прибегают легавые, чтобы все уладить. А вот когда неприятности у нашего брата, местного жителя, где, спрашивается, полиция? Где вы были, когда ту девчонку повесили? Небось записали в своих бумажках, что это самоубийство, и мигом назад в паб, попить пивка.

Сэм изумленно выгнул брови.

— Так это было не самоубийство?

Нейлор в упор посмотрел на него — опухшие, полузакрытые глаза придавали ему злобный, кровожадный вид.

— Хотите знать, как все было?

Сэм махнул рукой — мол, давай, я слушаю.

Нейлор перестал качаться на стуле, потянулся и обхватил ладонями кружку с чаем. На его руки было страшно смотреть — ногти обломаны, костяшки пальцев все в ссадинах.

— Та девчонка работала горничной в доме. И один из Марчей положил на нее глаз. Может, она была дурочкой, если поверила, что он на ней женится, а может, и не была. В любом случае она вляпалась в неприятности.

Нейлор одарил Сэма пристальным взглядом — наверное, так смотрят хищные птицы на свою жертву, — чтобы убедиться, что тот его правильно понял.

— Из дому ее никто не выкидывал. Я бы даже сказал, отец девушки разъярился так, что грозился подловить Марча где-нибудь в темном месте. Но надо было быть сумасшедшим, чтобы выполнить угрозу. Все случилось еще до того, как мы получили независимость. Марчам принадлежало все в округе. Кем бы ни была эта девица, дом ее отца в Гленскехи принадлежал им. Одно неосторожное словцо, и семья осталась бы без крыши над головой. Так что он покричал-покричал, да и успокоился.

— Подозреваю, решение далось ему нелегко, — произнес Сэм.

— Проще, чем вы думаете. В то время большинство людей общались с обитателями барского дома лишь в самых крайних случаях. А все из-за его названия. Уайтторн, боярышник — неудачное имя для дома, это дерево эльфов.

Нейлор одарил Сэма лукавой ухмылкой.

— Люди до сих пор опасаются ночью пройти под боярышником, хотя сами не скажут вам почему. Сейчас это уже не так, как раньше, просто пережитки прошлого, а в ту пору народ сплошь и рядом верил во всякие предрассудки и суеверия. А все из-за темноты. Электричества не было, ночи длинные, со страху в темноте примерещится что угодно. Было немало тех, кто верил, будто обитатели барского дома общаются с эльфами, если не с самим дьяволом, — каждый утверждал то, что ему больше нравилось.

И снова лукавый взгляд в сторону Сэма и холодная улыбка.

— Ну, что скажете, детектив? Что мы все, как один, были в ту пору необразованными дикарями?

Сэм покачал головой.

— На ферме моего дяди есть ведьмины кольца, — спокойно произнес он. — Правда, мой дядя ни в каких ведьм не верит, но все равно, когда пашет землю, обходит их стороной.

Нейлор кивнул:

— Примерно то же говорили и люди в Гленскехи, когда та девчонка забеременела. Они сказали, что она, пока работала в барском доме, переспала с кем-то из эльфов и теперь носит под сердцем его ребенка. В общем, сама виновата, сама пусть и расхлебывает.

— Они думали, что ребенок будет подменышем?

— Ну кто бы мог подумать! — воскликнул Фрэнк.

Он был готов лопнуть от хохота. Мне же хотелось его лягнуть, чтобы успокоился.

— Да, именно так они и думали, — холодно ответил Нейлор. — И не смотрите на меня так, детектив. Мы ведь с вами говорим о временах моего прадеда, да и вашего тоже. Вы можете поклясться, что не верили бы в такие байки, живи вы в те дни?

— Верно, времена были другие, — кивнул Сэм.

— Не от каждого такое услышишь. Разве что от стариков. Ну да ладно. Так или иначе, домыслы дошли до того, кто девицу обрюхатил. Он то ли и без того хотел избавиться от ненужного ему ребенка и только поджидал повода, то ли с головой у него было не все в порядке. Многие из их семейки были, что называется, слегка с приветом — может, потому народ и считал, что они водят дружбу с эльфами. Во всяком случае, он поверил в эти россказни. Решил, что с ним самим что-то не в порядке, что у него испорченная кровь, которая, наверно, передалась и ребенку.

