— Объявляю вас мужем и женой!
От этой торжественной речи регистратора у меня навернулись слёзы. Я взглянула на Виктора: он улыбнулся и притянул меня к себе:
— Ну что ты плачешь, Ксюшенька?
— От счастья! Как сильно люблю тебя, муж! — прошептала я.
С каким удовольствием, обращаясь впервые к Виктору как к мужу, я произнесла это слово.
Виктор вытащил из пиджака носовой платочек и промокнул редкие слезинки.
— И я тебя очень люблю, жена! — как клятву произнёс он. — Ну что, домой?
— Домой! Надо кормить сына.
Как таковой свадьбы у нас не было. Нет, мы не отказались от свадебных атрибутов: белого платья, чёрного костюма, цветов и колец, но не было пышного застолья с песнями, танцами, конкурсами, цыганами и медведями… Не было и традиционного у молодожёнов свадебного путешествия куда-нибудь в Париж или Канны, даже в краевую столицу не было.
Всё это отложили на потом: с грудным ребёнком не до торжеств и праздников. А расставаться нам с ним никак нельзя, ведь мы — семья. Вот года через три, когда сын подрастёт, отметим настоящую свадьбу со всеми её атрибутами и вместе махнём куда-нибудь в Анталью, Бангкок или Мекку.
Как там называется третья годовщина свадьбы? Кожаная? Отлично. Получим тридцать три чемодана в подарок. А пока лёгкий фуршет дома для близких и друзей.
Дима тоже пришёл нас поздравить, и это было неожиданно.
Я не главный гуманист мира, но воспользовавшись случаем, попросила ЮДП не бросать Аристарха, ибо ребёнок ни в чём не виноват.
Юрченко кивнул и, пряча глаза, проговорил:
— Я жалею только об одном, что не выслушал тебя тогда, в парке. Сейчас бы это была наша с тобой свадьба.
— Всё получилось так, как получилось. И то, что происходит со мной сейчас, прекрасно и правильно, — немного резковато ответила я. — Не жалею ни о чём.
Андрей, покормленный, сытый, довольный лежал в коляске и некоторое время с любопытством разглядывал собственные ручки, а потом как-то очень быстро уснул — такой спокойный у нас с Виктором ребёнок.
Только собралась и я немного полежать после трудов материнских праведных, вернулся с записи передачи муж. Я сорвалась в прихожую и обняла его. Простого прикосновения руки Виктора к моей коже, хотя оно было совершенно невинным, было достаточно, чтобы лишиться самообладания.
— Что больше хочешь: есть или…
— Или что? — Виктор засмеялся.
— Или этого, ну… — Я постеснялась назвать слово.
— Ты как маленькая. Секса, что ли?
— Да, уже ведь можно, после родов прошло достаточно времени, да и гинеколог разрешил, сказал, что у меня всё нормально.
— Можно! — Виктор радостно вздохнул. — Если не устала. А то могу и подождать, когда отдохнёшь. Год ждал и ещё могу несколько часов, я же не подросток, справлюсь как-нибудь.
— Хм-м-м, — обречённым голосом протянула я. — Ты меня разлюбил. Понятно. Конечно, я же не та стройная, симпатичная Ксюша, какой была год назад.
Виктор засмеялся, обнимая меня:
— Ты ещё лучше. Та Ксюша тебе в подмётки не годится. Как хорошо, что ты у меня другая, чем все эти куклы крашеные. Настоящая!
— Ага, настоящая, — засмеялась я. — Ты прав: волосы уже отросли и стали, как в детстве, обыкновенными блондинистыми, правда, немного потемнели.
Мне вдруг вспомнился тот наш разговор с Дариёй, когда мы мечтали услышать именно эти слова: как хорошо, что ты у меня есть, как хорошо, что ты у меня настоящая.
— Но ты меня не хочешь, — снова нахмурилась шутя.
Я бессовестно обманывала, потому что всегда, когда Виктор прижимал меня к себе, чувствовала: хочет, ещё как хочет.
— Так, хватит.
Он схватил меня в охапку и понёс в нашу спальню. Я с нетерпением ждала, пока муж торопливо стягивал с себя джинсы и футболку.
А потом были руки, губы, дрожащие пальцы, хриплые стоны, сплетённые ноги.
Мы двигались быстро, будто боялись куда-то не успеть, но вот ещё немного — и тела наши воспарили.
Мы в Раю, в нашем с ним Раю!
Через несколько мгновений я расслабилась, прижалась к Виктору всем телом, а голову пристроила на его груди. Как же хорошо, даже не знаю, как жить дальше, так же или ещё лучше!
