Звонок застал меня в баре. Вечером, после работы две хорошеньких таечки лакировали и без того блестящие части моего тела проворными язычками.
Одна из них знала мои привычки и учила вторую, как надо действовать, чтобы мне нравилось. Она то ускоряла напарницу, то замедляла движения ее головы, то присоединялась к процессу. Я почти не вмешивался, иногда только, играя ударял обоих по губам.
Они хихикали и принимались вновь жадно исполнять свою работу.
Было хорошо, и я не сдерживал их. Глядя их волосы своими руками.
Раздался телефонный звонок. В этот момент я оставил только срочные звонки, и мне могла позвонить только Акари, Ямамото, доктор или Юкио-сан.
Я не посмотрел на телефон и сразу ответил. Это был доктор. Он сообщал мне, что у Мэй отошли воды и ближайшие часы она должна родить. Это было высшее наслаждение и девочки получили желаемое. Не знаю, удивился ли он, услышав мое протяжное «О-о-о!» в телефон. Но думаю, он не удивился, ведь реакция отцов может быть разная. И, наверняка, он слышал и не такое. Девочки сглотнули. Вытерли мой флаг и приготовились снова начать свои «грязные танцы». Но я остановил их. И не скупясь выдал щедрые чаевые. Они встали, поблагодарили меня и вышли.
Я зашел в ванную, скрытую за панелью кабинки. Включил воду и залез под прохладный душ.
Эмоции переполняли меня, и я вымылся, почти не думая о процессе.
Размеренно вытерся и аккуратно, чуть сдерживая себя, оделся.
Но ехал я быстро, я спешил в больницу, к моей Мэй.
Я почти не думал, но Акари я позвонил и сказал, что буду поздно, либо вообще не смогу быть. Последние дни я задерживался, но всегда ночевал дома.
Я набрал Ямамото и приказал, чтобы она направила лучший букет в больницу. И на наш домашний адрес с Акари. Она кивнула и голос ее был уставшим.
Букет уже ждал меня на первом этаже, как только я приехал.
Я поднялся на лифте. Но в операционную меня не пустили. Мэй долго мучительно, тужилась, и врачи консультировались по поводу Кесарева сечения.
Решение было принято, и ей сделали эпидуральное обезболивание. И начали операцию.
Я мерил больничный коридор ногами. Считал плитки и ждал. Я не мог ничем помочь и это было самым волнительным.
Минуты для меня тянулись годами.
И вот из-за закрытой двери, я услышал громкий крик. Это родился мой ребенок.
Мой малыш, или малышка.
Через мгновенье я открыл дверь и увидел сестру, державшую маленький комочек плоти.
Доктор позволил мне пройти. Я помнил белое, измученное лицо Мэй и мне показали маленькое тельце моего сына.
На руки мне его взять не позволили. Роды произошли чуть раньше срока, и он был слаб.
Мэй показали малыша тоже. Я поцеловал ее, что-то говорил и малыша отвезли в отделение для новорожденных. Саму Мэй отвезли в палату. Я сопровождал ее, пока ее на положили на кровать. Я оправил ей волосы и поцеловал.
Она бредила и называла меня, то Минато, то Харуто.
С Харуто она говорила об их первом знакомстве, о первой близости и о планах завести малыша.
Со мной она вспоминала студенческие годы и называла «дружочек».
Такое впечатление было, что она не помнит ни последнего года своей жизни, ни то, что они с Харуто расстались, ни моих к ней чувств, ни нашей близости. Ее память словно фитиль свечи, колебалась на ветру и не могла осветить все пространство ее памяти. Я не остался с ней и поехал домой к Акари.
Акари ждала меня и не спала. Она поблагодарила меня за букет. Сказала , что я расточителен, поскольку беру цветы у Ямамото, самой дорогой флористки Токио.
И это было бы правдой, букеты ее отличались изяществом и красотой и были бы дороги даже для меня. Но я владел половиной бизнеса, и это была неплохой кешбек.
И пока я ел ужин, Акари говорила о курсах подготовки к родам, своем волнении, и переживаниях по поводу них. Я слушал, говорил ответы и улыбался. Я любил Акари, а у нее светилось лицо и глаза. Поскольку она была любима. И я любил ее.
Мы мило говорили. Сложили посуду в посудомойку, и легли спать.
