Мгла над Гретли

4

На следующий день я отправился на завод Белтон-Смита. Робсон, генеральный директор, на имя которого Хичэм написал мне рекомендательное письмо, ещё не приходил. Пришлось долго ждать, прежде чем мне удалось увидеть молодого человека по имени Пирсон. Моим делом он нисколько не интересовался, и, право, трудно его в этом винить, но он мог бы по крайней мере не выказывать своего полного равнодушия столь явно. Выражение его лица ясно свидетельствовало о том, что у меня нет ни малейшего шанса получить у них работу. Тем не менее мне было крайне необходимо попасть на территорию завода.

— Не могу ли я хотя бы осмотреть завод?

— Лично я не возражаю, — ответил он, — но сейчас с этим стало очень строго. Слишком всё засекретили, но если вам уж так хочется, то можете осмотреть центральный ангар. Это даст вам некоторое представление о размахе работ.

Вскоре появился гид. Ему было лет за пятьдесят. Он носил очки в железной оправе и халат, от которого разило бензином и авиационной краской. У него был усталый вид. Вы можете увидеть сотни таких людей на любом предприятии.

— Вы, видно, нездешний, — обратился он ко мне, когда мы вышли из конторы.

— Нет, — ответил я настороженно. — Я только что приехал из Лондона. А вообще-то я канадец.

— Неужели? — спросил он, не поворачивая ко мне головы. — Всю жизнь мечтал побывать в Канаде. И ещё в Южной Америке.

— Я несколько лет работал в Южной Америке, — сказал я ему. — В Чили и в Перу. Прекрасная страна, если ты молод и здоров.

— Что касается меня, то я, как видите, не молод и, уж во всяком случае, не здоров. Сердце пошаливает.

Мы уже прошли полпути от конторы к замаскированным ангарам. Справа находилось громадное поле, на котором испытывались новые самолёты. Гид остановился и тронул меня за руку. Здесь мы были совершенно одни.

— Ну, сердце там или не сердце, — сказал он, доставая пачку сигарет, — а курить хочется.

Он предложил мне сигарету и вынул зажигалку. Стоило мне взглянуть на неё, как я понял, что тут-то и начинается всё, ради чего я приехал в Гретли.

— Не работает, — сказал он, даже не взглянув на меня. — Нет ли у вас огонька?

Я вынул свою собственную зажигалку, и мы прикурили.

Я бы подарил её вам, — заметил я, отчётливо выговаривая слова, — но это подарок друга.

— Не беспокойтесь, — ответил он, — я завтра же починю свою.

Всё было ясно. Мы удовлетворённо взглянули друг на друга.

— Я здесь специально для того, чтобы встретиться с вами, — объяснил я ему.

— Вы избрали неплохой путь, — ответил он. — Конечно, мне многих приходится водить по заводу, но я сразу догадался, кто вы. Поэтому я и заговорил сначала о Канаде и Южной Америке. Мне сообщили кое-какие данные о вас. Давайте пойдём дальше. За нами могут следить.

— Здесь поговорить нам не удастся? — спросил я.

— Что вы, что вы!

— И всё же нам необходимо переговорить как можно скорее.

— Послушайте, Ниланд, я снимаю комнатушку на Раглан-стрит, 15. Та улица, что идёт от верхней Маркет-стрит. Не заблудитесь? Отлично.

— Удалось напасть на след? — спросил я.

— Да, я тут времени не терял. Хотя здесь нелегко работать: весь день привязан к заводу. Ну, а у вас есть что-нибудь?

— Кое-какие наблюдения, но толку от них не много. Вечером всё расскажу. В половине десятого.

Спустя четверть часа я выходил с территории завода. Мне очень понравился этот низкорослый человек — Олни. Бо́льшую часть вечера я провёл у себя в комнате, пытаясь соединить в одно целое разрозненные сведения, которыми уже располагал. Я понимал, что некоторые из них совершенно бесполезны, пока не сравнишь их с наблюдениями человека, прожившего в Гретли некоторое время. Я с большим нетерпением ждал встречи с Олни: помимо всего, очень хотелось снова стать самим собой, два–три часа потолковать спокойно и открыто о нашей работе.

