Глава 3. Виртуальность образа мессии

3.1. Общая постановка проблемы

Если бы я искал эпиграф для данного раздела, я воспользовался бы таким высказыванием Августина Блаженного: «Вера состоит в том, что мы верим всему, чего не видим; а наградой за веру является возможность увидеть то, во что мы верим».

Виртуальные явления существуют с «рождения» человека как одно из порождений его психики и одна из форм реализации ее глубочайшей потребности. Однако объектом самостоятельного научного психологического исследования названные явления стали сравнительно недавно в отличие, например, от античной и средневековой философий, для которых виртуальность была одной из центральных проблем, не в последнюю очередь потому, что в те эпохи философия была тесно связана с религией. Собственно говоря, богословская философия есть не что иное, как постоянное утверждение бога и иных религиозных реальностей. Особенно красноречивы в этом отношении философы-мистики, чей мистический интерес основывается не на суеверии и тяге к оккультизму, а на восприятии всего сущего как чуда, дающего возможность постичь сокровенные тайны, причем это постижение не имеет границ, создавая особый мир.

Все религиозные мифологические персонажи являются виртуальными, потому что они потусторонние, сверхъестественные. Если какой-либо такой персонаж в реальности был «вполне» живым человеком, то виртуален не он, а его мифологизированный образ. Поэтому надо строго отличать такой образ от его прототипа, если, конечно, он у него имеется. Виртуален не бродячий проповедник Иешуа, а Бог Сын и спаситель Иисус Христос — он и является предметом поклонения.

Виртуальность сконцентрирована во всех без исключения религиозных догмах, иными словами, все они виртуальны. Какая-либо историческая или иная достоверность здесь не может иметь место. Это было бы уже выходом за пределы догма, т. е. виртуальности, а стало быть, и религии. Возьмем для иллюстрации христианский догмат о спасении. О нем апостол Павел писал: «Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, что не видим, тогда ожидаем в терпении» (Рим., 8:24–25). Здесь речь идет о том, что надежда о спасении может быть только виртуальной, если же надежду можно увидеть, т. е. увидеть, узнать какие-то факты, свидетельствующие о возможности его наступления, то никакого спасения не будет.

Мейстер Экхарт писал:

человек созерцает Бога уже в этой жизни с той же полнотой и бывает блажен совершенно в той же мере, как и после этой жизни. Многим людям это покажется удивительным. Поэтому приложите все свое старание, чтобы понять меня! Творящий разум проистекает из вечной истины и по-своему заключает в себе то, что и Бог в себе заключает. И постигает этот благородный, божественный, этот «творящий разум» самого себя самим же собою, подобно Богу. По своему происхождению и по сущности бытия он, безусловно, есть Бог; творением же, напротив, становится он после того, как выделится для обособления… Наша жизнь на земле устроена всецело так, что Бог и все вещи познаются нами лишь как возможность. По окончании же этой жизни, когда мы освободимся от тела, эта возможность преобразится в полную действительность блаженства, каковое присуще творящему разуму. Но это «преображение» не сделает переживание блаженства более совершенным, чем оно теперь. Ибо творящий разум никоим образом не может в нас увеличиться; ему невозможно получить более того, что уже заключено в нем по его природе. Поэтому, когда мы станем блаженны, возможность станет в нас действительностью, и мы будем вкушать только истинное блаженство, которое свойственно Божественной Сущности. Это подразумевал Давид, говоря: «Господи, в свете Твоем узрим свет»[44].

Здесь обнаруживается прямое указание на бога как на виртуальную реальность: созерцание его с необходимой полнотой уже в этой жизни с помощью творящего разума, который, как можно предположить, назван так именно потому, что создает такую возможность. Этот разум, считал М. Экхарт, есть как раз бог, и подобное утверждение не должно удивлять, ибо он, подобно творцу, сам созидает. Полная действительность является плодом творящего разума, т. е. созданный человеком бог дает ему же, по М. Экхарту, возможность познать сверхъестественный мир и себя в его центре, для чего и рождает разум с могучими генетическими способностями.

Сходные мысли можно обнаружить у Э. Сведенборга:

Ни один ангел на небесах не постигает Божественного начала в ином образе как в человеческом; и, что удивительно, даже ангелы высших небес не могут думать о Божественном начале иначе… Все, кто на небесах признают Господа, ибо нет Божественного человеческого начала ни в ком, кроме самого Господа. Все это не только было сказано мне ангелами, но и дано было постичь самому, когда я возносился во внутреннюю сферу небес; из чего видно, что ясность постижения этой истины зависит от степени мудрости ангелов. Вот почему и сам Господь является им видимо, ибо он является в Божественном ангельском образе, т. е. в человеческом, только тем, которые признают и верят, что Божественное начало видимо, а не тем, по мнению которых оно невидимо; первые могут видеть его, а вторые не могут[45].

То, что бог, божественное и ангелы видимы только тем, кто признает и верит, что все они видимы, представляет собой прямое указание на виртуальность этих психических явлений.

Э. Сведенборг считал, что «небеса изображают человека вследствие божественной человечности Господа», т. е. человек является человеком потому, что человечен его создатель. Видят же Бога не люди, но ангелы, с которыми общаться вполне возможно (это якобы делал сам Э. Сведенборг), однако такой способностью обладают только те, которые «признают и верят», что божественное начало видимо. Можно сказать, что в данном контексте виртуальная реальность создается человеком руками ангелов, контакты с которыми вполне достижимы

Мне было сказано на небесах, что древнейшие жители нашей земли, как люди небесные, мыслили по самым соответствиям и что земная природа, бывшая пред их глазами, служила им средством для такого мышления. Люди эти сообщались и беседовали с ними, так что через них небеса соединялись с землей[46].

Примечательно утверждение Э. Сведенборга, что ни «один ангел на небесах не постигает Божественного начала в ином образе, как в человеческом». Это утверждение можно считать невольным признанием того очень важного факта, что человек может наделить бога исключительно человеческими чертам. Более того, это утверждение можно рассматривать и как завуалированное признание того, что бог сотворен человеком. Иначе и не может быть, поскольку люди обладают опытом общения только с самими собой и никто иной, если иметь в виду разумные существа, кроме человека, им абсолютно неведом. Данное обстоятельство — весьма весомый аргумент в подтверждение того, что бог представляет собой виртуальную реальность, поскольку он видится людям только в человеческом образе, т. е. является их собственной проекцией, обретшей суверенитет. Личностное Я при этом часто оказывается лишь простой видимостью, неосязаемой, невыразительной, туманной, тогда как единственная реальность, даже слишком легко осязаемая и выразимая, — это божество. Но конечно, Сведенборг не был бы сыном церкви, пусть и философом-мистиком, если бы не утверждал, что «людям Церкви известно, что всякое благо исходит от Господа, а нисколько не от человека и что, следовательно, никто не должен приписывать себе хоть сколько-нибудь блага»[47].