Проснулся я до рассвета. Мой телефон сигналил о сообщении, пришедшем мне только что.
Писал Юкио-сан. Я должен был ехать срочно в аэропорт. В Африке произошла большая беда.
Я легонько коснулся Акари губами, поцеловал ее щеку. Она сказала «Минато, милый» и аккуратно, чтобы не повредить малышу, притянула меня к себе. Я обнял ее и сказал, чтобы она не переживала. Меня вызывают на работу по срочному делу. Она не хотела меня отпускать и была нежна. Срок у нее был большой, но ее желание было сильнее, и мы воспользовались альтернативным вариантом.
Лежа на боку, я аккуратно ввел и начал приятные нам обоим действия. Она чуть убыстрила темп, и мы оба почувствовали себя лучше чем до этого.
Я успевал в душ. Побрился. Надел костюм и ровно в 4.45 стоял на полосе около самолета.
Пустой город я проскочил быстро. Ранним утром, или вернее поздно ночью пробок не было и дорога вела меня к закрытому терминалу. У меня был пропуск и меня пропустили, проверив его и машину.
Юкио-сан осунулся. Последние дни он сильно болел и его мучали боли. Я знал это. Мама общалась с тетей и мне были переданы сведения о его здоровье.
Но Юкио-сан не подавал виду и бодрился.
Мы летели на двух самолетах. На первом были мы, служба безопасности и ребята из Канцелярии Премьер Министра.
На второй самолет грузились военные. Это были отличные американские наемники. Которые должны были нас защищать. Небо было ясное, и мы полетели. Я не спал, изучая документы.
Моего «брата» по отдыху в тайной комнате вчера застрелили в собственной ванной. Вместе с ним погибла его третья жена. Дочь вождя одного из равнинных кланов. Клан был не большой, но держал под контролем несколько важных источников нефти и воды. В условиях пустыни, второе, пожалуй, было важнее.
Глава клана, отец убитой узнал о смерти дочери, зятя-Президента и поднял своих соплеменников.
Пользуясь внутренней враждой, в страну начали просачиваться солдаты сопредельной страны. Они грабили деревни и убивали людей.
Надо было срочно реагировать. И самолеты летели в воздухе.
Я должен был быть посредником на встрече вождя и начавшей управлять страной женой Президента Аишей. Аиша была первой, старшей женой и управительницей его гарема и сейчас хотела продолжать править страной до появления наследника.
Я отметил, что Аиша беременна и скоро должна родить ребенка. В дело были вшиты результаты УЗИ и я видел, что она ждет мальчика.
Самолеты подлетали к континенту. Он был темен, а небо за ними светлело и складывалось ощущение, что мы несем с собой свет.
Наш самолет заходил на посадку, озаренный с левого борта солнечным, недоступным земле светом. Самолет с военными должен был сесть после них. Я любовался золотыми облаками, и не вдалеке, видел кружащий самолет. Наш борт начал спускаться, но тут небо озарила красная вспышка, и наш самолет чуть содрогнулся от ударной волны. Пилоты выправили курс, но вместо второй железной птицы, я увидел горящие, падающие части самолета, разделенного на две части.
Я видел падающих, горящих людей. Падающие ящики с вооружением.
Пилоты ускорили посадку. Меня трясло. Впрочем, дрожь была не моя, внутренняя, а дрожь самолета.
Я вжался в сиденье. Пилоты ускорили приземление. Самолет трясло. Юкио-сан стало плохо. И я закрыл глаза. Я представил Мэй, я представил себя. Я представил их вместе. Представил нашу встречу. Представил, как я захожу в родильный дом. Меня встречает Мэй. Она в моих мечтах выглядела такой красивой, такой юной, как тогда, когда я первый раз ее встретил.
Она подходила, давала мне моего сына, и я целовал ее в ответ.
Колеса самолета коснулись земли, и самолет со скрежетом начал тормозить. Меня отшвырнуло вперед, и я ударился головой о сиденье. Удар был чувствительным, но не опасным.
С улицы был слышен рев сирен и грохот работы системы ПВО.
Наконец самолет сел и милая проводница, на которую я смотрел и обязательно бы познакомился, не будь сбит второй самолет, подошла и поинтересовалась моим состоянием.
Я достал купюру. Там был мой телефон и надпись «Позвони!». И протянул ей. Она приняла ее, зарделась и чуть кивнула.
