Метаморфоза

11 КАПО

— Тук-тук, тук-тук.

Эти слова вырвались изо рта моей жены. Мы ехали на велосипедах по тропинке на частном острове, и в некоторых местах рельеф местности был неровным. Это было впервые за все время, когда она что-то сказала. Почти всю поездку Марипоса напевала песню, которую поставила на повтор накануне вечером, а я разбирал слова. Она так делала. Похоже, ей нравились некоторые песни в целом, но некоторые из них она ставила на повтор, чтобы запомнить слова и действительно понять их смысл.

Марипоса бросила на меня взгляд на короткую долю секунды, а затем ее велосипед начал качаться, и мне пришлось поймать ее, пока она не упала. Жить - значит рисковать, мараться в грязи, и даже крови, но если я буду рядом, она получит опыт без шрамов.

Она остановилась, и я остановился. Мы находились под пологом деревьев, и сквозь просветы я мог видеть далекое море, набегающее на берег, все еще неспокойное после ночного шторма. На ней было светло-голубое платье и темно-коричневые сандалии. Моя жена приподняла подол платья, доведя его до бедер, и позволила воздуху коснуться ее ног.

Бабочка посмотрела на мою руку на своем велосипеде, а затем встретилась со мной взглядом.

— Ты должен сказать, «кто там», Капо.

— Кто там, — сказал я.

Ее глаза стали похожими на щелки, но затем она рассмеялась.

— Ты бы испортил тайминг опытного стендапера. — Она покачала головой. — Кактус.

— Кто кактус.

— Это должен был быть вопрос, но... неважно. Кактус звучит идеально!

Возможно, судя по выражению моего лица, она вздохнула.

— Катаемся на велосипедах, Капо, — сказала Марипоса, постукивая по рулю. — Мне все еще нужна практика. Кактус? В восторге? — Она покачала головой. — Тебе нужно чуть больше тук-туков, пока один не рассмешит тебя. Дядя Тито признался мне, что шутка не расколотит твою скорлупу. Нонно согласился.

— У меня найдется одна для тебя, — сказал я.

Ее глаза засияли.

— Я готова.

Я почти усмехнулся от выражения ее лица и того, как Марипоса это сказала. Она вела себя так, будто ей придется держаться за свой велосипед ради этого.

— Тук-тук.

— Кто там?

Я намеренно произнес это более низким голосом.

— А кого бы ты хотела видеть?

Выражение ее лица стало грустным, и это было так невинно, что я разразился смехом, который застрял у меня в горле, прежде чем я успел его прочистить. Она тоже рассмеялась. Громче и сильнее, чем я. Она не могла перевести дыхание. На секунду Марипоса взяла себя в руки, потом посмотрела на меня и снова начала.

Она подняла руку.

— Я в порядке, — с трудом выдавила Марипоса. — Но выражение твоего лица, когда ты это произносил... Я должна перестать думать об этом, или-или... — Марипоса пошла рядом с велосипедом, намеренно не глядя на меня, из ее уст то и дело вырывались взрывы смеха.

Я догнал ее через шаг или два, и мы шли бок о бок, тропинка была достаточно широкой. Свет пробивался сквозь деревья в некоторых местах и заставлял ее волосы блестеть, когда мы проходили под лучами.

Марипоса выглядела здоровой. Здоровее, чем я когда-либо видел ее. Кожа моей жены была скорее оливковой, чем загорелой, а ее светло-коричневые глаза были яркими и живыми. Она немного прибавила в весе, но еще не достаточно. Ее грудь и задница покачивались, особенно когда Марипоса наезжала на кочку. Это было чертовски гипнотичное зрелище, когда бросалось в глаза.

Она глубоко вздохнула и посмотрела на меня. Я усмехнулся. Марипоса тоже ухмыльнулась, но через секунду улыбка сошла с ее лица, и она повернулась лицом вперед.

— На самом деле у меня есть ответ на этот вопрос - но это тот человек, которого я не хотела бы видеть.

— Розария, — сказал я.

Розария была женой Рокко, но они придерживались принципа свободы в отношениях. Розария и ее сестра были в доме на острове, когда мы приехали. С ними были трое мужчин. Розария и ее сестра считались итальянскими оперными дивами, и через два дня у них был назначен концерт в Афинах. Розария утверждала, что она не знала, что мы решили воспользоваться домом на частном острове на несколько дней. Розария лгала, когда того хотела, и ей было глубоко плевать, кто об этом знает. Она говорила правду так же хорошо, как и ложь - безапелляционно и без паузы. Некоторые люди лгут, потому что боятся сказать правду. Она лгала, потому что знала, что большинство людей не станут ее за это осуждать. Ей нравилось играть в игры. Именно поэтому она и объявилась здесь.