Несмотря на это, Сведенборг признавал, что «небеса и ад происходят из рода человеческого», а не существуют от начала начал, предшествуя роду человеческому и всему миру. «Что небеса образуются из рода человеческого, это видно также из того, — писал Э. Сведенборг, — что дух ангельский и дух человеческий подобны друг другу. И тот и другой одарены способностью разумения, постижения и хотения, и тот и другой созданы для принятия небес»[48].

Определения бога, имеющиеся в священных текстах, достаточно информативны в аспектах виртуального отношения к нему, наделения его теми или иными функциями, ожиданий, даже самой идеи высшей силы. Так, Филон Библский цитирует «мага персидского культа Зороастра» о Боге:

Он самый первый, нетленный, вечный, нерожденный, нераздельный, совсем не имеющий подобия, управитель всякого блага, самый неподкупный, добрейший из добрых, премудрейший из премудрых, отец законности и справедливости, сам себя выучивший, естественный, совершенный, мудрый, и он один — изобретатель святой естественной силы[49].

Финикийцы, согласно Дамаскию, считали, что «божество величается как предел умом познаваемого и источник разумного… Поэтому там, где оно — источник от него происходящего, оно является единым — множественным, разрешающим…»[50].

Пифагор, усвоивший иранский дуализм и некоторые религиозные принципы магов, вероятно, зороастрийского толка, считал, что бог является единственным принципом всего бытия, он — свет небесный, отец всего сущего. Он создает все и всем руководит. Он — разум, жизнь и движение всего бытия. Причина зла лежит в материи, тогда как бог является благом. В христианстве и индуизме божество наделено субстанциальным бытием, и в качестве обладающего им оно бессмертно.

В целом можно сделать вывод, что без виртуальности нет религии, без виртуальности нет и мифологии в целом, в том числе политической. Виртуальность — сердце мифологии, всякая мифология виртуальна. Виртуальность — вполне объективное психическое явление. Поэтому нельзя полностью согласиться с С. Н. Булгаковым, который отрицает, что миф есть «произведение фантазии и вымысла»[51]. Именно фантазия активно участвует в религиозном мифотворчестве, но если в нем и есть вымысел, т. е. сознательный, на грани обмана процесс, то он минимален. Религиозное мифотворчество от первых дней человека, еще в форме веры в духов и магии, длится веками, даже тысячелетиями, не прерываясь никогда, даже в годы гонений на религию; оно спонтанно и стихийно складывается из самых разных социальных потоков, исторических условий жизни людей и по мере их продвижения к вечно искомой истине, соответствуя потребностям общества и в том числе толпы. Поэтому можно сказать, что в религиозном мифотворчестве участвуют все или почти все, исключая атеистов.

Иначе обстоит дело с политическим мифотворчеством. Его авторами вполне могут быть отъявленные лжецы и бессовестные люди, сочиняющие политические легенды, в частности о земных спасителях, исключительно ради собственной выгоды. Потом, правда, их продукция может овладеть массами, в первую очередь человеком толпы, и обрести большую политическую и идеологическую силу. При этом сами эту ложь весьма интенсивным образом могут дополнять и украшать, часто без каких-либо корыстных или низменных побуждений.

От религиозных мессий попытаемся спуститься в бездну — на неизмеримо более низкий уровень — до земных тиранов, мифологизированных в качестве спасителей своего народа и даже мира.

Гитлер с его внешностью обер-кельнера и усиками-сопливчиками, страдавший непроизвольным выделением газов. Болтун в близком кругу, завистливый, подлый и жестокий, о котором Э. Фромм говорил как о классическом случае некрофилии.

Сталин, больше похожий на провинциального управдома; типичный некросадист, злобный, мстительный, беспощадный и в то же время трусливый и мелочный.

Мао Цзэдун, жестокий и мрачный садист, грязный развратник.

Все эти «спасители» пышно именовали себя «вождями народа», «вождями мирового пролетариата», «руководителями мирового рабочего движения», «вождями трудящихся всего мира», «гениальными стратегами и провидцами», «великими полководцами», «великими учеными» и т. д. Они представляли себе мировую историю как горную тропу с неожиданными поворотами, на которых они поджидали путников с топором в руках. Они попросту не знали, что такое совесть и тем более милосердие и доброта.

Естественно, что их никто не назначал руководителями и не призывал в вожди — они сами и их приспешники захватывали власть и уже потом, в первую очередь с помощью толпы, становились «вождями», «руководителями», «великими полководцами» и т. д. В ее глазах они были мессиями. Но о такого рода «спасителях» подробно речь пойдет ниже.

С. Н. Булгаков утверждает, что Христос есть небесный человек, подразумевая, очевидно, под этим, что спаситель воплотился в образе бога-сына. Но это суждение можно рассматривать и как виртуальность этого образа. Апостол Павел писал, что Христос «будучи образом божиим, не почитал хищением быть равным Богу; не уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил себя, был послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени. Дабы под именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних» (Флп., 26:6–10).

Для верующего божество есть не вызывающая сомнений действительность, в том числе и потому, что представляет собой виртуальную реальность. В этом мифологическом качестве божество обладает огромными генетическими способностями, творя другие сакральные персонажи, весь потусторонний мир и его напряженную жизнь, всю вселенную, людей и общество, оказывая глобальное воздействие практически на все стороны их существования. Формируется, развивается и обогащается опыт общения с богом, правила, механизмы и процедуры общения с ним, и это составляет особую сферу знания, которая является очень существенной частью духовности, а последней, как известно, человек особенно гордится. Бог есть бесспорный психологический факт и посему должен исследоваться как объект психологического познания.

Именно эту же мысль выразил С. Кьеркегор, когда дал ответ на им же поставленный вопрос: можно ли из истории (обыкновенной, не священной) узнать что-либо о Христе?

