Мезонин поэта

СЧАСТЛИВОЕ МЕЛИХОВО

«Красные ворота, широкий двор, низкие постройки… Расстилается луг. Влево — купа деревьев, прямая, как ремень, березовая аллея… «Какой наивный двор», — писал о нем Чехов. И правда, что-то милое в этих невысоких амбарах, строениях, конюшнях. Поражает изобилие изгородей, заборов, перегородок, плетней… Направо — одноэтажный, с затейливыми окнами дом с большой террасой, крытым переходом, соединяющим главное здание с пристройкой-кухней… Флигель — это тот самый маленький домик в саду, выстроенный самим Чеховым, в котором он жил и работал. Здесь написана «Чайка».

…Идем к дому. Навстречу выбежали две таксы… Точь-в-точь Хина и Бром… И казалось таким естественным, что вот сейчас выйдет и сам Антон Павлович и скажет, притворно сердясь на собак: «Хотите, подарю пса? Вы не поверите, до чего глупая собака!»

Но Чехов не выйдет… И собаки эти уже не те, и уже в доме не так, как было когда-то. Из вещей Антона Павловича остались здесь рояль да письменный стол, вот и все. Остальное вывезено в Ялту».

Таким увидели Мелихово накануне первой мировой войны поэт И. Белоусов и литературовед Ю. Соболев. Управлял тогда имением местный крестьянин Прокофий Симанов, тот, что был при Чехове здешним старостой и близким доверенным лицом во всех хозяйственных и общественных начинаниях писателя, а впоследствии — ревностным хранителем его памяти. Он и показывал прибывшим «чеховские владения». Их очерк, напечатанный в 1918 году в книжке «По родным местам», — первое описание Мелихова, появившееся после Октябрьской революции.

Скромное имение это в Серпуховском уезде Антон Павлович купил по объявлению в газете, не глядя, зимой 1892 года, вернувшись из своей героической поездки на Сахалин. После всего увиденного в путешествии им овладела жажда перемены обстановки. «Если я врач, мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке с мангустом».

Из семи мелиховских лет две осени были отданы самоотверженной борьбе с холерой. Пять холерных бараков и два медицинских пункта организовал доктор Чехов на своем участке. В каждом медицинском пункте — в Крюкове (там теперь открыт филиал музея) и в Угрюмове — принимал больных дважды в неделю. Дома, в Мелихове, — ежедневно, с 5 до 9 часов утра. Более тысячи больных за два месяца!

Едва отступила холера, занялся устройством сельских школ (в двух сохранившихся — в самом Мелихове и в Новоселках — также филиалы музея). С этого времени учитель делается непременным действующим лицом многих чеховских рассказов. Жалоба задавленного нуждой талежского учителя прозвучит в «Чайке». По своей инициативе, на свои деньги писатель строит в Талеже школу, описывая все тяготы строительства в повести «Моя жизнь». При этом он избегал упоминать, что за строительство Талежской школы был награжден орденом Станислава III степени. Новоселковскую школу Чехов строил в период обострения туберкулезного процесса, когда жизнь его буквально висела на волоске. А он еще шутил, что для содержания семьи ему достаточно трети гонораров, все же остальное требуется для оправдания «литературных привычек», в число которых Антон Павлович, помимо школ, включал и прокладку дороги от станции Лопасня, и открытие на станции почтового отделения, и возведение колокольни, пожарного сарая, и постоянную помощь крестьянам.

Молчаливыми свидетелями подлинных его литературных привычек были лишь неразлучный письменный стол и стены рабочего кабинета, где в эти годы создавался цикл шедевров на крестьянские темы: «Мужики», «Новая дача», «По делам службы», «В овраге». Брат писателя, М. П. Чехов, указывал, что на каждой их странице «сквозят мелиховские картины и персонажи». А «Дядя Ваня», «Палата № 6», «Остров Сахалин»!.. Все они тоже «мелиховские».

Устав, Антон Павлович выходил в соседнюю гостиную и, тихо прислонившись к двери, слушал, как поет под аккомпанемент кто-нибудь из гостей. Вечерами пламя керосиновых ламп освещало в маленькой гостиной матово поблескивающий бок рояля, точеный подбородок Лики Мизиновой и изможденный лоб Левитана. Пристроившись рядом с ним, Мария Павловна делала карандашом быстрые наброски собравшихся. А Павел Егорович настойчиво предлагал им отведать собственных разносолов, благо в Мелихове Чеховы впервые начали вести натуральное хозяйство, и душой его опять-таки являлся Антон Павлович, страшно гордившийся своим диковинным огородом «Юг Франции»…

Счастливый дом — так отзывались о мелиховской усадьбе те, кому довелось побывать здесь. Сюда добирались по бездорожью знаменитые столичные художники, артисты, поэты. Отсюда Чехов отправил более двух тысяч писем.