Разбитые губы Нейлора скривились в усмешке.

— В общем, он еще до рождения ребенка договорился встретиться с девушкой однажды ночью. Она пришла; у нее и в мыслях не было, что он замыслил что-то дурное. Ведь он как-никак был ее любовником. Она думала, что он хочет обеспечить ее и ребенка. А тот тип захватил с собой веревку и повесил ее на дереве. Это доподлинная история. И в Гленскехи ее все знают. Девушка себя не убивала, и никто из деревенских ее не убивал. Ее убил отец ребенка, потому что боялся собственной дурной крови.

— Ну и темнота! — не удержался Фрэнк. — Господи, не успеешь отъехать на пару миль от Дублина, как словно попадаешь на другую планету.

— Ну и ну, — негромко произнес Сэм.

— Именно. А ваш брат легавый предпочел объявить это самоубийством, вместо того чтобы посадить за решетку кого-то из барского дома. А девчонку вместе с ребенком похоронили в неосвященной земле.

Что ж, очень даже правдоподобно. В принципе любая из известных нам версий могла оказаться правдой, любая или ни одна. Спустя столько лет разве узнаешь доподлинно. Главное, Нейлор искренне верил в то, что рассказывал, в каждое сказанное им слово. В его поведении не было ничего от человека с нечистой совестью; впрочем, это еще мало что значит. Было видно, что рассказ увлек его — в голосе Нейлора звучала легкая горечь. С другой стороны, не исключено, что он просто считал себя ни в чем не виноватым. Сердце было готово выпрыгнуть у меня из груди. Я подумала про остальных, как они сидят в библиотеке, склонившись над книгами, и ждут, когда же я наконец вернусь.

— Почему никто из жителей Гленскехи мне ее не рассказал?

— Потому что вас она не касается. Мы не хотим, чтобы о нас думали плохо: сумасшедшая деревня, в которой один ненормальный убил своего незаконного ребенка за то, что тот эльф. Мы в Гленскехи никакие не выродки. Да, мы люди простые, но не дикари и по части совести и мозгов у нас все в порядке. Надеюсь, вы меня поняли? Мы хотим одного — чтобы нас оставили в покое.

— Да, но кому-то из вас покой явно не нужен, — заметил Сэм. — Кто-то уже дважды намалевал на стенах дома слово «детоубийцы». Два дня назад кто-то бросил камень в окно, а когда его попытались поймать, отбивался как мог. Кто-то явно не хочет, чтобы тот ребенок упокоился с миром.

Воцарилось молчание. Нейлор поерзал на стуле, потрогал разбитую губу и посмотрел на палец — нет ли крови. Сэм терпеливо ждал.

— Дело не только в ребенке, — произнес он в конце концов. — История, конечно, некрасивая, но она показала, что представляла собой эта семейка. Что они за люди. Из какого теста.

Он уже приготовился было затронуть тему настенных каракулей, однако передумал — явно решил поймать в свои сети куда более крупный улов.

— Кстати, а какие они? — спросил Сэм и подался вперед, поставив кружку с чаем на колено.

На лице его читался неподдельный интерес, словно он приготовился выслушать долгую историю, сидя где-нибудь за столом в пабе.

Нейлор в очередной раз рассеянно потрогал губу. Было видно, что он напряженно думает, подыскивает слова.

— Ну что вы все привязались к нашей Гленскехи? Вы хотя бы знаете ее происхождение?

Сэм осклабился.

— Мой ирландский скоро заржавеет за ненадобностью. Но если я правильно помню, Гленскехи переводится как боярышниковая долина.

Нейлор нетерпеливо мотнул головой:

— Да нет же, я имею в виду не название, а само место. Деревню. Гленскехи. Откуда, по-вашему, она пошла?