Нет, почему же? Потому что вообще ничего нельзя знать о Христе. Он — парадокс, предмет веры. Всякое же историческое сообщение есть сообщение знания, следовательно, из истории ничего нельзя узнать о Христе. Что бы мы не узнали о Нем, мало ли, много ли, не узнаешь о Нем, таком, каким Он был воистину. Таким образом, узнаешь о Нем нечто другое, нежели то, что Он есть, следовательно, ничего не узнаешь о Нем или узнаешь о нем неверное — обманешься. История превращает Христа в другого, нежели Он есть воистину, и вот из истории много узнаешь — о Христе? Нет, не о Христе, ибо о нем ничего нельзя знать, в него можно только верить[52].

В этих словах С. Кьеркегора виртуальность образа Христа выражена более чем точно. Из них следует также, что религиозная вера может быть только виртуальной, и никакой другой. Я повторяю, что это чрезвычайно важная характеристика религии, может быть даже важнейшая. Значит, научное познание религии и религиозности может быть очень продуктивным с позиций виртуальной психологии. Вряд ли можно оспаривать мнение Н. А. Носова, что «виртуальные события, в отличие от всех других психических производных, типа воображения отличаются тем, что человек воспринимает и переживает их не как порождение своего ума, а как живую объективную реальность»[53].

Если же так, то религиозная виртуальная реальность относится к числу тех, в действительности которой верующие не только не сомневаются, но и относят себя и весь окружающий мир к объектам, которые такой реальностью порождены. Они не осознают сверхъестественную среду частью своей психики, а лишь как объективную, не зависящую от них данность. На этом же уровне, как отмечает В. М. Розин, расположены и реальности душевнобольных; как известно, последние также могут активно действовать в тех мирах, в которых оказались вовлечены болезнью[54]. Иными словами, начинают реально работать обратные связи — от нереальных, существующих лишь в психологическом пространстве мнимых объектов. Последние, конечно, функционируют как на индивидуальном уровне, так и на уровне всего человечества.

Утверждение божественного на общечеловеческом уровне имеет ни с чем не сравнимое психологическое и социальное значение, поскольку становится мощным фактором культуры, приобретая статусы этического и духовного эталона, традиции, обычая, обязательного стандарта, тем самым владея особой силой убеждения и принуждения. Религия и церковь сейчас стали широко осваивать современные технические средства виртуалистики — в первую очередь средства массовой информации и компьютеры.

Можно не сомневаться в том, что киберкультура имеет все шансы стать полноценной культурой, освоив особый, виртуальный способ понимания и освоения мира. Можно не сомневаться и в том, что в этой культуре религия займет подобающее ей место. Основанием для такого вывода служит то, что идеи виртуалистики находят все большее признание в различных областях практики, а такие идеи изначально присутствовали не только в религии, но еще раньше — в первобытной магии, т. е. имманентно и спонтанно присущи человеческой природе.

Вера всегда нуждалась и нуждается в новых способах и формах овладения умами и душами людей, объяснения мира с религиозных позиций. Если обратиться к истории религии, можно отметить, что первоначальный нерефлексируемый процесс порождения образов и проявления их во внешней реальности постепенно сменился произвольным порождением образов, идей, символов, иногда рационально подчиненных определенному замыслу. Думается, что эта тенденция не изменится. При этом надо помнить, что благодаря виртуальным технологиям грани между реальным и нереальным подчас стираются.

Поскольку сейчас имеются значительные технические возможности для создания искусственного, воображаемого мира, то становится актуальной задача принципиального различия естественного и искусственного, а тем более естественного и сверхъестественного. Нельзя соглашаться с размыванием границ между ними, поскольку это может усилить антиобщественную активность, в частности, фанатически заряженных религиозных людей, хотя для современного человека символические формы жизни и символический уровень мышления не менее важны, чем для его богобоязненного предка.

Я думаю, что виртуальная реальность, в том числе религиозная, является очень серьезным источником и средством познания современного мира, и в первую очередь человека. Она позволяет понять его потребности и ожидания, весь строй его души, что ему так часто совсем неподвластно, и он выталкивает все это неизмеримо ввысь, к богам, чтобы своими грешными очами увидеть все это там и, быть может, хоть что-нибудь понять, поскольку оно осенено теперь божественным светом.

Можно сказать, что названная реальность есть особый уровень бытия личности — информационно-управляющий, в нем сосредоточены его жизненно важные высшие потребности и интересы.

К. Г. Юнг писал:

Естественная наука нигде не обнаружила Бога, критика знания доказывает невозможность познания Бога, душа же выступает с утверждением опыта Бога. Бог представляет собой душевный факт, непосредственно доступный опыту. Если бы это было не так, то о Боге вообще никогда не могло бы быть и речи. Факт действителен сам по себе, не нуждаясь в каких-либо психологических доказательствах и являясь недоступным для любой формы психологической критики. Он может быть самым непосредственным и именно поэтому самым реальным опытом, которым нельзя пренебрегать и который нельзя оспаривать. Только люди с плохо развитым чувством действительности или суеверным упрямством могут быть глухи к этой истине. До тех пор пока опыт Бога не начинает претендовать на всеобщее значение или на Его абсолютное бытие, никакая критика невозможна, ибо иррациональный факт, например факт, что существуют слоны, критиковаться не может. Все же опыт Бога является относительно общим реальным опытом, поэтому едва ли не каждому в общих чертах известно, что понимается под выражением «опыт Бога». Он должен быть признан научной психологией как довольно распространенный факт[55].

Разумеется, не только бог и иные сверхъестественные фигуры являются продуктом виртуальной деятельности человеческой психики, но и множество смыслов, содержаний и ассоциаций, порождаемых религиозными символами и изображениями, например иконами и скульптурами в христианстве. Им, как известно, также приданы необыкновенные свойства и священный ореол, но сами произведения искусства не являются, разумеется, виртуальными продуктами. Следует подчеркнуть, что виртуальностью обладают именно их содержания, смыслы, функции. На том же виртуальном уровне формируются представления о несомненных достоинствах и преимуществах «своего» бога над «чужим», о его единственности. При наличии некоторых условий это становится базой для религиозной нетерпимости, вражды и ненависти к представителям других вероисповеданий.

Через всех верующих мужчин и женщин протекает один и тот же поток, общая и единственная река всех божественных и иных священных образов. Каждый такой человек получает свою долю виртуальной фантазии не только от друга, наставника или духовника, не только из священных текстов, но и из этого надличного и безличного потока, который есть объединяющая всех реальность. Люди ощущают, что река протекает сквозь них, что она безлична и, стало быть, принадлежит не им, а тому, кто сотворил их и весь мир. Они погружаются в нее с набожным смирением, но иногда с наслаждением и даже сладострастием, зная, что в ней объединяются «все дети божьи» и что благодаря ей произойдет слияние в каком-то мистическом единении с богом, который к тому же защищает их.