— Знаешь, — прошептала я. — Не прошу тебя кричать под окнами «люблю», вставать на колени, заваливать цветами, дарить подарки. Всего-то прошу не лгать мне. Никогда.
Я понимала: есть вещи, которые он мне рассказывать не станет, просто потому что это его мужские дела. Есть проблемы, которые он решит сам, не посвящая в это свою жену, закрывая её и ребёнка от того, что им видеть и знать не нужно.
Я имела в виду другое: в отношениях необходима честность.
— Абсолютно с тобой согласен, — так же тихо прошептал в ответ Виктор. — Того же прошу от тебя, ведь мы — родные люди, всегда можем прийти к общему знаменателю в любом споре, решить любую проблему, только нужно быть уверенным в другом.
— Я люблю тебя! Очень сильно люблю, мой родной, единственный, дорогой!
— А уж как я тебя люблю, сейчас снова поймёшь это… — Виктор накрыл меня своим телом, и мы снова оказались там, в Раю.
— Боже, ты как будто только что из армии вернулся, — рассмеялась я.
— Так и есть, целый год ходил вокруг тебя, недотрога.
На днях снова отметился Доброкотов: решил посоветоваться по щекотливому вопросу:
— Ксюха, я решил взять опеку над ребёнком, — сказал он по телефону.
— Ого! — только и смогла ответить. — Неожиданное решение.
— Понимаешь, мне не вернуть уважения однопартийцев, если я не совершу вау какой поступок.
— А после того, как совершишь, что будешь делать с ребёнком?
— Воспитывать, конечно. Мы с Анжеликой Фёдоровной, моей нынешней подругой, решили пожениться.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Кто тот ребёнок, — я хотела сказать, тот несчастный, — которого вы хотите усыновить?
— Девочка, ей полгода, о ней ещё твой Виктор рассказывал в какой-то передаче. Которая брошенная матерью в роддоме.
Я нахмурилась:
— Должна тебя огорчить, Вадик, ту девочку уже забрали в семью.
— Да? Как жаль. Вот садовая я голова, надо было раньше подсуетиться. Не знаешь, кто счастливые родители?
— Мы с Виктором.
— Снова мстишь мне, Ксюха? — недовольно вставил Вадюша.
— Ты сам себе мстишь. Родного сына не хочешь воспитывать?
— Пацана, что ли, Иркиного? Так это ещё доказать надо, что я — отец. Да и помирился уже с ней Димка. Живут вместе.
Я знала об этом. Дима снова переломил себя и, вопреки доводам Женьки, вернулся к жене.
Подруга развела руками и перестала бороться с вопиющей несправедливостью, ибо это бесполезно: она считала, Дима действительно любит Ирку, поэтому будет прощать всё, что бы она ни совершила, жаль только, доблестное своё прозвище — ЮДП — в глазах окружающих он потерял навсегда.
Я думала иначе: может, Юрченко вернулся, потому что тоже когда-то изменил Ирке и отчасти почувствовал свою вину перед ней.
А, может, Дима живёт в семье ради ни в чём неповинного ребёнка.
Дария, глядя на меня, решила присмотреться к своему ближайшему окружению и, кажется, не прогадала — собирается замуж за друга детства.
Женя и Коля ждут прибавления в семействе, а Марина и Илья недавно отправились в свадебное путешествие. У Петра Алексеевича — отца брата и сестры Юрченко — тоже всё складывается весьма благополучно: Марина познакомила его со своей сестрой, вероятно, что-то и у них получится.
Все уже спали, а я думала о близких мне людях, прислушиваясь к спокойному дыханию Виктора, сопению Андрея и Юлии — той самой, оставленной в роддоме девочки, которую мы забрали из дома малютки, когда родители спустя полгода юридически были лишены родительских прав.
У дочки оказалась аллергия на хвостатых, потому котишку пришлось отправить в дом к родителям. Андрей долго искал своего четвероного друга, а потом я объяснила сыну, что Рудик женился и теперь живёт у бабушки.
Спят дорогие мои люди, а я думаю о том, как интересно устроена жизнь: я приехала больше года назад в Энск, чтобы отомстить Доброкотову, а едва не сделала хуже себе, ибо в этом разъедающем душу состоянии чуть не проглядела любовь истинную. И всё-таки я безмерно благодарна сбежавшему жениху, так вовремя от меня отказавшемуся, иначе бы не смогла найти своё счастье!
Иногда судьба ставит нас в такое положение, что поступить правильно — значит ошибиться, поэтому не судите строго пианиста, он играет, как может, а потом работает над ошибками и снова играет!