Он расстался с Мелиховым не по своей воле, но по настоянию врачей и рвался к нему из опостылевшей Ялты, с нежностью вспоминал о нем в предсмертные баденвейлеровские часы. Оттого-то, быть может, этот тихий уголок подмосковной земли олицетворяет для нас живой облик Чехова.

«Подвижники нужны, как солнце», — говорил Антон Павлович, и слова эти с полным правом можно отнести к небольшому отряду работников музея-заповедника во главе с Юрием Константиновичем Авдеевым, на протяжении десятилетий неустанно возвращающих нам чеховскую первозданность Мелихова.

…Юрий Константинович осторожно разглаживает ладонью пожелтевшие листы первых описей чеховских реликвий, которые были составлены под диктовку Симанова для комиссии по охране памятников старшим учителем мелиховской народной школы А. Грачевым. Это ему, временному хранителю вещей, вручили 28 мая 1919 года первую охранную грамоту на будущие музейные экспонаты — значительно более раннюю, чем на аналогичные вещи в Москве, Ялте, Таганроге.

Давно нет в живых первых хранителей и собирателей чеховского мемориала, но вещи пережили людей, обрели новую жизнь и обросли легендами. В 1960 году из районной больницы имени А. П. Чехова переехали в музей буфет, фарфоровый таз и стерилизатор, которые поступили в больницу из Мелихова в 1918 году. Совсем недавно при оборудовании филиала музея — «Медицинский пункт доктора Чехова» в Крюкове из той же больницы получено пять кресел, обитых кожей, и стоячая вешалка. Архивные документы подтвердили их принадлежность чеховскому дому. Пролежавшие более шестидесяти лет в архиве сопроводительные описи стали метриками, по которым хранители фондов музея заполняют теперь научные паспорта, превращающие эти непритязательные, казалось бы, предметы домашнего обихода в бесценные экспонаты. Жизнь им предстоит долгая…

Вообще история создания Мелиховского музея-заповедника примечательная.

Вот волнующий документ: «…Мы, члены сельскохозяйственной артели с. Мелихова, решили ходатайствовать перед районными и областными организациями о реставрации флигеля и усадьбы Чехова в Мелихове, закупив и изготовив для этой цели строительный материал… Учитывая огромные заслуги Чехова перед крестьянами с. Мелихова в деле народного образования, мы просим райисполком и Мособлисполком присвоить имя Чехова мелиховской начальной школе, выстроенной на средства А. П. Чехова и М. П. Чеховой, повесить мемориальные доски на флигеле, в котором работал и жил Чехов, и на школе. Просим Лопасненский райисполком и Мособлисполком присвоить имя Чехова мелиховской сельскохозяйственной артели».

30.1.40 г.

До конца войны оставалось еще полтора года, когда в Мелихово был командирован демобилизованный по ранению Петр Иванович Ванаг. Он завязал переписку с Марией Павловной Чеховой, бессменной хранительницей ялтинского Дома-музея писателя. «Уважаемая Мария Павловна, — писал он. — Осенью 43-го года при крайне тяжелых условиях военного времени я и моя жена-педагог приступили к организации музея и библиотеки Антона Павловича в Мелихове… При содействии самой широкой советской общественности уже к 1 января 1944 года мне удалось привести в порядок парк и открыть во флигеле… музей, а в большом доме, перенесенном с усадьбы на другое место, перестроенном, библиотеку-читальню…»

Завершить создание музейной экспозиции Ванаг не успел. Обострилась болезнь, полученная на фронте. Вскоре он умер. Первая выставка «Чехов в Мелихове» открылась в 1950 году. Ни одного подлинного экспоната на ней не было, только фотокопии. Супругов Ванаг сменили Авдеевы, чтобы продолжить все начатое ими и поставить Мелихово в один ряд с Ясной Поляной, Спасским-Лутовиновом, Михайловским…

Знаменательное совпадение. Именно через Пушкиногорье шел Юрий Константинович к Чехову. Фронтовым художником попал он туда со своей частью зимой сорок четвертого. Ступая след в след за саперами, разминировавшими могилу Пушкина, его дом, видел пепел Михайловского и рисовал все, что видел.

Вчерашние фронтовики поднимали из руин памятники Отечества, «животворящие святыни» нашей духовной культуры. На усадьбе в Мелихове вновь застучали топоры — начиналось восстановление чеховского дома там, где он стоял когда-то.