Где бы человек ни жил, чем бы ни занимался, он, за исключением особых патологических случаев, всегда должен (но не всегда может) ощущать себя порождающей реальностью. Даже находясь в едином с другими потоке божественных образов и фантазий, он отнюдь не теряет эту способность, и дело здесь не в том, что поток как раз и является результатом деятельности психики, но не только данного индивида, а человечества в целом. Отдельный же индивид и в общем потоке отнюдь не лишается виртуальной активности, его личность может индивидуально мыслить сакральными образами и чувствовать их, строить свои собственные фантазии, по-своему интерпретировать мифологические факты и религиозные символы и т. д. Совсем необязательно человек должен быть психически здоров: известно немало фактов, когда болезненную бредового-галлюцинаторную продукцию принимают в качестве божественных указаний, открытия свыше сокровенных истин общения со святыми и т. д. Можно утверждать, что способность порождать виртуальную реальность относится к числу основных человеческих способностей.

Возникновение виртуальной религиозной реальности происходит спонтанно; люди затрудняются точно указать момент, когда они начали верить. Но иногда пытаются это сделать, выделяя некоторые экстраординарные события в своей жизни, которые якобы открыли им глаза и сразу привели к богу. На самом деле предощущения бога и (или) сверхъестественных сил формировались у них давно.

Здесь действует некое общее правило, сформированное Н. А. Носовым и А. Н. Михайловым, что нет временной границы довиртуального и виртуального режимов. Виртуал возникает неожиданно и ненамеренно, его появление не контролируется сознанием и не зависит от воли (намерений и желаний) человека. Другими словами, человек никогда не говорит о том, как возник у него данный режим, и фиксирует то, что он в нем уже находится.

Указанные авторы выделяют еще несколько характеристик виртуалов, значимых для нашего исследования отношений человек — бог и среди них — измененность статуса воли. Деятельность совершается без волевых усилий со стороны человека, как бы самопроизвольно и кажется текущей сама собой[56]. Верующий может это ощущать как активность божественной силы, во власти которой он теперь находится.

Образ мессии, как и образ любого другого религиозного персонажа, необходим человеку, поскольку отвечает его потребностям. Названный образ вбирает в себя огромный опыт человеческого существования и обладает прогностическими способностями, но если бы он не был виртуальным, таких возможностей у него бы не было. Он содержит нужные многим людям объяснения и указывает им путь, говоря нечто, что весьма значимо, но все объяснения основаны не на законах природы или исторических закономерностях и фактах, а на своей собственной логике, на уверенном продолжении того, что уже имелось в религиозной мифологии до этого. Сверхдлительное существование виртуального и архетипического образа мессии доказывает, что он рационален и реален для верующих, хотя с самого начала двигался в ином измерении, опираясь и на иное, чем в науке и в целом атеизме, истолкование и концептуальном понимании реальности.

Именно потому, что фигура мессии виртуальна и архетипична, ее невозможно вытеснить из жизненной реальности. Все попытки сделать это с помощью земных мифологизированных тиранов, как бы ни возносила их толпа, абсолютно невозможны. Миф о мессии, хоть он и не проверяем, поддерживается из глубин чувственности и неосознанных фантазий, из чего-то, что безусловно принималось предками. Думается, что то положение, которое занимает Христос в современном западном мире, положение, которое складывалось веками, является оптимальным. Его образ в настоящее время никому и никогда не навязывается силой, и он, на мой взгляд, функционирует в разумных границах. Поэтому можно сказать, что ни этот мессия, ни христианство в целом нисколько не противоречат культуре сегодня.

3.2. Виртуальное бытие мессии

Представление о мессии как виртуальной реальности исходно предполагает построение единой мифологической теории и такой модели мира, в которой благодаря ему можно объяснить многие явления, их связи друг с другом, обосновать моральные требования, признавая, что на всем лежит его неисчезающая печать. Бог-отец — тоже виртуальная реальность, но если можно так выразиться, гораздо шире — он вообще творец всего, и все существует благодаря его воле. Поэтому разум, созидающий подобную модель, наделяет бога-творца исключительными особенностями и особым разумом. Он как реальность наивысшего иерархического уровня развернут и доступен в ощущениях, переживаниях, представлениях, понимании, что мощно и чаще неотвратимо убеждает в его реальности. Мессия тоже относится к высшему иерархическому уровню, он тоже доступен в ощущениях, переживаниях и представлениях, однако масштабы его возможностей, его сил меньше, чем у его божественного отца. Однако христиане часто даже забывали о нем, сосредоточивая свои силы и внимание именно на спасителе, потому что он спаситель и счастье здесь и в загробной жизни зависит от него.

Следовательно, спаситель является реально ощущаемым, видимым, несомненным, способным творить иные реальности, которые в силу своего генезиса также становятся ощущаемыми, видимыми, несомненными. Здесь велика роль самого творящего человека, его активность. Однако не следует думать, что только мессия как исходная реальность энергетически питает порожденное им же — последнее тоже укрепляет своего творца, воздействуя, конечно, при этом и на его личность.

По мысли Е. Н. Трубецкого, род человеческий, как его понимает христианское откровение, есть нечто большее, чем органическое целое: по идее, он — единое существо, собирательное тело Христово. Видимо, Трубецкой забыл, что люди существовали еще до Христа: достаточно для этого заглянуть в Ветхий Завет. А вот дальше Трубецкой утверждает, что богочеловечество Христа ни в коем случае

не есть сочетание бога с изолированным человеческим индивидом, ибо изолированных человеческих индивидов на свете вообще не существует. У всех — общая природа, общая родовая жизнь, а поэтому и общая история. Соответственно с этим и Боговоплощение понимается в св. Писании не как индивидуально ограниченное явление Бога в одном человеческом лице, а как неразрывное и неслиянное соединение двух естеств — Божеского и человеческого, т. е. как восстановление нарушенного единства между Богом и человеческой природой[57].

Между тем Новый Завет и особенно евангелия убеждают в том, что бог зачал спасителя в лоне вполне мирской смертной женщины и сам спаситель умер вполне мирской смертью.

