Второй день на Путиловском заводе пришел к концу. Боль в сердце Артура утихла. Он на десять лет вырос за эти сутки, и всякому, кто поглядел бы сейчас на эти сжатые губы, чистый лоб и внимательные глаза, стало бы ясно, что Рокфеллер нашел свою линию поведения.
Он кончил работу, простился с товарищами, и мотоциклет доставил его домой. Но как не походило сегодняшнее возвращение на вчерашнее! Комната была темна, не убрана, неуютна. Кровать Кати Ивановны смята и холодна. Его собственная не раскрыта. На столе ни следа - ни чая, ни ужина. Засветив электричество, Рокфеллер сделал несколько кругов по комнате и бросился на кровать в твердом намерении бодрствовать. Но усталость и непонятная сонливость сломили его. Несколько мгновений он сохранял еще способность чувствовать, и ему казалось, что длинные черные руки, как пауки, обшаривают его тело. Потом все провалилось в черную дыру беспамятства.
Прошло много времени, прежде чем он снова открыл глаза. Голова его кружилась, и, вскочив с кровати, он почувствовал себя дурно. Сколько времени он спал? Часы остановились. За окном - дождливый июньский день. Рокфеллер ощупал свои карманы и вытащил бумажник с документами. Все было цело, но смято, перевернуто, переложено в другие отделения. В его бумагах хозяйничали.
Он схватил кепи и выбежал на улицу, чтоб узнать, который час. Чистильщик сапог, сидевший у парадного, покосился на него из-под мохнатых черных бровей.
- Добрый человек, который час? - машинально спросил его Рокфеллер по-английски.
- Четыре часа, сэр, - ответил чистильщик сапог как ни в чем не бывало, - ведь вы только что вернулись из своей поездки.
- Я только что вернулся? Я спал!
- Ну, не знаю, может быть, вы спите в ходячем и сидячем положении, мистер Рокфеллер. Только я видел вас сию минуту выпрыгивающим из автомобиля.
Рокфеллер пристально поглядел на чистильщика сапог и поставил ему свою ногу.
- Займитесь-ка этим делом, - сказал он шепотом, - и если вы не мой враг, сообщите, кто вы такой и откуда вы меня знаете.
- Хорошие сапожки, - с чувством ответил Нэд, - сейчас видно, что сделаны по заказу на Бродвее. Да и вы сами человек с выдержкой. Вот мы их сейчас малость пообчистим. Откуда я вас знаю, сэр? Я из той самой партии, которая подставила вам красавицу жену, вот я кто.
- И вы видели меня выходящим из автомобиля?
- Потише, сударь! Пожалуйте-ка левую ногу. Фашисты вами не очень-то довольны. Их восемь штук, сэр, и все они загримированы под вас.
Артур вздрогнул и издал невольное восклицание.
- Коли у вас мозоли, сэр, - внушительно произнес чистильщик, поплевывая на щетку, - вам бы лучше носить парусиновую обувь. Берегитесь их. Они уберут вас так же, как убрали вашу жену.
- Где она? Что с ней сделали? - отрывисто вырвалось у Артура.
- Теперь суконка - и готово. Красавицу заточили в подземелье этого дома, сэр. Лучше бы вам притвориться по-прежнему ихним, - ах, что за товар, - а не то выдать их Советской власти.
- Сколько с меня следует? - спросил Рокфеллер, вынимая бумажник.
- Сколько дадите, сэр.
- Вот, добрый человек, спрячьте это! Оно будет сохраннее у вас. Боюсь, что загримированные под меня люди будут этим пользоваться в своих целях.
- Правильно. Доброго вечера, сэр, - ответил Нэд, мельком взглянув на протянутые ему документы и опуская их в карман, - я сижу тут с утра и до вечера. Чуть что, - мои щетки в вашем полном распоряжении.
И чистильщик затянул унылую национальную песню, выразительно подмигнув Рокфеллеру.
Артур поднялся к себе наверх, забыв, что ему надо пообедать. Он понял, что фашисты угадали его душевное состояние. Без сомнения, они воспользовались утром его документами, и кто-то, загримированный под него, ездил в его автомобиле. Что ему делать?
Первым его побуждением было - отдать все свои бумаги человеку, выдавшему себя за чистильщика сапог. Он враг фашистов и сторонник рабочих, он сумеет воспользоваться ими хотя бы для того, чтоб выдать мнимого товарища Василова. Все это хорошо, но дальше?
Почему он не борется, не едет к Реброву, не выдает себя сам? Почему он не бросает фашистам открытого вызова?
Артур Рокфеллер честно заглянул в себя и решил, что у него есть еще один невыполненный долг.
- Кто бы она ни была, - пробормотал он решительно, - она попалась им в лапы по моей милости. Возясь с моей особой, она погубила себя. Может быть, они уже прибегли к голубому шарику… Ах, черт!
И уравновешенный, флегматичный Артур Рокфеллер внезапно схватил со стола пресс-папье и со всей силой заколотил им об стену.
Все было тихо в комнате, на стук не отозвалось ни души, глазок над карнизом был замкнут.
- Господа фашисты! - во весь голос крикнул Рокфеллер и забарабанил в стену кулаками. - Отзовитесь, или я буду стрелять! Меня обокрали, обокрали, обокрали! У меня украдены документы и деньги!
В ту же минуту возле письменного стола открылась стенная отдушина, и в нее показалась черная маска.
- Послушайте! - крикнул Артур Рокфеллер, поднимая кулак к самому ее носу. - Это нечестно с вашей стороны! Это предательство! Синьор Грегорио Чиче уполномочил меня на ответственную работу, а вы не можете даже оберечь меня от неприятностей! Вы подставляете мне какую-то женщину, которая выкрала все ваши деньги и инструкции, прежде чем я успел их прочитать! Вы ни о чем меня не предупреждаете! Вы не оказываете мне никакой помощи! И, наконец, вы не являетесь ко мне и оставляете меня одного!
- В чем дело? - спросила маска глуховатым голосом. Тон его показался Рокфеллеру удивленным.
- Вот в чем дело, - раздражительно крикнул он, - вчера я заснул, не найдя от вас никакого письма, и, должно быть, эта женщина подсунула мне ночью сонный порошок. Я спал до трех часов! Я только что вышел пообедать, вынимаю бумажник - и не нахожу ни документов, ни долларов.
- Документы исчезли? - воскликнула маска.
- Говорю же я вам, что они украдены! Черт меня побери, если я не пожалуюсь на вас Чиче! Это называется - вести дела! Ни один мой клерк не станет так разгильдяйничать, как это сделали вы! Уж не подкуплены ли вы, чего доброго, этой разбойничьей республикой?! Сию минуту ведите меня к вашему главарю!
Черная маска исчезла на секунду. Потом отверстие удлинилось, пара длинных рук в черных перчатках потянула в него Рокфеллера, и не успел он ступить в темный и узкий проход, как на лицо ему накинули что-то мягкое, связали ему руки и повлекли за собой по ступеням в колодец, шедший вниз бесконечными, кружащимися зигзагами.
Прошло минут пять, десять, двенадцать. Ступени прекратились. Ослепительный свет полился на Артура Рокфеллера. В ту же секунду с него сорвали повязку, он поднял глаза и вскрикнул от неожиданности.