— Главный архитектор реставрационной мастерской института «Моспроект» Афанасий Александрович Афанасьев обследовал каждый квадратный метр площади бывшей усадьбы, даже резные карнизы, уцелевшие в некоторых избах, — рассказывает Ю. К. Авдеев. — Затем провели раскопки фундамента дома и печей. Циркулем вымерялись каждая деталь окна, каждый лист кровельного железа, порог террасы, и все вычерчивалось на отдельных планшетах. Работа оказалась настолько трудоемкой, что, кроме нас с Любовью Яковлевной, в ней стали принимать участие старшие дети архитектора, а их у него было одиннадцать человек…

К созданию музея мы привлекли также художника С. М. Чехова, племянника писателя. С помощью Марии Павловны он сделал планы дома, усадьбы и всего имения. Сами собой распределились роли в чеховской семье. Сестра Антона Павловича «царствовала» в Ялте. Вдова, Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, шефствовала над его московским музеем. Ну а Сергей Михайлович посвятил себя Мелихову.

Архитектор Афанасьев умер, не завершив строительства основного дома. Трудности наваливались со всех сторон. Где теперь, например, возьмешь изразцы для голландских печей, а мы к тому же искали местные, изготовленные в Серпухове, в мастерской Ватутина. Нам повезло: ломали печи в особняках серпуховского знакомого Чехова — Троицкого. Материал был обеспечен, включая медные отдушины, чугунные заслонки. Отыскался и печник, в совершенстве владевший этим теперь уже забытым ремеслом.

Приступили и к поиску рассеянных по округе мемориальных вещей. В деревне Чирково жили бывшие учительницы Талежской школы сестры Бочковы. В архиве Чехова имелось только одно их письмо к писателю, личного знакомства между ними так и не произошло. Поэтому от встречи со старушками не приходилось ждать ничего особенного. Тем не менее Юрий Константинович отправился за шесть верст в Чирково.

Добрался к сестрам уже ночью, до нитки вымокший под дождем. Разговорились. «Кое-что осталось у нас на память», — неожиданно сообщили женщины и принесли книгу стихотворений С. Дрожжина с надписью в правом верхнем углу титульного листа: «Антон Чехов». «Это Антон Павлович в библиотеку школьную подарил… А вот вам визитная карточка», — простой прямоугольный кусочек картона и на нем четко в две строчки: «Антон Павлович Чехов».

Визитная карточка легла на зеленое сукно письменного стола, и Чехов как бы вновь стал хозяином мелиховской усадьбы. С тех пор все здесь подчинено его вкусам и желаниям.

А сам стол! У него своя эпопея. И Авдеевы в ней не последние действующие лица. Чехов привыкал к вещам» умел за ними ухаживать и не любил с ними расставаться. Стол же значил для него особенно много.

5 марта 1889 года, из письма А. А. Суворину: «…Меня захватило, и я почти не отхожу от стола. Между прочим, я купил себе новый стол». То был первый письменный стол, приобретенный писателем по собственному вкусу. С ним он переехал в 1891 году на Малую Дмитровку, а в 1892 году — в Мелихово. Там стол путешествовал из комнаты в комнату, из дома во флигель и обратно, пока в 1899 году не отправился следом за хозяином в Ялту.

А. П. Чехов — М. О. Меньшикову 20 октября 1899 года: «Теперь у меня перестали стучать, стол мой на своем месте, и я могу работать». Брат писателя Михаил Павлович отмечает, что за этим столом, перевезенным из Мелихова, созданы все лучшие чеховские произведения с 1892 по 1899 год включительно. Новый стол, посланный, по сообщению Марии Павловны, в Ялту из Москвы 5 мая 1900 года, понадобился, очевидно, потому, что более подходил интерьеру просторного, недавно отстроенного дома, в котором не хватало мебели. Когда Чехов приезжал по делам из Ялты в Москву, он и там хотел иметь только свой, а не чужой, взятый напрокат письменный стол.

Ныне мелиховский стол вернулся на прежнее законное место, и если говорить о подлинных вещах Антона Павловича, их культурной ценности и эмоциональном воздействии на посетителей музея, то главным экспонатом, безусловно, является этот неповторимый письменный стол, служивший Чехову почти 12 из 25 лет его литературной деятельности…

«Не будьте педантами! Создавайте чеховское настроение» — этими словами напутствовала Мария Павловна чету Авдеевых, приехавшую к ней за консультацией. Напутствовать напутствовала, но и одарила щедро. Из Ялты они увозили целую экспозицию. Со станции в Мелихово шли пешком (дороги еще не было, транспорта тоже). На салазках тащили тяжеленный чемодан, а в рюкзаке за плечами — гипсовые слепки, служившие в мелиховские годы МаПа (так шутливо звали Марию Павловну близкие) наглядными пособиями для занятий рисунком. «Черт знает, какие Чеховы все талантливые», — говорил Левитан, глядя на ее работы.