Но если даже и соглашаться с Трубецким, то, конечно, богочеловечество Христа может существовать лишь как виртуальная реальность. То же самое можно сказать о восстановлении в нем «нарушенного единства между богом и человеческой природой». Трудно согласиться и с утверждением Трубецкого о появлении на земле Христа: на земле появился не Христос, а бродячий проповедник Иешуа, Христос появился лишь в головах людей, т. е. в виртуальном пространстве.

Мессия как виртуальная реальность обладает всеми ее специфическими свойства независимо от ее природы (физической, психологической, социальной и т. д.) — порожденностъю, актуальностью, автономностью, интерактивностью.

Порожденность. Виртуальная реальность продуцируется активностью другой реальности, внешней по отношению к ней. Такой продуцирующей реальностью является личность, которая своей сущностью и судьбой как бы предуготовлена создавать потусторонний мир. Человек в качестве порождающей реальности выступает контактной реальностью, но в то же время он приобретает новые качества от им же порожденного, которое становится контактной реальностью в отношении его (например, нормы морали, формулированные Христом). Это обратная связь является объектом философского и психологического исследования. В свою очередь, спаситель создает реальности иных уровней, но в богословии нет единого мнения от том, каковы механизмы такого божественного творения.

Актуальность. Виртуальная реальность существует актуально, только «здесь и теперь» и лишь пока как активная порождающая реальность.

Потребность человека в спасителе-боге всегда актуальная; на дорелигиозном этапе развития функции бога исполняли различные сверхъестественные существа. Нет никаких оснований думать, что потребность в боге когда-либо исчезнет — она вечна и вечно актуальна.

Автономность. В виртуальной реальности свое время, пространство, законы существования. Для человека, в ней находящегося, нет внеположного прошлого и будущего.

Мессии, особенно христианский и исламский, не просто автономны, но и суверенны. Даже в монотеистических системах мессии в сущности не подчиняются богам; напротив, сами многое творят для управления людьми. У них свое и время, но не профанное, а сакральное, вечность без прошлого и будущее без пределов. Человек, живущий в божественной виртуальной реальности, не может иметь никакого прошлого, настоящего и будущего вне того, что ему положено священной волей. Мессии всегда «создавали» на земле несметное количество материальных (и весьма наглядных) «признаков» своего существования в виде храмов, алтарей, других святилищ, икон и т. д. Эти «признаки», построенные руками человека, затем психологически отчуждались от него, приобретали особый, исключительный статус и начинали вести автономное существования, иногда даже довлея над ним своим абсолютным совершенством символа.

Интерактивность. Виртуальная реальность может взаимодействовать со всеми другими реальностями, в том числе и с порождающей как онтологически независимой от них.

Известно, что бог, мессия, вера в них оказывают сильное воздействие практически на все стороны жизни общества: экономику, отношения между странами и народами, воспитание подрастающего поколения, искусство, межличностное общение и т. д. В этом видится психологическая, переходящая в социальную зависимость, причем все указанные сферы ощущают божества так, как будто это телесная или естественная реальность, с которой они вступают во взаимодействие.

Восприятие бога или мессии как виртуальной реальности отдельными людьми характеризуется особенностями, которые исследованы в психологии. Так, обращается внимание на объективированность виртуала: о чем бы человек ни говорил — об изменениях в протекании деятельности, о наплыве чувств, о затемнении сознания и т. п., — он говорит о себе не как об активном начале, от которого исходят эти события, эти мысли, эти действия, а как бы об объекте, которого охватывают мысли, переживания, действия. Рассказ идет о том, что происходит с человеком, о том, чему он оказывается подвластным. Изменяются ощущение собственного тела и ощущение внешнего пространства, характер функционирования сознания. В гратуале (при ощущении пребывания в виртуальной реальности более высокого уровня, чем константная реальность) сфера деятельности человека расширяется, он легко схватывает и перерабатывает весь необходимый объем информации.

Я еще раз обращаю внимание на то, что применительно к перечисленным особенностям речь не может идти обо всех верующих сегодня в бога (Яхве, Аллаха, Христа, Мухаммада и т. д.). Лавочник, имеющий несколько расплывчатые представления о всевышнем и посещающий церковь больше в силу конформистского подчинения традициям, но считающий себя верующим; почтенная мать семейства, обращающаяся к богу или богородице лишь когда болеют ее дети; старушка, которая раньше не очень думала о Яхве или Христе, а сейчас готовится к смерти, а поэтому не только усердно молится тому, пред которым скоро предстанет, но и откладывает деньги на собственные похороны; наконец, священнослужитель, для которого общение с творцом — столь же рутинная работа, как у продавца или рабочего на конвейере, — все они чаще всего не испытывают особого наплыва чувств и перестройку сознания, у них обычно не происходит также изменения воли, ощущений своего тела и внешнего пространства. Для таких людей общение с божествами и иными потусторонними персонажами — привычки, сформированные воспитанием, профессией и средой, и они негативно отнесутся не только к отрицанию объектов своего поклонения, но даже и к пренебрежению обязанностями по отношению к церкви как к измене духовному, человеческому и гражданскому долгу. Они не мыслят своей жизни вне церкви и всего, что связано с богослужением.

Другое дело — подвижники веры, истово преданные ей, религиозные фанатики, рвение которых позволяет им выйти на иной уровень сознания, а также просто глубоко верующие люди и отнюдь не фанатики, для которых постоянное обращение к богу или спасителю (богу) абсолютно необходимо. Для многих из числа названных характерно затемнение сознания, наплыв особых, ярких, подавляющих чувств, подчиненность (иногда полная) потусторонним силам и убежденность в реальности самых фантастических образов, персонажей и событий. У них могут стираться временные границы между довиртуальными, виртуальными и поствиртуальными режимами. Сам виртуал может поступать как спонтанно, так и в результате специальных усилий, однако время появления соответствующей потребности часто неуловимо. У таких личностей, особенно на высоте переживания, может появиться ощущение оторванности себя от окружающего мира, состояния дереализации с утратой связей с окружающим миром; не исключены и состояния деперсонализации, которые характеризуются нарушением самосознания личности и отчуждением ее психических свойств; мысли, чувства, представления и другое могут переживаться как «сделанные» извне, разными сакральными и иными потусторонними силами, что близко к синдрому Кандинского—Клерамбо.

В описываемых состояниях образы и события виртуального мира вполне могут восприниматься в качестве явлений действительности. Поэтому не следует предполагать лживость человека, искренне убежденного в реальности своих контактов с потусторонним миром. Индивид, который придает значение всему, не имеющему материальной формы, и верит в это, никогда не согласится с тем, что все «это» не имеет места в действительности. Думаю, что такая фанатически заряженная особенность человеческой психики (ее условно можно назвать мистической) активно используется в подготовке религиозных и иных террористов-камикадзе. Соответствующие состояния свидетельствуют об особом психологическом продвижении при потере или существенном ослаблении контроля сознания.