Дверь мне открыла маленькая, похожая на мышку женщина, выглядевшая очень испуганной до тех пор, пока я не объяснил ей, что у меня свидание с её квартирантом мистером Олни.

— К мистеру Олни вверх по лестнице и направо, — пояснила она робко, — но он ещё не вернулся. Можете подняться и подождать его, — продолжала она. — Он прислал записку, в которой просил проводить вас наверх, если он запоздает.

— Да, — отвечал я, — он знал, что я приду.

— Но он почему-то ничего не сказал мне о женщине…

— Какой женщине?

— Видите ли, — тут она понизила голос, — наверху его ожидает женщина. Доктор… Не расслышала её фамилии.

Это было досадно, если только она тоже не была из Отдела.

— Неважно, — ответил я. — Я поднимусь в комнату и подожду его там.

Внезапное появление имеет свои преимущества. Быстро и тихо я поднялся по лестнице и стремительно вошёл в комнату Олни. В самый этот миг женщина скомкала в кулаке листок бумаги и спрятала в карман мехового пальто. Она сделала это инстинктивно. И всё-таки это была любопытная деталь. Она была сильно напугана моим появлением.

— Простите, — начал я, — но я опаздывал на свидание с мистером Олни.

— Он ещё не пришёл, — ответила она, всё ещё не избавившись от испуга. — Я как раз поджидаю его тут.

Это была женщина лет тридцати пяти, с тонким и довольно суровым лицом, с выразительными зеленовато-карими глазами. Но в этих умных глазах я прочёл неуверенность и страх.

— У меня не более как минутный разговор с мистером Олни, — начала она.

— Не беспокойтесь, я могу подождать, пока вы закончите своё дело.

— Вы говорите, что опаздывали?

— Да, — сказал я. — Мы договорились встретиться в полдесятого. Хотите сигарету?

— Спасибо, я не курю.

На этом разговор иссяк. Я закурил сигарету и оглядел комнату. Время от времени я поглядывал на свою соседку.

— Разрешите представиться, — наконец начал я. — Меня зовут Ниланд. Я канадец и только что приехал в ваш город. В поисках работы. Инженер. Я встретился сегодня с мистером Олни на заводе.

— Понятно, — улыбнулась она. — Сколько вам лет? Вы женаты? Чем увлекаетесь?

— С удовольствием удовлетворю ваше любопытство. Мне сорок три. Вдовец, Любимые занятия — рыбная ловля, книги по истории, описания путешествий, картины и не слишком трудная музыка. Вот, пожалуй, и всё.

— Я доктор Бауэрнштерн. У меня практика в Гретли, — сообщила она.

И мы опять замолчали.

— Вряд ли стоит ждать мистера Олни дальше, — сказала она, даже не взглянув на меня.

— Может быть, ему передать что-нибудь, — предложил я. — Я всё-таки собираюсь его дождаться.

— Дело в том… — тут она запнулась, всё так же глядя в сторону. Потом она взглянула на меня в упор своими живыми испуганными глазами. Так, как часто смотрят люди, прежде чем рассказать вам явную небылицу. — Мистер Олни — один из моих пациентов. Вчера я выписала ему рецепт, который можно заменить на лучший, поэтому я и заглянула сюда по пути домой. Вот и всё.

Тут я решил закинуть удочку.

— Вероятно, та бумага, которую вы спрятали в карман при моём появлении, и была тем самым рецептом.

Она и до этого была бледна, но после моих слов побелела как бумага. Впрочем, это продолжалось недолго. Уже через секунду она сделала вид, что оскорблена.

— Когда вы ворвались сюда, — сказала она голосом, который звучал будто издалека, — я как раз читала письмо. И вполне попятно, вы меня испугали…

— Я знаю, но я ведь извинился. И вообще я сожалею, что интересовался вещами, которые меня не касаются. Боюсь, что я был недостаточно вежлив и слишком любопытен.

— Да, — подтвердила она, перед тем как уйти. — Я заметила, что вы очень любопытны. И вовсе не потому, что вы задавали вопросы. У вас беспокойный, нескромный и очень печальный взгляд. И поделом вам. Прощайте.

Прежде чем я нашёлся что ответить, она захлопнула за собой дверь.

Около четверти одиннадцатого я услышал звонок в прихожей и голоса.