Сэм покачал головой.

— От Марчей. Они ее основали, потому что им так было удобно. Когда они получили землю и построили дом, то привезли с собой людей, чтобы те на них работали, — горничных, садовников, конюхов, егерей… Они хотели, чтобы прислуга жила рядом, под их зорким оком, чтобы при необходимости приструнить, и вместе с тем не под одной крышей. Нюхать крестьянский пот Марчам не хотелось, — добавил Нейлор, и рот его скривился в злобной усмешке. — Вот они и построили у себя под боком деревню, где поселили прислугу. Это все равно как сейчас народ строит себе бассейн, или зимний сад, или конюшню для пони — маленькая роскошь, от которой жизнь еще приятней.

— Да, нехорошо смотреть на людей как на скот, — согласился Сэм. — Впрочем, это было давно.

— Верно, давно. Тогда у Марчей было для Гленскехи хоть какое-то применение. А теперь деревня им не нужна, они просто наблюдают, как она медленно умирает.

Было в голосе Нейлора нечто такое, отчего у меня по спине поползли мурашки. Впервые в моем сознании эти двое объединились в одно целое: человек, рассказывающий Сэму местный фольклор, и злобное существо, что пыталось в темноте выцарапать мне глаза.

— Деревня доживает последние дни. Еще десяток лет, и от нее останется одно название. Останутся лишь те, кому некуда податься, вроде меня. А когда вымирает деревня, она забирает с собой людей. Знаете, почему я в свое время не пошел учиться в колледж?

Сэм снова покачал головой.

— Я не дурак. Оценки в школе у меня были хорошие. Но пришлось остаться в Гленскехи, чтобы помогать родителям, а работенка здесь такая, что образование для нее не требуется. Ничего, кроме сельского труда. Зачем мне диплом? Чтобы перелопачивать навоз на чьей-то ферме? А я только этим и занимался с того самого дня, как окончил школу. Потому что выбора у меня не было. У меня и еще у десятка таких, как я.

— Но ведь не Марчи же виноваты, — философски заметил Сэм. — Что они-то могли сделать?

Вновь лающий смех.

— О, еще сколько! Очень даже много. Лет пять назад приехал к нам сюда один тип из Гэлуэя, как и вы, и стал приглядываться к деревне. Застройщик. Хотел купить Уайтторн-Хаус и переделать в модный отель. Сделать к нему всякие пристройки — добавить новые корпуса, соорудить площадку для гольфа и все такое прочее. Планы у парня были о-го-го какие. Что, по-вашему, это могло дать Гленскехи?

Сэм понимающе кивнул:

— Уйму новых рабочих мест.

— Более того. Сюда начали бы ездить туристы, а значит, пооткрывались бы новые магазины, кафешки и ресторанчики. Раз так — наехал бы новый народ, чтобы в них работать. Молодежь перестала бы уезжать. Вместо того чтобы при первой возможности бежать сломя голову в Дублин, ребята оставались бы на месте. А это значит, что у нас вновь появилась бы своя школа и работа для учителей, для врачей, торговцев недвижимостью — словом, для людей образованных. Понятное дело, что не сразу, но, как говорится, лиха беда начало… Это все, что нам было нужно — чтобы кто-то нас подтолкнул. Чтобы нам дали шанс вернуть Гленскехи к жизни.

Лет пять назад, то есть до того, как начались нападки на Уайтторн-Хаус. Парень точь-в-точь подходил на роль предполагаемого вандала. Стоило мне представить себе, что старый дом мог стать новомодным отелем, как угрызения совести по поводу расквашенной физиономии Нейлора стали мучить меня гораздо меньше. И все же была в его голосе страсть, и она не могла оставить меня равнодушной. Внутренним взором я видела то, что словно наяву видел он — возвращенную к жизни деревню, где у людей есть вера в завтрашний день.

— Саймон Марч отказался продать дом? — спросил Сэм.

Нейлор медленно покачал головой, скривил в недоброй усмешке рот, поморщился от боли и потер челюсть.