Но в целом, и это следует подчеркнуть, психологическое общение с божеством, если это действительно общение, а не дань правилам, привычке или приличию, необычно, выходит за рамки повседневности, способно вызывать специфический наплыв чувств, даже особой причастности к чему-то, что лежит за границами понимания, часто дает и ощущение невозможности полностью распоряжаться собой. Именно это восприятие необычности придает ему исключительную силу и ценность, делает божество божеством, недосягаемо стоящим над всем мирским и суетным, которые тоже находятся в его непререкаемой власти. При этом ощущаемая человеком собственная слабость тоже укрепляет его устремленность к небесам и зависимость от них, этой неиссякаемой для него опоры.

Виртуальная реальность всегда обладает свойствами породивших их субъектов (источников), причем свойствами не случайными или не существенными, а наиболее важными, постоянными, определяющими. Точнее, она полностью наполнена ими и без них попросту не существует. Однако вместе с тем ни один персонаж, ни одно событие потустороннего мира не выходят за рамки того, что знаемо человеком, все священные и сатанинские образы суть проекции его личностных черт, переживаний, влечений, надежд, тайных и часто подавляемых порывов его души и, что особо значимо и нужно подчеркнуть, его знаний. Но верующему неведомо, что названный мир разворачивается лишь в его психике, в ней, и только в ней он ведет объективированное существование.

Не могу не согласиться с С. А. Борчиковым, что о виртуальной реальности говорят люди, которые в своей реальной практике познания сталкиваются с определенными трудностями и проблемами, не разрешимыми на том уровне познания, на котором они находятся. Течение их личного познания требует выхода на более высокий уровень, где как-то коррелируются предмет и метод, вводятся новые термины и достигается более адекватное понимание и даже разрешение имеющихся проблем. В такой ситуации одним из новоразрешительных понятий может выступать понятие виртуальной реальности. Конечно, люди тысячи лет познают окружающий мир, и переход с одного уровня познания на другой — не новость, но почти никто до последнего времени не связывал эти переходы с термином «виртуальная реальность». Подобная функция всегда была, только ее роль играли другие метафизические термины, но с появлением названного нового термина именно к нему эта функция перешла[58].

Хотел бы дополнить, что виртуальная реальность существовала всегда — для человека как его порождение. Однако он далеко не всегда понимает ее, не понимает и того, что она властвует над ним и почему. Сама попытка истолковать эту область бессознательного свидетельствует о том, что он ее не понимает, так как познание, толкование имеет место лишь тогда, когда что-то непонятно. Человек появился в мире, который он не понимал и поэтому пытался истолковать. Впрочем, его движение здесь всегда было к горизонту. Если же жизнь ему кажется очень простой и не требующей познания, он не сдвинется с мертвой точки и никогда не поймет, что во всяком хаосе есть тайный порядок и все сущее основано на противоположностях. Это полностью присуще и виртуальной реальности.

Новым является открытие ее как самостоятельного психического явления, обладающего своей природой, закономерностями, причинно-следственными зависимостями, механизмами развития и воздействия на внешние для нее объекты, в том числе на порождающую ее индивидуальную и коллективную психику, для которой она может стать очень важной частью бытия, иногда — важнейшей. Последний аспект представляется особенно существенным, поскольку под влиянием такой реальности личность и общество могут претерпеть коренные, иногда революционно-разрушительные, последствия. Об этом говорят нацистские и большевистские химеры, изменившие в XX в. лицо мира и унесшие миллионы жизней, об этом свидетельствует и роль религии для человека и человечества. Для отдельных людей (я имею в виду тяжелых психически больных) виртуальная реальность есть единственная действительность.

Несомненно, новым представляется и выделение виртуалистики в качестве самостоятельной области познания. Но возникает вопрос: к каким наукам она относится, в рамках каких наук должна развиваться?

Прежде всего, это не «недород бытия», как пишет С. С. Хоружий[59]. Это и не бытие, не достигшее какого-то уровня, и не нерожденное бытие; это бытие совсем иного рода, иной природы, рожденное, причем полностью, человеческой психикой, индивидуальной и коллективной. Оно обладает огромной обратной силой и становится могучим средством социального, психологического и духовного движения. История магии и религии, оценка их значимости для общества и личности прекрасно доказывают данное утверждение. Идея бога, его образ, вся религиозная мифология виртуальны, поскольку живут лишь в качестве продукта психики, но никто не осмелится утверждать, что этот продукт является «недородом бытия».

Вместе с тем бог и иные сакральные персонажи суть архетипы. Это означает, что архетипы вообще (т. е. не только религиозной природы) виртуальны, существуют, функционируют на уровне виртуальной реальности. Однако архетипы, равно как и виртуальный мир, не исчерпываются явлениями религиозного порядка. Следовательно, бог и все божественные персонажи являются виртуальноархетипическими явлениями.

По-видимому, это имел в виду К. Г. Юнг, утверждавший, что хорошо известным выражением архетипа являются мифы. Здесь речь идет о специфических формах, передаваемых на протяжении долгого времени. Непосредственные проявления архетипов в мифах значительно менее индивидуальны, нежели, скажем, в сновидениях и видениях. То, что подразумевается под архетипом, проясняется через его соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой. Юнг особенно выделяет то, что мифы — в первую очередь психические явления, выражающие глубинную суть души. Она содержит в себе все те образы, из которых ведут свое происхождение мифы[60].

Мифы имеют архетипическое происхождение, они порождаются потребностями человека, которые функционируют в его психике. Психика формирует виртуальную реальность, и в ней заключены священные образы и сами идеи этих образов. Несомненным достоинством мифа является то, что соответствующие образы, идеи, представления он приводит в упорядоченную систему, а церковь обеспечивает ей необходимый организационный статус. Вместе с тем виртуальность создает божественным архетипам недосягаемость для обыденного, профанного лицезрения. Божества воздвигаются на захватывающую дух высоту, с которой они способны с особой силой убеждать, направлять, потрясать, устрашать, очаровывать. Но такую силу придает им не только виртуальная высота, но и то, что они архетипичны, т. е. вековечно освящены, приняты, обязательны.