Когда я положил руку на спину жены и начал направлять ее к двери, Розария остановила нас.

— Мы уже уезжаем, — сказала она. — Мы остановились только для того, чтобы осмотреться здесь.

Я не принадлежал к числу тех, кого забавлял ее бред. Я бы не стал находиться рядом с ней. Розарии было неведомо понятие личных границ, но она поняла, насколько узкими были мои границы, когда я повернулся, чтобы уйти с женой. Тогда ей пришлось уступить - для нее нет реакции хуже, чем плохая. И они готовились отплыть на своей частной яхте, когда мы вышли на тропинку.

Мы замолчали, и я снова начал думать о песне на повторе.

— Она смотрит на тебя, — сказала Марипоса. — И эта ее сестра тоже.

Мне потребовалась секунда, чтобы посмотреть на нее. Она прищурилась. Должно быть, почувствовала мой взгляд. Марипоса посмотрела на меня, затем секунду или две смотрела вперед, после чего снова встретилась со мной взглядом. Она остановилась, и я тоже.

— Мне это не нравится, — сказала моя жена. — Это выглядит так недвусмысленно.

— У нас есть договоренности, — произнес я.

— Ага, — сказала Марипоса надтреснуто. — В курсе.

— Помимо нашей договоренности, — сказал я, — она жена Рокко и она не в моем вкусе.

— А кто в твоем вкусе.

Я протянул руку и коснулся ее щеки. Марипоса была разгоряченной, как пламя, то ли от погоды, то ли от ее вспыльчивости.

— Ревнивое маленькое существо, которое любит пошутить.

Она улыбнулась.

— Такие неудачные шутки?

— Поставь велосипед к дереву, — сказал я, кивнув в сторону одного из деревьев.

Без колебаний моя бабочка так и сделала, а затем повернулась ко мне, подняв руки, как бы говоря... что теперь?

Усевшись обратно на велосипед, я поддержал его ногами и положил руку на углубление между рулями.

— Садись. — Прежде чем она успела что-то сказать, я сказал: — Мы уже решили проблему с твоей уни.

— Из твоих уст это звучит так... я даже не знаю...

— Ты ее так называешь.

У нее имелись названия практически для всего. Кто, блядь, знал, откуда они брались? Некоторые из них лежали на поверхности, но без сомнения, их происхождение брало начало из глубоких недр ее воображения.

Моя жена пожала плечами, то ли от моего комментария, то ли от того, что она сделала дальше. Это была загадка, которая принадлежала только ей. Я указал Марипосе направление, когда она взобралась на руль, повернувшись ко мне спиной и попой. Она положила свои руки поверх моих, как только удобнее устроилась. Я направил железного коня вверх, и она закричала! когда мы пролетали под пологом деревьев.

Ее смех, казалось, отдавался эхом, когда она немного расслабилась.

— Давай, Марипоса, — сказал я ей. — Раскинь руки.

Как только Марипоса почувствовала себя достаточно уверенно, медленно, сначала нерешительно, она раскрыла руки, как будто летела. Марипоса засмеялась, но на этот раз немного тише, почти так, как будто это предназначалось только для нее. Что-то, что она должна помнить, если когда-нибудь окажется там, где была раньше. Посреди битвы за свою жизнь.

Это было чертовски душераздирающе.

Я не мог обещать ей этого. Жизнь непредсказуема, особенно та жизнь, которую вел я, и самое большее, в чем я мог поклясться, это то, что о ней всегда позаботятся, если со мной что-то случится, в плане денег.

Когда деревья расступились и лес выплюнул нас, мы увидели Розарию вдалеке, недалеко от дома. Она держала в руке свой телефон, нацелившись на нас, и когда мы были достаточно близко, она опустила его.

Несколько мгновений спустя Марипоса получила текстовое сообщение, и огромная улыбка озарила ее лицо, когда она проверила его. Она показала его мне: мы вдвоем выходим из леса, бабочка передо мной учится жить - как использовать эти растущие крылья.

Розария кивнула мне, и я кивнул в ответ. Затем она и ее сестра, а также трое сопровождавших их мужчин, поднялись на борт своей яхты.

— Что теперь, Капо? — У Марипосы перехватило дыхание.

— Переоденься, — сказал я, кивнув в сторону дома. — Сегодня мы поужинаем над водой.