— Один-единственный человек в доме, в котором могли бы разместиться десятки людей. Какой прок ему был от такой громады? Но он уперся. Наотрез отказался продавать. С самого начала этот дом только и делал, что приносил беды, но он вцепился в него мертвой хваткой, лишь бы только не достался никому другому. То же самое, когда он умер. Щенок ребенком ни разу не бывал в Гленскехи. У него нет семьи, домина нужен ему как собаке пятая нога, но нет, он не желает с ним расставаться. Вот такие они, Марчи. Сейчас и всегда. Главное, не выпустить из рук свой кусок, и пусть весь мир летит к чертовой матери.

— Но ведь это их родовое гнездо, — заметил Сэм. — Возможно, они его любят.

Нейлор вскинул голову и посмотрел на Сэма пронзительным взглядом голубых глаз. На фоне багровых синяков те казались даже голубее, чем обычно.

— Если человек что-то производит, — произнес он, — он обязан заботиться о том, что произвел. Так поступают все порядочные люди. Произвел на свет ребенка — будь добр, заботься о нем. Ты не имеешь права убивать его ради собственного успокоения. Если построил деревню, значит, твоя обязанность — заботиться о ней. Делай так, чтобы она жила и дальше. Ты не имеешь права стоять в сторонке и наблюдать, как она умирает. Главное, что дом в твоих руках, а там трава не расти.

— Знаешь, здесь я полностью с ним согласен, — произнес стоявший рядом со мной Фрэнк. — Похоже, у нас с ним гораздо больше общего, чем могло показаться.

Я его почти не слышала. Все-таки в моем деле кое-что было явно не так: этот человек никогда бы не ударил Лекси ножом лишь потому, что она ждала от него ребенка, и уж тем более за то, что она жила в Уайтторн-Хаусе. Сначала он представлялся мне мстителем, одержимым прошлым. Увы, все оказалось гораздо сложнее. И гораздо страшнее. Нейлор был одержим будущим, будущим его родного дома, которое таяло буквально на глазах, уходило, словно вода в песок. Прошлое же было не подобно сиамскому близнецу, который обвился вокруг будущего, формировал и направлял его.

— И это все, что тебе нужно от Марчей? — негромко спросил Сэм. — Чтобы они поступили как порядочные люди — продали дом и тем самым обеспечили деревне будущее?

Нейлор какое-то время молчал, потом нехотя кивнул.

— И ты считал, что единственный способ добиться своего — держать их в постоянном страхе. Бить окна, уродовать угрозами стены?

И вновь кивок.

Фрэнк негромко присвистнул сквозь зубы. Я замерла рядом с ним затаив дыхание.

— Нет лучшего способа спугнуть их, — спокойно произнес Сэм, — чем в одну прекрасную ночь пырнуть одного, вернее, одну из них ножом. Ничего серьезного, ты ведь даже не хотел сделать ей больно. Главное, чтобы они поняли — им здесь не рады.

Нейлор грохнул по столу кружкой и, оттолкнув назад стул, сел, сложил на груди руки.

— Я никогда никому не делаю больно. Никогда.

Сэм изумленно выгнул бровь.

— Кто-то в драке пустил в ход кулаки и избил троих обитателей Уайтторн-Хауса. Кстати, по странному стечению обстоятельств в ту самую ночь, когда ты обзавелся этими синяками.

— Это был поединок — честный поединок. К тому же их было трое против меня одного. Или вам все равно? При желании я мог бы отправить Саймона Марча на тот свет не один десяток раз. Но я не тронул его и пальцем.

— Что верно, то верно. Саймон Марч был стар. Ты знал, что рано или поздно он умрет. Ты также знал, что, вполне возможно, наследники захотят продать дом, вместо того чтобы переселяться на жительство в Гленскехи. И решил, что время терпит.

Нейлор открыл было рот что-то сказать, но Сэм продолжал гнуть свою линию, не давая ему вставить даже слова.