Религиозное знание не есть знание лишь о возможном виртуальном бытии, религиозное знание как виртуальное достоверно, оно представляет собой информацию о несомненной реальности, которая открывается лишь посвященному в данное учение, верящему в него. Эта достоверность подкрепляется мифами, вековечной религиозной церковной деятельностью, традициями и обычаями, идущими из глубины столетий. Человек, шагнув в религиозный виртуальный мир, может и не требовать доказательств его действительности, а если они ему понадобятся, их предоставят или он найдет их сам. Отличительной же особенностью таких доказательств является то, что они обычно из той же виртуальной области, о чем он, скорее всего, и не подозревает. Принятие или отклонение их во многом зависит от состояния души конкретного человека, ее актуальных переживаний, потребностей и влечений, ее понимания смысла жизни. Этот смысл, впрочем, тоже виртуален, он есть нечто (абстрактное этическое, социальное, духовное, в целом психологическое), а его поиски, подчас мучительные, не являются, правда, участью значительного числа людей.

Еще более абстрактно представление о смерти и ее смысле. Смерть, которая, по-моему, принципиально непознаваема, ее образы, символы, содержание в религиозной виртуальной бесконечности смыкаются с богом и образуют единую линию, уходящую в вечность. Между тем предощущение смерти, мысли о ней обладают немалой виртуальной силой, рождают смыслы жизни, иные отношения к извечным ценностям жизни и к богу. Парадоксально, но смысл жизни формирует смысл смерти, что одинаково для верующих и неверующих. Не являются здесь исключением даже некрофильские личности, полностью устремленные в смерть и психологически даже живущие в ней. Христос (в лице христианства) внес некоторые существенные дополнения в представления о смерти. Они стали более конкретными, но все на том же виртуальном уровне и могут рассматриваться как часть мифологии о спасителе.

На первый взгляд может показаться, что бог как виртуальная реальность полностью подчиняет и подавляет личность. Но это лишь отчасти, с помощью психологии можно убедиться в том, что если бы соответствующая виртуальная реальность отражалась лишь в самообразе, она не имела бы столь глобального влияния на все стороны жизни человека и общества. При этом любая виртуальная реальность воспринимается и переживается не как порождение разума, а как объективная данность. Это положение особенно верно по отношению к божествам и всему связанному с ними миру, общение с которыми всегда ощущается как выход за привычные рамки жизни (даже если этот выход постоянно осуществляется неистовым религиозным фанатиком), причем вся сверхъестественная сфера может восприниматься и оцениваться как совершенно не зависящая от человека и даже управляющая им, особенно когда идет речь о священных персонажах.

Идея бога, в том числе бога-спасителя, позволяет человеку вынести часть себя, причем очень важную, за собственные пределы. Личность, совсем не отдающая себе отчета в том, что именно она, а не кто-нибудь другой создала эту внешнюю, внеличную реальность, предоставляет божествам организовывать и упорядочивать свою психическую жизнь. Названная идея активно включается в размышления, переживания, волю. Для верующего все то, что находится за пределами божественного, в том числе собственные чувства и помыслы, может не иметь существенного значения. Тем более что он располагает большим или меньшим числом достоверных для него сведений, что бог, ангелы, святые, загробный мир реально существуют.

Установка об этом обычно формируется с детства под влиянием родителей, других родственников и близких, уже имеющихся архетипов. Со временем вера в сверхъестественное может крепнуть по мере участия субъектов в религиозных обрядах и праздниках, собственного обращения к божественным персонажам. Может понижаться критичность ко всему, что противоречит вере, и, наоборот, возрастает уверенность в виртуальной подлинности мифологического мира. Вера в бога Христа достаточно специфична и глубока по той причине, что он частично был человеком, а поэтому все земное и тварное ему близки, он лучше других богов поймет людские помыслы и надежды. Во все века человек больше всего страшился смерти, а Христос твердо обещал, что жизнь не прекращается со смертью, а следовательно, вполне можно надеяться на бессмертие. Вера в богоматерь, помимо других очень важных причин, определяется еще и тем, что она, будучи «полностью» земной, вознеслась на небо и обрела тот самый статус, о котором люди всегда так страстно мечтали.

Для того чтобы немного приблизиться к пониманию онтогенетических механизмов, с помощью которых человек овладел богом как виртуальной реальностью, я использую концепцию Н. А. Носова относительно способов самоиндивидуализации, которые он обозначил термином «собь». Иными словами, это виртуальная реальность, посредством которой человек на разных этапах онтогенеза самоиндентифицируется. Генезис человека, по Носову, относительно процесса девиртуализации заключается в том, что до возникновения феномена ее удвоения, т. е. до ее девиртуализации, человек овладевает этой собью как новой для себя, а после ее девиртуализации осваивает как уже привычную, лишь расширяя сферу владения этой реальностью, но без качественного сдвига во взаимоотношениях с ней. Новая собь, точнее — ее элементы, появляется тогда, когда человек еще продолжает активно овладевать предыдущей реальностью. В принципе процесс овладения любой реальностью может длиться всю жизнь. Каждая следующая виртуальная реальность порождается предыдущей, ставшей константной[61].

В онтогенетическом плане идея бога может восприниматься человеком постепенно, этап за этапом; вначале, как правило, в результате семейного воспитания. Религиозные задачи, которые ставятся перед ребенком и подростком взрослыми, время от времени усложняются, поскольку воспитатели инстинктивно предугадывают, что, если воспитуемый не овладеет новой собью, а затем не девиртуализирует ее, новое движение к богу будет для него весьма затруднительно. После девиртуализации информация о боге осваивается уже как привычная и позволяет следовать дальше. В свете усвоенного человек по-новому воспринимает окружающий мир и его объективности, он готов к приему новой сакральной информации уже с позиции имеющегося у него религиозного опыта. Внушение же извне осуществляется не только путем «рационального» доказывания существования бога (такие попытки в отношении несовершеннолетних предпринимаются очень часто), но и подавания старшими соответствующего примера.

Здесь возможны отклонения. Индивид может недостаточно освоить виртуальную божественную реальность на данном этапе либо, например, сразу овладеть тем, что находится на значительно более высокой соби, чем та, на которой он пребывает.