Первый дар хранительницы Ялтинского дома-музея писателя был приурочен к музейной премьере в Мелихове. 15 июля 1954 года по решению Всемирного Совета Мира и ЮНЕСКО широко отмечалось 50-летие со дня смерти А. П. Чехова. В этот день у ворот усадьбы, на большой поляне, окаймленной тенистыми вязами, прямо на земле расположились колхозники и молодежь из соседних сел. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР Лопасненский район был переименован в Чеховский, а рабочий поселок Лопасня — в город Чехов. Тот год можно считать началом популярности Мелихова.

Начались и подарки новому музею. Первой явилась на свет корзина, с которой Антон Павлович ездил на Сахалин. Ольге Леонардовне обшитая кожей корзина приглянулась, и актриса брала ее в дальние заграничные вояжи.

В своих воспоминаниях вдова Чехова писала: «Три чудесных весенних солнечных дня провела я в Мелихове… Все там дышало уютом, простой здоровой жизнью… Антон Павлович, такой радостный, веселый… показывал свои «владения»: пруд с карасями, которыми гордился… огород, цветник. Он очень любил все, что дает земля…» Второй раз Ольга Леонардовна навестила Мелихово в августе 1957 года. «У меня нет слов от воспоминаний», — записала она в книге отзывов. И прибавила: «Антон Павлович был бы доволен…»

Прошли годы. Давно восстановлен и успел состариться мелиховский дом. В него переселились от ближайших родственников писателя вначале сотни, а потом тысячи семейных реликвий. Более трех миллионов посетителей побывало здесь за 30 лет. Возрожденное Мелихово превратилось в традиционное место паломничества кинематографистов, литераторов, ученых. А неутомимая чета подвижников со своими верными помощниками по-прежнему благоустраивает усадьбу, открывает новые филиалы, охотится за новыми экспонатами.

Вот и сейчас в московской квартире внучатого племянника Чехова, где мы очередной раз беседуем, Юрий Константинович и Любовь Яковлевна бережно перебирают давно присмотренные ими рукописные материалы, которые вскоре составят часть фондовых поступлений музея.

Между прочим, среди его мемориальных экспонатов не только вещи, но и растения. И едва ли не интереснейшее — сахалинская гречиха, подаренная Чехову архитектором Ф. О. Шехтелем. Тогда сто семян сахалинской гречихи продавали за четыре рубля (дойная корова стоила немногим больше). Сколько трудов положили Авдеевы, чтобы она снова зацвела на усадьбе вместе с любимым чеховским огородом, собственноручно посаженными им берлинскими тополями, кольцом вязов на поляне и массой цветов тех самых сортов, о которых Антон Павлович и его сестра рассказывают в письмах.

Мелкий осенний дождь зарядил с утра и шел весь день не переставая. Он обволакивал влажным пологом листву в мелиховских аллеях, лоснил кожаный верх старой пролетки, сплетая круги на темной глади укромного пруда. А люди, очень много людей, местных и приехавших издалека, растекались по узким дорожкам усадьбы от призывно поскрипывающего половицами одноэтажного деревянного дома к флигелю «Чайки». И торжественные музыканты в мокрых фраках встречали их у бронзового бюста писателя…

Суббота середины сентября не связана с какой-то датой жизни Чехова. И тем не менее отныне это — Чеховский праздник.

Но почему именно сентябрь? Просто осенью Антон Павлович обычно бывал дома, в Мелихове, — возился в саду, лечил крестьян, строил школы, писал.

— А какая пора здесь самая лучшая? — спрашиваю я у Авдеевых. Они переглядываются и улыбаются.

— Лучшее время года у нас апрель и май, когда распускаются леса. Это слова Чехова, — говорит Юрий Константинович. — Лето пышное, красивое, множество цветов, деревья гнутся под тяжестью плодов. Тоже хорошо! Осень слегка грустная, с яркими кленами, с золотящимся вдали лесом. Красиво, аж дух захватывает… А еще лучше зима. Чехов в первые дни после переезда в Мелихово писал: «…снег, голые деревья, а представьте себе, скуки нет. Сегодня я гулял в поле по снегу, кругом не было ни души, и мне казалось, что я гуляю по луне».

— Космическое какое-то ощущение, — продолжает Ю. К. Авдеев. — Чистота идеальная в природе. В Москве никогда вы такого снега не увидите. И птицы все равно голос подают. Ворон у нас столетний, наверно, во дворе живет и все «ка-р-р» с верхушки, «ка-р-р». Синицы кругом, чижи огромными стаями вьются… Тоже ни с чем не сравнимая пора. Так что все времена года в Мелихове хороши, все чеховские…