— Все изменилось после того, как в доме поселился Дэниел с друзьями. Эти никуда уезжать отсюда не собирались, и красочные надписи на стенах их не слишком-то пугали. И ты был вынужден, что называется, ужесточить меры. Разве я не прав?

— Нет. Я ни разу…

— Ты решил однозначно дать им понять: убирайтесь отсюда, если вам дорога жизнь. И в одну прекрасную ночь ты увидел, как Лекси Мэдисон вышла из дома. Я не исключаю даже, что ты и раньше следил за ней.

— Я не…

— Ты возвращался из паба. Ты был пьян. У тебя при себе имелся нож. И ты подумал, что из-за Марчей умирает Гленскехи. И ты отправился к ним, чтобы решить этот вопрос раз и навсегда. Или ты просто собирался ей пригрозить? Верно я говорю?

— Я не…

— Тогда как это произошло, Джон? Может, ты все-таки мне расскажешь? Как?

Нейлор подался вперед. Разбитые губы растянулись в злобной усмешке. Взметнулись кулаки. Казалось, еще мгновение — и он набросится на Сэма.

— На тебя смотреть тошно. Эти пижоны тебе свистнули, чтобы ты как пес прибежал на их свист, и ты примчался. Затем они напели тебе, какие они, мол, несчастные, как им житья не дает неотесанный крестьянин, которому полагается знать свое место и не рыпаться. И ты приволок меня сюда, потому что они тебя науськали, и теперь обвиняешь меня в том, будто я пырнул ножом их девицу. Пытаешься повесить на меня чужие грехи. Да, я хочу, чтобы они убрались из Гленскехи — и, Господь свидетель, они отсюда уберутся, — но у меня и в мыслях не было причинять вред кому-то из них. Никогда. Этого они от меня никогда не дождутся. Пусть даже не рассчитывают. А когда они соберут свои вещички и слиняют отсюда, я первым выйду, чтобы сделать им на прощание ручкой.

Его страстная речь пронеслась по моим жилам, отдалась биением пульса, перехватила дыхание. Возникло такое чувство — я даже отвернулась, чтобы Фрэнк не увидел моего лица, — будто мы все получили отсрочку приговора.

Нейлор продолжал:

— Грязные ублюдки использовали тебя для того, чтобы поставить меня на место, точно так же как до них поступали их предки более трехсот лет подряд. Я скажу тебе одну вещь, детектив, как сказал бы ее любому, кто навешал тебе лапши про бедняжку, которую-де линчевала разъяренная толпа в Гленскехи. Ты можешь искать преступника среди нас сколько тебе угодно. Твое право. Но ты ничего не найдешь. Потому что девушку пырнул кто-то другой. Я знаю, подозревать богатых всегда труднее, чем бедных. Но если тебе нужен преступник, а не козел отпущения, ищи его в Уайтторн-Хаусе. У нас в Гленскехи такие не водятся. Это не в наших правилах.

Нейлор сложил на груди руки, откинулся назад, наклонив стул на задних ножках, и принялся напевать «Ветер на ячменном поле». Фрэнк отошел от окошка и тихо усмехнулся самому себе.

Сэм пытался продолжать допрос еще около часа — перебрал все до единого случаи вандализма, начиная с самых первых, произошедших четыре с половиной года назад; перечислил все улики причастности Нейлора к швырянию камня и ночной драке — некоторые вполне надежные вроде синяков, некоторые вымышленные, типа отпечатков пальцев, анализа почерка. Затем забежал к нам в комнату и, не глядя на нас с Фрэнком, схватил со стола пакеты с вещдоками, вновь вернулся в комнату для допросов, бросил пакеты перед Нейлором, пригрозил ему арестом за кражу со взломом, за нападение с использованием оружия — в общем, за все, что только можно было на него взвалить, за исключением убийства. Ответом ему стали «Соседский парень», «Четыре зеленых поля» и, уже в чуть более медленном темпе, «Она идет по ярмарке».

