Месть моя, или сбежавший жених (СИ)

Глава 45

Лейтенант Куприянов сухо сообщил, что Виктор попал в аварию: какой-то нетрезвый водитель на легковушке подрезал его машину, в результате Виктор въехал в столб.

У меня внутри всё похолодело, сердце ухнуло куда-то вниз, а мозг отказался воспринимать информацию.

Этот лейтенант говорил таким официальным тоном, без всякого сочувствия, что на душе становилось ещё больнее и страшнее. Он бесконечно повторял: «Попал в аварию, попал в аварию», не объясняя, что с Виктором.

— Да поняла уже, — крикнула я. — Каюров жив?

— Он в городской больнице скорой помощи. Жив, но в тяжёлом состоянии.

Я умылась и только тогда выдохнула: жив, главное, жив.

По пути в больницу я как-то держалась, уговаривала себя, зная, что нужно будет встречаться с врачами, решать какие-то вопросы, возможно, думать за двоих, ведь непонятно, в сознании парень или нет.

В Энске Виктор совсем один, друзья не в счёт, мать давно умерла, а отца он никогда не знал, правда, в краевом центре живёт тётя, у которой он обычно останавливается, когда бывает в городе, но пока я решила не тревожить пожилую и больную женщину: всё взяла на свои плечи.

Когда увидела Виктора в палате такого беззащитного, слабого и больного, рухнула на стул и несколько секунд смотрела, словно не в силах поверить, что жив, а потом разрыдалась прямо на его груди, позабыв, кто из нас пострадавший, что за Виктором надо ухаживать и поддерживать его, а не расстраивать.

«Нельзя плакать», — убеждала я себя, но ничего не могла с собой поделать. И глотала слёзы, и глотала.

Ему каждое движение давалось с большим трудом, он едва мог шевелить руками, но всё-таки сумел меня приобнять и через силу проговорить, глотая окончания трудных слов:

— Ксю, ус-спокой-ся. Жи-ивой, всё норм.

— Я так испугалась. Как чувствовала, — всхлипывала, уткнувшись в его грудь, — так ждала тебя весь вечер, а ты всё не приезжал и не приезжал.

— Ну что ты пла-ачешь? Всё хо-орошо, — устало повторил Виктор снова.

— Что хорошо? — вдруг вырвалось у меня. — Я так тебя люблю… Просто ужасно, а ты… ты едва… — Я так и не смогла выговорить это: «Едва не погиб», и снова всхлипнула.

Мне уже не казалось странным, что из сотен абсолютно разных людей нашёлся вот именно этот внешне непривлекательный, невысокий человек, но он зацепил так, что остальные просто померкли на его фоне.

— Тссс. То-оже те-ебя оче-ень лю-юблю, — собирая последние силы, прошептал Виктор едва слышно.

Но я услышала и заревела по новой:

— Я думала, умру, когда этот лейтенант мне звонил.

По дороге домой долго не могла успокоиться. Папа, понимая, в каком я состоянии, применил сильный психологический приём:

— Немедленно возьми себя в руки. Да, он в синяках и ссадинах, да весь переломанный, но живой. А у тебя ребёнок. Хочешь, чтобы пропало молоко?

Конечно, я этого не хотела и действительно заставила себя успокоиться.

Дня через три Виктор поинтересовался, какой максимальный срок подачи заявления для регистрации ребёнка.

— По закону месяц, — ответила я. — Почему спрашиваешь?

— Потому что хочу записать Андрея на своё имя, если ты не будешь возражать и… Дима тоже, — слова по-прежнему давались Виктору нелегко. Последнюю фразу он сказал с большим трудом.

— Я — нет, а Дима, думаю, тем более. Но спрошу всё равно.

— И ту, оставленную в роддоме девочку, тоже давай удочерим, а? Где один, там и двое, — разошёлся в своих желаниях Виктор.

— Главное, поправляйся, об остальном подумаем, — смахнула я снова набежавшую слезу. — Мой дорогой, мой любимый…

Я погладила его по голове, как маленького. Он кивнул и счастливо улыбнулся, закрывая глаза — устал.

После аварии Виктор оправился довольно быстро.

Все врачи говорили, что ему попросту повезло, всё могло бы закончиться печально.

Больше месяца провёл он в гипсе, потом были физиолечение, массаж, да много всяких процедур.

— Твоя любовь меня воскресила и дала силы жить, — позже любил повторять Виктор.

Эта ситуация стала для меня триггером, наконец я поняла, как мне дорог Виктор, как я его люблю.