Кто-то пришёл. Я осторожно выглянул и увидел полицейского. Я сразу же узнал его. Это был тот самый болван сержант с массивным подбородком, которому я так не понравился на заводе Чатэрза. Он поднимался по лестнице.

Я имел в своём распоряжении не более двух секунд. Было только два выхода: или остаться, в таком случае я не смог бы избежать разговора с ним, или бежать. Если он застанет меня здесь, это покажется ему подозрительным, и тогда полиция не спустит с меня глаз.

Итак, мне оставалось только бежать. Я бросился к окну, занавешенному тяжёлыми шторами, нырнул между ними, открыл створку, ухватился за подоконник, выпрыгнул и тут же услышал крик сержанта наверху. На улице тоже раздавались голоса. Я вскочил на ноги. Свет, падавший из окна, помог мне быстро найти калитку. Я вышел из неё, повернул направо и бросился вниз по переулку. Я был уверен, — что сержант последует за мной в окно. Тут я услышал приближающиеся ко мне навстречу шаги. Было скользко, и я понимал, что от полиции мне не уйти. Я юркнул в первую же подворотню, пробежал по тропинке и через незапертую дверь чёрного хода проник в тёмную комнатушку. Наверное, это была маленькая кухонька.Я не знал, что творится на улице, но было ясно, что выходить в переулок для меня опасно. Лучше остаться здесь возможно дольше или же попытаться улизнуть через парадный вход. Тут только я заметил, что оставил пальто и шляпу в комнате Олни. Навряд ли теперь удастся заполучить их обратно. Разве только в полицейском участке. Конечно, найти меня по этим предметам невозможно: на них не было даже фирменных ярлыков. Два года работы в Отделе кое-чему меня научили. Тем не менее всё это было досадно, и я ругал себя за то, что не предусмотрел такого поворота дела.

К счастью, электрический фонарик я носил во внутреннем кармане пиджака. С его помощью я выбрался из этой грязной кухни, пахнущей крысами и помоями. Дом, в котором я оказался, был как две капли воды похож на дом Олни. Такая же прихожая, лестница… Когда я пробирался вперёд, послышались голоса из-за ближайшей двери. Я прислушался и через минуту без труда узнал один из них. Это был голос комика Джимбола. Он, вероятно, отдыхал после спектакля.

Я постучал и вошёл. Да, это был он. Ещё со следами грима на своём испитом лице, но по-домашнему — без воротничка и галстука. Кроме него, за столом сидела толстушка, одна из танцовщиц и молодой человек. Они, видимо, только что кончили трапезу и сейчас, покуривая сигареты, допивали пиво. В комнате было тепло и стоял такой запах, словно здесь не переставая пили, ели и курили без перерыва в течение последних двадцати лет.

— Мистер Джимбол? — спросил я, поспешно прикрывая за собою дверь.

— Да, это я, — отвечал он без всякого удивления.

— Извините, что я зашёл к вам так запросто, — начал я.

— Ничего, ничего, дружище, — ответил он весело. Вероятно, на отдыхе, после спектаклей, ему даже удовольствие доставляло увидеть новое лицо. — Знакомьтесь. Миссис Джимбол. А это моя дочь со своим мужем. Оба заняты в спектаклях. Ведь вы видели наше представление?

— Да, прошлым вечером, — ответил я с воодушевлением. — Мне ужасно понравилось. Поэтому-то я и зашёл к вам. Меня зовут Робинсон. Я навещал друзей неподалёку отсюда, и они сказали, что вы остановились в этом доме. Я хотел вам задать несколько вопросов. Я позвонил, но никто не вышел, а поскольку на улице холодно и к тому же я слышал ваши голоса, то решил подняться. Надеюсь, вы не возражаете?

Я адресовал свою речь миссис Джимбол очень вежливым тоном, и она была польщена моими словами.

— Пустое. Не стоит извинений, — ответила она. — Очень рада встретиться с вами, мистер Робинсон.

— Значит, говорите, озябли, старина? — спросил Гэс, вставая и отодвигая от стола свой стул. — Видать, придётся снова накрывать на стол, мать. Лори, Додд, а ну-ка помогите матери. Так, говорите, вам понравилось представление, мистер Робинсон?