В общем, в конце концов Сэм капитулировал. Оставил Нейлора сидеть в комнате для допросов, однако к нам вошел не сразу. А когда вошел, то в одной руке у него болтались пакеты с вещдоками, а на лице читалось полное изнеможение, чего раньше за Сэмом не водилось.

— Мне показалось, что все прошло замечательно, — бодро произнес Фрэнк. — Ты почти получил признание в вандализме, если бы не стал клеить ему убийство.

Сэм пропустил мимо ушей его реплику.

— А ты что думаешь? — спросил он у меня.

Насколько я могла судить, у него оставался небольшой, но шанс: Нейлор мог пырнуть Лекси в одном-единственном случае — если был отцом ребенка, а она заявила ему, что намерена сделать аборт.

— Не знаю, — честно призналась я. — Не знаю.

— Лично я сильно сомневаюсь, что он тот, кто нам нужен, — заявил Сэм.

Он положил пакеты с вещдоками на стол, встал, опершись спиной на столешницу, и тяжело откинул назад голову.

Фрэнк от изумления выпучил глаза.

— Ты хочешь его отпустить лишь на том основании, что он продержался всего одно утро? А по-моему, как ни крути, он наш. У нас есть все: и мотив, и возможность, и наклонности. Лишь потому, что он мастер рассказывать байки, ты готов арестовать его по обвинению в каком-то там вшивом вандализме и профукать свой шанс по-настоящему взять его за задницу как убийцу!

— Не знаю, — негромко произнес Сэм, потирая глаза. — Честное слово, я не знаю, что делать с ним дальше.

— А теперь, — сказал Фрэнк, — мы попробуем применить мой подход. Потому что твой завел нас в тупик. Отпустим Нейлора, и пусть Кэсси попробует выудить из него все, что сможет, по поводу старинных безделушек. Тогда будет видно, насколько это приблизит нас к разгадке убийства.

— Парню деньги до лампочки, — возразил Сэм, не глядя на Фрэнка. — Его заботит одно — судьбы его родной деревни, тот урон, какой нанес ей Уайтторн-Хаус.

— И он вообразил себя борцом за правое дело. В мире нет ничего страшнее упертого фанатика. Как далеко, по-твоему, он зайдет в своей борьбе?

С Фрэнком спорить трудно. Он меняет положение ворот, когда вы, казалось бы, уже у цели, и гол, вернее — ваш довод, летит в никуда. Этак нетрудно забыть, о чем, собственно, спор шел с самого начала. Не знаю, то ли он искренне верил в делишки с антиквариатом, то ли просто был готов испробовать любую новую версию, лишь бы на данном этапе победить Сэма.

Кстати, вид у нашего Сэмми был отупелый, как у боксера, который пропустил слишком много ударов.

— Нет, Нейлор не убийца, — упрямо твердил он. — И я не знаю, с какой стати ты решил, что он занимается сбытом краденых вещей. Чем ты это докажешь?

— Давай-ка лучше спросим у Кэсси, — предложил Фрэнк и вопросительно посмотрел в мою сторону. Фрэнк всегда был игроком, вот только хотелось бы знать, на что он поставил на этот раз. И почему. — Что думаешь, киска? Как по-твоему, мы можем доказать его причастность к сбыту краденого?

В голове одновременно закрутился клубок самых разных мыслей. Комната наблюдения, которую я знала как свои пять пальцев, вплоть до пятна на полу в том месте, где два года назад сама же пролила кофе. Моя одежда в шкафу. Четверо, что в эти минуты ждали меня в библиотеке. Прохладный аромат ландышей в моей комнате в Уайтторн-Хаусе, обволакивающий подобно мягкой кисее.

— Что ж, вполне возможно, — ответила я. — Лично я не удивилась бы.

Сэм — а к этому моменту он уже имел за плечами нелегкий трудовой день — не выдержал и сорвался на крик:

— Господи, Кэсси! А с тобой-то что? Неужели ты серьезно? Ты веришь в эту туфту? На чьей ты стороне?