Этот самолет ждал нас, и вероятно, экипаж жил бы рядом с нами в доме Корпорации.
У бортпроводницы были длинные ноги и стройная фигура.
Она отошла от меня и я чувствовал запах ее духов.
Из самолета надо было выходить и мы сделали это по старшинству. К трапу были подогнаны автомобили и мы сели в них. Юкио-сан выглядел не важно и присланный врач сделал ему укол.
Мы неслись быстро, и как в первый раз моего приезда нас сопровождали выстрелы.
У дворца нас не проверяли, и мы въехали без препятствий.
Нас провели по коридорам дворца и привели в Зал Заседаний. Огромная комната, выполненная в арабском стиле резных кружев и золота.
За белым с золотой же окантовкой столом, в самом дальнем краю его сидела хрупкая женщина. Это был Аиша. Первая, Главная жена Президента, будущая мать, будущего наследника. Позади ее стояло двое вооруженных охранников. Она была в черной, траурной одежде, которая закрывала ее волосы.
Позади стояли одетые в костюмы белые охранники. Я знал кто они, лучшие солдаты удачи из Штатов. Контракт у них был астрономический, но Корпорация платила.
Аиша без улыбки приветствовала нас, и начались переговоры.
Они были тяжелыми. Она хотела тех же условий, что мы давали ее мужу. Мы просили их пересмотра в нашу пользу. У нее была поддержка ее семьи, семьи ее убитого мужа, но не было поддержки почти половины страны и была открытая вражда клана третьей жены.
Мы торговались, и она согласилась на наши условия. Выхода у нее не было. Она встала. И отпустила делегацию. Меня попросила остаться и Юкио-сан кивнул.
Она подошла ко мне и пригласила на экскурсию.
Я кивнул и пошел за ней. Она передвигалась осторожным, утиным шагом женщины на последнем сроке беременности.
Я шел рядом с ней, и запах был знакомый. Тот запах, с которым она пришла тогда ко мне, почти девять месяцев назад.
Мы шли по коридору, и подошли к лифту. Охрана вызвала лифт, и мы спустились вниз в подвалы.
Лифт открылся и Аиша повела меня к игровой комнате. Она шла медленно. И остановилась перед одной из камер. Там, за тяжелой решеткой сидело два скелета и лишь по их костюмчикам я узнал «девочек из игровой».
Аиша кивнула мне на них. Спросила, узнал ли я их. Я кивнул.
Она усмехнулась. Один из скелетов протянул ко мне руку, и я вздрогнул. Аиша поняла это движение как страх, но это было всего лишь чувство брезгливости. В соседних камерах тоже сидели люди, но Аиша не останавливалась.
Она открыла дверь в игровую.
Теперь там не было бара. Не было игровых автоматов, а была подготовлена родильная палата со всем необходимым.
Аиша повернулась ко мне и рассказала, как ее огорчали постоянные измены мужа, постоянная его тяга к игре. Его дружки и их вечные пьянки. Она рассказывала, как пытала тех девушек. Включила телевизор и на экране замелькали кадры моего, нашего с Президентом отдыха.
Мелькало женское лицо, и она комментировала, что она с ней сделала.
Мелькала другое, и шел подробный рассказ.
Она рассказывала в деталях и столб боли и ненависти шел отсюда, из под земли к небу.
А потом она просто и без затей рассказала историю смерти ее мужа.
Он спустился сюда, в игровую вместе со своей третьей женой. Та была не против участвовать в его играх. Вдвоем, втроем, впятером. И он играл с ней и со всеми ими.
А потом, она услышала разговор, он нажала на кнопку.
Президент лежал с джойстиком в руке. На его груди лежала прелестная коричневая девушка. Она говорила и Аиша переводила:
«Твоя Аиша скучна. Давай убьем ее. И я рожу тебе принца. Это будет принц принцев».
И Президент смеялся над ее словами. Потом она села на него верхом и скакала, повторяя слова «Аиша должна умереть», пока он не воскликнул «Да».
Аиша выключила телевизор. Рассказала, как убила сначала его. А потом резала по кусочкам змею.
Я стоял и не мог понять, почему она это все мне говорит. Она заметила это. Подошла ко мне и взяла мою руку. Положила ее на живот и сказала:
«Минато. Это твой ребенок. Твой. Не его.»