Можно предположить, что примерно таким путем шло освоение идеи бога и на филогенетическом пути человечества. Эта идея появилась не сразу, она выросла на весьма благодатной почве многочисленных анимистических и иных верований, которые иногда надменно именуются примитивными, надежд и иллюзий, связанных с магией и затем в основном утраченных, постоянных крушений и вновь обретаемых перспектив. Человек шаг за шагом приближался к созданию образа могучего творца и вседержителя; ему нужно было постоянно останавливаться хотя бы на короткое время, чтобы удовлетворительно интериоризировать весь этот сложнейший духовный капитал, который был создан его же неимоверными усилиями, его неистовыми поисками, срывами и катастрофами, постоянно оживающей уверенностью. Созданные на этом пути священные виртуальные образы подчас были более живыми и значимыми, чем даже внешние предметы. Они порождали такие чувственные и эмоциональные переживания, которые по своей яркости, интенсивности и достоверности не уступали тем, которые вызывались действительным окружающим миром и общением с ним.

Прав Л. П. Гримак, который считает, что

самый первой искусственной знаково-культурной системой организации психики являлась первобытная охотничья магия… Исторический процесс сопровождался характерной тенденцией: взаимодействие человека с окружающей реальностью все больше опосредуется его активностью в сфере символической деятельности[62].

Религиозная активность есть разновидность такой деятельности.

В своих мистических описаниях перехода в новую реальность и обоснования там человека св. Исаак Сирин отмечает смену духовного статуса. Но в виртуальной реальности можно оказаться временно. Если произошел временный переход на более высокий уровень, то такие моменты переживаются как озарение, прояснение, прилив сил и т. п. Если произошел временный переход на более низкий уровень, то такие моменты переживаются как спад, помрачнение, обессиливание и т. д. Понятно, что подобные психические состояния могут быть и не связаны с религиозной жизнью человека, составляя различные уровни его повседневного существования. Вполне возможно, что, несмотря на все усилия, предпринимаемые для того, чтобы подняться на более высокий духовный уровень, он не покорится человеку. Обязательным условием для такого духовного роста является безоговорочная вера в бога, предполагающая полную покорность ума, чувств, помыслов. С переходом на более высокий духовный уровень сама вера преображается, становится качественно иной, укрепляется, личность реально видит то сверхчувственное, которое раньше лишь допускалось существующим.

Из этого видно, что положение нерелигиозного человека, стремящегося к субъективно понимаемому совершенству, будет значительно сложнее, особенно если он не живет собственной внутренней жизнью, если он склонен искать опору для себя во внешнем мире, если он тревожен и мнителен. Такой человек будет уповать на вполне земного идола, декларирующего иллюзорные и лживые ценности. Идол заменяет ему божество и по этой причине мифологизируется. Верующий в него проникается его сокровенной сутью, начинает верить в него безоглядно, что способно выводить на новый виртуальный уровень, тем более что созерцание сокровенного, иные психологические контакты с ним способны перенести в новые измерения.

Давно известно, что определенная категория людей (а это чаще люди толпы) просто не может жить без смертного или бессмертного божества. Иначе неизбежно наступление пустоты, беспорядка, разрушения, ужаса, жизнь может потерять смысл. Такие люди хорошо знают, что одни рождены повелевать, а другие — подчиняться. Подчиняемые испытывают потребность не только и не просто любить и подражать, а, теряя разум, восхищаться и трепетать, в мазохистском упоении отказываться от себя в более чем смутной надежде хоть немного приблизиться к своему кумиру и владыке. Они ему безмерно благодарны уже за одну только надежду на то, что он вознесет их на новую ступень, т. е. вытолкнет в страстно искомую виртуальную реальность.

Подход к божествам и иным потусторонним силам как к виртуальной реальности, изучение их с этих позиций могут помочь решению различных практических задач, например, связанных с религиозным фанатизмом, который нередко приводит к террористическим и экстремистским проявлениям.

Для указанных целей нужно учитывать, что в виртуалистике и соответственно в ее практической части, аретее, источник действия предполагается находящимся в реальности следующего, более высокого (а не предельно высокого) уровня относительно рассматриваемого события. В этой более высокой реальности находится виртус — сила, вызывающая данное событие, т. е. казус. В той же реальности, к которой принадлежит казус, есть совокупность многих причин и условий, обеспечивающих существование этого события. Такая модель позволяет выйти за пределы бесконечного ряда причин и следствий, вызвавших данное событие. В силу свойства интерактивности возможно управляющее воздействие со стороны виртуально реальности на константную и, следовательно, виртуальное управление событиями в константной реальности. Виртуальная модель может событиями уровней реальности включать неограниченное количество разных уровней реальности как одного и того же, так и разного типа. Это дает возможность разрабатывать методы виртуального управления как внутри однотипных реальностей, так и между любыми их типами.

В частности, это означает, по мнению Н. А. Носова, что психические структуры могут управлять физиологией человека и даже генетическим аппаратом. Рассмотрение болезни в качестве казуса позволило разработать чрезвычайно эффективные немедикаментозные способы избавления человека от страданий, считающихся морфологическими, — язвенной болезни, бронхиальной астмы, алкоголизма, наркомании и т. д. Носов полагает, что, поскольку с виртуальной точки зрения тело человека является конструктивным материалом для психических виртусов, в виртуалистике может быть поставлена задача разработки методов регенерации больных и утраченных органов человека[63].

В качестве казуса вполне можно представить себе агрессивные установки религиозных (этнорелигиозных) фанатиков. Тогда объектом профилактического воздействия, а значит, и предварительного исследования становятся сферы религиозных и мистических верований, которые являют собой виртуальную реальность. Все это нетрудно описать. Несравненно сложнее выявить различные уровни и типы виртуальных реальностей, их соотношения и взаимоотношения друг в другом и с теми «земными» факторами (причинами и условиями), которые тоже воздействуют на данное лицо или группу людей. Я имею в виду непосредственное социальное окружение, семью, воспитателей, друзей и т. д., а также иные социальные и психологические обстоятельства (материально положение, социальные роли, статусы и т. д.).

Итак, бог (и бог-спаситель) как виртуальная реальность может быть таковым лишь в психологическом аспекте. Носители идеи, образа божества — иконы, картины, скульптуры, тексты, музыка и т. д. — ни в коем случае не виртуальны, виртуальны переживания, состояния, мысли, влечения, образы. Иконы, картины, скульптуры, музыка и т. д. могут порождать виртуальный мир, способствовать его появлению. Иными словами, носителями соответствующей информации могут быть физические, химические, технические и иные средства, а сама эта информация (наряду с другими источниками) и рождает виртуальность. Думается, что и любые другие виртуальные реальности могут быть только психологическими, но созданными в том числе с помощью названных действительно реальных средств.

Загрузка...