— Давай не будем рассматривать дело под таким углом! — оборвал его гневную тираду Фрэнк. Он стоял, небрежно прислонившись к стене, и, засунув руки в карманы, наблюдал за происходящим. — Мы все здесь на одной стороне.

— Полегче, Фрэнк, — предостерегла я, опасаясь, как бы Сэм не пустил в ход кулаки. — И тебе отвечу, Сэм. Я на стороне Лекси. Ни на стороне Фрэнка, ни на твоей. А на ее. Вы меня поняли?

— Именно этого я и боялся больше всего.

По всей видимости, Сэм заметил на моем лице испуг.

— И ты подумала, что меня волновал в первую очередь этот забулдыга? — Услышав эти слова, Фрэнк попытался принять оскорбленный вид. — Нет, конечно, с ним хватает хлопот, но его по крайней мере нетрудно держать в поле зрения. Но девица… чтобы быть на ее стороне! Ее приятели всю дорогу были на ее стороне, и если Мэки прав, она только тем и занималась, что подставляла их, причем глазом не моргнув. Тот парень в Америке тоже был на ее стороне. Он любил ее, и посмотри, как она с ним обошлась? На беднягу жалко смотреть. Ты читала его письмо?

— Письмо? — растерянно переспросила я и посмотрела на Фрэнка. — Что еще за письмо?

Тот пожал плечами.

— Чэд послал его через моего приятеля из ФБР. Такое трогательное и слезливое. Я, что называется, прошелся по нему мелким гребешком, но так ничего полезного для нас и не вычесал. Зачем нам какие-то письма, если они только отвлекают отдела?

— Боже, Фрэнк! Ты держал в руках нечто такое, что могло бы помочь мне лучше ее понять, и…

— Давай поговорим об этом чуть позже.

— Прочти его, — сказал Сэм. Голос его звучал слегка надтреснуто, а сам он был бледен как полотно, точь-в-точь как в самый первый день, когда мы только взялись за расследование. — Прочти на досуге. Я дам тебе мою копию, даже если Мэки не даст свою. Этот самый Чэд выть готов от горя. За все четыре с половиной года у него не было новой девушки. Думаю, он больше никогда не поверит женщине. Да и откуда ей взяться, вере? Он проснулся в одно прекрасное утро и обнаружил, что вся его жизнь полетела к чертям собачьим. Все, о чем он мечтал, исчезло без следа.

— Если ты не хочешь, чтобы наш герой примчался сюда, — произнес елейным тоном Фрэнк, — я бы постарался держать дело в секрете.

Сэм пропустил его реплику мимо ушей.

— И главное, учти: ведь она в Северную Каролину не с неба свалилась. До этого явно обреталась в каком-то другом месте, а раньше, возможно, — где-то еще. Откуда нам знать? И где-то в тех местах есть люди, которые наверняка задаются вопросом, куда она подевалась. Вдруг ее косточки гниют сейчас где-нибудь в лесу, или у нее поехала крыша и она закончила свои дни на улице, и вообще, любила ли она их когда-нибудь, и что случилось, черт возьми? Почему их жизнь полетела к чертовой матери? Все эти люди были на ее стороне, и посмотри, что стало с ними. Все, кто был на ее стороне, остались в пролете, Кэсси, все до единого, и тебя ждет та же самая участь.

— Со мной все в порядке, Сэм, — ответила я.

Его голос обволакивал меня подобно утренней дымке.

— Позволь спросить у тебя кое-что… Если не ошибаюсь, твой последний настоящий приятель был у тебя как раз до того, как ты стала тайным агентом. Как там его звали — Эйдан, кажется?

— Верно, — ответила я. — Эйдан О'Донован.

Классный парень этот Эйдан: умный, не зануда и не домосед, с потрясающим чувством юмора. Умел рассмешить даже в самый поганый день. Я давно о нем не вспоминала.

— А что с ним стало?

— Когда я ушла в подполье, наши пути разошлись.