— Да, очень. Как оно могло не понравиться!

— Да уж понятное дело, — заявил Гэс. — Меня здесь в Гретли любят. Это надо прямо признать.

— За ваше здоровье, мистер Джимбол! — воскликнул я, поднимая стакан пива.

— Спасибо, дружище. Так говорите, вы хотели задать мне какие-то вопросы?

— По сути, дело пустяковое, — сказал я извиняющимся тоном. — Но меня очень заинтересовал один номер программы, и я думал, что вы сможете рассказать мне о нём. Дело в том, что у одного моего друга, канадца французского происхождения, была сестра, знаменитая гимнастка. Мне известно, что несколько лет назад она уехала сюда поступать в водевильную труппу. Так вот. Вчера, когда я увидел мадемуазель Фифин, я подумал: не она ли сестра моего приятеля?

— Ясно, — промолвил Гэс. — Вы не поверите, мы только что говорили о ней.

— На мой взгляд, ничего в этом нет удивительного.

— Мы почти всегда говорим о ней, — сказала Додд.

— А ты помолчи! Или… ступай-ка ты спать, — оборвал её Лори. — Как звали сестру вашего приятеля?

— Элен Мальвуа, — ответил я сразу, вспомнив имя старой девы, которую я когда-то встречал в Квебеке.

— Нет, это не она, — заявил Гэс серьёзным и важным тоном, видимо, наслаждаясь значительностью собственной персоны. — Мне случайно известно, что настоящее имя Фифин — Сюзанна Шиндлер. Да, Сюзанна Шиндлер, — повторил он снова. — Она родом из Страсбурга. Это мне достоверно известно.

— В таком случае она не та, кого я ищу, — ответил я. — И тем не менее ваша акробатка удивительно похожа на сестру моего канадского приятеля. Та тоже была великолепной артисткой.

— Да, артистка она превосходная, — сказал Гэс, между тем как трое остальных обменялись понимающими взглядами. — Хорошо обдумывает свои номера и подаёт их с большим мастерством. В то же время, знаете ли, очень странная особа. Очень странная!

— Странная? Да она ненормальная! — закричала Додд. Вы только вспомните, как она до смерти напугала двух бедных хористок, когда они случайно вошли к ней в уборную в Сандерланде.

— Я всегда это говорила, — вставила миссис Джимбол, казавшаяся на взгляд не очень интересной собеседницей. — Не правда ли, Гэс? Я же их предупреждала, что от неё хлопот не оберёшься. Я не имею в виду попойки или там мужчин…

— Насчёт мужчин я не очень уверен, — заметил Лори, — хотя, судя по тем нескольким, которых я видел с ней, у неё довольно странный вкус.

— Какие там мужчины! — решительно вмешалась Додд. — Спросите Розу или Филлис. Они вам расскажут.

— А ну хватит! — отрезал Гэс. — А то ещё мистер Робинсон плохо подумает о нашей труппе. Нет, она очень странная артистка. Потому что я их немало перевидел на своём веку. Начнём с того, что она не заводит друзей. Можно работать с ней месяцами и не обмолвиться и с словечком. Разве что она пожалуется на реквизит.

— Быть может, оттого, что она не очень-то владеет английским, — предположил я.

— Уж эти мне иностранки! — бросила миссис Гэс с отвращением. — Пальцем бы до них не дотронулась. Право! Такие грязнухи!

Минутку, — остановил её Лори, — уж Фифин никак нельзя назвать грязнухой.

— С виду они, может быть, и не грязны, но души у них чёрные, — отрубила миссис Гэс.

— Ты, мать, сама не знаешь, о чём толкуешь, — сказал Гэс, шлёпнув её по необъятному бедру. — А сейчас все замолчите и дайте мне вставить хоть слово. Конечно, всё это хорошо, да я встречал таких, что и двух слов не скажут, а заговорят тебя до смерти. Нет в ней дружелюбия, вот что я скажу. Не компанейский она человек, да и работой она не очень-то интересуется. Вы не подумайте, мистер Робинсон, что я жалуюсь. Она имеет большой успех у публики. Да вы и сами вчера видели. И всё-таки верьте не верьте, а она может куда лучше…

— Как так? — совершенно искренне удивился я.