Я уже слышал недавно такие слова как минимум от двух женщин и не был удивлен.
Отсутствие как радости, так и удивления всколыхнуло в ее глазах муть гнева.
Она с яростью оттолкнула мою руку. Я полу склонился над ней и сказал: «Аиша, я рад за нас, но что я должен делать?».
Она фыркнула и ноздри ее раздувались, как у дикой лошади в долинах ее родных предгорий.
Она отдышалась. И сказала:
- Все, что от тебя требуется, это быть со мной, - увидев мои сомнения добавила, - пока я не рожу.
Я кивнул, ибо выполнить ее просьбу было в моей власти. Она чуть покачнулась. Схватилась за живот и прошептала: «Кнопка».
Она начала терять сознание и я увидел кнопку с надписью «Доктор». Нажал на нее.
Все закрутилось почти внезапно. Раскрылась дверь и в нее вошли врачи. Они привели Аишу в чувство и разместили в кресло для родов.
Провели обследование. И решили, что нужно срочно кесарить. Главный врач, неуловимо похожий на доктора из моей больницы, позвонил и согласовал это с Премьер-министром и по совместительству с дядей Аиши.
В похожести не было ничего удивительного. Это были два известных японских акушера. Два двоюродных брата.
А про меня как будто забыли. Сделали укол в спину. Продезинфицировали место надреза на животе. Подготовили инструменты и начали делать надрез.
Кровь выступила на коричневой поверхности живота. Они вскрывали, мягко разрезали ткани, стараясь не повредить никакие важные ни нервы, ни кровеносные сосуды. Я видел, как они вскрыли околоплодную сумку, плаценту и начали извлекать малыша.
Он показался весь в выделениях, но что сразу бросилось в глаза, он был намного белее чем мать.
Это был второй мой сын за неполные двое суток.
Я почувствовал усталость. Но и радость там была. Врачи очистили дыхательные пути. Умелые руки перерезали пуповину и шлепок по попе заставил человечка криком оповестить о своем появлении. Я никогда не видел родов, но про себя отметил, что человек осознает этот мир через боль.
И через крик мир узнает о нем.
Доктор зашивал ткани Аиши. Я подошел к ней и протянул руку. Она взяла в руку мою.
Она попросила малыша. И ей его показали. Малыш осваивался в мире и его положили на грудь матери.
Я машинально заметил, как она выросла, налилась соком и стала поистине шикарной. Хотя до этого она была просто красивой.
Внутри меня зашевелилось желание. Я вновь хотел обладать этой роскошной женщиной и Аиша почувствовала это, и положила мою руку рядом с сыном.
Я чествовал ее огромный сосок и сжал его. Она не убирала руку. Но нас прервали. Аишу следовало помыть и переодеть. Младенца тоже. Надо было одеть.
Аиша встала и ее огромные бедра и груди были подобны статуям матери-земли древних народов.
Она сама воплощала эту необузданную жажду жизни и сама была матерью. Я отшатнулся. Потому что она была прекрасна.
Испачканная в крови, но стоящая на ногах, как подобие тысяч, миллионов женщин всей нашей Земли.
Ее проводили в душ. Переодели в черное, закрытое, свободного покроя платье.
Она взглянула на малыша. На меня, и сказала, что нам пора идти. По полу за ней тянулся каплями кровавый след, но она шла не чувствуя боли. За дверьми и наверху ее ждал Совет, на котором она должна была объявить всему миру, народу и этим жестким людям о наших договоренностях. Своей нежной рукой, она должна была взять вожжи и гнать свою страну вдаль в светлое будущее. Туда, куда их направляет Корпорация.
Она дошла и сел в свой трон. И произнесла свою речь. Эту речь транслировали по всей стране. Это был сплав воли, материнства и такой страсти, против которой были слабы и сталь и люди. Особенно если за ней стояла сила вооруженных мужчин.
Вся страна стала ее.
А отца третьей жены ей выдали его же дети. И труп его висел, висел около ворот дворца. По крайней мере пока я был там. Страна выплатила и ущерб за сбитый самолет.
Клан третьей жены выплатил в свою очередь сумму, второе превышавшую, выплаченную Корпорации.
Но это меня не касалось. Аиша начинала править и я должен был быть с ней.