На какое-то мгновение я вспомнила глаза Эйдана в тот вечер, когда он меня бросил. Я торопилась, мне нужно было в срочном порядке вернуться домой, чтобы встретиться с одним типом, который через несколько месяцев пырнул меня ножом. Эйдан проводил меня до остановки, и когда я посмотрела на него с верхней площадки автобуса, мне показалось, что он плачет.

Сэм повернулся к Фрэнку.

— А как насчет тебя, Мэки? У тебя есть жена? Подружка? Хоть кто-нибудь?

— А тебе-то что? — спросил Фрэнк. В голосе его слышались игривые нотки, но вот прищур глаз говорил о другом. — Предупреждаю с самого начала: я не любитель дешевых интрижек.

— Я так и не думаю. — Сэм вновь повернулся ко мне. — Всего три недели, и посмотри, что с нами стало. Ты этого хочешь? Что, по-твоему, произойдет, если дело затянется на целый год? И все из-за твоих дурацких фантазий!

— Давай попробуем вот что, — мягко произнес Фрэнк. Он по-прежнему стоял у стены. — Ты реши для себя, есть ли на твоей стороне расследования какая-то проблема, а я решу, есть ли проблема на моей. Устраивает?

От одного только его взгляда преступники всего мира должны были в страхе забиться в щели, но Сэм, казалось, его не заметил.

— Не устраивает. Потому что твоя сторона расследования — сплошные ошибки и проколы, и если ты сам этого не замечаешь, то я вижу, еще как вижу! У меня в соседней комнате сидит подозреваемый. Тот он, кого мы ищем, или нет, но я вышел на него путем полицейского расследования. А что есть у тебя? Три недели безумной неразберихи, и все впустую. И вместо того чтобы свести к минимуму наши потери, ты под барабанную дробь гонишь нас дальше, чтобы мы натворили еще больше глупостей.

— Никуда я вас не гоню. Я лишь спросил у Кэсси — которая, если ты забыл, является тайным агентом моей операции, а не твоим следователем по уголовным делам, — готова ли она взять на себя дополнительную ответственность.

Длинные летние вечера на траве, гудение пчел и поскрипывание качелей. Копание в огороде, капли дождя, дымок от жженых листьев в воздухе, запах розмарина и лаванды на моих ладонях. Упаковка рождественских подарков на полу в комнате Лекси, падающий за окном снег. Раф негромко наигрывает на пианино рождественские песни, Эбби подпевает ему из своей комнаты, и мне под дверь тянет пряничным ароматом.

Сэм и Фрэнк смотрели на меня в упор; оба не проронили ни слова, оба ждали, что я скажу. Неожиданно в комнате воцарилась звенящая тишина, такая бездонная и такая умиротворяющая.

— Какие вопросы, — ответила я. — Почему бы нет?

Нейлор тем временем перешел к новому вокальному номеру — напевал себе под нос «Эвондейл», а чуть дальше по коридору Куигли кого-то отчитывал. Я подумала о том, как мы с Робом наблюдали через стекло за подозреваемыми, как смеялись вместе, шагая плечом к плечу по коридору, как в ядовитой атмосфере операции «Весталка» сгорели, подобно метеору, с треском и в облаке пламени. Подумала и не почувствовала ровным счетом ничего. Ничего, если не считать, что стены вокруг меня раскрылись и осыпались словно невесомые лепестки цветка.

Глаза Сэма казались огромными и темными, словно я ударила его. Фрэнк наблюдал за мной так, что, останься у меня какие-то чувства, я бы наверняка испуганно втянула шею. Но единственным моим ощущением было то, как все мышцы в моем теле расслабляются, словно я вновь восьмилетняя девчушка, которая делает на склоне холма колесо — раз, другой, третий, пока не закружится голова. Или как если бы я нырнула в холодную воду и проплыла целую тысячу миль, ни разу не вынырнув глотнуть воздуха. Я была права: свобода пахнет озоном, грозами и порохом, причем одновременно. Она пахнет снегом, кострами, скошенной травой, у нее вкус морской воды и апельсинов.