— Ну, представление вам знакомо. Она заставляет публику считать свои трюки. Разумеется, это неплохо придумано. Так вот. Каждый вечер я стою за кулисами и слышу, как они считают. И вот стал я подмечать… Видите ли, она могла бы повторять свои трюки большее количество раз, если бы работала в полную силу. Иной вечер она повторяет трюк всего четыре–пять раз. А я уверен, что ей не представляет труда сделать его раз пятнадцать–двадцать. И главное, так идёт из представления в представление. Вы меня понимаете, мистер Робинсон?

С серьёзным видом я ответил, что понимаю.

Тут нас ожидал сюрприз со стороны Додд.

— А я знаю, почему она каждый раз меняет число трюков, — начала она.

И вовсе не каждый раз, — заявил Лори. — Иногда один и тот же счёт держится несколько представлений подряд. Я знаю, потому что нарочно следил за счётом.

— Выходит, ты пялил глаза на её толстые ноги? — хмуро спросила Додд. — Она меняет счёт, потому что верит в приметы. Она однажды сама сказала нам с Филлис. Ужасно суеверная. Всё время сидит в своей уборной и гадает на картах. И только себе, а нам ни за что не погадает. Ненормальная, и всё тут! И давайте перестанем о ней говорить.

— С чего бы это? — воскликнула миссис Гэс, посмотрев на дочь сердито. — Тебе не интересно, так, может, другим интересно.

— А какие мужчины её навещают? — спросил я.

— Я помню двух–трёх. Ничего особенного. Насколько помнится, все пожилые. Самые обычные люди.

— Те, которых я с ней видел, — вступил в разговор Лори, — не похожи на ухажёров. Вы понимаете, о чём я говорю? Я видел их пару раз в ресторанах. Они даже за руки не держались.

— Не все похожи на тебя, — уколола его Додд, которая была одной из тех жён, что считают своим долгом то и дело унижать своих мужей на людях.

— Ты знаешь, что я имею в виду! — сердито закричал Лори. — Я имел в виду, что это совсем не похоже на ухаживание. Больше смахивает на бизнес, хотя одному богу известно, что это может быть за бизнес.

Миссис Джимбол вдруг принялась зевать во весь рот.

Я допил пиво.

— Большое спасибо за угощение, — поблагодарил я. — Мне было очень интересно с вами. Ещё раз спасибо за вчерашнее представление, мистер Джимбол, — мы обменялись рукопожатием.

— Я провожу вас, — сказал Лори.

Когда мы вышли в прихожую и дверь за нами закрылась, он вдруг тихо спросил:

— Вы ведь сыщик, не так ли? Ладно, ладно, я знаю, что вы ничего мне не скажете. Но вы должны быть мне благодарны за то, что я вас не выдал. Видите ли, вы заявили, что прошли через эту дверь Так вот я входил в неё последним и знаю, что она не только замкнута, но и закрыта на засов. Я сразу понял, что вы проникли сюда другим путём. Понимаете?

— Ну, хорошо, Лори, — ответил я, — не будем спорить. Но я буду очень признателен, если вы оставите это при себе. Рассчитываю ещё увидеть вас, прежде чем вы покинете этот город.

— Мы здесь пробудем всего три ночи. Но вы можете заходить когда угодно. Моя уборная в театре… Собственно, я не могу назвать её своей, потому что нас там трое, рядом с уборной Фифин. Ей приходится покидать свою уборную дважды за представление. Вы понимаете, что я имею в виду?

Я вышел. Ночь казалась особенно холодной, ведь на мне не было ни пальто, ни шляпы. Темь, как обычно, была страшная. Мне удалось незаметно добраться до отеля. Какая жалость, что мы так и не встретились с Олни. На душе у меня было тяжело. Но вечер не пропал зря Стоило серьёзно подумать над тем, что я узнал о Фифин. А кроме того, эта странная доктор Бауэрнштерн с её подозрительными привычками навещать своих пациентов, когда они здоровы. Докуривая свою трубку, я думал о том, что уж больно много женщин замешано в этой гретлевской истории, уже сейчас я знаю пятерых, кого не следует упускать из виду. Мне совершенно необходимо увидеться с Олни.